Текст книги "Капитан Железная Голова (Капитан флибустьеров)"

Автор книги: Густав Эмар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Медвежонок тотчас велел предупредить испанцев.

Спустя десять минут караван покинул дом и направился к горам, удаляясь от моря.

Во главе шли Тихий Ветерок и Медвежонок, сопровождаемый своими неразлучными спутниками – собаками и кабанами.

Далее верхом на лошадях следовали две женщины. Они до того тщательно закутались в свои мантильи и шарфы, что из всего лица были видны одни только черные глаза, блестевшие словно карбункулы, когда они с беспокойством оглядывались по сторонам.

За ними в нескольких шагах шли испанские пленники, нахлобучив шляпы с широкими полями и с головой, до самых глаз, окутав себя толстыми складками плащей.

Испанцы ни в какую погоду, дождь ли, солнце ли, холодно или жарко, в Европе они или в Америке, не расстаются со своим плащом; это неизменная и в то же время любимейшая их одежда.

Два слуги Медвежонка и два – Тихого Ветерка шли на флангах колонны, с ружьем на плече, пистолетами и топором за поясом, штыком и ножами в ножнах из крокодиловой кожи на боку.

Редкие прохожие, которые встречались флибустьерам на улицах, почтительно кланялись им и желали счастливого пути, ничем не изобличая нескромного любопытства; караульные у городских ворот подняли решетку и опустили подъемный мост, едва завидев их, и вскоре маленький караван очутился в открытом поле.

ГЛАВА IV. Как флибустьеры нашли Польтэ, который один-одинешенек оцеплял полусотню испанцев

Было еще темно; чувствовался резкий холод. Волны Антильского моря вспыхивали на горизонте кровавым оттенком; солнце готово было выйти из недр волн.

Путешественники пробирались по узкой и каменистой дороге, окаймленной с обеих сторон частым кустарником сасафраса, среди которого местами возвышались кокосовые пальмы, чьи густые верхушки слегка колебал затихающий утренний ветерок.

Вдали виднелась темная и величественная масса самого густого леса в Артибоните, над которым выступала остроконечная вершина невысокой горы Куридас.

Равнина пробуждалась, и все таинственные ее обитатели по-своему приветствовали возвращение света.

Отвратительные пипы, гады из семейства жаб, с бычьим голосом, мычали у какого-нибудь неизвестного болота, над которым с жужжанием кружились тучи москитов; кампанеро, или птица-колокол, повторял свою однообразную и пронзительную нотку через равномерные промежутки; обезьяны визжали наперебой, свиньи пекари глухо хрюкали в колючем кустарнике, и исполинские грифы, широко распустив свои большие крылья, описывали громадные круги в воздухе, испуская отрывистые, пронзительные крики, к которым примешивалось мяуканье диких кошек и веселое пение тысяч птиц всех родов и цветов, зябко нахохлившихся в густой листве.

Путешественники шли довольно быстро, отчасти чтобы согреться – на Санто-Доминго утро бывает крайне холодным – отчасти чтобы вернуть время, потерянное на приготовления к дороге.

По выходе из города никто не проронил ни слова.

Флибустьеры курили коротенькие трубочки, испанцы же, вероятно, размышляли о счастливом и неожиданном событии, которое возвратило им свободу, когда перед ними была открыта одна печальная перспектива вечного рабства.

Однако, когда мрак совсем рассеялся и на смену ему пришел ослепительный тропический свет, перед которым самый прекрасный день нашей старой Европы кажется серым и туманным, путешественники стали понемногу оживляться, и в разных группах, из которых состоял караван, уже успели переброситься несколькими словами.

Медвежонок Железная Голова, обычно такой хладнокровный и сдержанный, казался чем-то озабоченным, даже взволнованным; он то и дело оглядывался назад или по сторонам, на вопросы товарища отвечал невпопад, иногда вдруг останавливался без видимой причины и с досадой снова пускался вперед.

– Что это сегодня на тебя нашло? – вскричал наконец Тихий Ветерок. – Четыре раза я повторяю один и тот же вопрос, а ты не удостаиваешь меня ответа. Хороший же ты после этого собеседник!

– Я не слышал, – ответил Медвежонок тоном человека, который внезапно проснулся.

– Это дело другое; стало быть, ты оглох.

– Оглох?

– Разумеется, раз ты не слышишь. Берегись, дружище, – прибавил Тихий Ветерок, наклоняясь к уху капитана, – если так пойдет и дальше, я поневоле приду к заключению, что Лоран был прав.

– С какой стати приплетаешь ты Лорана? – возразил Медвежонок, невольно вздрогнув.

– Еще бы! Разве он не говорил, что ты вдруг воспылал участием к испанским пленникам из-за прекрасных черных глаз одной из сеньорит, если не обеих?

– Да я еще и лиц-то их не видел.

– Тем более, приятель.

– Ты бредишь!

– Разумеется, я брежу, а ты в полном рассудке; это дело решенное. Однако, как я ни брежу, будь я на твоем месте, не упустил бы случая, которого, пожалуй, более не представится; я подошел бы к дамам и отважно вступил с ними в разговор.

– Что же я выиграю этим?

– Удовольствие услышать нежный и мелодичный голос, который будет ласкать твой слух; разве этого мало?

– Но о чем же мне говорить?

– Вот тебе на! Нашел трудность! Говори с ними обо всем на свете, о дне и ночи, о погоде, настоящей и будущей.

– Премилый предмет для беседы, в особенности занимательный, – возразил капитан, презрительно пожав плечами.

– Занимательнее, чем ты полагаешь; сейчас докажу тебе это.

– Ты?

– Ив одну секунду; вот, смотри.

Тихий Ветерок остановился, поджидая, чтобы дамы поравнялись с ним.

– Извините, сеньорита, – вежливо обратился он к той, которая ехала ближе к нему, – кажется, у вашей лошади ослабла подпруга, позвольте мне осмотреть ее.

– Извольте, сеньор, – ответила дама.

Тихий Ветерок с самым серьезным видом осмотрел подпругу.

– Я ошибся, – сказал он через минуту, – все в порядке.

– Благодарю за внимание, сеньор.

– Не позволите ли вы задать вам один вопрос? – едва слышным голосом обратилась к нему другая дама.

– Весь к вашим услугам, сеньорита, так же как и мой друг, – с почтительным поклоном отвечал Тихий Ветерок, указывая на Медвежонка, который шел рядом с ним и, чувствуя, что стал предметом внимания дам, не знал, куда себя девать.

– Долго мы еще будем путешествовать таким образом? – спросила дама.

– Я не могу ответить вам определенно, сеньорита, по той простой причине, что сам не знаю.

– Однако вы же должны знать, куда ведете нас? – настаивала незнакомка.

– Приблизительно.

– Как это приблизительно? – испанка разразилась свежим и мелодичным смехом.

– Берегись, Лилия, ты задаешь нескромные вопросы, – остановила ее спутница.

– Я? Чем же мой вопрос нескромен, любезная Эльмина?

– Ты должна бы понять, что эти господа, вероятно, имеют важные причины отвечать тебе таким образом.

– Вы напрасно так думаете, сеньорита, – вдруг вмешался в их разговор капитан, – смею вас уверить, что слова моего друга – чистейшая правда.

– Я верю вам, – с глубоким чувством ответила донья Эльмина, – вы обошлись с нами так благородно и великодушно, что мы ни одной минуты не позволим себе сомневаться в вашей правдивости.

– Позвольте, сеньорита, я объясню вам в двух словах то, что может казаться загадочным. Вам, вероятно, известно, что мы пребываем в постоянной войне с вашими соотечественниками?

– Да, я знаю, – ответила донья Эльмина слегка изменившимся голосом.

– Итак, нам необходимо соблюдать величайшую осторожность, приближаясь к испанской границе, если мы не хотим угодить в засаду.

– Однако с нами, – перебила его с живостью донья Лилия, – опасности этой не существует. Если бы напали на нас…

– Молчи, Лилия, ради Бога! – вскричала с испугом донья Эльмина и даже схватила спутницу за руку.

– Мы – моряки, как вы можете убедиться, – продолжал, улыбаясь, капитан, – стало быть, очень мало знакомы с местами, где теперь находимся. Поэтому мы разыскиваем приятеля-буканьера, который охотится где-то поблизости и наверняка поможет нам изыскать средство беспрепятственно достигнуть какого-нибудь города или испанского местечка. Вот и вся тайна, сеньорита.

– Благодарю вас, кабальеро; действительно, все очень просто, и я сознаюсь, что ваш друг не мог ответить иначе.

Испанцы между тем мало-помалу подошли ближе и слушали этот разговор с видом отчасти недовольным, точно непомерная кастильская спесь не могла вынести, чтобы испанки унизились до разговора с ворами-флибустьерами, хотя эти воры и оказали им громаднейшую услугу.

флибустьеры, однако, сочли за лишнее продолжать разговор, в котором участвовало столько лиц; они почтительно раскланялись с двумя всадницами и заняли свое прежнее место во главе каравана.

– Ну! – со смехом воскликнул Тихий Ветерок. – Как видишь, не трудно было.

– Ты прав, но что же это дало?

– Что дало? Во-первых, мы узнали имена этих дам, и, кстати будь сказано, я нахожу их прелестными; а ты? Далее, мы сделали открытие, что наши бывшие пленницы гораздо знатнее, чем хотят казаться.

– Когда же и как ты сделал это великое открытие? – с усмешкой спросил Медвежонок.

– Самым естественным образом на свете, когда донью Лилию вдруг остановила подруга – вероятно, чтобы не позволить ей выдать их тайну.

– Действительно, и я теперь припоминаю, что меня это удивило.

– Но мы выходим теперь на равнину Артибонита, – сказал Тихий Ветерок. – Надо держать ухо востро. Менее чем через час мы должны встретить Польтэ.

Было около половины одиннадцатого; путешественники шли уже более шести часов. Дорога, по которой они направлялись, вела к обширной равнине, покрытой высокой травой, местами перерезанной довольно широкими трясинами и мелкими речками. Оставаясь справа, остроконечный Куридас возвышался над равниной своей темной и величественной массой.

Зной становился томителен. Испанцы, вероятно люди богатые и избалованные всеми утонченностями роскоши и комфорта, очевидно, страдали от усталости: они с трудом передвигали ноги, спотыкаясь о каждый камушек на дороге, но терпели с безмолвным смирением, не позволяя себе ни малейшей жалобы.

Что же касается флибустьеров, то, давно свыкшись с жизнью в суровых условиях, они как бы шутя могли побороть величайшие трудности и потому продолжали идти прежним твердым шагом.

– Мне кажется, – заметил капитан, – что, несмотря на проявляемый из гордости стоицизм, наши бывшие пленники были бы совсем не прочь отдохнуть часок-другой. Что ты скажешь на это, дружище?

– Разделяю твое мнение; они едва тащатся за нами. На что уж я привычен ко всяким невзгодам, и то уже искал глазами удобное место для стоянки, – ответил Тихий Ветерок.

Караван проходил в это время густой лес, который, по-видимому, простирался во все стороны на довольно большое расстояние.

– Мы расположимся в тени, – продолжал флибустьер, – когда достигнем края леса. Неосторожно было бы останавливаться здесь. Я люблю видеть все вокруг себя. Не доверяю я этим стенам из листвы и лиан: никогда не знаешь, что за ними кроется.

Едва успел он договорить, как где-то неподалеку раздался выстрел, а вслед за ним – грозный и сильный голос:

– Я запретил стрелять, черт возьми! К чему попусту тратить порох, будьте вы прокляты! Ведь собаки испанцы окружены и уйти не могут!

Путешественники вздрогнули и остановились.

Они предугадывали борьбу, быть может, даже кровопролитную, какие часто происходили в глубине этих неведомых равнин, когда испанцы и буканьеры неожиданно сталкивались нос к носу.

– Это Польтэ, – шепнул Тихий Ветерок на ухо капитану. – Тут кроется какая-нибудь проказа. Слушай!

В лесу раздался тяжелый топот отряда солдат.

– Ваши хитрости нас не проведут, – ответил по-кастильски надменный голос, – люди, с которыми вы говорите, существуют только в вашем воображении.

– Вы так полагаете? – тотчас возразил Польтэ, посмеиваясь. – Повторяю, вы окружены значительными силами. Берегитесь! При малейшем вашем движении в вас будут стрелять одновременно со всех сторон.

Испанцы, по-видимому, поверили угрозе, потому что топот мгновенно прекратился.

– Покажитесь, по крайней мере! – опять вскричал с нетерпением испанский офицер. – Покажитесь, чтобы мы знали, с кем имеем дело!

– Вы увидите нас скорее, чем полагаете, – ответил Польтэ прежним насмешливым голосом, – попали же вы впросак, господа! Вам остается только одно средство выйти из беды, предупреждаю вас, – это немедленно сложить оружие и безоговорочно сдаться.

– Мы не можем вести переговоров с невидимым неприятелем, – вновь послышался голос, надо полагать, командира испанского отряда.

– Как угодно. Я даю вам пять минут на размышление. Воцарилось безмолвие.

Действующие в этой сцене лица, все еще невидимые, вероятно, совещались между собой.

Медвежонок шепнул несколько слов Тихому Ветерку; тот выразил согласие движением руки и тихим условным свистом с переливами подозвал к себе четырех слуг, которым отдал приказания, между тем как капитан направился к пленникам.

– Господа, – обратился он к ним, – вокруг нас происходит что-то странное, как вы сами слышали. Несколько наших товарищей вступили в борьбу с испанским отрядом. Дайте нам честное слово не вмешиваться, что бы ни случилось, не произносить ни одного слова, не делать ни одного движения, которое могло бы изобличить ваше присутствие. Если вы откажетесь, соображения безопасности вынудят нас прибегнуть к мерам, которые претят нам, особенно в том положении, в которое мы поставлены друг перед другом.

– Сеньор кабальеро, – ответил с достоинством один из пленных, – вы проявили рыцарское благородство в отношении нас, так можем ли мы отказаться исполнить ваши требования? От имени моих товарищей и моего собственного я даю вам честное слово, что бы ни случилось, соблюдать строжайший нейтралитет. Мы нарушим его только в том случае, если вам понадобится помощь, если счастье изменит вам и вашей свободе или жизни будет грозить опасность.

– Принимаю ваше слово, кабальеро, – с этими словами Медвежонок вежливо раскланялся с испанцами и вернулся к Тихому Ветерку.

По приказанию последнего слуги скрылись за деревьями и пробирались, скользя как змеи, сквозь кустарник.

– Пять минут прошли, – сказал Польтэ, – сдаетесь вы или нет?

– Невидимому неприятелю мы не сдаемся, – тотчас ответил испанский офицер.

– Ах, вот как! Ну так мы посмеемся! – вскричал буканьер своим насмешливым тоном. – Слушай меня, братья!

– Рады стараться, капитан! – разом грянули несколько грозных голосов с разных сторон в одно и то же время.

Истрашный треск сломанных ветвей раздался в кустарнике.

Это ответили слуги Тихого Ветерка и Медвежонка.

– Открыть огонь! – крикнул Тихий Ветерок.

– Постой! – ответил буканьер, не проявляя ни волнения, ни удивления при помощи, так кстати пришедшей, словно с неба свалившейся, к нему в самую критическую минуту. – Возьми двадцать человек, Тихий Ветерок, и отрежь отступление этим негодяям.

– Железная Голова с пятнадцатью братьями уже заняли эту позицию.

– Хорошо; бить всех без пощады, Железная Голова, слышишь? Надо проучить мерзавцев по заслугам, – с невозмутимым хладнокровием продолжал Польтэ.

– Будь спокоен, брат, не уйдет ни один, – твердым голосом отозвался Медвежонок.

Оторопев от многоголосицы, когда они думали, что имеют дело всего с одним противником, испанцы даже не пытались защищаться; они сочли себя погибшими, когда услышали имена Тихого Ветерка и Медвежонка Железная Голова, грозная слава которых леденила их ужасом.

– Мы сдаемся! – крикнул офицер. – Пощадите во имя святой Троицы, сеньоры!

– Бросайте оружие! – приказал Польтэ. – Четыре человека сюда, чтобы подбирать копья этих мерзавцев!

Тихий Ветерок, Медвежонок и два слуги пошли по направлению к Польтэ, который, притаившись за кустом, хохотал до упаду от славно сыгранной с испанцами шутки.

– Сколько у тебя человек с собой? – спросил его Тихий Ветерок.

– Я один; эти собаки застигли меня врасплох, когда все трое моих слуг отправились на охоту. Все равно, – прибавил Польтэ, протягивая руку двум флибустьерам, – вы можете считать, что поспели вовремя: мое положение становилось не то чтобы опасным, но достаточно затруднительным.

– Великолепная мысль: одному оцеплять целый испанский отряд! – восторженно вскричал Тихий Ветерок. – Это верх смелости!

– Шутишь, брат; у меня не оставалось иного выхода из западни, в которую я угодил. Все равно, когда я услышал твой голос, у меня прямо от сердца отлегло… Но нельзя давать времени опомниться этим трусам.

Флибустьеры вышли из-за кустов и приблизились к отряду, держа ружья наготове, со взведенными курками, чтобы при малейшем подозрительном движении неприятеля мгновенно дать залп.

Но все предосторожности оказались излишними: испанцы даже не помышляли о сопротивлении.

ГЛАВА V. Что произошло на равнине между испанцами и Береговыми братьями и как они расстались

Испанскую границу охраняли от постоянных вторжений французских буканьеров отряды по пятьдесят человек под командой одного альфереса 55
  Альферес – подпоручик.


[Закрыть]специально с этой целью сформированные. Сначала им дали ружья, но вскоре ружья заменили копьями.

Причина этой перемены оружия, на первый взгляд лишенной всякой логики, заключалась именно в страхе, который внушали французские буканьеры своим врагам; как только испанские солдаты оказывались на равнине, они принимались палить из ружей в воздух и не прекращали этого занятия, пока не истощали все запасы пороха; цель же пальбы состояла в том, чтобы предупредить буканьеров о своем присутствии и таким способом заставить их идти в другую сторону, что, разумеется, те и делали, не из страха, но чтобы не прекращать охоты.

Подобная предосторожность, заключавшаяся в том, чтобы вооружить копьями солдат, посылаемых против неприятеля с превосходными ружьями, который славился своим искусством в стрельбе и попадал в пятистах шагах в стебелек апельсина на дереве, компрометировала и солдат, и правительство, которому они служили.

Действительно, чего можно было ожидать от такого войска при стычках и что думать о гуманности правительства, которое холодно и спокойно посылало этих бедняг на верную смерть?

Полусотня, возглавляемая альфересом, выстроилась в десяти шагах от леса, на открытом месте, но со всех сторон окруженном густым кустарником, который воображение испанцев от страха населило невидимым неприятелем.

Копья и сабли кучей лежали перед ними на земле.

Между тем Польтэ шел немного впереди своих товарищей.

Он насмешливо посмотрел на испанцев и после минутного молчания, от которого у побежденных мороз пробежал по коже, решил наконец заговорить своим прежним шутливым тоном.

– А-а! Кабальерос, – воскликнул он, – вы решились сдаться?

– Долг велит нам слагать оружие перед превосходящими силами, – смиренно ответил альферес.

– Но теперь, – продолжал Польтэ с насмешливым видом, – вы признаете, что были не правы?

– Как видите, мы сдались немедленно.

– Я вижу, – грубо вскричал Польтэ, захохотав прямо в лицо альфереса, – что вы олухи и трусы!

– Милостивый государь! – вскричал офицер, подняв голову.

– Уж не думаете ли вы опять задирать нос? Предупреждаю вас, хвастливые выходки теперь неуместны. Вы сдались шести человекам, – прибавил он с невероятным нахальством. – Правда, – заключил он с гордостью, – эти шесть человек – Береговые братья и каждый из них стоит десяти испанцев.

– Проклятие! – с яростью вскричал офицер.

– Довольно жалоб и покоряйтесь добровольно, государи мои, – сухо сказал буканьер. – Сеньор альферес, велите вашим людям связать друг друга.

– Но какие же ваши условия?

– Никакие; вы сдались без всяких условий; я поступлю с вами как мне заблагорассудится.

Что оставалось делать несчастным солдатам, попавшим в эту западню? Одно средство только и представлялось: полной покорностью смягчить своих грозных победителей; так они и поступили.

Через пять минут весь отряд был крепко связан им же самим. Только офицер, из уважения к его чину, оставался на свободе.

Польтэ поднял шпагу и, подавая ее альфересу, сказал с убийственной иронией:

– Возьмите, сеньор кабальеро, я не позволю себе лишить вас оружия, которым вы так хорошо владеете.

При этой жестокой обиде молодой офицер сделался бледен как смерть; по его телу пробежала нервная дрожь. Он схватил шпагу дрожащей рукой, взмахнул ею так, что со свистом рассек воздух, и плашмя ударил буканьера по щеке.

Польтэ заревел как тигр, кинулся на молодого человека и уложил его на месте ударом топора.

– Благодарю, – прошептал офицер, – по крайней мере, я умру смертью солдата!

Его тело передернуло от последней предсмертной судороги, и глаза сомкнулись.

Молодого альфереса не стало.

Кровавый эпизод, который так трагически завершил комедию, навеял грусть на лица присутствующих.

– Ты погорячился, – сказал буканьеру Тихий Ветерок.

– Правда, – откровенно признался Польтэ.

– Это был храбрый молодой человек.

– Он это доказал; я не сержусь на него.

– Очень кстати, – ответил Тихий Ветерок, невольно улыбаясь странной логике Польтэ.

– Теперь поговорим о деле, – вмешался Медвежонок.

– О каком?

– О том, что привело нас сюда.

– Правда, я и забыл; о чем идет речь, брат?

– Прежде всего о завтраке, – сказал Тихий Ветерок, – мы умираем с голоду; где твой букан?

– В двух шагах. Следуйте за мной.

– С нами есть испанцы, – заметил Медвежонок.

– Пленники?

– Нет, мы им возвратили свободу.

– Где же они?

– Там в лесу, за деревьями.

– Как быть? – вскричал Польтэ. – Ах! Знаю теперь, – прибавил он спустя минуту, – ступай за освобожденными пленниками, Тихий Ветерок. Ты, Медвежонок, оставайся со слугами здесь и карауль этих негодяев, а я пойду и через четверть часа вернусь. Вместо того, чтобы нам идти к букану, он придет к нам.

– Славная мысль!

Польтэ взял ружье под мышку и удалился большими шагами, тогда как Тихий Ветерок направился обратно в лес.

Оставшись один, Медвежонок не терял времени; с помощью слуг он вырыл могилу, опустил в нее тело несчастного офицера, а его шпагу положил рядом. Потом могилу засыпали землей и навалили на нее большие камни, чтобы оградить от диких зверей.

Оторопев от страха, испанские солдаты, мрачные и печальные, молча присутствовали при этом погребении.

Трагическая смерть командира внушала им грустные опасения относительно участи, ожидавшей их самих.

Когда подошли освобожденные испанцы, которых привел Тихий Ветерок, могила уже была засыпана и все следы убийства стерты с такой тщательностью, что ускользнули бы даже от более опытных глаз. Медвежонок Железная Голова и Тихий Ветерок помогли дамам сойти с лошадей и вежливо проводили их до навеса, в несколько ударов топора устроенного слугами, под которым можно было укрыться от знойных лучей солнца.

Мужчинам была предоставлена свобода расположиться как они хотят, с одним условием: не подходить к солдатам и не говорить с ними.

В ту минуту, когда флибустьеры, раскланявшись, хотели отойти отдам, те быстро переглянулись и сделали движение, будто желают остановить их.

– Что вам угодно, сеньориты? – спросил Медвежонок, угадав, что дамы собираются заговорить с ними.

Еще с минуту испанки колебались.

– Сеньор кабальеро, – наконец решилась сказать донья Эльмина, – быть может, случая обменяться с вами перед расставанием, которому наверно суждено быть вечным, двумя словами больше не представится. Позвольте же выразить вам искреннюю благодарность, которую одна только смерть изгладит из нашего сердца. Вам мы обязаны жизнью и честью, самым драгоценным благом для женщины. Благодаря вашему великодушному заступничеству и вашему самоотвержению, капитан Железная Голова, нам возвратили свободу и через несколько часов мы опять будем среди наших соотечественников.

– Сеньорита, – перебил капитан с достоинством, которое чрезвычайно удивило его собеседниц, – я поступил так, как предписывала мне честь благородного рода.

– Положим, капитан, – продолжала донья Эльмина, – я не буду настаивать на этом. Теперь я знаю, что мне думать о флибустьерах и буканьерах, которые всегда представлялись мне людьми жестокими, без правил и чести. Я сохраню о них самое приятное воспоминание, и когда в моем присутствии будут нападать на них, я сумею теперь взять их сторону.

– Ваше снисхождение и доброта, сеньорита, являются для меня высочайшей наградой.

– Мы не можем открыть вам своих имен и звания, но мы погрешили бы против должного к вам уважения, если бы, перед тем как расстаться, не показали лиц, которых вы никогда более не увидите, но о которых, быть может, сохраните воспоминание. Итак, вот, взгляните.

Донья Эльмина быстро откинула с лица шарф, и ее спутница сделала то же.

Крик удивления вырвался у флибустьеров при внезапном виде двух пленительнейших лиц.

Донье Эльмине и донье Лилии едва минуло по семнадцать лет; в чертах их лиц мавританский тип слился с кастильским и явил самую ослепительную красоту, какую могло бы создать воображение поэта.

К несчастью, это обаятельное видение мелькнуло с быстротой молнии и почти мгновенно две девушки опять с улыбками надвинули складки своих шарфов на лицо.

– Уже! – пробормотал Медвежонок.

– Теперь прощайте, сеньоры! – сказала донья Эльмина.

– Еще одно слово! – с внезапной решимостью вскричал капитан, вынув кольцо, которое носил на шее на стальной цепочке, и разорвав эту цепочку. – Будущее никому неизвестно. Бог мне свидетель, что я от всего сердца желаю вам счастья, но если суждено бедствиям снова обрушиться на вас и если вам понадобится верный, преданный и храбрый друг, возьмите это кольцо с моей печатью. Когда, как и где бы вы ни доставили мне его, я немедленно явлюсь на зов. Если же вы сами пожелаете отыскать меня, только покажите мое кольцо, и, так как всем моим товарищам знаком его вид, оно будет вам охраной и послужит свободным пропуском ко мне.

– Принимаю, сеньор кабальеро, – ответила тронутая этим подарком донья Эльмина, – вы меня так приучили к рыцарским поступкам, что еще одно благодеяние уже не в силах увеличить моего неоплатного долга.

Несмотря на грубую и неотесанную натуру, Тихий Ветерок был растроган не меньше товарища, однако решительно положил конец сцене, которая становилась уже тягостной, тем, что увлек за собой капитана.

Погруженные в собственные мысли, испанцы не заметили или сделали вид, будто не замечают продолжительного разговора флибустьеров с двумя дамами.

Часом позже явился Польтэ в сопровождении трех своих слуг и штук двенадцати гончих, которые при виде испанцев чуть не вцепились им в горло; успокоить собак стоило величайшего труда.

Слуги несли на своих широких плечах все принадлежности обильной трапезы; в несколько минут были раскинуты палатки и устроен букан.

По приказанию Польтэ, который в общем-то был человек добрый, перед бывшими испанскими пленниками и солдатами поставили большое количество съестных припасов и последним развязали руки, чтоб дать им возможность есть.

Лучшие куски, разумеется, были отложены для дам, оставшихся под навесом. Затем и слуги, и Береговые братья уселись в кружок и в свою очередь храбро набросились на пищу.

Флибустьеры между тем в нескольких словах объяснили Польтэ, почему они очутились на равнине и какие имели намерения.

Буканьер не возражал, только покачал раза два головой; но он оставил за собой право поступить с солдатами, которые в сущности были его пленниками, по своему усмотрению. Товарищи признали это вполне справедливым.

После завтрака, который длился недолго – охотники и авантюристы не теряют времени на еду – Береговые братья закурили трубки, и по приказанию Медвежонка были приведены бывшие пленники.

– Сеньор кабальеро, – обратился капитан к тому из освобожденных испанцев, кого его собратья по плену, как бы по безмолвному соглашению, признавали за старшего, – теперь мы расстанемся. Вы свободны, как я уже говорил. Слуга Польтэ проводит вас до испанских аванпостов; они всего в нескольких лье отсюда, и вы будете там до заката. За свою услугу я прошу об одном: оказывать некоторое сострадание тем из Береговых братьев, которых судьба приведет в ваши руки.

– Я никогда не забуду, – с достоинством ответил испанец, – что вам мы обязаны свободой. Взамен обещаю вам щадить каждого французского пленного, который окажется в моей власти.

– Принимаю ваше обещание, сеньор, и считаю себя вполне вознагражденным.

– Не забывайте, кабальеро, – по своему обыкновению бесцеремонно вмешался в разговор Польтэ, – что если с проводником, которого я вам даю, что-нибудь случится, за это ответят жизнью десять солдат.

– Разве эти бедные солдаты останутся в плену? – с живостью спросил испанец.

– Если только вы не согласитесь заплатить выкуп.

– Без сомнения. Сколько вы требуете за них?

– Пятьдесят пиастров за каждого, – отчетливо проговорил Польтэ.

– Согласен, но вы же понимаете, что при мне этих денег нет. Клянусь честью и словом дворянина, завтра, через два часа после рассвета, мой гонец вручит вам оговоренную сумму, то есть две тысячи пятьсот пиастров.

– Как только деньги окажутся у меня в руках, солдатам будет возвращена свобода.

– Разве вы не верите моему слову? – надменно вскричал испанец.

– Напротив, но предпочитаю деньги; давайте пиастры – получите солдат.

– Не устроить ли нам этого дела между собой, брат? – в свою очередь вмешался Медвежонок.

– То есть как же это?

– Если ты будешь согласен, то я поручусь за этого господина.

– Ты с ума сходишь; тебя обманут.

– Ба! Велика важность.

– Как хочешь, если так, но я умываю руки.

– Позвольте, сеньор кабальеро, – перебил испанец, – благодарю вас за предлагаемое поручительство, но я не принимаю его. Я докажу вашему товарищу, что больше доверяю ему, чем он мне.

С этими словами он вынул из камзола футляр.

– Вот, – продолжал он, – несколько бриллиантов, которые мне удалось скрыть от флибустьеров. Оставьте их у себя, сеньор кабальеро, и отдайте тому, кто привезет условленную сумму.

Польтэ открыл футляр и рассмотрел бриллианты взглядом знатока.

– Тут больше чем на миллион, знаете вы ли это? – спросил он.

– Их стоимость – четыреста тысяч пиастров, – холодно ответил испанец.

– И вы доверяете их мне?

– Почему же нет? Я полагаюсь на вашу честь.

– Возьмите назад ваш футляр, – заявил, возвращая его, Польтэ, пристыженный уроком, – пленники свободны. Вы пришлете выкуп, когда вам угодно.

– Хорошо. Благодарю, – просто сказал испанец. Спустя минуты две дамы садились на лошадей и бывшие пленники, молча раскланявшись с Береговыми братьями, отправлялись в путь, предшествуемые слугой буканьера.

Проезжая мимо капитана, донья Эльмина слегка наклонилась в седле и прошептала одно слово:

– Recuerdo! 66
  Воспоминание! (исп.)


[Закрыть]

Капитан молча и почтительно поклонился, после чего следил глазами за небольшой вереницей удалявшихся путников, пока те не скрылись из виду. Когда же испанцы наконец исчезли за поворотом извилистой тропы, флибустьер подавил вздох и в глубокой задумчивости направился к своим товарищам.

В тот же вечер слуга Польтэ вернулся с пятью тысячами пиастров – сумма, ровно вдвое превышающая оговоренный выкуп.

На другое утро Тихий Ветерок и Железная Голова, дружелюбно простившись с буканьером, возвратились в Пор-Марго.