Текст книги "Кубыш-Неуклюж"

Автор книги: Григорий Шепелев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Так у вас можно курить? – поинтересовался Серёжка, сделав затяжку, – зачем же вы стояли на лестнице?

Света допила чай и крикнула:

– Ритка! Не помнишь, зачем мы вышли на лестницу?

– Нет, не помню, – крикнула в ответ Рита, – меня это не касается, а его тем более. Пусть расскажет, что у него случилось.

Докурив сигарету, Серёжка всё рассказал. Его не перебивали. Потом молчали, слушая, как пыхтит Жоффрей. Потом Рита снова подала голос, вынув из ванны пробку и встав:

– Я правильно поняла, что только бездомных псов убивают?

– Нет, – ответил Серёжка, – не только их. Началось с того, что поутру первого января убили двух такс из третьего корпуса.

– Да, я слышала, – перебила Света, бесцельно двигая по столу стеклянную пепельницу, – хозяйка квартиры об этом нам говорила, когда давала ключи. Они были суки?

– Ещё какие! Всё время тявкали на Жоффрея. Странно, что тётя Нина вам о других собаках не рассказала. Она, впрочем, любит такс. Хозяин по пьяной лавочке этих злюк спустил с поводков, а сам по мобильнику заболтался. Потом нашёл их за бойлерной, с перебитыми позвоночниками. Недели через две-три убили щенка ротвейлера. После этого все хозяева стали зорко следить со своими псами. И тогда сволочи начали убивать бездомных. Так вот погибла Лисичка, за ней – Полкан. А теперь – Малыш. Но его зарезали.

– Так ведь он, по твоим словам, жил в подъезде сталинской четырёхэтажки!

– Да, ночевал. И Лисичка с ним. У них там стояла миска с водой, еду им туда носили. Потом какая-то сука начала жаловаться. Приехали живодёры. Но все жильцы им дали такой отпор, что они дорогу туда забыли! Видимо, эта самая сука – не знаю, кто, десять дней назад выпустила ночью Лисичку, а вот теперь – Малыша. Но его зарезали.

– Это мы уже поняли. А Полкан где жил?

– Около второго подъезда. Там тётя Маша домик ему построила. Они жили вдвоём – Полкан и Беляш, очень добрый пёс. Полгода назад начальник управы распорядился очистить улицы от бездомных собак. Полкана, Лисичку и Беляша отвезли в приют. Полкана с Лисичкой мы из приюта забрали. А Беляша не нашли. Его очень жалко. Он был умнее, чем этот начальник управы! Полкана убили в марте, прямо около домика. Тётя Маша едва с ума не сошла!

– Ужасно, – вздохнула Света, – а почему она хотя бы одну из этих собак к себе не взяла домой?

– Она уже взяла двух! А с ней живёт дочка, зять и два внука. Квартира маленькая.

– Да, в этих лачугах особо не развернёшься, – полетел камень в огород Риты, – а что сказал участковый, когда вы к нему пришли?

– Сказал, что он сделает всё возможное. Это значит, что он не сделает ничего.

Пришлёпала Рита, завёрнутая в махровое полотенце. Она включила электрочайник, села за стол, взяла сигареты и закурила, воспользовавшись причудливой зажигалкой в виде дракона с рубиновыми глазами. При незначительном сжатии его шеи пасть открывалась, и из неё вырывалось пламя. Жоффрей вдруг встал. Он подошёл к Рите и начал страстно вылизывать её ноги. Она взяла его под передние лапы, и, невзирая на протестующее рычание, положила бочком к себе на колени. Бульдог отчаянно вырывался.

– Сними с него башмачок, – обратилась Рита к своей подруге.

– Снять башмачок? А если он вздумает кусаться?

– Сразу получит по морде.

Услышав это, Жоффрей мгновенно утихомирился. Он позволил снять с себя башмачок, а затем повязку.

– Ого! – воскликнула Света, рассматривая заметное вздутие на его задней лапе, между подушечками, – смотри, ему даже дренаж поставили!

– Что ещё за дренаж? – не поняла Рита.

– Тонкая трубочка, по которой стекает жидкость.

– Вот эта?

– Да.

– Ему много раз лекарство туда вводили, – сказал Серёжка, – блокаду делали. А ещё кололи антибиотики, да всё без толку.

Света молча сходила в комнату за бинтом. Накладывая повязку, она сказала:

– Зря они туда влезли.

– Зря? – встревожилась Рита.

– Думаю, да. Это не похоже на воспаление.

– А на что же это похоже?

– Чёрт его знает! Я не ветеринар.

Надев башмачок на больную лапу бульдога, Света его опустила на пол. Жоффрей вернулся в понравившийся ему уголок, вздохнул и улёгся. Глаза у него слипались. Вскоре он захрапел. Рита погасила окурок. Чайник вскипел, но все про него забыли. Время шло к четырём.

– Он что, зимой по всем этим реагентам ходил без обуви? – обратилась Света к Серёжке.

– Да, – признался последний.

– А почему?

– Да я этому особо не придавал значения. Думал – восемь зим отходил, отходит девятую. После каждой прогулки я лапы мыл ему с мылом.

– Ну и дурак! Мозги бы себе промыл. Короче, иди с ним в другую клинику, пусть возьмут цитологию. Кстати, он за последнее время не похудел?

– Да нет, не особенно.

Рита встала. Достав из шкафчика над плитой три большие кружки, она всем сделала кофе, кроме Жоффрея. Слушая шлёпание её голых ног по линолеуму, Серёжка очень жалел, что не видит их.

– Это была шутка, что ты – не ветеринар? – спросил он у Светы.

– Конечно, нет! Какой я ветеринар? Мне двадцать едва исполнилось, и я глупая. Ничего не умею, кроме как мыть полы. Но мою я их профессионально.

– Так ты уборщица?

– Театральная, – пояснила Света, отхлебнув кофе. Этот ответ показался Серёжке странным. Видя, что он растерянно заморгал, Рита усмехнулась.

– Эта двадцатилетняя романтическая натура хочет сказать, что она согласна задирать задницу только перед актёрами и актрисами-лесбиянками, чем до прошлой недели и занималась.

– В театре?

– Да. Она там была уборщицей. Кстати, в этом районе или в соседних районах театров нет? Ей требуется работа. Я не имею ввиду театр на Перовской. Он отпадает.

– Других театров поблизости я не знаю, – сказал Серёжка, – а вот элитной английской школе, которая здесь за автостоянкой, требуется уборщица. Надя, девчонка из шестьдесят второй вчера мне сказала, что ту, которая там работала, директрисе пришлось уволить.

– Я вчера проходила мимо этой элитной школы, – зевая, сказала Рита, – вряд ли она элитная. Я бы даже сказала, что она стрёмная. И за что эту бабу пришлось уволить? Надеюсь, не за растление малолетних? Если за это там увольняют, то Светочка не продержится и двух дней.

– Я не занимаюсь сексом с несовершеннолетними, – возразила Света, – тебе только по уму двенадцать, по паспорту – двадцать пять.

– Я правильно понимаю, что ты согласна работать в школе?

– В элитной – да. Но надо сначала поговорить с этой директрисой.

Серёжке сильно хотелось спать. Поблагодарив девушек, он поднялся. Тут же вскочил Жоффрей. Было непонятно, как он сквозь собственный храп сумел уловить движение друга. Рита самым любезным голосом пожелала гостям спокойного окончания ночи, а Света молча их проводила до самой двери. Она её заперла на оба замка, засов и цепочку, после чего вернулась, и, не садясь, обратилась к Рите с таким вопросом:

– Что же нам теперь делать, ваше величество?

– Ничего ты уже не сделаешь, – пробубнила Рита, зевая, – да и зачем? Что тебя опять не устраивает, моя дорогая? То, что ты уже не получишь красный диплом МГУ? Захочешь – получишь.

– Так я должна захотеть?

– Неужели я должна захотеть? Все мои хотелки перегорели. Я тебя не могу мотивировать ни на жизнь, ни на смерть! Я даже не знаю, что из них где.

– Да всё ты отлично знаешь! – вспылила Света, – и всегда знала. Поэтому и тянула меня за собой на дно. И не отпускала. Конечно, одной умирать тоскливо!

Не дожидаясь ответа, Света стремительно удалилась в ванную. Рита столь же стремительно пошла спать. Она целый час ворочалась, размышляя, что можно было ответить Свете. Но варианты на ум не шли. И уснула Рита с тяжёлым сердцем.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Утром, с шести до семи, Наташа красила волосы. А потом доделывала ремонт. Ей очень хотелось всё завершить до полудня, чтоб пообедать в приятной, праздничной обстановке, купив бутылку Мадеры. Задача была реальная. Оставалось только оклеить кухню обоями да приделать плинтусы. Комната и прихожая были уже оклеены. От потолков невозможно было оторвать взгляда – так аппетитно они белели дорогой краской, наложенной на шпаклёвку. Полы Наташа покрыла толстым линолеумом, решительно отказавшись от ламината. Она планировала на днях завести щенка. Щенки, как известно, делают лужи.

Кухня была совсем небольшая, так что работа не заняла много времени. Когда старый ворчун – холодильник был опять вдвинут в свой угол и взмыленная Наташа, собрав обрезки обоев в мусорное ведро, вкручивала в плинтус шуруп, во входной двери защёлкал замок. Наташа от удивления выронила отвёртку и поднялась. Одета она была лишь слегка, так как никого не ждала. Кто мог заявиться столь ранним утром, самостоятельно открыв дверь? Конечно, только хозяйка, Римма Валерьевна. Это было понятно. Но, кроме этого, ничего не было понятно. Её визит за деньгами планировался на среду, т. е. через пять дней. Что произошло?

Покинув пределы кухни, Наташа сразу всё осознала. Случилось то, что она не раз пыталась представить – не только в этой квартире, но и в других. За несколько лет она их сменила дюжину. Но не так. До сих пор с хозяевами особенных проблем не было, и она согласилась не заключать договор, чтоб Римма Валерьевна со спокойной душой могла не платить налоги. И вот хозяйка вошла с двумя полицейскими. Они уставились на Наташу, одетую лишь слегка, с большим любопытством. Неудивительно – ведь ей было лишь тридцать лет, а выглядела она от силы на двадцать.

– Ключ, – потребовала хозяйка, окинув взглядом прихожую, получившую новый облик, – сию минуту.

– Но почему, – спросила Наташа дрогнувшим голосом, – что случилось, Римма Валерьевна?

Не ответив, Римма Валерьевна обошла всю квартиру. Её лицо оставалось каменным. Двое стражей порядка не отрывали глаз от Наташи. Ей на глаза наползал туман.

– Мы с вами условились на два года, – пролепетала она, – а я прожила два месяца! Второй месяц даже ещё не кончился! И куда мне теперь идти?

– Два часа на сборы, – холодно звякнула четырьмя словами Римма Валерьевна, подойдя к ней вплотную, – ключ!

Делать было нечего. Протянув руку к куртке, Наташа вынула ключ. Молча, заграбастав его короткими пальцами, на одном из которых сверкал рубин, хозяйка утопала из квартиры. Грохнула дверью. Этот удар для Наташи был как пощёчина. Нет, она не заплакала. Это стоило ей усилий.

– В следующий раз будешь заключать договор, – вздохнул один из ментов, сочувственно поглядев на её дрожащие губы, – кабы он был, она бы тебя не выставила внезапно, должна была бы за месяц предупредить. А так – ничего не сделаешь. Собирайся. Она в хозяйственный пошла, за другой личинкой.

– За чем? – чуть слышно переспросила Наташа, как будто это было для неё важно.

– Личинка – это деталь замка, куда ключ суётся, – услужливо объяснил другой полицейский, – могла бы потом сходить, да, видать, ей стыдно. Но ты сама виновата. Копию паспорта ей дала, а на договоре не настояла. Её сынок пробил по инету, кто ты такая, и – охренел! Эта свиноматка к нам прискакала и такой хай подняла, какого никто их нас никогда не слышал!

– Кто ж я такая?

Этот вопрос оба полицейских проигнорировали – мол, дурой-то не прикидывайся, сама всё отлично знаешь! Положив руки на автоматы, они настоятельно порекомендовали приступить к сборам.

Наташа их не заставила долго ждать, так как не имела привычки обзаводиться ненужным хламом. Натянув первые попавшиеся колготки, джинсы и свитер поверх футболки с портретом Элвиса, она плотно утрамбовала всё остальное своё имущество в маленький рюкзачок и большую сумку. Вытащив их в коридор, надела ботиночки. Куртку всунула в ручки сумки – свитера было вполне достаточно для апреля. Ей пришлось сморщить носик, чтобы без слёз окинуть квартиру прощальным взглядом. Затем, открыв нараспашку дверь и взяв свои вещи, Наташа бодро сказала двум полицейским, что очень-очень им благодарна.

– Не за что, – был ответ, – автограф не дашь?

– Не дам.

На улице было солнечно. Лёд, подтаивая, сиял невообразимо. На тротуарах образовались большие лужи. Все обходили их по бордюрам, и только девушка с ярко-рыжими волосами и рюкзачком на плечах уверенно шлёпала по воде, таща тяжёлую сумку то в правой руке, то в левой. Наташа думала о щенке. Ещё час назад она говорила самой себе, что её щенок уже появился на свет, и через неделю-другую встреча их состоится. И вот – такие дела. А он был ей нужен, этот щенок. Без него никак не могла открыться новая глава жизни – пусть и не самая яркая, но, бесспорно, самая светлая.

Оказавшись на территории школы, она тряхнула своими рыжими волосами, чтобы отогнать щенка на пару недель. Сейчас нужно было думать о разговоре с директором и о том, как бы поскорее найти другую квартиру неподалёку. Дверь из пуленепробиваемого стекла, тяжело открывшись, выпустила наружу строгую тишину. Шёл третий урок. Эту тишину нельзя было назвать мёртвой – охранник, военный пенсионер дядя Вася, не пропускал за пределы тамбура рослую прехорошенькую блондинку лет двадцати. Они гневно спорили.

– Не нужна нам сейчас уборщица, говорю, – бубнил дядя Вася, разводя руки, чтобы блондинка не прошмыгнула, – полтора месяца до конца учебного года, сами как-нибудь справимся! Тоже мне, поломойка, а ну, разворачивай свою задницу! Тут своих малолетних шлюх хватает с избытком!

– Зачем же вам моя задница, если их хватает с избытком? – гордо осведомилась блондинка, ударив в пол тонким каблучком высокого сапожка, – и с чего вы взяли, что со мной можно так разговаривать? Мне никто не смел хамить там, куда бы вас без намордника не впустили!

Эта блондинка Наташе сильно понравилась, потому что глупого дядю Васю она терпеть не могла. Когда он раздулся и покраснел – то ли для того, чтоб блондинку сдуть, то ли для того, чтобы хлопнуться от инсульта, Наташа грохнула дверью и поспешила протараторить:

– Василий Львович, уборщица нам нужна! Пусть она пройдёт к Галине Сергеевне.

– Там у неё сейчас Крапивина с Немовой, – вмиг остыл военный пенсионер при виде Наташи с сумкой и рюкзаком, – и Андрей Михайлович.

– Это он их к ней приволок?

– Да, именно приволок! Опять эти две кобылы урок сорвали ему. Пороть таких надо, Наталья, честное слово! Только тебя они признают.

– Раз так, пойду к ним.

С этими словами Наташа сделала знак блондинке следовать за собой, и они направились мимо вешалок с куртками к кабинету директора. По пути блондинка кратко представилась.

– Света? – переспросила Наташа, – я, кстати, так и подумала, что ты – Света. Меня Наталья зовут.

– Я тоже так и подумала, что тебя Наталья зовут, – отозвалась Света, – и вовсе не потому, что он обратился к тебе по имени. Просто мне показалось, что я тебя где-то видела, и вот это имя всплыло – Наталья. Ты здесь работаешь?

– Да, работаю.

Дверь с табличкой «директор» открылась навстречу Свете с Наташей. Из кабинета выплыли, стуча шпильками, две весьма привлекательные особы. Одна, с каштановыми, до плеч, волосами, ростом была со Свету. Другая, темноволосая – чуть пониже. Даже внимательно приглядевшись к ним, их нельзя было назвать девочками никак. Это были две созревшие девки. Но Света вмиг поняла, что они и есть те самые злостные хулиганки, терроризировавшие всю школу – Немова и Крапивина. Обе весело улыбались почти до самых ушей, оттянутых серьгами. Но при виде Наташи смутились так, что остолбенели.

– Наталья Владимировна, вы здесь? – пискнула высокая, – ваш больничный уже закончился?

– Да, Крапивина, я в прекрасной спортивной форме, – проворковала Наташа, щёлкнув её хорошенько по лбу, – надеюсь, мои красавицы, мне не нужно это доказывать?

– Мы вам верим, Наталья Владимировна! – вскричала темноволосая, – вы ведь слишком нас презираете, чтобы врать нам в лицо! Но мы вас всё равно любим.

Вновь озарившись ласковыми улыбками, безобразницы застучали шпильками к противоположному концу вестибюля, где была лестница от буфета, спортзала и мастерской до пятого этажа. Буковую дверь кабинета они оставили нараспашку, чем Наташа и Света не преминули воспользоваться, хоть поняли, что за этой дверью царит большая нервная взвинченность.

За столом сидела директор школы – очаровательная брюнетка лет сорока, Галина Сергеевна Горюнова. В глубоком кресле расположился завуч по иностранному языку, плюгавый очкарик Андрей Михайлович. Они оба были рассержены до играющих желваков и румяных щёк, но при виде Наташи и её спутницы гнев мгновенно сменился недоумением.

– Натали? – круто изогнула бровь Галина Сергеевна, больше косясь на Свету, – тебя что, выписали?

– Нет, выставили, Галина Сергеевна, – задрожал голосок Наташи, как никому ненужный щенок на зимнем ветру, – коленом под задницу! Неожиданно, незаконно! Вы мне позволите пару дней перекантоваться в моей подсобке? До следующей недели я обязательно постараюсь найти какое-нибудь жильё!

Директор, не отвечая, перевела чёрные глаза на изобразившего беспредельную скорбь Андрея Михайловича, а затем – на Свету. Та, встрепенувшись, протараторила:

– Вам уборщица не нужна?

Галина Сергеевна изогнула другую бровь.

– Вы москвичка?

– Да, да, москвичка!

– Студентка?

– Нет. Уже нет.

– А что вы окончили?

– МГУ, – слегка покраснела Света, – точнее я …

– Точнее не нужно, – взмахнула тонкой рукой Галина Сергеевна, – да, уборщица нам нужна. Ведь правда, Андрей Михайлович?

– Да, уборщица нам нужна, – согласился завуч, сосредоточенно пережёвывая глазами густо зарозовевшую Свету от каблучков до бровей, – особенно с университетским образованием. Свой диплом показывать нам не нужно. Цвет вашего лица говорит о том, что он – красный. Как вас зовут?

– Светлана.

Видя, что оба дела улажены совершенно определённо, Наташа с сумкой и рюкзаком покинула кабинет и почти бегом бросилась к спортзалу. Тот был не заперт. Во время её болезни дети играли там в волейбол и лазали по канатам. Вот и сейчас он не пустовал. То есть, не совсем пустовал. Под брусьями на коне – конечно, не на живом коне, а на кожаном, с четырьмя стальными ногами, сидели Немова и Крапивина. Обе громко болтали по телефонам. Когда Наташа вошла, они их убрали и, спрыгнув на пол, с подиумным изяществом не спеша направились к ней. Она удивилась.

– Что вы здесь делаете? Почему вы не на уроке?

– Есть разговор, – объявила Немова. И она и Крапивина без свидетелей обращались с Наташей почти как с равной на «ты». По виду она была их старше не на тринадцать лет, а на два-три года.

– Какой еще разговор? – спросила Наташа, достав из кармана ключ, чтобы отпереть дверь кабинета, который примыкал к залу, – опять какой-нибудь бред?

– Нет, разговор важный, – настаивала Крапивина. И они вошли в кабинет втроём.

Кабинет был маленький. В нём едва умещались письменный стол, диван, шкаф, два стула, десяток хоккейных клюшек и два десятка мячей – футбольных, гандбольных, теннисных, волейбольных и баскетбольных. Мячи валялись по всему полу. Клюшки стояли в углу. Все стены были обклеены устрашающими портретами каратистов и дзюдоистов.

– Что вы хотите, – осведомилась Наташа, положив вещи на стол и оседлав стул. Обе старшеклассницы плюхнулись на диван. Немова сказала:

– Короче, есть отличный щенок. Берёшь?

– Нет, я не могу, – замялась Наташа, – меня сегодня из хаты выставили!

– Бесплатно, – гнула своё стальная тупица Немова, – мы его на улице подобрали. Месяц ему. В приют сдавать жалко, он там не выживет. Это сеттер. Английский сеттер.

– Ты чего, глупая? – взорвалась Наташа, – я ведь тебе говорю, что сама бездомная! Почему бы вам этого щенка не забрать себе?

– Да у нас у каждой дома по целой псарне! – взвилась на крик и Крапивина, – ты прекрасно об этом знаешь! Мне вчера мать сказала, что если я за месяц всех не раздам или еще раз кого-нибудь притащу, она загранпаспорт мне продлевать не станет и упакует меня в психушку для освидетельствования!

– Я всё поняла.

Скрежетнув зубами, Наташа тихо продолжила:

– Мне всё ясно. Дайте мне два недели, чтоб я нашла другую квартиру. Вы понимаете, что сюда щенка я взять не могу?

Девочки кивнули и злобно встали с намереньем уйти и скорее сдохнуть, чем ещё раз шагнуть за этот порог.

– Постойте одну минуту, мягко окликнула их Наташа, – что вы опять натворили? Из-за чего Михалыч вас потащил к Галине Сергеевне?

– Мы Курёхина довели, – объяснила Немова.

– Это кто?

– Да новенький, явный девственник, весь из комплексов состоит. Михалыч дурак, его посадил за нами. Мы к нему повернулись, он начал нам глазки строить. Ну, мы и дали ему просраться так, что весь класс заржал!

– А этот мальчишка?

– Он заробел, потом покраснел от злости и Ленку схватил за свитер. Тут все, конечно, еще сильнее заржали. Ну и Михалыч вместо того, чтоб дать ему по башке, нас повёл к директору.

– Дряни вы, – вздохнула Наташа, – сиамские близнецы! Неслучайно имя у вас одно. А если вас разделить, будут два нуля. Идите отсюда.

Пожав плечами, две Ленки молча отправились на урок. После их ухода Наташе стало ещё тоскливее, не успела вынуть она из кармана мобильник, чтоб позвонить риелтору, как нагрянула Света, которой Немова и Крапивина, встретившись с ней у лестницы, объяснили, где она может найти Наташу.

– Ну и когда ты начнёшь работать? – спросила та, с досадой приняв поток благодарностей.

– С понедельника! Натали, спасибо тебе большое! Ты меня очень выручила.

– Забей.

Голосом Наташа дала понять, что ей сейчас не до идиотского разговора – ни настроения, ни одной свободной минуты на него нет. Но Света не уходила. Она взяла баскетбольный мяч и стала им хлопать по полу. Получалось у неё ловко. Когда ей это наскучило, она пнула ногой футбольный, и он попал в лицо Брюсу Ли. Если бы великий Брюс Ли стоял перед ней живой, а не нарисованный, это был бы верный нокаут.

– Так ты физручкой работаешь? – уточника Света, поймав отлетевший от стены мяч и звонко расхохотавшись над своей выходкой.

– Да, физручкой.

– И ты какое-то время здесь будешь жить? В этой комнатушке?

– Угу.

И пальцы Наташи сжали мобильник так, что он чуть не хрустнул.

– И ты пока на больничном? – не отставала от неё Света.

– Да, ещё пару дней буду на больничном.

Света взглянула на рюкзачок и сумку.

– А почему у тебя так мало вещей?

– Мне больше не нужно.

– Живи у нас!

– У кого – у вас?

– Мы с моей подругой сняли вчера двухкомнатную квартиру. Здесь, за автостоянкой. Поспишь со мной на одном диване, ничего страшного.

– А зачем мне спать с тобой на одном диване, если я здесь могу спать одна? За семь-восемь дней я найду квартиру и перееду.

Тут прозвенел звонок. Наташа рассерженно убрала мобильник. Ей не хотелось вести разговор с риелтором в сумасшедшем доме, который через минуту должен был наступить.

– Прикрой, пожалуйста, дверь, – сказала она, – сейчас малышня сюда набежит и будет беситься.

Света прикрыла. Когда через полминуты спортзал наполнился визгом, топотом и площадной руганью пятиклашек, гонявших мяч, она задала вопрос:

– А эти две девки, Немова и Крапивина – они что, какие-то чумовые, да? Наркоманки?

– Да не наркоманки они, – дёрнула ноздрями Наташа, – просто две сучки. Вовсе не глупые. Греческой мифологией увлекаются. И красивые, спору нет. Но Ленка Шкилёва, их тёзка и одноклассница – девка вовсе сказочной красоты. И очень спокойная, как стена. Они рядом с ней, конечно, не блещут, хоть она красит только глаза и носит кроссовки с джинсами. А у них всегда макияж, укладочки, шпилечки. Сама видела.

– Из-за этого они бесятся?

– Ну не только. Конечно, это играет роль. Они сами по себе стервы. Если начнут изводить какого-нибудь мальчишку, лучше ему из школы уйти. Однажды, когда они перегнули палку и мальчик чуть не покончил с собой, я их отстегала.

– Да это как? – изумилась Света.

– Элементарно. Прыгалками. По задницам.

– Они не сопротивлялись?

– Конечно, сопротивлялись. Поэтому получили сперва по мордам, затем – по задницам. После этого целый месяц вели себя образцово. Даже повысили успеваемость.

– А родители их с тобой не разобрались?

– Какие родители? Ты – четвёртая, кто об этом знает. Они ведь гордые! Я дала им слово молчать. А если бы рассказала, меня бы здесь букетами роз завалили все, от учителей до родителей. А Варламов, наверное, подогнал бы целый грузовик роз.

– Варламов, а это кто?

Наташа не отвечая, вынула сигарету и закурила. Света последовала её примеру.

– Открой окно, – бросила Наташа. Когда её кабинет наполнился ветром, она продолжила:

– Они обе любят собак, притом так же сильно, как ненавидят людей. Я в этом, кстати, их понимаю.

– Любят собак?

– Да, представь себе. Бродячих подкармливают. А некоторых щенков домой к себе забирают, потом пристраивают.

– О, чёрт! – помрачнела Света, – бедные девочки!

– Почему?

– Да как почему? Ты разве не слышала, что по близлежащим дворам разгуливает убийца собак? Не далее как сегодняшней ночью был убит пёс прямо на дорожке от метро к школе. Его зарезали.

– Да? Кошмар! Про этого пса я ещё не слышала, но по поводу остальных убитых собак Крапивина с Немовой никому не дают покоя. Сперва они полицию донимали, а потом сами решили выслеживать живодёров. Не знаю, как там у них это продвигается. Сомневаюсь, что есть успехи.

– Бедные девочки, – повторила Света. Подойдя к форточке, она выбросила окурок. Грянул звонок к следующему уроку, и детвора, продолжая громко галдеть, из зала утопала. Встав со стула, Наташа сделала шаг к дивану, сняла ботинки и улеглась. Света поняла, что аудиенция подошла к концу.

– Мне пора идти, – сказала она.

– Ну, иди. До встречи. Скоро увидимся.

Света вышла и поднялась в вестибюль. Идя мимо дяди Васи, она ему подмигнула. Отставной прапорщик покраснел, засопел и собрался сплюнуть, однако вовремя вспомнил, что он сидит не на лавочке во дворе.

Весеннее солнце накрыло город розовыми ладонями. На ступеньках школы курили несколько старшеклассников. Среди них выделялся широкоплечий блондин с пушком над верхней губой, слегка кривым носом и голубыми глазами.

– Слушайте, пацаны, кто такой Варламов? – спросила Света также закуривая. Ребята переглянулись.

– Зачем он вам? – холодно поинтересовался блондин.

– Ну, это уж моё дело.

– Не только ваше, но и моё, поскольку Варламов – я. А вы кто такая?

Света решила не отвечать. Сбежав по ступенькам вниз, она пересекла плац, вышла за ворота и, перейдя проезжую часть, направилась к своему двору той самой дорожкой через пустырь, около которой был найден ночью Малыш.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Благодаря Маринке, которая в семь утра опять вышла с Боней, весть об убийстве бедного Малыша стремительно облетела двор, а затем квартал. И поднялся шум невообразимый. Если не первую, то вторую скрипку в этой симфонии сыграл Эдик. Так звали азербайджанца, который торговал фруктами во дворе, напротив Серёжкиного подъезда. Свою, с позволения сказать, торговую точку Эдик располагал прямо у дорожки к метро, так что покупателей было хоть отбавляй, особенно вечерами. Эдика знали все жители квартала – от инвалидов и совсем немощных стариков, которым он приносил овощи и фрукты домой, до главы управы, всего личного состава отдела внутренних дел и двух прокуроров. Всех вышеперечисленных граждан он обеспечивал витаминами безвозмездно, точнее сказать – бесплатно, поскольку даже беспомощные сулили ему громадную помощь в виде молитв за него Аллаху, хоть были все православные. Ещё Эдик дружил с дворовыми кошками и собаками, так что смерть Малыша его потрясла. Он о ней рассказывал каждому, кто в то утро что-нибудь у него покупал на пути к метро, а также и тем, кто просто здоровался. Они все звонили своим родным, оставшимся дома, те выходили повозмущаться, послушать, что говорят по этому поводу. Таким образом, Света, идя из школы, застала около Эдика полусотню своих соседей по этажу, дому и двору. Они громко проклинали ночных убийц, ругали полицию за бездействие. Не ругались только собаки и кошки, которых также пришло не мало. На плече Эдика сидел его собственный глухой кот по имени Микки. Пьяный Олег, помогавший Эдику торговать с молоденькой молдаванкой, подливал масло в огонь, расписывая подробности происшествия. Тётя Маша и тётя Оля плакали, одна – молча, другая с бранью. Серёжка вместе с Жоффреем также крутились около Эдика. Иногда бульдог начинал вдруг гавкать на торгаша. Тогда тот давал ему виноград или грушу, и лай сменялся довольным хрюканьем.

– Я шайтанов этих достану, слово даю! – рассыпался Эдик грозными обещаниями, взвешивая кому-то яблоки и бананы на электронных весах, – двести человек сюда приведу! Они будут их выслеживать, а когда найдут – порвут на куски! За что убивать собак? Кому от них плохо? Никакой зверь от скуки не убивает. Эти садисты – хуже зверей, хуже крыс! Говорю – шайтаны!

– Вот уж спасибо, – как всегда вовремя подвернулась Ирка из тридцать первой квартиры первого корпуса, – ещё только двухсот твоих земляков нам здесь не хватало! Сами не разберёмся – где нам, убогим! Уж лучше заткнулся бы!

Ноздри Эдика шевельнулись от безразличия. Разгорелся средней величины скандал. За азербайджанца выступили три четверти всей толпы, а за Ирку двое. Прочие воздержались. Серёжка тоже что-то кричал. Подойдя к нему, Света оттащила его с бульдогом от ящиков с ананасами и хурмой, к которым последний рвался, скребя когтями по льду.

– Привет, это Света. Ну что, ты в клинику ездил с ним?

– Нет, ещё не ездил, не с кем было поехать. Олег попозже освободится и, может быть, отвезёт. Он, правда, бухой, но клиника близко.

– А где она?

– На соседней улице. Остановок пять на автобусе.

– А она хорошая, точно?

– Очень хорошая. Когда он отравился четыре года назад, его там откачивали.

– Поехали. Я сегодня, вроде, не занята.

– Они зашагали к автобусной остановке. Жоффрей хромал, шаркая ботиночком по асфальту. Серёжка взял его на руки. Ждать автобуса пришлось долго.

– Кубыш, – произнесла Света, разглядывая Жоффрея, который уселся на тротуар, низко опустив ушастую голову, – самый настоящий Кубыш! Кубыш-Неуклюж. Где ты его взял?

– Катька притащила его из леса семь лет назад. Нет, не семь, а восемь!

– Из леса? Катька? Какая Катька?

Серёжка начал рассказывать. Как назло, подошёл автобус. Он был битком, и пришлось стоять. Путь занял десять минут.

– Это не похоже на новообразование, – заявила девушка в униформе с синим крестом на спине, водрузив Жоффрея на стол и сняв с него башмачок, а затем повязку, – но цитологию я возьму, чтоб вы успокоились.

– Вчера меньше она была, – возразила Света, глядя на вздутие, – и, по-моему, он немножечко похудел. Чуть-чуть.

– Посмотрим на цитологию.

Подошла медсестра с пинцетом и шприцем. Жоффрея пришлось держать, так как процедура была болезненной. Он пищал и пытался вырваться. Наложив повязку, ветеринар взяла у Серёжки полторы тысячи и заполнила бланк квитанции. Отдавая её, сказала, что результат придёт из лаборатории через двое суток.

– Мне нужно будет подъехать? – спросил Серёжка.

– Не обязательно, позвоним. А впрочем, вы правы – лечение ведь потребуется, каким бы ни был ответ.