Текст книги "В поисках русака, или Русский исход"

Автор книги: Григорий Семяшкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Григорий Семяшкин
В поисках русака, или Русский исход

– Ты ведь, Михайлович, русак, а не грек, говори своим природным языком, не уничижай его и в церкве, и в дому, и в пословицах.

Из обращения Протопопа Аввакума к царю Алексею Михайловичу

В пути за одной дверью

«Отрекший Бога, Иван Карамазов, чувствовал себя переполненным любовью. В пространстве свободы ему некому было ее излить. Тот кто рождает любовь, то ее и получает обратно, а затем вновь воспроизводит ее в еще большем масштабе. Бог – источник любви. Она способ его общения с человеком. Каждый получивший ее каплю отдает чуть больше. Ответное чувство – долг каждого. Грех, если оно забыто. Создателю чуждо сострадание – всепрощение. Отец Небесный, среди заблудших прощает лишь тех, кто ищет путь спасения, готов вновь быть частью круга. Он создает посредством любви добро. В цельности связи Бог–любовь– человек–любовь–Бог – сила всевышнего».

Странная фраза, рожденная чужим мышлением. Окончание разговора, начатого много лет назад в поезде Лабытнанги-Москва. Время от времени она вновь всплывала в сознании, покалывала уколом, наподобие занозы, впившейся в палец при сборе шиповника – не тронешь, не болит, вспомнишь – кольнет, забудешь – обойдешься без боли.

Закрытая дверь купе отрезает человека от мира устоявшейся повседневности. Круг нового общения собирается хаотично. Объединяет вновь собравшихся в путь желание провести время движения в спокойной обстановке. Одновременное раскачивание, расслабляя, подталкивает к общему разговору. В тот день участников было четверо – одна женщина и трое мужчин разного возраста.

Модераторами обмена мнениями выступили мужчины, расположившиеся на нижних полках, то есть на тех местах, где состояние комфорта ощущается сильнее. Один низенький, толстенький, мячиковатый, с округлым лицом, одетый в помятый коричневый костюм. Другой спортивно-подсушенный, рослый типичный иностранец, европеец из советского кино: седые волосы, удлиненные черты лица, холодно-спокойный взгляд светлых глаз, мужчина лет пятидесяти, одетый в песочного цвета удлиненные шорты и красную футболку. По внешнему впечатлению первый – вальяжный себорит – чуть больше выпить, чуть больше закусить, потратить время на болтовню. Второй – рациональный трудоголик, занудливо делящий сутки по графику, свои действия планирующий заранее.

На галерке, на верхних полках располагались любопытствующие. Попутчики, одетые в трико, он – старичок лет семидесяти, в синее, и она – женщина, в черное. Оба седые, сухонькие, похожие на воблу, уже сушеные, и еще полезные, может быть, в последний раз.

Компания в полном составе собралась на полпути. Поезд с промежуточной станции Ухта отходил с двадцатиминутным опозданием. Впрочем, это не мешало ему прибыть в Москву строго по расписанию. Перед конечной станцией машинисты разгоняли состав до предельных скоростей, сжимая пространство, доказывая – время на просторах России течет неравномерно. Ближе к столице скорость его значительно выше. На огромных пространствах отдаленных территорий – ниже.

Перед Ухтой в купе было свободно два нижних места. На них и разместились вновь прибывшие модераторы, зачинщики дискуссии.

– Опять отходим с задержкой, нет у нас в России западного порядка, – дежурно, без ноты осуждения, скорее утвердительно заметил «европеец». На что круглолицый, до этого успевший деловито разместить на столике свою посуду – объемные кружку и чашку из фарфора, пластиковые боксы с едой, минералку в стеклянной бутылке, округлив карамельно-коричневые глазки-пуговки, живо отреагировал:

– Все решают инстинкты, – пригладив пухлыми пальчиками проседь коротко стриженных волос, он мягким вкрадчивым голоском продолжил:

– Человек, реализующий их – успешен, он мотивирован на достижение цели постоянно. А у нас, за главным рулем железной дороги стоят люди, назначенные исполнять волю владельцев, – он поспешил сделать отвлекающее пояснение:

– Я не коммунист, – сказал он нарочито медленно, – и стало ясно, что он из «бывших». После многозначительной паузы, выдавшей его сомнения – верят, не верят – он продолжил:

– Причем разницы в том, кто владеет железной дорогой – государство или частник – нет. Беда в том, что между исполнителем и владельцем большая дистанция. Они разъединены и даже отчуждены друг от друга разнонаправленными интересами. Одному нужна зарплата повыше, другому – прибыль побольше. Но при высокой зарплате прибыль будет меньше. В противоречивости желаний теряется стремление к ответственности за хорошо, добротно сделанную работу. Нужен компромисс между ними, а где в России вы его видели. Ау? Мы все вырвались на свободу из лагеря социализма, из сетей планов и нормативов, замечать интересы других не желаем. А пока поезда движутся с опозданием, врачи лечение заменяют отписками, учителя вместо посева знаний сеют галочки для проформы. И так во всем. Нет в России свободного человека, человека раскрепощенного, реализующего свои инстинкты. Раньше был партийный контроль, – говорил и говорил человек в коричневом, бойко, напористо, с внутренним убеждением, как гвозди вбивал в свежую древесину.

– Теперь создают контроль церковный, создают контроль общественный. Опять хотят загнать человека в тень. А надо бы наоборот, – выступающий перевернул гладкой ладошкой воздух и продолжил:

– Реализующий себя человек – открыт, читаем как книга, предсказуем, и потому опасности для власть предержащих не несет. Он всегда на виду, и все делает искренне, от души. Реализовать себя без назойливого давления, вмешательства извне – вот его основное желание.

– Я с вами согласен в основном, – у мужчины в шортах длинные седые волосы контрастировали с черными густыми бровями. Расположившись на противоположном сидении, полулежа, он, положив ногу на ногу, раскачивал шлепанец. Звали его Николай Валентинович. В отличие от оппонента, он обладал легким басом. И, несмотря на внешне спокойствие, говорил несколько спонтанно, отрывисто:

– И все-таки хочу возразить, – он обозначил себя спорщиком, – если такой по-вашему свободный человек будет реализовывать себя не только в деле, но и в поступках, отличных от общепризнанной морали, – увидев усмешку на лице противника, он торопливо, пропуская окончания слов, сбивчиво пояснил:

– Даже с вами и заранее соглашусь, с тем, что мораль бывает консервативной, устаревшей, отстающей от перемен в обществе, и с тем, что многие отрицательные поступки сегодняшнего дня завтра будут расцениваться как обычное поведение, – казалось, что он уже забыл про начальный тезис:

– Но я немного о другом. Такой человек короток, как полезный индивид для общества, – видя недоумение в глазах собеседника, вызванное нарушением последовательности рассуждений, уточнил:

– Такой человек безлик. В реализации инстинктов нет ничего нового. Так двигалась жизнь и в первобытных обществах, когда основными орудиями труда были камень и палка. Во времена электроники и освоения дальнего космоса люди такого менталитета должны восприниматься как балласт, как товар прошлогодней моды. Пьяницу караулит цирроз печени, авантюриста ждет тюрьма. Нет, мораль контролирует человека, делая его полезным для общества. Только контроль над инстинктами, – продолжал он несколько занудливо, – делает человека свободным. Полезный для общества человек одинок. – Желая заранее ниспровергнуть возможные возражения оппонента, Николай Валентинович углублялся в свои рассуждения.

– По мере накопления опыта и знаний человек как индивид вынужден все больше удаляться от мира бессознательного. В конце срока жизни у каждого за плечами будет свой дорожный мешок.

Чувствуя, что его сбивчивая речь малопонятна окружающим, он постарался пояснить:

– Кто-то в нем будет хранить запас на черный день, кто-то блокнот с записями своих личных воспоминаний, а кто-то, из тех, кому придется мигрировать, будет хранить пару потрепанных книг, как кусочек покинутой родины. Вот, может быть, так, – закончив пояснения, он как-то удрученно вздохнул, видимо, осознав, что его сбивчивые пояснения не совсем поняли, и стал, близоруко щурясь, протирать очки чистеньким носовым платочком. Его оговорка «может быть так» – лишь выявила в нем неуверенного в себе человека.

– Вы, конечно, моложе меня, лет на десять-пятнадцать. Может, чуть меньше всего видали. Когда я работал в министерстве, – коротышка, важно надувая щеки, без спешки снял коричневый пиджак, сложил привычным жестом сцепленные пальцы на кругло выпирающем животе, – приходили ко мне разные люди. Вот придет ко мне такой честный моралист-предприниматель с просьбой:

– Мол дайте мне возможность участвовать в государственной программе.

А я о нем информирован заранее. И знаю, что он порядочный человек, репутация у него работящего семьянина, и много чего есть у него хорошего, за что похвалить можно, словом, поддержать, а вот по делу…

– Я ему «рябчика» выпишу, – бывший министерский работник, засучив рубашку по локоть, показал сжатый кулак. С металлом в голосе сказал:

– Не дам, не поддержу. Он пришел денег просить. – В глазах круглолицего появилась злость, как у собаки, у которой оттаскивали миску с едой, – а ему уже тяжело. – Какое участие в программе? У него за душой свободного капитала нет и не будет.

– А вот придет пройдоха, – бывший чиновник заулыбался, показывая удивительно ровные для его возраста зубы, – из тех, у кого репутация под полом валяется, в банках долги, перед работягами задолженность по зарплате, трижды разведен, молодых любовниц и машины меняет, заявит:

– Мол, хочу участвовать в программе. Есть деньги на первый взнос. А я ему: пожалуйста. Этот костьми ляжет, вывернется наизнанку, а своей цели добьется. Все средства использует – моральные, – толстячок хихикнул, – и не моральные. Да, вот, ему пожалуйста, дадим поддержку, – лицо говорящего приняло строгое выражение. – Оо, этот бывший чиновник, уже был в образе как достойный представитель своего класса-гегемона. – Он вывернул наружу маленькие ладошки, розовые пухлые, изогнутые вверх кормушки.

– Давать помощь деятельному человеку менее рискованно. – Он пояснил, – для каждого министерства предписано плановое задание. Есть годовой отчет, надо доложить о достигнутых результатах. В этом случае вновь запущенно производство и будет результатом деятельности министра и его команды. Вот этот, в чем-то не хороший, но деятельный человек, человек, реализующий свои инстинкты, и добьется успеха. Может он при этом что-то и украдет, с кем-то заключит не совсем законную сделку, но новое предприятие будет запущено в срок или чуть позднее, если будет возможность получить дополнительные субсидии, люди получат новые рабочие места, зарплату для содержания своих семей, а государство отчисления с нее в виде налогов. Все общество только выиграет.

– А этот, – он брезгливо скривил маленький рот, – у которого высокая мораль, при возникновении трудностей найдет вместо способов решения сотни оправданий – инфляция, погода, подрядчик-волокитчик. А то и вовсе предложит поменять закон, общий для всех, лишь для того, чтобы решить свой частный вопрос. – Чиновник решительно отрезал ладошкой пространство от предполагаемого неудачника, – у «слабака» мозги повернуты на поиск оправданий свой неудачи, а не на решение вопроса.

Закончив словесный расстрел предполагаемой жертвы, он с ироничным самодовольством посмотрел на оппонента, показывая своим видом – «милый мой, жизнь сложнее на правил».

Тот по-прежнему растерянно протирал стекла очков, белым носовым платочком, расчерченным в синюю клетку. Клетка вверх – можно согласиться, клетка вниз – следует возразить.

– Вопрос сложный, однозначного решения не имеет, – начал он с компромисса, – в чем-то вы правы, но позвольте возразить, – Николай Валентинович вернулся к исходной позиции, – этот ваш протеже-предприниматель, скажем прямо, пройдоха, может запустить пять проектов, и все будут успешными, но на каждом из них у него будут откаты, махинации с завышением затрат и уменьшением суммы налогов. На эти потерянные деньги можно было бы запустить десять проектов. В два раза больше создать рабочих мест. Где уж тут выгода? – задав вопрос, он сам же и ответил, с ноткой досады в голосе.

– Тут не выигрыш для общества, а убыток. Никакого бюджета не хватит, чтобы насытить этих жуликов. За счет бюджета эти пройдохи набивают карманы, а в это время целые отрасли приходят в упадок. Прибыль – одному, а убытки – всем остальным. – Возникла пауза. Оппоненты сделали передышку, ощущая вершину спора. Искали в период паузы новые аргументы. Вдруг неожиданно к беседе присоединился с верхней полки старичок в синем трико.

– Вы, конечно, Виктор Васильевич, неправы, – обратился он к бывшему чиновнику. – Тот удивился, – а вы откуда меня знаете?

– Знаю, знаю – меня зовут Николай Петрович, – когда вы служили заместителем министра, я был у вас на приеме. Фамилия моя Киселев. Не помните? Я просил денег на поддержку своего проекта. А вы меня «рябчиком» угостили. – Осуждение и укоризна в его голосе смутили Виктора Васильевича, и он, покраснев, сделал попытку оправдаться.

– А, вспомнил. Вы же тогда по возрасту не проходили. По условиям оказания государственной поддержки, возраст заявителя был ограничен ю годами.

Умение оправдаться в ходе дискуссии быстро, моментально – важнейшая часть профессиональной подготовленности чиновника, пусть и бывшего.

– У вас не прошли, а по жизни отбор прошли успешно, – возразил Киселев, – продали тогда машину, дачу, гараж, кое-что заняли под проценты у родственников, это конечно особая песня, все теперь банкиры, ставка по кредиту минус ставка по депозиту, доход делим пополам, выгоднее, чем у банков-ростовщиков. Довольны все, все при своем интересе. Мы, с моей Ольгой Ивановной, – женщина напротив одобрительно кивнула, – проект, не поддержанный Вами, осилили, и до сих пор бизнес ведем. Мне уже 75 лет. Людям пользу приносим. Мы внедрили воссозданные технологические рецепты давних времен, некоторые из них применялись еще в м веке, на десятках кондитерских и хлебопекарных предприятий. Секрет прост – местное сырье – это всегда свежий продукт, а значит, и самый качественный. А теперь за здоровье все пекутся, – Николай Петрович продолжил, – раньше в деревнях, на свежих продуктах и чистом воздухе вырастали поколение за поколением здоровых людей. А чего не быть здоровым? Молоко парное, уха тройная, все экологически чистое, даже тишина была целебна. Генетическое ядро нации хранилось в деревне. Она была источником, гарантом прилития свежей крови в отравленный организм городского человека. – Увидев удивление на лицах собеседников, добавил:

– Я сам когда-то работал ветврачом, и знаю, как сохраняются положительные качества за счет прилития крови. А при умелом подходе не просто сохранить, но и контроль нужных параметров можно осуществлять в м, м поколении. А сейчас для нашего общества этот источник лениипотерян. Он иссяк. Деревня разорена, она обезлюдила. В лучшем случае, а может, и в худшем, пройдет замена племенного ядра людьми из других национальностей, теми, кто живут еще беднее нас, и работать согласны за пропитание.

– Видите, как повернулось, Виктор Васильевич, – легкая укоризна прозвучала в его голосе, – жена у меня бывший технолог, старые рецепты приспосабливает для использования в новых технологиях, а я при ней менеджер, генеральный. – Он подправил рукой густые пушистые усы, скрывающие улыбку. – Да, в качестве сырья в наших рецептах используются дары местной природы – морошка, черника, даже корни радиолы розовой. Прищурившись, он посмотрел на собеседников.

– Как вы думаете, отличаются ли по своим качествам жимолость и клюква, выросшие на севере, от ягод, выращенных в центральной России?

– Наверное нет, – предположил Виктор Васильевич.

– Вы ошибаетесь, – не согласился Николай Петрович, – отличаются по содержанию питательных элементов. Это уже другой источник витаминов и микроэлементов, который способен для местных жителей, в какой-то мере, компенсировать потерю натуральных деревенских продуктов. Люди это понимают, спрос есть, звонят с утра до позднего вечера. У нас просто сил не хватает. Шутка ли, при нашем возрасте. Вы тут спорите, какой человек-предприниматель для общества полезен, честный или не совсем честный. Вообще-то, из своего опыта я знаю. С позиции минутной выгоды судить-рядить о человеке неверно. Может вам покажется странным, но на мой взгляд, о человеке надо судить по его прошлому, и, прежде всего, о том, что он пережил. Создал предприятие, обеспечил людей работой – это хорошо, но недостаточно. А вот судить о том, что он выстрадал.

– важнее. – Он обратился к супруге:

– Ольга Ивановна подтвердит, это сейчас мы люди с достатком, можем два раза в год на дальние моря съездить отдохнуть, а когда-то над нашей затеей смеялись.

– Какие вы предприниматели – пенсионеры.

Сомнения у нас самих были. И, тем не менее, мы знали, что затеваем нужное дело, полезное людям. Вы, Виктор Васильевич, защищаете деятельного человека, который ради дела готов пожертвовать репутацией, того, кому мнение большинства – бесполезная вещь, трата времени на выслушивание чепухи, но при таком подходе есть опасность, что такой человек, допуская несправедливость в малости, не сможет отличить, что это малое и есть главное. К примеру, с позиции получения прибыли, человек, пробивший контракт на государственную поддержку для строительства предприятия в областном центре, поступает правильно, здесь больше потребителей, а с другой стороны, при таком решении вопроса без инвестиций останутся отдаленные территории, а там и так теперь запустение. Река не враз мелеет, в начале пересыхают ручьи. Хороший пример из истории – Константинополь. Он рухнул, утерял свою независимость после того, как лишился прилегающих территорий. Так и у нас, в матушке России. Города-миллионники растут, а деревня и малые городишки чахнут. Если процесс не остановить, конец будет печальным. Его прервала Ольга Ивановна.

– Но вот, запел свою любимую песню. – Женщина она оказалась миловидной, выглядевшая гораздо моложе своего календарного возраста. Ее большие серо-зеленые глаза до сих пор притягивали внимание.

– Без любви, согласия не было бы у нас понимания и поддержки друг друга, а без этого и дело бы не пошло, – сказала она, как бы откликаясь на первую часть диалога мужа, и оставляя без внимания его отвлечение на большую политику.

В молодости она была красавицей. Принадлежащим к этой касте избранных всегда присуща общительность. Легкость в общении – визитная карточка красивой женщины. К тому же она была доброжелательной.

– Не пора ли уже от споров перейти к обеду? – На ее вопрос-предложение откликнулся супруг.

– Куропатка под клюквенным соусом, карась в сметане, свежая холодная пахта с кусочками масла – все это изыски гурманов, доступные раньше в любой деревне. Этого нет.

А вот водка, настоянная на чашелистиках морошки, у нас есть. Производит наш местный ликёро-водочный завод по нашему рецепту. Где-то я читал, по-моему, у Похлебкина, был рецепт изготовления старого венгерского шампанского из морошки.

К столу у Николая Валентиновича нашелся кусок нельмы местного посола. Виктор Васильевич достал сало собственного изготовления. После приема спиртного настрой на спор иссяк. После преломления хлебов, беседующим захотелось компромисса. Чаще всего в таких случаях выручает тематика взаимоотношений между мужчиной и женщиной, разговоры про то, как кто, где, когда и кого любил. Беседа захватила так, что ее не смог прервать и неожиданно заглянувший в приоткрытую дверь купе некто в синей форме с прилепленными на погонах двумя звездочками. Не представившись, дежурный страж порядка потребовал:

– Уберите спиртное, – предупредил строгим голосом, и ушел. Через полчаса вернувшись, он обнаружил тоже самое. Пришлось ему оформлять какой-то протокол. Записал у каждого место работы и возраст. Так еще ближе всех и перезнакомил. Всей компанией они постарались убедить блюстителя закона в том, что вообще-то они приверженцы трезвости.

Разговор продолжился дальше, и после того, как водку заменили чаем, Ольга Ивановна, достав густую пастилу из чернично-голубичного джема, и произнесла эту фразу, про Ивана Карамазова, лишившего себя возможности излить свою любовь.

«Витоника»

В момент первой встречи, женщина, чей талант быть женщиной проявляется сильнее и ярче, чем у других представительниц слабого пола, в восприятии мужчины вызывает удивление.

Особенностью нрава Витоники было сохранение внутреннего позитивного настроения к жизни при быстрой смене внешнего умонастроения.

Вот звучит ее громкий смех, который она подкрепляет оживленной жестикуляцией. Еще колеблется в воздухе волна ее голоса, наполненного весельем. А она, вдруг повернув лицо к собеседнику, смолкает, молчаливо-сосредоточено начинает прислушиваться к его речи, прикрыв глаза пушистыми ресницами.

Редкие, из тех людей, кто знал ее ближе, понимали в такие моменты: Витоника уходит вглубь своего подсознания. Журчание речевого потока ее слух улавливал поверхностно. Пытаясь понять истину, она умеет слушать интонации голоса собеседника, паузы и тишину, даже в период самых острых дискуссий.

Волна слов, одна за другой накатывает на время, скрывая его под собой. В отливе одной сверкает призывный блеск солнца. Другая наполнена умиротворенной желтизной луны. Из слов сплетается музыка. Из музыки рождаются мысли. Тишина. Темнота. Глубокая тишина. Она, вступая в беседу после паузы, просит убрать, забыть высушенную до состояния чахлого цветка тематику разговора, предлагая взамен обратить внимание собеседников на сочную, наполненную свежим смыслом поляну новых впечатлений. И все вдруг замечают – именно эти мысли-цветы содержат аромат букета новых устремлений. Она желаемая женщина, с ней приятно провести время отдыха. Скука обитает от нее на далеком расстоянии в другом краю. На работе женщина с таким складом ума опасна. Ее аргументация с легким изяществом способна разрушить массивные пирамиды логических размышлений, а порою, наоборот, казалось, абсурдные суждения сцементировать в сверхпрочную основу.

Бойтесь женщин-интеллектуалов. Они несут в наш уютный мужской миропорядок разрушительный хаос. Утверждения о том, что они способны указать путь к новому возрождению, ложны. Их природа консервативна.

Местом ее рождения была Вологда – город обветшалых кварталов и кривых улиц, петляющих вдоль речного русла. Центральный проспект города – река, вдоль берегов которой сиротливо гнездились церкви, подарившие ей самые яркие впечатления первых двенадцати лет жизни. По выходным мать, ведя дочь за руку, обходила одно богоугодное заведение за другим. В полусумраке храма смесь запаха моющего порошка и горящего воска рождали в детской душе умиротворенность.

На реке стоял белоснежный дебаркадер. В нем располагался дешевый ресторанчик, в котором мать работала официанткой. Рукава ее неизменного серо-голубого пальто пахли средством, используемым для мытья посуды. Работа была трудной и нервной. В числе посетителей попадался разный люд. Однажды мать попыталась выгнать уснувшего за столом пьяницу. А за того вдруг дружно заступились посетители. Маленький, сухонький, пьяненький мужичок оказался известным поэтом. Вы замечали, многие плюгавенькие, вроде бы внешне судьбой обиженные поэты, на поверку являются подвижниками духа и мысли. В ответ на ее грубость человек, наделенный даром свыше, совершил благородный поступок – сочинил в честь матери полное свежей романтики великолепное стихотворение. Проявил божий промысел в ответ на обиду. В его послании миру – уют ресторана был лучшим средством от хандры в слякотную погоду.

Впрочем, мать была женщиной богобоязной, она знала для себя одну истину и во время посещения храма старалась внушить ее дочери – «будь прилежной, бойся и соблюдай заповеди бога, и все будет у тебя происходить без происшествий». Главной чертой характера матери была рассудительность. У нее все было определено заранее.

Отец был другим. Человек окруженный сомнениями. Высокий, смуглый, худощавый, один из тех, кто – «поговорили, порешили, делаем так», а через десять минут в его голове под волнистыми черными волосами в сумятице чувств рождались другие предложения – «поступить так, сделать это, а может, по-другому, или совсем отказаться от намеченного мероприятия». Парадокс его поведения состоял в долгом принятии решения, в мучительном выборе приемлемого варианта и быстром исполнении. Его сноровка и деловая хватка позволяли браться иногда за исполнение таких работ, от которых другие отказывались.

В Вологду отец попал еще ребенком, в период эвакуации из Ленинграда. Отец его погиб на фронте под Ржевом, а мать, набожная еврейка, сухонькая старушка, с черными маслинами грустных глаз, доживя до преклонных лет, скончалась через пять лет после рождения внучки. Витоника помнила ее слабо. Сомнения отца, дотошного до мелочей инженера-теплотехника, и рассудительность матери – самоучки-психолога, получившейся из официантки, сформировали две разнонаправленные половинники характера их дочери.

В семнадцать лет она сбежала из дома. Так выглядело внешне. На самом деле, это был побег от самой себя, от своих трудноразрешимых противоречий. Ее угнетали общие правила поведения «приличных» детей, боязнь наказания, осуждения за отступление от них. Она жалела мать за въедливый запах моющих средств, отца – за потерянную успокоенность, но быть одинаковой с ними, разделить их участь, даже в самом малом, означало для нее – быть вместе с ними, в постоянно всасывающем «болоте» бедной жизни. Носить еще один сезон ту же одежду, когда подружка донашивает уже вторую обновку. Помогать матери убирать столы с грязной посудой, в то время как ее школьные друзья проводят время в беззаботных развлечениях. С детства она усвоила – самостоятельность в принятии решений рождает крылья для полета в пространстве свободы. Дни бегства – первые дни полной свободы – тогда ей так казалось. Ради нее, она сменила надоевшую родительскую опеку на совместное проживание с малознакомым человеком.

Теперь все иначе. У нее веселый нрав, стройная фигура и приятная внешность. Она свободна от надуманных обязательств. Ее друг художник, материально обеспеченный человек, почти ровесник отца, создал ей материальный уют, подарил возможность общения с другим кругом, кругом иначе мыслящих людей, людей, склонных обсуждать совершенно другие проблемы, наконец, людей, замечающих и ценящих ее красоту и свежесть молодости.

Облако свободы поднимает на высоту, радиус обзора становится шире, поле для выбора цветов – приятных знакомств становится безграничным. И всё-таки прагматичный цинизм был для нее чужд. В восемнадцать лет она влюбилась в аспиранта МГУ. К тому времени в отношениях со старым другом проявилась неискренность. Она, как трещина, разделила их. Художник, старый плут и обольститель, всегда оправдывал свои духовные превращения особой рациональностью. Он был, по сути, один из тех, кто сам для себя создает своего удобного бога – время, прощающее изменчивость их поступков. Сегодня Бог относился к его поступку так, а завтра иначе, исходя из его же пожеланий. На самом деле, он принадлежал к категории людей многобожников, лишь формально причисляющих себя к религии одного бога. Их безпринципность, отсутствие постоянства рождают неискренность во взаимоотношениях с другими людьми.

Художник был рад расставанию. Страсть прошла, а фантазии Витоники, питаемые смешанной энергией чувств и молодости, стали для него обременительны. Старый корабль уже искал спокойный причал в удобной бухте. Действие заменялось созерцанием. А с ее стороны трепетал парус, ловящий любое дуновение ветра, парус желающий быть наполненным штормовым порывом, втягивающим корабль в стремительную пучину безбрежного океана жизни. Источник любви иссяк. Прежний друг стал ей чужд.

Ее новый знакомый, аспирант Андрей Калугин, наоборот, был готов окунуться в жизнерадостный напор, стремительно накативший на его успокоенную тишину. Он с радостью, почти восторгом, обменял скромную определенность – аспирантура, защита, ученое лежбище среди моржей-долгожителей бесславного НИИ, создаваемую для него мамой профессором-биологом из МГУ, и папой, заместителем директора крупного завода, на приятную, чертовски обаятельную, малую предсказуемость, предложенную Витоникой. Год общения с ней принес ему больше впечатлений, нежели двадцать пять лет жизни до знакомства с ней. Прыжки с парашютом с телебашни были их совместной шалостью, всего лишь рассчитанным риском, необходимым для наполнения крови адреналином. Был и спонтанный экстрим – знакомство с кавказскими банд-партизанами. Одному из них для операции на черепе потребовался специальный сплав, который Андрей смог достать через отца.

В следующем году, во время летнего отпуска, они попали в авантюру, связанную с проведением израильским спецназом операции на территории Иордании.

С Банд-партизанами – исламистами судьба свела молодую пару в Москве, в ресторане «На кулишках». В уютном, прохладном полуподвале разместились две компании. В одной выпивали и веселились, в другой, из принципа, спиртное не употребляли, но тоже одурманивались покуриванием наркотиков. В какой-то момент, на правах властителя беззаконного мира, тот, кто был главным в стае иноверцев, оценил оскорбительной шуткой сверх-открытый наряд Витоники. В ответ получил пощечину. Вспышка ярости в тот момент испепелила лишнее, поверхностное, сократив расстояние до истины. Люди, имеющее общее, отличное от других, уважают друг друга. Пренебрежение жизнью связывало Витонику и Амира, делало их схожими. Вечер «На кулишках» закончился почти дружески. Были шутки и обмен телефонными номерами. А вскоре номер телефона нового знакомого потребовался молодой паре. Из Вологды позвонила мать. Попросила помощи в спасении сына подруги, попавшего в чеченский плен. Случайное знакомство помогло. Амир – человек живой энергии и данного слова помог найти и вернуть неимущей русской матери нищего сына-солдата. Денег не взял, при общении отшутился – это плата Витонике за урок-пощечину. А вскоре его друзья обратились за помощью. Амир был ранен. При проведении операции на черепе, потребовался особый металл. Теперь помог отец Андрея, тогда еще гражданского мужа Вероники. Они передали требуемый металл, и с тех пор короткая связь с банд-партизанами закончилась. По их предположению, после операции на голове, Амир ушел на встречу с Аллахом.

Еще в одной авантюре они участвовали на Ближнем Востоке. В Израиль, Витоника и Андрей, будучи уже молодоженами, попали по обычной туристической путевке. Причем неделю отдыхали в стране обетованной, неделю в Иордании. Побывав на экскурсии в Иерусалиме, отмолив грехи у «стены плача», они отправились на Красное море в Эйлат. Там в отеле «Дан Панорама» они неожиданно встретили однокурсника Андрея. Это был Саша Левин, эмигрировавший в Израиль лет семь назад. Несколько вечеров они встречались с ним в тихом ресторанчике на берегу моря. Когда-то Андрей с Александром были очень дружны. Им было интересно узнать и обсудить новое друг о друге. Левин рассказал, что теперь работает на спецслужбу. Перемены, как одежды, каждая укрывает по-своему. Из худенького студента-очкарика, питающегося за несколько рублей в столовой, Левин превратился в подтянутого, спортивного телосложения мужчину. А Андрей, наоборот, когда-то атлетически сложенный, любитель физкультуры, игравший в регби, стал полноватым и рыхлым.