Текст книги "О себе. Воспоминания, мысли и выводы. 1904-1921"

Автор книги: Григорий Семенов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 3
ПЕРЕД ВОЙНОЙ

Перевод полка в Монголию. Мое прикомандирование ко 2-й Забайкальской батарее. Поездка в Томск. Перевод в 1-й Нерчинский полк. Действия против хунхузов. Мобилизация. Отправка полка на запад. Остановка в Москве. Курьезное недоразумение в Кремле. Дальнейший путь на запад.

Вскоре после моего возвращения из Монголии весь 1-й Всрхнеудинский полк получил распоряжение сосредоточиться в Урге, с тем чтобы позднее быть переведенным в Улясутай. С большим огорчением я должен был расстаться с полком, уходящим туда, где остались мои неосуществленные мечты о большой и интересной работе во вновь образовавшемся государстве, в создании которого и я принимал участие,

С уходом полка я остался прикомандирован ко 2-й Забайкальской батарее, которая временно оставалась в Троицкосавске. Батарея тоже готовилась к походу, и у меня была малая надежда вернуться с ней в Монголию. Мой отъезд в фехтовально-гимнастическую школу командиром батареи, страдавшей от недостатка офицеров, был отсрочен, и перед штабом округа было возбуждено ходатайство о моем переводе в батарею.

Пока ходатайство об этом ходило по инстанциям, я был командирован в Томск за покупкой для батареи артиллерийских лошадей. Лошадей удалось подобрать очень хороших как по качеству, так и в смысле кровей и подбора по масти, поорудийно. Командующий войсками Иркутского военного округа, осматривая батарею, сделал заключение, что «едва ли даже гвардейская артиллерия имеет такой конский состав». Удачное выполнение поручения и явившееся вследствие этого благоволение начальства дало мне основание надеяться на то, что мне удастся в конце концов снова попасть в Ургу, тем более что по существовавшим правилам я вполне удовлетворял условиям для перевода в артиллерию без дополнительного испытания как окончивший училище с отличными успехами по артиллерии.

Однако надеждам моим не суждено было осуществиться. Вмешательство мое в монгольские дела еще не было забыто, и мое ходатайство о переводе в батарею было по этой причине отклонено. По уходе батареи мне не оставалось ничего иного, как переехать в Читу и явиться в фехтовально-гимнастическую школу, после успешного окончания которой я был переведен на службу в 1-йНерчинский полк Забайкальского-казачьего войска, входивший в состав Уссурийской конной бригады.

1-й Нерчинский полк был разбросан по селам и деревням в юго-восточной части Приморской области. Штаб полка, учебная команда и две сотни стояли на станции и в прилегающей станице Гродсково. Я получил назначение в….. сотню и немедленно выехал к месту расквартирования сотни, в деревню Кневичи.

Полком командовал уже произведенный в чин генерал-майора М.А. Перфильев, пользовавшийся в полку большой популярностью. Он был мои однокашник, и я хорошо знал с детских лет как его самого, так и всю его семью. 1-й сотней командовал есаул Тихонов; младшим офицером в сотне, кроме меня, был сотник Кудрявцев.

В полк я прибыл 2 февраля 1914 года и через несколько дней попал со взводом казаков в командировку для поимки хунхузов, терроризировавших Сучан-Кневичи и прилегающий район по границе с Маньчжурией. Действия против хунхузов дали мне большой опыт в способах ведения партизанской войны. Успешно завершив свою экспедицию против хунхузов, я вернулся к сотне, но вскоре получил назначение на должность начальника полковой учебной команды и вследствие этого переехал в станицу Гродсково.

19 июля 1914 года наш полк получил срочное приказание о выступлении из лагерей под Някольском-Уссурийским на зимние квартиры. Срочность распоряжения и указание сосредоточить все сотни полка в поселке Гродсково, не разводя их по зимним квартирам, подчеркивали неизбежность серьезных событий, в наступление которых до той поры мало верилось. 21июля полк подходил к Гродскову, когда был встречен помощником командира полка войсковым старшиной Анисимовым. Последний вручил командиру запечатанную депешу, полученную из штаба бригады, с указанием на секретность и срочность доставки. Содержание депеши не было известно никому, но все присутствовавшие почувствовали важность наступавшего момента, когда командир полка начал вскрывать ее. Выстроив полк в резервную колонну, командир полка полковник Жулебик выехал перед серединой полка и громко прочел телеграмму, которая сообщала об объявлении нам войны Германией.

Семьи офицеров, жители станицы Гродеково и железнодорожные служащие, которые собрались встретить полк, присутствовали при этом и присоединили свои голоса к громкому «ура» за Государя Императора, которым полк встретил объявление столь важного известия.

Хотя война была уже объявлена, мобилизация частей 1-го Сибирского корпуса еще задерживалась, и существовало опасение, что невыясненность отношений к событиям со стороны Японии могла задержать нас на Дальнем Востоке неопределенно долгое время. Поэтому я немедленно телеграфировал бывшему командиру полка графу Келлеру, ходатайствуя о прикомандировании меня к 1-му Астраханскому казачьему полку. Через неделю был получен благоприятный ответ графа Келлера, с предложением немедленно явиться в полк на предмет перевода в него. Я спешил скорее оформить свой отъезд на фронт; уже намечен был день отправления и сделан наряд на погрузку коней, как части войск Приамурского военного округа получили приказ о мобилизации и отправлении на фронт. В связи с этим отпала, конечно, моя поездка в 1-й Астраханский полк, и я тотчас дал телеграмму графу Келлеру с благодарностью за содействие и сообщением, что иду на фронт со своим полком.

В середине августа первый эшелон нашего полка, включавший нашу 1-ю сотню, вышел со станции Гродеково на запад неизмеримость величия нашей родины, как в смысле ее беспредельности, так и в отношении неисчерпаемых природных богатств, казалась нам залогом несомненной нашей победы. Эта уверенность укреплялась видом ликующего народа по городам и станциям на всем протяжении нашего десятитысячеверстного пути на запад. Поля и леса Сибири уже одевались в золотистую парчу осени. Богатство урожая подтверждалось видом сжатых и покрытых золотистыми снопами хлеба полей. Повсюду на станциях кипела работа: горы разных товаров ожидали очереди отправки к местам назначения; тяжело нагруженные поезда перебрасывали на запад к фронту бесконечные эшелоны войск и продукты труда сибиряка – масло, кожи, мясо, хлеб, скот, лес и пр., и пр. Оценивая кипучую работу в глубоком тылу, видя неисчерпаемые богатства нашей страны, мы укрепили свою уверенность в грядущем благополучии и величии нашей родины в результате победы нашей славной армии, дружно поддержанной всем населением страны. Не было причин думать не только об ожидавшей наше отечество катастрофе, но даже о каких-либо малых затруднениях. Все мечты были сосредоточены на боевых подвигах и боевой славе. Мы рвались всей душой на фронт, в бой, и потому нескончаемыми казались нам дни нашего рельсового пути. К тому же мы не знали нашего маршрута дальше Тулы. На очереди стояла возможность отправки нашей бригады на Кавказский фронт. В Москве это задержало нас на три дня.

В середине сентября месяца, на рассвете, первый эшелон нашего полка подошел к Первопрестольной. Сразу же стало известно, что там мы будем ожидать, пока все эшелоны нашей бригады не подтянутся в Москву, и за это время будет разрешен вопрос о пути дальнейшего нашего следования. Пока же мы – гости матушки-Москвы. Приказано было показать казакам столицу. Трамваи возили казаков бесплатно.

Больше всего казаки заинтересовались Кремлем, и там мне пришлось быть свидетелем довольно курьезного случая: трем бурятам, слабо сравнительно владевшим русским языком, я объяснял на их родном языке историческое значение Москвы и Кремля. В это время вблизи нас оказались две дамы и мужчина. Они усиленно прислушивались к нашему разговору и, конечно, ничего не могли из него понять. Вдруг мужчина обращается ко мне, спрашивает, долго ли мы находились в пути и не устали ли после длинной дороги. Я не понял истинного значения его вопроса и сказал, что мы ехали в вагонах тридцать три дня, пока доехали до Москвы. Услышав мой ответ, приблизились обе дамы и начали с чувством глубокого участия говорить много приятного по нашему адресу. Только после нескольких минут разговора я понял, что москвича приняли нас за японцев, переодетых в русскую форму. Когда я пытался разубедить их в этом и сказал, что мы – забайкальские казаки, то одна издам возразила, что, возможно, офицеры действительно русские, но солдаты, без сомнения, иностранцы, так как она слышала наш нерусский разговор. Они уверяли меня в своей благонамеренности и указали, что я напрасно скрываю обстоятельство, всем известное, о том, что идут японцы. Я не сомневаюсь, что многие жители Европейской России принимали нас за японцев, и, возможно, агенты противника не раз искренне вводили в заблуждение свои штабы не соответствующими истине донесениями.

На третий день нашего пребывания в Москве мы получили назначение нашего конечного пункта под Ново-георгиевск и покинули гостеприимную столицу, уходя под Варшаву.

Глава 4 ВЕЛИКАЯ ВОЙНА

Выгрузка и боевое крещение. Первые трофеи. Операции под Новым Мястом. Дело под Сахоцином. Спасение полкового знамени и обозов. Операции под Праснышем. Разведка Млавы. Действия моего разъезда. Занятие Млавы. Восстановление связи с тылом. Наблюдения в Млаве. Прибытие бригады.

Haш полк был эшелонирован в западной части Новогеоргиевской крепости и имел задание продвинуться на северо-запад от укрепленной зоны и в указанном пункте сосредоточиться. К пункту сосредоточения полка сотни должны были двигаться самостоятельно.

Выгрузившись ночью из вагонов, я на рассвете повел 1-ю сотню и был в назначенном месте к 11 часам утра. По прибытии штаба полка выяснилось, что на полк возложена задача разведки противника, наступавшего на части нашей пехоты с северо-запада. Выслали разъезды а соответствующих направлениях, и после часу пути переменным аллюром мои разъезд вошел в соприкосновение с частями пехоты противника. Мы наткнулись на пешие разведывательные дозоры германской пехоты. Один из таких дозоров был мною атакован и частью порублен, а двух пехотинцев нам удалось Захватить в плен. Это были первые трофеи не только лично мои и нашего полка, но и всей бригады. Опрос пленных обнаружил важные данные о противнике. Я получил благодарность начальника нашей бригады генерал-майора Киселева.

В это время заканчивались варшавские операции и мы были двинуты на север, в направлении на Ново Място.

Более полутора месяцев наша бригада вела бои и производила разведку в районе местечка Ново Място и севернее его, к Цеханову. 8 или 9 ноября 1914 года мы подтянулись к местечку Сахоцин. На следующий день я вновь ушел в разведку с разъездом в пятнадцать коней. Задача моя заключалась в том, чтобы войти в соприкосновение с противником в направлении местечка Остатние Гроши и выяснить его силы и намерения. Через сутки моя задача была выполнена, донесения своевременно посланы, и я решил потихоньку возвращаться к полку в Сахоцин. Между тем еще накануне, выяснив обстановку и силы противника на основании сведений, добытых разведкой, бригада под прикрытием ночной темноты оставила Сахоцин и двинулась к Цеханову, имея задачу оказать содействие нашей пехоте в овладении ею городом. В Сахоцин передвинулись обозы бригады, включая и обоз 3-го разряда. Наступило 10 ноября. Не зная ничего о выходе бригады из Сахоцина, я с разъездом в десять коней из оставшихся у меня казаков, переночевав в деревне в 15 верстах от Сахоцина, возвращался туда. Приближаясь к местечку, мы услышали выстрелы, и чем ближе мы подходили к нему, тем отчетливее была слышна редкая ружейная стрельба. Не доходя до местечка, мы увидели разбегавшихся людей, некоторые из которых были полуодеты и без фуражек.

Наконец я увидел скачущего всадника, который оказался моим конным вестовым. Он сидел на моем чистокровном жеребце; жеребец и вынес его к коням, увидев мой разъезд. Я выругал казака, указав на недопустимость скачки, да еще по твёрдоутрамбованному шоссе. Казак мне доложил, что бригада ушла наступать на Цеханов еще вчера, а утром па оставшиеся в Сахоцине обозы напали немцы и захватили вес, включая знамя и караул у него. Мой вестовой, Чупров, был толковый, отличный в боевом отношении казак, и не верить ему было невозможно. По его словам, противника было не менее полка, а может быть, и больше. Захватив обозы, немцы направили их по дороге па деревню Чарны. Изредка были слышны еще выстрелы, которые Чупров объяснял тем, что немцы стреляют» по спрятавшимся и разбегающимся нашим обозным. В самом Сахоцине, по докладу Чупрова, на площади у костела стояла застава из спешенных кавалеристов, а за углом должен находиться спешенный эскадрон, держа лошадей в поводу-Времени терять было нельзя. Долг повелевал действовать немедленно. Я с разъездом в десять коней наметом пошел к местечку и, выскочив на площадь у костела, атаковал спешенную заставу противника. Смяв несколько человек и не давая времени оправиться другим, я бросился на спешенный эскадрон и привел его в полный беспорядок, обратившийся в панику. Часть кавалеристов распустила лошадей и разбежалась, часть успела вскочить верхом и в панике бросилась вслед за колонной уходящих обозов, вселяя панику и в конвоирующие се эскадроны. В голове колонны шли два эскадрона, которые быстро поддались панике и ускакали, бросив свои трофеи, не имея возможности ориентироваться в обстановке и выяснить размеры угрожавшей им опасности. Я преследовал противника не менее четырех верст, под конец уже один, ибо забайкалки не смогли угнаться за моим кровным конем. Преследуя противника, я нагнал одного всадника, который сдался мне.

Результат моего внезапного появления и атаки во много раз превосходящего меня силой противника был блестящий: действия моего разъезда заставили кавалерийскую бригаду противника, которая имела задачу действием в тыл нашей конницы, наступавшей на Цеханов, парализовать се помощь пехоте, оставить задачу незаконченной и поспешно удалиться, понеся потери убитыми и пленными. Обозы всей нашей бригады и наше полковое знамя были отбиты и спасены. Всего было захвачено немцами и отбито мною свыше 150 обозных повозок; головные эшелоны артиллерийского парка 1-го конно-горного артиллерийского дивизиона и около 400 человек пленных, кроме того, наша бригада получила возможность закончить свою операцию по овладению городом Цехановом, который был занят нами.

По результатам это дело кажется маловероятным, и осуществление этого подвига разъездом в десять коней объясняется внезапностью налета и быстрым распространением паники среди противника – эффект, который завершил начатое, не требуя легендарного героизма от исполнителей. Мои потери в этом столкновении выразились в одной раненой лошади.

За описанное дело я получил орден Св. Великомученика и Победоносца Георгия, 4-й степени, а казаки были награждены Георгиевскими крестами.

Немедленно по овладении Цехановом наша бригада была двинута в направлении на Млаву, на границе Восточной Пруссии, через Свенту-Гиноецк. Млава – небольшое местечко на самой границе, в одном переходе от крепости Сольдау. Наша бригада получила задание двигаться на Иогаинссбург. Это второе наше вторжение в Восточную Пруссию не было удачным для нас, по и не было по своим последствиям тяжелым. В это время фронт не представлял еще собою сплошной линии окопов и проволочных заграждений. Свобода для маневра была полная, Более энергичная сторона использовала лучшие возможности для нанесения удара противнику и выигрывала.

В это самое время немцы уже начали осуществлять свой план операций под Праснышсм, следствием коего было взаимное окружение русских немцами и немцев русскими путем наслоения обходов и окружений. Через несколько дней после получения задачи движения на Иогаинссбург паша бригада уже отходила из пределов Восточной Пруссии; задерживаясь в приграничной полосе, вела разведку, а временами производила короткие диверсии в сторону Сольдау и Руды. Операции под Праснышсм вначале развивались успешно для немцев. Для противодействия, надо полагать, этому успеху нашим командованием было решено предпринять наступление па Сольдау, успех которого должен был вынудить противника осадить свой фланг в Восточной Пруссии и тем свести на нет успех центра под Праснышсм, Задача эта была возложена па 1-й Туркестанский корпус генерала Шсйдемана. Непосредственно на Млаву вела операции, кажется, 4-я Туркестанская стрелковая дивизия.

Усилия туркестанцев на млавском направлении после четырехдневных непрерывных боев привели лишь к тяжелым потерям с обеих сторон, но результат не был достигнут: немцы свои позиции удержали.

1 декабря 1914 года, рано утром, штаб бригады вызвал по три офицерских разъезда от полка. В число их попал и я с разъездом вдесять коней. Начальник штаба бригады капитан Бранд разъяснил нам, начальникам девяти разъездов, предстоящую задачу. После же предложил тянуть жребий, кому идти по шоссе в направлении на Млаву, так как это направление было наиболее неблагоприятным для ведения разведки, а следовательно, и наиболее трудным. Капитан Бранд, взяв девять спичек, обломил у одной из них головку и сказал, что не хочет кого-либо назначать на это направление, а считает более справедливым идти тому, на кого укажет жребий, добавив, что кто вытянет спичку с обломанной головкой, тот и пойдет с разъездом по шоссе на Млаву. После этого предложил мне тянуть спичку первым, и я вытянул спичку без головки.

На рассвете приказано было выступить и в течение дня 2 декабря достичь определенных рубежей, указанных по карте. Согласно оперативной сводке штаба корпуса, нам было известно о готовящемся наступлении немцев на северном участке нашего фронта Млава – Прасныш. Бригаде нашей в связи с этим ставилась задача действовать совместно с 4-й Туркестанской стрелковой дивизией, имея объектом Млаву и наступая южнее шоссе, дабы вырвать инициативу у противника, не дав ему возможности развить успех на широком фронте.

Около пяти часов утра разъезды бригады выступили для выполнения своих задач. До линии сторожевого охранения нашей пехоты я дошел быстрым аллюром, дабы под завесой утренней мглы возможно ближе подойти к сторожевому охранению противника. Прибыв в одну из сторожевых застав нашей пехоты, я попросил начальника заставы ориентировать меня в обстановке на линии сторожевого охранения и указать наиболее удобный проход в тыл расположения противника. В это время подошел на эаставу начальник участка сторожевого охранения и сказал мне, что положение без перемен, как было в последние дни, о чем я смело могу донести в штаб бригады, так как только что вернулись его разведчики. Я использовал данные мне сведения для того, чтобы послать донесение со слов начальника сторожевого участка, сам же решил попытаться выяснить силы противника, его расположение и намерения и осветить полосу данной мне для разведки местности вплоть до прусской границы. Пехотные разведчики посоветовали мне двигаться оврагом до его поворота на север, который подведет меня к одному из полевых караулов противника на шоссе. Двигаясь оврагом, я через полчаса подошел к указанному мне повороту и, спешившись, оставил коноводов в овраге; сам же приступил к осмотру местности.

Утренняя мгла уже редела. Предвестники появления утреннего солнца – порозовевшие облака уже прорезывали редевшую мглу утреннего тумана и давали возможность даже невооруженным глазом различать предметы на сотню-полторы шагов. Засияв кроки видимых мне небольших проволочных заграждений у деревни Модлы, я послал второе донесение в штаб бригады, выразив неуверенность в успехе моей попытки проникнуть за сторожевое охранение противника. И только успел отослать казака с донесением, как младший урядник Заметнин прибежал ко мне с докладом, что не более как в ста шагах от нас виден небольшой костер и около него несколько неприятельских солдат. Заметнину и еще одному казаку я приказал ползти по обочине шоссе насколько возможно и остаться лежать, не давая себя заметить, ожидая моего сигнала. Четырем казакам я приказал отойти в противоположную сторону, шагов на сто по берегу оврага, и по сигналу выпустить по костру по одной обойме патронов. Дождавшись, когда посланные люди достигли исходного положения, я открыл огонь по костру, сейчас же поддержанный моими казаками. Выполнение столь нехитрого маневра удалось как нельзя лучше: часовой и под-часок у проволочной рогатки на шоссе немедленно бежали, а со стороны, надо было полагать, полевого караула началась частая и беспорядочная ружейная стрельба. Разъезд мой в девять коней, включая и меня, моментально был на конях; Заметнин по моему приказанию быстро убрал проволочную рогатку с шоссе, и я, прорвав линию сторожевого охранения противника, наметом двинулся за отступающей заставой и атаковал ее. Застава, понеся потери в пять человек, зарубленных казаками, во главе с офицером сдалась в плен. Оказалось, что, потерпев под Праснышем большое поражение, немцы начали отход за линию Сольдау, оставив в Модлы арьергардную роту, в Млаве – главные силы арьергарда.

Пленные под конвоем четырех казаков были мною отправлены в тыл, предварительно обезоруженные. Для отвоза в тыл оружия я поручил одному казаку разыскать подводу, а сам с четырьмя казаками стал продвигаться на Модлы, откуда па моих глазах спешно отходила германская рота. Послав срочное донесение, я продолжал с тремя казаками двигаться, по возможности, скрытно от глаз противника за ним, дабы не открыть своих действительных сил в четыре всадника. Мало-помалу я продвигался к Млаве, посылая время от времени донесения в штаб бригады, и наконец к вечеру с одним оставшимся у меня казаком подошел к Млаве на расстояние не больше двух верст и остановился за кирпичным сараем. Наняв двух мальчишек, я имел вес данные о том, что делается у немцев, и, по мере отхода их арьергардного батальона из города, я с окраин Млавы подвигался постепенно к центру, к площади у костела. Очутившись на ней, я послал оставшегося у меня казака с донесением: «Млаву занял. Прошу подкрепления для преследования отступающего противника. В моем распоряжении остался один конный вестовой».

Я совершенно недоумевал, видя, что фактически обстановка прямо противоположна полученной мною ориентации штаба корпуса. Кроме того, я не понимал, почему штаб бригады ничем не реагирует на мои донесения и почему казаки, которых я посылал в тыл, не возвращались ко мне обратно. Правда, я уже удалился от своей бригады не менее как на 20 верст, но все же я полагал, что хотя бы первые мои донесения должны быть получены штабом бригады.

В то же самое время в штабе царило, оказывается, также полное недоумение. Никаких сведений об изменении обстановки, кроме моих донесении, там получено не было. Получив наконец определенное мое донесение о том, что я нахожусь в самой Млаве, которая противником оставлена, решили проверить правильность его и послали в Млаву разъезд Приморского драгунского полка, силою в один взвод, под командой корнета Коншина. Около полуночи я со своим вестовым сидел на веранде одного из ресторанов на главной улице Млавы и, держа лошадей в поводу, после голодного дня ужинал, когда послышался конский топот с нашей стороны и показался взвод драгун. Корнет Коншин сообщил мне, что ему было приказано срочно проверить место моего нахождения и немедленно донести в штаб бригады. И, со слов местных жителей, он уже из деревни Модлы послал первое донесение, в котором сообщил, что, по словам жителей, действительно несколько казаков находятся в Млаве. Не прошло и двух часов с момента прибытия разъезда корнета Коншина, как к Млаве начала подтягиваться наша бригада.

Еще задолго до прибытия разъезда приморцев в Млаву, пока было достаточно светло для наблюдения, я заметил со своего наблюдательного пункта, что к аптеке, находящейся на площади у костела, подошли два автомобиля: один обычный, легковой, а другой – фургон с красными крестами на боковых стенках. Из машин вышли несколько человек и скрылись в аптеке. Шоферы остались на улице. Взяв винтовку вестового, я тщательно прицелился в переднюю легковую машину и выстрелом пробил в ней бензиновый бак, лишив тем самым возможности уйти не только поврежденную, но и исправную машину, так как путь ей был загорожен. После выстрела поднялась паника, и пассажиры обеих машин бросились бежать. Имея только одну винтовку, мы успели подстрелить лишь одного шофера, ранив его в ногу; все остальные разбежались и скрылись. Почти в то же самое время на моих глазах под конвоем нескольких человек, в сопровождении двух телег, немцы проводили девятнадцать наших драгун Приморского полка, при четырех офицерах, захваченных в плен, по-видимому, где-то недалеко. Имея при себе одного казака, я не решился на попытку отбить пленных и из опасения попасть в своих даже не стал стрелять. Было очень досадно, что штаб бригады опоздал поддержать меня, так как, имея при себе хотя бы только свой разъезд, я легко мог бы отбить наших пленных и захватить их конвой.

К полуночи 2 декабря 1914 года наша бригада по главе с начальником се, генерал-майором Киселевым, заняла Млаву. Я встретил начальника бригады на площади у костела и тут же сделал ему подробный доклад о действиях своего разъезда за день. Пленные, взятые мною, уже прошли через штаб бригады, и генерал был осведомлен о боевой работе разъезда со слов конвоя. Начальник бригады поздравил меня с успехом и тут же приказал начальнику штаба телеграфно представить меня к награждению Георгиевским оружием. К ордену Си. Георгия я был уже представлен 11 ноября того же года за дело под Сахоцином,

Бригада немедля пошла в наступление в направлении на Сольдау и имела под этой крепостью ряд успешных для нас боев, за которые начальник бригады генерал-майор Киселев был награжден орденом Св. Георгия,