Текст книги "Трехрублевая опера"

Автор книги: Григорий Горин

Григорий Горин
Трехрублевая опера
Киноповесть

«Актер. ...У оперы всегда должен быть счастливый конец!

Нищий. ...Ваше возражение справедливо, сэр... И дело легко поправить! Вы не можете не согласиться, что в произведениях такого рода совершенно неважно, логично или не логично развиваются события...»

Джон Гей. «Опера нищего»

Пролог

Подземный переход современного города. Ларьки. Киоски. Толпа прохожих.

У одной из стен встал юноша в темных очках. В руках – скрипка. У ног – открытый футляр. Заиграл лирическую мелодию... Толпа привычно бежала мимо...

Юноша поклонился, глянул на пустой футляр, затем, подумав, заиграл первые ноты знаменитой мелодии К. Вайля из «Трехгрошовой оперы»...

Кто-то из прохожих остановился. Улыбнулся. Бросил первую монетку... Затем вторую, третью...

Павильон киностудии.

Надпись мелом на дощечке-хлопушке:

Джон Гей.

«ОПЕРА НИЩЕГО».

Дым начинает заполнять кадр. Голос ассистента:

– Улица старого Лондона. Дубль первый! Хлопушка.

Голос оператора:

– Стоп!

Голос режиссера:

– В чем дело?

– Камера не пошла...

– Ой, плохая примета...

Голос режиссера:

– Без глупостей! Мотор!

– Старый Лондон. Дубль первый.

– Стоп!.. – кричит звукооператор. – Звук не идет... Я не слышу микрофон.

– Пить вчера меньше надо было! – сердится режиссер.

– Услышал! Нормальный звук! Снимаем!..

Голос режиссера:

– Мотор!

Ассистентка в очередной раз объявляет:

– Лондон старый! – хлопает хлопушкой и взвизгивает. – О, черт!

Режиссер в отчаянии:

– Что еще?!

– Извините... По пальцу...

– Уберите хлопушку! Уйдите из кадра и с глаз! – приказывает режиссер. – Снимаем! Что бы ни случилось, не останавливаться!..

Дым перерастает в типичный лондонский туман.

В тумане вырисовываются персонажи: полисмен, торговка цветами, уличные музыканты.

Нищие дети, словно сошедшие с иллюстраций диккенсовских книг, жалобно тянут руки к богатым прохожим.

Полисмен повесил плакат, стилизованный под полицейские плакаты прошлого века: рисованный портрет преступника – Мэкки, и трехзначная цифра – сумма, установленная за его поимку.

Все рассматривают плакат.

Подъехал кэб. Остановился.

Из него царственно выплыл на мостовую бандит Макхит. Он – весь в белом: костюм, туфли, кепи.

Для полной гармонии у уличной торговки цветов покупает букет белых роз.

Макхит подошел к плакату, достал из кармана толстый грифель, нахально пририсовал к портрету усы и бороду.

Наблюдавший за этим полисмен улыбнулся, отдал Макхиту честь.

Макхит сделал знак уличным музыкантам в темных очках. Те послушно заиграли.

Музыкальный номер 1

 
У акулы – зубы остры
И торчат, как напоказ!
А у Мэкки – нож и только,
Да и тот укрыт от глаз.
 
 
У пантеры – когти цепки,
Горло вмиг берут в кольцо.
А у Мэкки из-под кепки
Смотрит доброе лицо...
 
 
Но не дай бог дать вам повод,
Чтобы он нахмурил бровь!..
Где-то грохнет! Кто-то охнет!
И, вообще, – прольется кровь!..
 
 
Каждый лондонский мальчишка
Постоянно ловит кайф,
Видя в жизни, а не в книжке,
Как гуляет «Мэкки-найф»!..
 

Мальчишки подхватили песенку по-английски.

Песня переросла в танцевальный номер, в который включилась вся улица...

Макхит закончил его, швырнув мальчишкам мелочь, а букет роз – в окно дома коммерсанта Пичема.

Там букет ловко поймала какая-то девушка, в белой шляпке и белой вуали, таинственно прикрывающей ее лицо.

«Девушка» отошла от окна с букетом. Сорвала шляпку и вуаль.

Под вуалью оказался мистер Пичем, пожилой джентльмен с пышными бакенбардами.

– Селли! – крикнул мистер Пичем.

Появилась пожилая женщина с печальными глазами и давно нечесанной головой – миссис Селия Пичем.

– Отнесешь уличной цветочнице! – строго сказал Пичем, отдавая букет жене. – И не забудь получить обратно десять пенсов!

– Двадцать! – сказала миссис Пичем.

– Не зарывайся, Селли! Такой букет стоит десять...

– А за доставку?!

– Логично!.. – одобрил Пичем.

– Меня бы тоже не мешало спросить! – в комнату ворвалась Полли Пичем. Она подошла к матери и решительно вырвала из ее рук букет. – Это мои цветы!

– Ошибаешься, дочка! – Мистер Пичем подошел к Полли, сжал ее кисть так, что шипы стали колоть руку. – В этом доме все принадлежит мне... И цветочки! И ягодки! И твое будущее! – Он вырвал наконец букет, вновь вернул его жене.

– Ну вот – стебли сломаны! – проворчала Селия. – Теперь за них и пенса не получишь!.. – Чтоб не пропадало добро, она смахнула цветами пыль с подоконника и бросила их в угол комнаты...

Полли подошла к окну, слегка отдернула штору и увидела... как Макхит, помахав рукой окну, сел в экипаж и уехал.

– Папа, тебе не нравится Мэкки потому, что он гангстер?

– Дурочка! – Пичем обнял дочь за плечи. – Это как раз характеризует его с правильной стороны.

– Говорят, он убил несколько человек! – заметила миссис Пичем.

– Ну и что? – Пичем пожал плечами. – Разве лучше, если несколько человек убьют тебя? Нет! У этого джентльмена неплохие рекомендации... Я смотрел его дело в Скотланд-Ярде: три побега из тюрьмы, два вооруженных ограбления банка... Казалось бы, идеальная партия для дочери Пичема. Но!.. – Пичем сделал многозначительную паузу. – Я не уверен, что этот мерзавец влюблен!

– Он мне сам говорил! – сказала Полли.

– На допросах люди врут! – отрезал Пичем. – Когда человек влюблен, он должен давать, а не брать! Где это видано: получать такую девушку в жены и еще просить какое-то приданое? Мне должны за дочь! Мне! Я ее растил двадцать лет! Вкладывал в нее, как в банк, и теперь имею право на проценты! – Мистер Пичем подошел к кассовому аппарату и начал считать, прокручивая ручку. – Красивая! – Поворот. – Музыкальная! – Поворот. – Невинная! – Поворот. – Непохожа на меня! – Три раза крутанул ручку, оторвал чек. – Итого: пятьдесят тысяч фунтов! – Бросил чек дочери. – Если жених готов его оплатить, я бегу за священником!

– Пятьдесят! – присвистнула миссис Пичем. – Это ты загнул, муженек!

– Прошу пятьдесят, отдам за сорок! – отреагировал Пичем. – Торговля только началась, я открыт для предложений...

Полли взяла чек, разорвала его на кусочки, бросила в окно.

– Скоро я стану старая, некрасивая, а невинность отдам первому встречному!!! – Сообщив эту угрозу, Полли выбежала из комнаты... едва не сбив совершенно седого старика на каталке...

Это был девяностолетний отец Селии – мистер Хооп.

Несмотря на преклонный возраст, мистер Хооп довольно ловко подъехал к буфету и налил себе рюмку.

Мистер Пичем попытался помешать и вырвал рюмку.

– Не обижай папочку! – крикнула миссис Пичем и вырвала рюмку из рук мужа. Возникла легкая потасовка, во время которой старик Хооп с возгласом «хоп!» все-таки отнял рюмку и успел ее выпить первым.

Взволнованные борьбой, мистер и миссис Пичем, подумав, тоже выпили...

Возникла пауза.

– Значит, ты меня никогда не любил?! – неожиданно плаксиво спросила миссис Пичем.

– Идиотский вопрос на двадцатом году совместной жизни! – отмахнулся Пичем.

– Не любил! – повторила Селия. – Где выкуп за меня?

– Ну, ведь я и не брал ничего!

– А этот дом?

– Собачья конура! И в придачу получил твоего папашу-алкоголика!

Пичем в сердцах толкнул папашу, отчего тот покатил на коляске в другой конец комнаты.

– Ты знал, что папочка долго не протянет! – съязвила Селия, возвращая папочку на место. – На это и рассчитывал?

– Да! Рассчитывал!.. Но он не оправдал моих надежд. И продолжает пить мою кровь и виски!.. Но я его все-таки не пришил, Селли! – Папаша поехал от толчка в другой угол.

– Но хочешь пришить! – крикнула Селия, с трудом затормозив движение родителя.

– Да! – признался П ичем. – Эта светлая мысль посещает меня... Но я ее гоню! Потому что не гангстер! Не Мэкки-нож! Этот мальчик прирежет нас всех не задумываясь! Их брачная ночь станет нашей «Варфоломеевской»! Вот почему я требую выкуп! Залог нашей безопасности! И доказательство моей любви к тебе! – Он поднял цветы, валявшиеся на полу, отряхнул пыль и протянул их жене. – Возьми! Это – от чистого сердца!

Селия поморщилась:

– За десять пенсов?

– За двадцать! – обиделся Пичем. – Но кто считает?..

Он распахнул окно и крикнул слепым музыкантам:

– «Серенада»! За три пенса! Плииз!

Музыканты стали поспешно настраивать инструменты.

Вперед вышел «слепой» дирижер, взмахнул палочкой...

Зазвучала музыка.

Мистер и миссис Пичем с пением вышли из дверей своего дома.

Возник

Музыкальный номер 2

По своему характеру этот дуэт был странным сочетанием лирической серенады и жестко-ритмизированной песенки о денежках «money-money»!

К номеру присоединились прохожие...

Номер закончился швырянием денег музыкантам, которые те, довольно ловко для незрячих, ловили на лету.

Аплодисменты.

Поклонившись, мистер Пичем широким жестом пригласил музыкантов к себе в дом...

Музыканты вошли в дом Пичема.

Миссис Пичем села за кассу.

Сам Пичем достал коробку из-под сигар, стал обходить музыкантов.

Те со вздохом выворачивали карманы, высыпая содержимое.

Некоторые пытались спрятать деньги в укромных местах, но Пичем довольно ловко доставал их из брюк, из-под стелек рваных туфлей, даже из трусов.

Последним цепочку музыкантов замыкал худой чернявый юноша со скрипкой. (Мы его видели в Прологе.)

Пичем вывернул ему карманы, но, к своему удивлению, ничего не обнаружил.

– Деньги, друг мой?

– Извините, у меня нет! – сказал юноша.

– Мошенник! – поморщился Пичем и взял палку. – Сейчас я начну пилить этим смычком по твоей голове!

– Но у меня правда с собой нет, – сказал юноша, растерянно роясь в карманах. – Рублей двести всего...

Возникла пауза.

– Стоп! – раздался голос откуда-то сверху, и свет погас. Камера отъехала, и стало ясно, что мы присутствуем на съемке...

В кадре появились Директор фильма и Режиссер (это исполнитель роли Макхита. Он уже – в джинсах и рубахе.).

– Что за идиотский текст?! Какие рубли? Почему нет шиллингов? – заорал Режиссер. – Кто этот юноша?

– Да просто... – испуганно забормотала Ассистентка. – ...Уличный музыкант... Из перехода... Попросился на съемки!..

– Из какого еще перехода? – ахнул Режиссер. – Чтоб духу его не было! Черт знает что у вас творится! Перерыв!!!..

Неожиданно в павильон вошли омоновцы в пятнистых костюмах охранников.

– Почему опять посторонние на площадке? – крикнул Режиссер.

– Это кто – «посторонний»? – усмехнулся один из омоновцев.

Режиссер повернулся, пошел в глубь павильона. Музыкант со скрипкой двинулся за ним.

– Извините, – бормотал он, – я вообще-то композитор... У меня есть музыка для вашей оперы...

– Вас зовут Курт Вайль? – отмахнулся Режиссер. – Нет? Другие композиторы мне не требуются...

На этих словах в павильон с шумом въехал шикарный джип...

– Да что ж это такое? – ахнул Режиссер. – Сумасшедший дом!

– Зря вы не хотите послушать! – бормотал Музыкант. – Я понимаю, вы заняты... Но, может быть, можно кому-то показать ноты?

– Можно! – заорал Режиссер. – Обратитесь в «Кащенко»!

– Зачем вы так? – обиделся Музыкант, и глаза его сделались печальными. – Я уже был в «Кащенко»...

Режиссер вздрогнул.

В павильон, ломая декорации, въехал второй джип.

– Мне тоже туда пора! – мрачно пошутил Режиссер. – Дадите адрес?..

По длинным коридорам киностудии быстро идет Режиссер. Как уже было сказано, это артист, игравший Макхита.

Но теперь он совсем не выглядит суперменом. Скорее наоборот, вид довольно жалкий: взъерошенные волосы, на носу – круглые очки.

За ним, едва поспевая, хромает пожилой Директор фильма. Замыкает процессию – испуганная Ассистентка.

На их пути, справа и слева, – заколоченные кабинеты, перемежающиеся с коммерческими киосками. Всюду мусор: сваленные в кучи коробки, таблички от прежних названий фильмов, разорванные сценарии и прочий кинематографический хлам.

Изредка попадаются люди из массовки – «лондонские нищие и бродяги». Где-то на полу спят «бомжи», очень похожие на современных бездомных.

– Поймите, друг мой! Все так сложно... – бормотал Директор. – У нас нет средств. Об этом речь!.. Но все же истинный художник обязан нервы поберечь!

– Так музыкальное кино не делают! – возмущался Режиссер. – Вместо кордебалета – жалкая самодеятельность! В массовку берете психов... Вместо костюмов – какие-то тряпки!..

– Не сказано ли у поэта про «нищих, в рубище одетых?!»

Режиссер остановился у лежащего на полу «бомжа», схватил его за свитер с огромными дырками:

– Это не рубище! Это грязный жилет, найденный на помойке!

– «Жилет – лучше для мужчины нет!» – попытался отшутиться Директор.

– Перестаньте рифмовать, черт вас подери! – заорал Режиссер.

– Чтоб не сказать все напрямую, от безысходности рифмую, – вздохнул Директор. – Ну хорошо... Вам суровую прозу? Пожалуйста! Мы – в дерьме! Смета кончилась, кредит не дают... спонсор сбежал! «Опера нищего» обнищала!.. Веселый каламбур, но мне хочется плакать: сегодня нас выгнали из павильона!

– Что?!!

– Аренда кончилась! Автомобили! Все павильоны заполонили... – он обвел рукой окружающее пространство, занятое торговыми точками.

В соседний павильон, превращенный в автосалон, въезжали джипы...

– Почему с утра не сказали?!

– Была съемка!

– Какая к черту съемка? Зачем?!

– А вот тут я вам отвечу в рифму: «Снимать всегда! Снимать везде! До смертного объятья! Снимать – и никаких гвоздей! Вот лозунг мой и братьев!» Я имею в виду Люмьер! Они говорили: наше дело – крутить ручку аппарата, «фильма» сама склеится!

– Они этого не говорили.

– Вам не говорили! – Он подчеркнул слово «вам». – Вы – молодой 'режиссер, а я работаю в кино со дня основания!

Они остановились перед обитой кожей дверью. Лицо Директора стало серьезным:

– Теперь – внимание! Дельное предложение! Надеюсь на понимание! Выход из положения!..

Он поднял с пола валявшуюся табличку с надписью «ВЫХОД», приклеил к двери и вежливо постучал...

Они оказались в просторном кабинете, явно принадлежавшем чиновнику из городской управы: на стенах – какие-то вымпелы, карты, почему-то многочисленные фотографии бегунов, метателей молота, тяжелоатлетов и прочих участников олимпиад.

Сам хозяин кабинета, широкоплечий полноватый мужчина с завораживающей улыбкой, двинулся гостям навстречу, извергая поток слов и опуская знаки препинания:

– Маэстро... прошу... вот рад так уж рад... найс ту си ю... Пантеров... префект... северо-южный округ... да вот и визитка... там, правда, телефон старый... никак не закажу... донт хев тайм... суета, маета..... мотня, одним словом, «понимаш»... – хихикнул, подмигнул, сделал многозначительный жест в сторону потолка, затем продолжил: – С директором-то вашим «вась-вась» майфрэнд давно... а с вами, маэстро, никак... хотя поклонник... все ваши фильмы... что называется, «от корки до корки»... особенно этот... как его... – неожиданно запел, задвигался в странном ритме, – «ля-ля-ля, шаб-дуба-даб»... я ведь сам когда-то Институт культуры... от звонка до звонка... массовые зрелища... пипелшоу... спартакиада народов... эх, какую страну на эсен ге сченчили, козлы... – и неожиданно запел, подражая известной песне Маши Распутиной: «Была страна, необъятная моя Россия, была страна, где встречала с мамой я рассве-ет!..»

Режиссер уныло посмотрел на часы и двинулся к выходу.

Директор схватил его за руку, умоляюще зашептал:

– А терпение? А понимание?

– Да пошел бы он!.. – огрызнулся Режиссер.

– Пойдем вместе! – откликнулся Префект и торжественно скрестил руки на груди. – Господа! Я пригласил вас, чтоб сообщить приятнейшее известие... Наш славный город имеет реальный шанс получить на грудь... пять дырочек, – он покрутил пальцем, изображая колечки: – Ю андестенд фор ми, май фрэнды?..

И, заметив, что «фрэнды» не все понимают, пояснил:

– Пять колец! Олимпиада! «Прилетай к нам, наш ласковый Миша!» Почти договорено... Выходим в финал претендентов. Конечно, не безвозмездно... «Игрык банк» готов отстегнуть крупную сумму!

– Поздравляю! – буркнул Режиссер. – А я при чем?

– «Не спи, не спи, художник, не предавайся сну!» – посоветовал цитатой Префект. – Мы э хэв проблем! К нам едет ревизор! Комиссия... принц Уэльский, лорды-милорды... А у меня в округе бомжи спят на стадионах, олимпийские объекты дерьмом загадили... А ю андестенд ми?

– Сэр! Говорите понятней! Плииз! – заорал Режиссер.

– Тогда попрошу к карте! – Префект подбежал к карте, висевшей на стене, достал указку. – Вот – город. Вот – залив. Вот – островок. Называется «Чумовой»! Сказочное место. Замок. Лиман. Минеральные источники. Грязь целебная и не только... Короче, лучше места для съемок вам не найти. Вы снимаете «Оперу нищих»? Я правильно информирован? Берем на Госзаказ! В двадцать четыре часа милиция собирает по всему городу массовку для вас... Бомжи, путаны, шпана! Все по сценарию... Даже переодевать не надо! Просто пускайте камеру, и – первый приз в Каннах! Очищаем город, помогаем искусству? У вас донт проблем, у нас нот проблем!

– А как насчет «прав человека»? – неожиданно спросил Директор. – «Граждане – в неволе, Запад – недоволен!»

– Обижаешь, гражданин начальник! – возмутился Префект. – Это ж не исправительный лагерь. Не «Беломорканал»... Русский Голливуд строим! «Бомжлэнд»!.. Раз уж сидим с голым задом, давайте его хоть показывать за деньги! Самоокупаемость! Мы не только себя прокормим, мы ж еще и на туристах заработаем! Европа нас одобрит! Дадут кредит! Ну, что задумались?.. Творцы-художники, мать вашу!.. Пепел олимпийского огня стучит в мое сердце!!!

Он в запале выхватил зажигалку, запалил газету и, размахивая ею, двинулся навстречу колонне спортсменов с разноцветными щитами, возникшей неизвестно откуда.

Зазвучали позывные Олимпиады.

Грянули фанфары.

Возник

Музыкальный номер 3

во время которого, под маршеобразную песню взвились флаги, взлетела стая голубей, спортсмены прикрылись щитами, и Префект легко побежал по этому разноцветному живому полю навстречу надутому воздушному шару с нарисованным медведем, который через секунду унес его в поднебесье...

Кто-то сквозь подзорную трубу разглядывал морской залив.

По заливу быстро неслась моторная лодка. В ней расположилась киногруппа: на носу сидели Режиссер, Директор и актриса, исполнявшая роль Полли.

Директор что-то пытался кричать на ухо Режиссеру. Тот явно не слышал и со страхом вглядывался в появившийся на горизонте крохотный островок, с полуразрушенной крепостью...

Они некоторое время ходили по кирпичным коридорам бывшей крепости, переходя из одного загаженного помещения в другое.

Гулкую тишину нарушали лишь крики чаек и шуршанье крыльев летучих мышей.

Всюду валялись какие-то пустые банки, бутылки.

Чернели круги загашенных туристских костров.

Две огромные крысы вышли из щели и уставились на кинематографистов.

Полли взвизгнула и испуганно прижалась к Режиссеру.

– «Чума-остров, чума-остров! – попытался пошутить Директор и кинул в крыс остатками бутерброда. – Жить на нем легко и просто»...

– Но снимать нельзя! – сказал Режиссер.

– Но почему?! – запротестовал Директор.

– «По кочану», если в рифму! – огрызнулся Режиссер. – Мы снимаем мюзикл, а не документальный репортаж из серии «Разруха в России». У нас в сценарии – Лондон! Эти развалины ни один художник не переделает в Англию!

– Некоторые хотя бы пытаются!.. – Директор показал на кирпичные стены, исписанные в основном английскими текстами стандартного содержания: «I love you! I fuck you!» и пр...

– Если здесь что-то и снимать, – продолжал Режиссер, – то уж, скорее, «Гамлета». Типичный замок Эльсинор. Мрачно! Страшно!.. – Он поднял обглоданную кем-то берцовую кость, начал декламировать: – «Бедный Йорик! Где теперь твои шутки? Твои дурачества? Твои песни? Ничего не осталось, чтоб посмеяться над собственными ужимками? Ступай же в комнату к какой-то даме и скажи, что если она и будет краситься каждый день на целый дюйм, все равно кончит тем же!..»

Он протянул кость Полли, та, вздрогнув, подыграла:

– «Принц! Мне страшно!»

– «В монастырь, Офелия! – приказал Режиссер. – А если непременно хотите замуж, то выходите замуж за дурака. Потому что умные люди хорошо знают, каких чудовищ вы, женщины, из нас делаете!»

– О, силы небесные! Как я страдаю! – Полли-Офелия картинно вскинула руки и сделала несколько танцевальных па. Режиссер сделал балетный «батман» и опустился перед ней на колено...

– Браво! – похвалил Директор. – Но чтобы «быть или не быть», надо средства раздобыть! Все это из другой оперы, ребятки! На принцев никто денег не даст!

– А на призрак? – неожиданно прошептал Режиссер, указывая куда-то вдаль.

Все обернулись и с ужасом увидели надвигающуюся на них группу странных существ, действительно напоминающих «призраков» и «покойников» из фильмов-«страшилок».

Зазвучала зловещая музыка.

Из зияющих глазниц крепости выглянуло несколько страшных физиономий с клыками вурдалаков. Полли взвизгнула... Режиссер обнял ее, закрыв своим телом от чудовищ.

В арке ворот появился страшноватый «домовой», сопровождаемый парочкой юных ведьм, заверещал, закружился в бесовском танце.

Закончив этот свой