Текст книги "Говорящая душа"

Автор книги: Григорий Филановский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Филановский Г
Говорящая душа

Григорий Филановский

Говорящая душа

Алик шел по тропинке и ревел. Никто его не видел и не слышал, но он ревел все громче. Вдруг – голос:

– Зачем мальчик так бурно выражает свои чувства?

Незнакомцу было лет... Судя по лысине, он мог быть отцом такого мальчика, как Алик. Но его внимательные карие глаза были непохожи на отцовские. В руках он держал что-то напоминающее одновременно револьвер и мясорубку.

– А чего они... – всхлипнул Алик.

– Не надо слов, – перебил незнакомец, надевая какие-то диковинные очки, сквозь которые глаза казались совсем черными. Проводки тянулись от очков к револьверно-мясорубочному устройству.

– Да, мальчик, обида, горькая обида: так хотелось поиграть в мяч... да, в мяч, верно...

– Как вы угадали? – Алик глядел то на незнакомца, то на снятые очки, подключенные к странному устройству.

– И ты угадал: с помощью этих очков. Все это очень даже просто. Так же, как слетать на Марс. Взять и слетать.

Встречный протянул руку – дескать, ясно, как на ладони. Ух, если б глаза его в этот момент не насмехались...

– А зовут тебя...

– Алик. По-настоящему – Валик, только мне так не нравится.

– Валик... Валентин?.. Отлично! А я – Сергей, продолжение не обязательно...

Сергей внезапно опустился перед мальчиком на колени, так что стала видна вся солнечная лысина и странно грустные глаза, если глядеть на них сверху.

– Будешь, Алик, моим спутником и помощником. А то я нынче как-то совсем одинок. Ну?

– Можно, – согласился Алик.

– Добро. Писать быстро ты еще не умеешь, впрочем, кажется, и медленно тоже. Но зато всей душой откровенно переживать и говорить искренне ты не разучился. Лгать и притворяться тебе пока ни к чему... Ты прекрасно чувствуешь жизнь. Кстати, знаешь, что такое жизнь?

– Знаю.

– Я не сомневался. Главное ты, конечно, знаешь, понимаешь. Всякое живое жадно стремится жить и по-своему радуется полноте жизни, и по-своему страдает от лишений. А уловить это можешь только ты, человек, вооруженный этим... – Сергей бережно надел мальчику очки, закрепил прибор. Мальчик покорно стоял на месте.

– Ну, Валя, вглядись в какую-нибудь жизнь: дуба, лягушки, ежа, слона, инфузории, магнолии. Приступай!..

Алик смотрел перед собой. Понемногу он начал всматриваться и вслушиваться в одну тоненькую травинку, ярко озаренную солнцем. Ему сделалось как-то душновато, томительно, и он непроизвольно протянул:

– Пи-ить...

– Великолепно! Ты ухватил душу травинки! – Глаза Сергея разбрасывали бойкие солнечные искры. – Тебя не удивляет это слово – душа? Душа, бог, возможно, ты и не слышал этих старых слов?..

Алик промолчал. Ему сейчас вовсе не хотелось выяснять, что такое бог. И Сергей не стал вдаваться в подробности. Заметил мельком:

– Большая часть человечества доныне верит в бога. Правда, смешно?

Жаль, что сейчас на месте Алика не находилась большая часть человечества – один вид Сергея убедил бы всех, что и впрямь смешно...

Алик весь нацелился на муравья.

"...Несу, несу, несу, – торжествовала муравьиная душа. – Несу добычу!" – объявлялось собратьям на муравьиной тропке. А дом, муравейник в двух шагах человеческих, в тысяче муравьиных, – далековато, впрочем.

"...Устал малость... Перекусить бы... – это едва-едва, будто скрипочка в шторм. А звучно: – Несу – домой, несу – домой..."

Донес и запропастился в какой-то муравьиной пещерке. Алик чуть тронул палочкой, и тут поднялась муравейная буря:

"Тревога! Эй! Тревога! Что? Где? В бой! На кого? А? Что? Ничего? Ничего страшного. Прошло. Порядок. За работу..."

– Молодчина, Алик, так она и познается – настоящая жизнь...

"...Дети, дети, – кричала перепелка, – за мной, милые. Стоп!"

Подсолнечник исподлобья глядел на Солнце:

"Хватит, довольно мне жарких лучей, голова моя отяжелела, черные семечки вызрели и готовы пасть на землю".

Встрепенулся паук:

"Что там бьется?.."

"Что со мной... Почему не улетаю! Что меня удерживает?"

– Ага, муха, – прокомментировал Сергей, – видит она мир обобщенно, большими грубоватыми кусками, и не замечает таких поразительных, роковых подробностей, как паутинка...

"Рванусь-ка, – продолжала муха, – надо же мне лететь. Ой, кто это мрачный ползет ко мне? Как жутко! Вырваться любой ценой. Нет, я как будто запутываюсь все сильнее..."

– Дядя Сережа, спасем?

– Нельзя вмешиваться. Мы наблюдатели. Факты, только факты, исключительно факты. Иначе...

"Ай! Кольнула иголочка в грудь, и я уже не могу шевельнуть ни одной лапкой: ни задней, ни средней, ни передней. У, как темнеет белый свет..."

Молчал трухлявый пень. Молчал обкатанный в незапамятные времена камень – неужто ему нечего рассказать о себе? Тихие облака лениво плыли в бесконечном синем безмолвии.

"Скорей", – чирикнул воробей.

Молчал журчащий ручеек. Невидимая личинка пискнула:

"Иду на свет..."

И желтый полдень легкой тенью раскачивался по опушке: спать, пить, спать, пить...

Сергей валялся на траве, и облака плыли по его глазам. Алик загляделся на старшего друга, и мальчика охватила истома, ему показалось, что он сто лет не видал кого-то милого, наверное, мамы, и, когда ее увидит, расплачется и станет целовать добрые руки. Но ему еще представилось, что мама уходит от него, и все кругом немило без нее...

У Алика бешено забилось сердце, и он, осознав, что нечаянно воспринял дядю Сережу, поспешил перевестись в другой мир.

"...Уф! какой нектар", – упивалась пчела.

"...Дозревают желуди и в этом году", – вздыхал старый-старый дуб.

"Что за маленький человечек?" – любопытствовала белочка.

"Забрали все мое ясное солнышко!" – всхлипывала березка в елочной тени.

"...Неведомо – опасно", – кружилась стрекоза...

"...Здесь я, – трепетала бабочка, – спешите, милые, далекие рыцари ко мне, здесь я!.."

"...Сплю, – лепетала фиалка, – посплю..."

– Алик!

– Что, дядь Сережа?

– Пора нам, пойдем в институтскую столовую, перекусим.

На людях глаза Сергея стали совсем растерянными. Суетливо он занял столик. Чего-то ждал, беспрерывно поглядывал на вход. И вдруг озарился:

– Валентина! Валя, Валя, сюда...

Снисходительно подплыла, села.

– Так как вам работалось на воздухе, мужчины?

– Неплохо... Благодаря ему... Я сейчас, только возьму... Что тебе, Валюша?

– Тебе должно быть известно, что я люблю.

– Любишь... – Сергей побежал.

– А меня тоже зовут Валентин, – представился мальчик. – И мне очень нравится дядя Сергей.

– Да? – она скривилась и стала смотреть в сторону очереди у раздачи. Он?..

Алик, словно между прочим, нацелил на нее очки, и сходу перенесся в ее забаву. В ее внутреннюю улыбку по поводу того лысого чудака с полной талией, короткими волосатыми руками, крючковатым носом, недоуменными глазами.

"Нельзя вмешиваться... Факты, только факты..." – припомнилось Алику.

Но это же дядя Сережа!..

Тот прибежал с подносом, поставил тарелки на стол, взглянул на Алика и понял. Понял, что мальчик невзначай успел перенестись в чужую, ее, Валину душу. Наклонился, попросил:

– Говори, Валик...

– Сережа, – выдохнул Алик. И прикрыл глаза. Чтобы говорить самому. От себя. Только от себя. – Ты, Сережа, очень добрый и любимый. Мне страшно хочется с тобой дружить...

Прибор с очками валялся рядом на стуле, совсем ненужный в шумливой, многоголосой, переменчивой институтской столовке...