Текст книги "Тайна двух океанов (худ. В. Ермолов)"

Автор книги: Григорий Адамов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 31 страниц)

Капитан также пристально смотрел на этот маленький серебристый круг, медленно поворачивая штурвал в четверть оборота направо и налево. На светлом фоне экрана мелькали какие-то расплывчатые тени: что-то похожее на ящик, потом что-то плоское, с четырехугольными пятнами, нечто вроде кресла, скамьи… Не было сомнения: все, что видели здесь люди на поверхности океана при свете заходящего солнца, все плававшие вокруг судна остатки и обломки кораблекрушения – все теперь, в темноте, вновь появлялось одно за другим знакомыми, хотя и расплывчатыми тенями на этом матово-серебристом экране.

– Какое гениальное изобретение! – восторженно проговорил Лорд, не сводя глаз с экрана. – Я все никак не могу привыкнуть к этому чудесному разведчику. А вот и айсберг!

– Да, – произнес капитан, – но море вокруг него пустынно, и никаких обломков уже не видно на экране. Откуда же донесся к нам этот крик?

– Может быть, мы плохо рассмотрели обломки под разведчиком? – предположил Лорд.

– Вполне возможно, – согласился капитан. – Придется более густо прочесать этот сектор и держать снаряд поближе к воде.

Через десять минут инфракрасный разведчик, описывая густую сеть суживающихся зигзагов почти у самой поверхности воды, вернулся к площадке судна и, опять удаляясь, тем же путем пронесся над айсбергом. Все было напрасно. Нигде не удалось заметить и признака человека.

– Что же это значит? – в недоумении спросил Лорд. – Неужели мальчик послал нам свой последний призыв, а потом сорвался и пошел ко дну? Как это ужасно!

Внезапно из ночной тьмы опять донесся далекий и тонкий крик. Теперь он звучал с какой-то новой, полной отчаяния силой. Три человека на площадке на мгновение окаменели. Потом Скворешня воскликнул:

– Он на льдине! Он на льдине, товарищ командир!

– Но до айсберга, судя по ходу разведчика, больше трех километров, Скворешня. Мы не услышали бы крика на таком расстоянии, – возражал капитан.

– Не знаю. Я не могу объяснить, но он там, только там! Больше ему негде быть! – взволнованно говорил Скворешня.

– Хорошо, – сказал капитан, – я направляю снаряд к льдине.

В центре экрана опять появился айсберг. Огромная ледяная гора величественно поднималась из воды, тускло поблескивая многочисленными гранями. Она была изрыта гротами и провалами, украшена причудливыми пиками, колоннами, башенками. Послушный движению штурвала в руках, капитана, гигантский айсберг медленно поворачивался на экране то одной, то другой стороной. Экран отражал то грохот, то площадку, то темную впадину, тускло отсвечивающую ребрами и плоскостями. Некоторые из них были густо усеяны темными и серыми пятнами, которые, как только к ним приближался глаз человека, начинали шевелиться, превращались в птиц, порой беспокойно взлетали и тотчас же садились на прежнее место.

– Наш разведчик разбудил этих чаек, фрегатов и глупышей, – заметил Лорд. – Может быть, его заметит мальчик, и это ободрит его… Вот он, вот он! – закричал он вдруг, склоняясь над экраном.

Капитан резко повернул маленький штурвал в обратную сторону, и айсберг вдруг метнулся на экране, наклонился, исчез, вновь появился и устойчиво встал. На одной из его площадок, почти над обрывом, перед широким, словно оркестровая раковина, входом в грот видно было небольшое темное и длинное пятно. Пятно это быстро, на глазах, росло, увеличивалось и через несколько секунд превратилось в небольшую фигуру человека, распростертого на площадке.

– Это он, товарищи, он! – взволнованно говорил Лорд.

– Даю одну десятую вперед, – послышался твердый и четкий голос капитана. – Вызвать глиссер! Приготовиться к спуску!

– Есть вызвать глиссер, приготовиться к спуску!

Скворешня повернулся к ближайшей толстой стойке перил и нажал кнопку на ней. На верхнем конце стойки откинулась крышка, и Скворешня достал из отверстия небольшой микрофон, за которым тянулся провод. Вполголоса он передал кому-то распоряжение, вставил микрофон на место и закрыл крышку.

Между тем капитан прикоснулся к одной из кнопок на переднем щитке и перевел по дужке на несколько делений вправо крайний рычажок.

Металлический холм вздрогнул и двинулся вперед все быстрей и быстрей. Вода с легким плеском огибала его широкий и круглый нос, скользила по многочисленным продольным ложбинкам на его боках и смыкалась позади.

Не сводя глаз с экрана, на котором застыло изображение айсберга с фигурой человека, капитан слегка повернул сверкавший белым светом штурвал. Судно послушно переменило курс на несколько градусов к югу.

Из люка появились два человека в форменках и бескозырках. За ними показались два ящика: один – побольше, продолговатый и плоский, другой – поменьше, почти кубический. Люди стали неподвижно по сторонам люка, каждый со своим ящиком у ног. Из открывшейся возле люка щели поползла вниз, плотно прилегая к бокам судна, гибкая металлическая лестница и остановилась, как только ее нижняя перекладина погрузилась в воду.

В этот момент потянул легкий ветер, и неожиданный свет стал вдруг разливаться по поверхности океана. Он появлялся то тут, то там, то возникая из глубин, то опускаясь туда зеленовато-голубыми, синевато-зелеными светящимися туманностями из множества мелких нежных искорок. Они переливались красными оттенками, сливались в большие пятна, захватывали все большее и большее пространство, разгорались на мелкой ряби под ветерком, как масса пылающих шаров. И вдруг вся поверхность океана вспыхнула, как будто она покрылась слоем раскаленных добела железных опилок; в следующее мгновение она превратилась в расплавленное жидкое серебро с загорающимися в нем звездочками, шарами, овалами из кроваво-красных рубинов, зеленых изумрудов, синих сапфиров. Стало светло, но все выглядело при этом странно, по-новому, неузнаваемо: свет лился отовсюду, со всех сторон, и теней не было.

– Пирозомы! – восторженно воскликнул Лорд. – Pyrozoma atlantica! Самое яркое из светящихся животных. Какое прекрасное зрелище!

Металлический холм несся вперед, взметая впереди себя и по сторонам волны холодного пламени. Внезапно у самого подножия холма из этого жидкого пламени взвилось длинное, гибкое тело, все как будто облитое серебристо-голубой парчой, изогнулось красивой дугой, нырнуло и скрылось. За первым сейчас же последовало второе, потом третье, четвертое, и через минуту стадо дельфинов в стремительном фантастическом танце окружило судно и следовало за ним не отставая.

Громкий возглас Скворешни оторвал Лорда от этой картины и вернул его к действительности:

– Человек на льдине!

На расстоянии двухсот метров от судна высился гигантский айсберг. Он поднимался, словно объятая пламенем гора, нестерпимо яркая, переливаясь всеми цветами радуги, как чудовищный бриллиант, полный внутреннего огня. На ослепительно белой площадке айсберга под входной раковиной грота с большой отчетливостью виднелась неподвижная темная фигура человека.

Позади судна, на расстоянии нескольких десятков метров от площадки, под водой вдруг сильно забурлило, и судно почти тотчас же остановилось.

– Глиссер на воду! – скомандовал капитан.

Один из стоявших у люка людей поставил свой ящик на бок и нажал замок. Ящик раскрылся и через минуту превратился в небольшой резиновый глиссер на сложном каркасе из блестящих металлических прутьев, полос и пластинок. Из второго ящика тем временем был извлечен небольшой электромотор со складным винтом и прикреплен на корме глиссера.

Еще мгновение – и глиссер, соскользнув на пылающую воду, со Скворешней у руля и двумя его товарищами на борту, неслышно понесся к айсбергу, осыпанный белыми брызгами огня и каплями горящих самоцветов.

Издали доносился голос Скворешни, окликавший, что-то спрашивавший, ободрявший.

Обратно глиссер летел, словно на огненных крыльях. С выключенным мотором, он не успел еще вплотную пристать к металлическому борту судна, как Скворешня взбежал на площадку, держа на руках маленькое человеческое тело с беспомощно свисающими головой и ногами.

– Хлопчик! Хлопчик! – кричал он возбужденным и радостным голосом. – Совсем еще мальчик!

– Жив? – бросился к перилам Лорд.

– В обмороке. Сначала стонал, потом затих.

– Скорее ко мне, в госпитальный отсек! – крикнул Лорд, бросаясь к люку и скрываясь в нем.

За ним исчез Скворешня со своей ношей.

Потом спустились люди со сложенными в ящики глиссером и двигателем; лесенка уползла в свою щель.

На площадке остался один капитан. Он нажал кнопку на щитке управления: перила разомкнулись и расчленились в нескольких узловых местах, горизонтальные прутья опустились и, прильнув к стойкам, скользнули вместе с ними внутрь холма. Капитан осмотрел площадку, оглядел пустынный океан и тоже спустился в люк.

Сейчас же после этого необыкновенный холм начал быстро погружаться и через несколько мгновений скрылся под водой. Набежавший вал, как огромный утюг, прошелся по тому месту, где только что возвышался холм, словно уничтожая малейшие следы его на поверхности океана.

Глава V
Перемена маршрута

Подводная лодка была военным кораблем. Враги Советского Союза неоднократно пытались добыть чертежи таинственной подлодки, получить материалы и конструкторские расчеты. Вокруг завода, где шло ее строительство, день и ночь кружили шпионы; два ответственных работника завода, у которых они, очевидно, предполагали добыть на дому материалы о подлодке, были найдены убитыми; шпионов вылавливали, сажали в тюрьму, некоторых за убийство расстреляли. Но число их не уменьшалось, а дерзость, по мере приближения сроков окончания стройки, увеличивалась.

Однако все было безуспешно. Постройка подлодки под руководством ее конструктора Михаила Крепина была благополучно закончена. В глубокой тайне лодку спустили на воду, вооружили новыми, совершенно необычными орудиями защиты и нападения, испытали в мелководном Балтийском море и отправили в первое дальнее плавание – во Владивосток.

Именно там через несколько месяцев, как об этом настойчиво говорили все ставшие известными Советскому правительству факты и материалы, собиралась разразиться давно подготовлявшаяся гроза. Старый враг, упорно и неутомимо добивавшийся господства на Азиатском континенте, не оставлял своих захватнических замыслов относительно Советского Приморья. Этот цветущий край разжигал его аппетиты. Императорская клика и военщина готовили удар против Советского Союза, надеясь на помощь с Запада. Они знали всю опасность, весь риск этой новой своей авантюры. Они знали мощь Советской страны, закованной в броню новейших достижений науки и техники, знали грозную силу ее армии и флота. Но жажда новых завоеваний, страх перед надвигающейся революцией в собственной стране и слепая ненависть к стране социализма гнали их в пропасть войны с могучей социалистической державой.

Спокойно и зорко партия и правительство Советского Союза наблюдали за своим соседом. Они знали, что двадцать четвертого августа, в день рождения императора, ожидалось принятие решений, от которых зависела мирная жизнь миллионов трудящихся.

Именно накануне этого решающего дня, двадцать третьего августа, подлодка «Пионер» должна появиться у дальневосточных берегов Союза и показать агрессору, что советские границы неприступны. Неожиданное появление новой могущественной подлодки должно было в последний момент спутать карты имперского генерального штаба и разрушить все его планы.

Это первое в истории свободное плавание в недоступных до сих пор глубинах океанов должна была использовать и советская наука, первая в мире, должна была осветить все то таинственное, что скрывалось в этих глубинах и что возбуждало до сих пор нескончаемые споры среди ученых всех стран. С этой целью к подлодке прикомандировали группу научных работников во главе с известным советским зоологом Арсеном Лордкипанидзе. Они должны были по пути следования подлодки, начиная от Балтийского моря, через Атлантический океан, через Гибралтарский пролив, Средиземное море, Суэцкий канал, глубина которого была к этому времени доведена до тридцати метров, через Индийский океан, Китайское море и до Японского моря, тщательно изучить такие проблемы, как возникновение и прохождение течений на глубинах, фауна больших глубин, рельеф морского и океанического дна, физические и химические процессы в этих областях. И здесь, как всегда. Советская страна стремилась к тому, чтобы оборонные и хозяйственные средства служили одновременно и науке – для расширения власти человека над природой.

Подлодка шла к месту своего назначения, держась на глубине не менее двухсот метров, стараясь не появляться на поверхности. Ее поход должен был оставаться тайной для всего мира, тайной, скрытой и хранимой глубинами океанов, сквозь которые она прокладывала свой путь. Таковы были инструкции высшего морского командования, которыми руководствовался капитан Воронцов. Отступать от этих инструкций ему разрешалось по его усмотрению лишь в самых крайних случаях.

Поймав с гибнущего «Диогена» радиосигнал о бедствии, подлодка явилась к месту катастрофы одновременно с остальными спешившими туда судами, хотя ее отделяло от «Диогена» расстояние, в несколько раз большее. Держась на глубине около двухсот метров, следя за всеми радиопереговорами «Диогена» и его спасителей, подлодка проводила затем тонувшее судно до глубины одного километра и видела, как скопившийся во многих его отсеках воздух под давлением воды в сто атмосфер разорвал судно на несколько частей, которые затем стремительно пошли ко дну.

Еще до переклички спасенных подлодка знала о гибели двух человек – одного матроса и одной женщины, упавших в море при столкновении судна с айсбергом. Их тела, медленно опускавшиеся на дно, подлодка видела, когда кружила в глубине вокруг «Диогена». Но трупа третьего пропавшего, советского мальчика Павла Буняка, подлодка, несмотря на тщательные и усердные поиски, найти не могла. После того как «Диоген» поглотили волны, инфракрасный разведчик подлодки, управляемый по радио, еще долго носился над поверхностью вод во всех направлениях и опускался на большие глубины, но не обнаружил трупа мальчика. Тогда старшина водолазов Андрей Скворешня заявил капитану Воронцову, командиру подлодки, что, по его твердому убеждению, мальчик или его труп находится, вероятнее всего, на одном из крупных обломков, плававших на месте крушения. Скворешню поддержали начальник научной части подлодки профессор Лордкипанидзе, старший лейтенант Богров и радист Плетнев.

Была ли судьба, жизнь или смерть советского мальчика тем «крайним случаем», который предусматривала инструкция высшего командования?

После короткого колебания боевой командир принял решение, которое подсказали ему советские чувства: горячая любовь к людям и постоянная забота о них. Однако, прежде чем нажать кнопку к подъему на пульте центрального поста управления, капитан Воронцов обеспечил безопасность корабля всеми имевшимися в его распоряжении мерами. Инфракрасный разведчик вновь вырвался из борта подлодки и начал кружить вокруг нее, поднимаясь по спирали к поверхности, выскакивал в воздух и непрерывно пересылал на экран центрального поста подлодки изображения всех встречающихся на его пути предметов – обломков крушения, рыб, водорослей и даже прозрачных медуз. Все говорило о полнейшей пустынности океана и неба, спокойствии и безопасности. И лишь тогда показался на поверхности океана «Пионер»…

Еще работали пневматические рычаги, вгонявшие нижнюю крышку люка в его гнездо, а подлодка, закончив спасение мальчика, уже стремительно погружалась в спокойные, безопасные глубины, ложась на свой курс. В госпитальном отсеке над телом мертвенно-бледного безжизненного Павлика склонился зоолог и врач подлодки Арсен Давидович Лордкипанидзе.

Счастье Павлика заключалось в том, что старший радист Плетнев принял из Ленинграда и передал капитану Воронцову шифрованную радиограмму лишь через час после того, как подлодка сняла мальчика с айсберга. Именно этот час спас ему жизнь.

Радиограмма была от Главного штаба морских сил и содержала чрезвычайно важные сообщения.

Органы Управления государственной безопасности установили, что одна иностранная держава, заинтересованная в ослаблении обороны наших дальневосточных берегов, неизвестным образом узнала маршрут «Пионера» и ее тайные агенты намереваются уничтожить подлодку во время ее остановки в Гибралтарском проливе или в другом удобном пункте ее маршрута. Поэтому Главный штаб предлагает капитану Воронцову идти во Владивосток, не останавливаясь в Гибралтарском проливе, и не через Индийский океан, а вокруг мыса Горн и через Тихий океан, держаться в течение всего пути на больших глубинах, соблюдать полную секретность, ничем не обнаруживая себя. Это изменение маршрута должно повлечь за собой и перестройку плана научных работ экспедиции. Однако Главный штаб подтверждает, что при всех обстоятельствах срок прибытия подлодки во Владивосток остается неизменным – двадцать третье августа.

Не могло быть сомнения, что, если бы капитан Воронцов получил эту радиограмму немного раньше, он медленно удалился бы от места гибели «Диогена», возле которого собралось так много судов и где малейшая случайность могла обнаружить присутствие «Пионера». Нетрудно себе представить, какая участь ожидала бы Павлика в этом случае…

Командир подлодки стоял в коридоре и внимательно перечитывал листок бумаги с расшифрованной радиограммой. Радист Плетнев, маленький, сухой, с темным, сморщенным, как сушеная груша, лицом, стоял перед командиром. На левой руке у него не хватало двух пальцев – память о длительной зимовке на одном из дальних островов Советской Арктики и о трагической встрече там с белой медведицей и двумя медвежатами – впрочем, более трагической для этой медвежьей семьи, чем для Плетнева.

Радист терпеливо ждал распоряжений командира. Стены коридора и выходящие в него с обеих сторон двери под мягким светом электрических ламп матово поблескивали лаком своей темно-красной полировки. Узорчатая каучуковая дорожка тянулась по полу. Из нескольких круглых люков, вырезанных в полу и огражденных легким полукругом перил, вырывались столбы яркого света и доносился тихий, шелестящий шум работавших машин.

Командир повернул наконец к Плетневу озабоченное лицо:

– Распорядитесь, пожалуйста, немедленно созвать ко мне командный состав подлодки и пригласите начальника научной части. И сами, конечно, приходите.

– Есть, товарищ командир, созвать командный состав, начальника научной части и самому прийти!

Через несколько минут, вызванные условными сигналами из своих кают, диспетчерских, из разных отсеков подлодки, один за другим торопливо проходили в дверь командирской каюты первый помощник капитана старший лейтенант Богров, главный электрик военный инженер второго ранга Корнеев, начальник акустической части лейтенант Чижов, начальник научной части профессор Лордкипанидзе, комиссар Семин, старшина водолазов Скворешня и, наконец, Плетнев.

Каюта командира состояла из двух частей. Левая, отделенная портьерой, служила спальней. В правой части, более обширной, посередине находился большой рабочий стол. В углу на небольшом столике помещалось несколько главнейших навигационных приборов, автоматически показывавших то же самое, что и приборы в центральном посту управления. В другом углу – шкафчик автономной сети освещения. Тут же стояли шкафы, наполненные книгами. Стены были увешаны большими картами рельефов дна Атлантического, Тихого и Индийского океанов. На меньших картах были показаны горизонтальные и вертикальные разрезы океанов с линиями одинаковых температур, солености, плотности, карты вертикальных и горизонтальных течений, господствующих ветров.

Все уже уселись вокруг стола на легких удобных стульях, однако капитан, не приступая к делу, продолжал с нетерпением посматривать на дверь.

– Где же главный механик? – обратился он наконец к Плетневу.

– Сказал, что идет немедленно.

Дверь отодвинулась, и в каюту вошел, слегка согнувшись под входной аркой, высокий, ширококостный, сутулый главный механик Горелов.

Его большая голова и длинное, худое, со впалыми щеками лицо были гладко выбриты. Это делало особенно заметными выступающие острые скулы и угловатые челюсти. Под густыми бровями глубоко запрятались черные сверкающие глаза. Большие уши, словно крылья летучей мыши, оттопыривались по сторонам длинного гладкого черепа.

– Прошу извинения, Николай Борисович, – проговорил он глухим голосом, пробираясь к свободному стулу у стены. – Меня задержали по дороге к вам.

Капитан кивнул головой.

– Так вот, товарищи, какое дело, – начал он, – я получил сейчас приказ Главного штаба. Согласно этому приказу, маршрут подлодки значительно меняется. Через Гибралтар она не пойдет.

Все молча и с удивлением смотрели на капитана.

– Не пойдем к Гибралтару? – удивленно спросил зоолог.

– Что такое? – с недоумением и некоторой растерянностью спросил Горелов.

Впрочем, уже в следующее мгновение он равнодушно рассматривал ногти на своих длинных пальцах.

– Вы что-то хотели сказать, Федор Михайлович? – обратился к нему капитан.

– Ничего особенного, Николаи Борисович… я просто поражен этой неожиданностью.

– Да, конечно, – проговорил капитан и продолжал: – Дело, однако, не ограничивается переменой курса. Приказ требует соблюдения максимальной секретности похода. Поэтому предупреждаю вас, товарищи, что подлодка не только не будет заходить в какие-либо порты, но будет избегать всяких встреч с судами, приближения к берегам, подъемов на поверхность. Подлодка будет все время находиться в боевом подводном положении. В связи с этим я строго запрещаю какие бы то ни было действия, которые могут обнаружить подлодку. Глубина хода будет все время не меньше трехсот метров. В ночные часы запрещается пользоваться световыми прожекторами и открывать щиты иллюминаторов.

– А как же с научными работами? – с беспокойством спросил зоолог.

– Они не пострадают, Арсен Давидович. Наоборот, если хотите, можно увеличить число глубоководных станций и обследовать также экваториальную и южную Атлантику, часть Антарктики, южную и тропическую части Тихого океана. От Гибралтарского пролива и Гвинейского залива придется отказаться.

– Значит, мы пойдем Магеллановым проливом? – спросил Горелов.

– Возможно, – ответил капитан. – В нашем распоряжении имеется, кроме того, и путь вокруг Африки. Некоторая разница в расстоянии не имеет значения.

Зоолог собрал бороду в кулак.

– Жаль, – вздохнул он. – Подводный Гибралтарский хребет, два встречных течения в проливе – верхнее из Атлантического океана и нижнее из Средиземного моря – очень важные темы в нашей океанографической программе. Впрочем, надеюсь, они с лихвой будут перекрыты проблемами новых областей. Я сейчас же приступлю, Николай Борисович, к составлению плана работ экспедиции по новому маршруту. Не откажите сообщить его мне.

И зоолог, вытащив из кармана блокнот и карандаш, приготовился записывать.

– Я вам потом передам его, Арсен Давидович, – ответил ему капитан после минутного колебания.

– Слушаю, – согласился ученый и тут же испуганно спросил: – Но первая-то наша станция, в Саргассовом море, остается в программе?

В каюте послышался легкий смех.

– О да! – усмехнулся капитан. – При любом маршруте «Пионера» ее не придется исключать.

Всем было известно нетерпение, с которым достойный зоолог ждал прибытия в это своеобразное, мало изученное, с почти неизвестной фауной море. С первых же дней похода зоолог не переставал вслух мечтать о той сладостной минуте, когда он сможет наконец дорваться до работы в прозрачнейших водах Саргассова моря, где должны были особенно развернуться зоологические и биологические исследования.

– Отлично! – удовлетворенно кивнул головой ученый. – Когда же мы прибудем туда, Николай Борисович?

– Часов через десять. Но надо не только прибыть туда – необходимо также отыскать подходящие места для ваших работ на разных глубинах, что-то вроде подводного плато или подводной горы. А это не так просто для Саргассова моря, которое на всех картах показано с огромными глубинами – больше шести тысяч метров… На этом, товарищи, мы закончим.

– Во всяком случае, завтра мы уже сможем приступить к работе, – потирая руки, говорил зоолог, направляясь к двери вместе с остальными участниками совещания.

* * *

К полуночи «Пионер» был уже в пределах Саргассова моря и перешел на зигзагообразный курс, доведя ход до десяти десятых.

Ультразвуковые прожекторы непрерывно посылали в центральный пост управления подлодки, на носовую полосу и купол экрана, изображения всего, что встречалось впереди нее в глубинах вод на расстоянии до двадцати километров; еще дальше с обоих бортов шныряли во всех направлениях вокруг подлодки инфракрасные разведчики и посылали на тот же экран свои донесения.

Саргассово море известно своей большой глубиной, и отыскать здесь базу для подводных научных работ во всех слоях, как вблизи поверхности, так и на больших глубинах, было очень трудно. Ни капитан, ни зоолог не ожидали встретить какое-нибудь большое подводное плато. Но они были уверены, что на обширном пространстве этого моря, лежащего как раз в «полосе разлома земного шара», где в наиболее близкие к нам геологические эпохи происходили гигантские горообразовательные процессы, не прекратившиеся и в настоящее время, должны были находиться отдельные возвышенности вроде подводных гор, высоко поднимающихся над дном и сбоими вершинами приближающихся к поверхности моря.

В центральном посту подлодки утреннюю вахту нес лейтенант Кравцов. Стоя у щита управления, он часто посматривал на экран, на котором мелькали силуэты больших и малых рыб, скопления длинных водорослей, плавающих на поверхности этого моря.

Лейтенант был одет, как обычно, тщательно, даже щеголевато. Позолоченные пуговицы на белом кителе сияли; «краб» на фуражке сверкал, как начищенный; манжеты и воротничок были ослепительной белизны. Механическая прачечная на подлодке работала превосходно, но лейтенанта она, очевидно, не вполне удовлетворяла, и он придумал какое-то приспособление из плоской костяшки, которым наводил на воротничок и манжеты неподражаемый блеск.

Лейтенант перевел взгляд с экрана на приборы контрольного щита, висевшего на стене рядом со щитом управления. В стекле одного из приборов отразилось на мгновение чисто выбритое скуластое лицо, с мягким, слегка приплюснутым носом, черными бачками, доходящими до середины ушей, и веселыми карими глазами под редкими бровями.

Все многочисленные приборы показывали нормальную работу механизмов и машин подлодки. Приближался полдень, и перо курсографа, отмечая извилистый путь «Пионера», успело прочертить на карте почти все Саргассово море по меридиану с севера на юг.

В углу, возле густого сплетения проводов, сходившихся у щита управления, тихо копошился Марат. Он внимательно исследовал один из проводов сигнализации и связи с камерой кормовой ультразвуковой пушки. Связь действовала слабо, с перебоями, и Птицын, младший акустик, работавший у этой пушки, требовал немедленного исправления. Целый час уже бился над этой работой Марат. Главный электрик подлодки, военный инженер второго ранга Корнеев, не раз уже вызывал его по телефону, торопил, наконец даже крикнул:

– Позор, товарищ Бронштейн! Такой пустяк оказывается для вас труднее проектов мирового масштаба! Даю вам еще пятнадцать минут. Если вы не кончите за это время, то я… я передам работу Крамеру! Да-с! Имейте в виду! Стыдно!

Марат был уязвлен до глубины души. Действительно, стыдно. Особенно эта угроза насчет Крамера. И все это слышал лейтенант! Правда, он и виду не подал, что слышит, и деликатно молчит, как будто углубившись в созерцание экрана. Напрягая все свое внимание, Марат угрюмо с лупой у глаз принялся за осмотр и поиски сначала. И на первом метре от ввода… Нет, это было уже слишком! Это было совершенно непростительно! Марат в гневе даже хлопнул кулаком по лбу и вслух обозвал себя дураком: на первом же метре от ввода изоляция провода оказалась чуть-чуть, почти незаметно для глаза, повреждена, и провод своей оголенной точкой соприкасался с соседними металлическими приборами.

– Что с вами, Марат? – спросил лейтенант.

– Нашел! – радостно вспыхнув, ответил молодой электрик.

– Ага, поздравляю! Значит, Крамер останется с носом! – рассмеялся лейтенант.

Через две минуты все было в порядке. Птицын остался доволен, о чем и сообщил Марату по телефону. Марат сейчас же соединился с Корнеевым и доложил ему об окончании работы.

– Очень хорошо, – послышался голос Корнеева. – Идите скорее обедать, а то опоздаете.

Едва лишь Марат, собрав свои инструменты и материалы, направился к двери, как послышался тихий удивленный возглас лейтенанта.

Марат посмотрел на экран. На его носовой полосе, прямо впереди подлодки, стремительно неслась к югу огромная темная тень кита. Его широкий хвостовой плавник быстро, с невероятной силой работал, то поджимаясь, то высоко вскидываясь кверху. Из могучей спины торчал толстый, глубоко вонзившийся гарпун, от которого к поверхности океана уходил натянутый, как струна, трос. Почти сейчас же за китом на куполе экрана появилось небольшое паровое судно, из трубы которого вырывались густые клубы дыма. Судно было в самом жалком положении. Оно быстро мчалось в том же направлении, что и кит. Нос судна был затоплен, корма вздернута кверху, фигуры людей метались по палубе с топорами в руках, видимо напрасно пытаясь пробраться на бак. Иногда нос приподнимался над поверхностью океана, и тогда широкие, мощные потоки воды скатывались с бака и на мгновение у самого форштевня показывались гарпунная пушка и туго натянутый трос, уходивший в глубину моря, к киту. Но в следующее мгновение бак с пушкой вновь погружался в воду, и судно продолжало мчаться вслед за китом, зарывшись носом в волны.

– С ума сойти можно! – вскричал пораженный Марат. – Что тут делается?

– В чем дело? – спросил проходивший по коридору мимо приоткрытых дверей поста управления зоолог. – Можно войти?

– Входите, входите! – живо сказал лейтенант. – Интересное зрелище!

– А!.. – воскликнул зоолог, едва бросив взгляд на экран. – Действительно, редкое событие: кит увлекает за собой китобойное судно. Ох, черт возьми!

Кит сделал внезапно гигантский скачок кверху и сейчас же, казалось, с удвоенной силой и быстротой ринулся еще дальше в глубину. Несчастное судно, словно вырвавшись из мертвой хватки, вздыбилось, но в следующий же момент нырнуло носом настолько глубоко, что огромный вал воды, сметая все на пути, затопил почти половину палубы – до самого капитанского мостика.

Корма высоко задралась кверху, и на экране показался трепетный круг от бешено вертящегося под нею винта. Один человек из команды был смыт волной, многие, не удержавшись на наклонной палубе, покатились по ней, хватаясь за все, что попадалось под руку.