Текст книги "Конец банды Бурнаша"
Автор книги: Григорий Кроних
Жанры:
Исторические приключения
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
5
Новой засады можно было пока не опасаться. Но Данька твердо знал, что, как только Бурнаш узнает о разгроме старой, – выступит навстречу чекистам всей бандой. Несмотря на то, что они захватили пулемет, отряд чекистов очень мал, и атаман не упустит такой возможности поквитаться с врагами. Поэтому скачка продолжалась в прежнем темпе.
В здешних степях и лесах Бурнаш чувствует себя, как дома. Имеются у него и помощники – из тех, что служили когда-то под его черным знаменем, а теперь стали «мирными жителями». Может быть, злостных бандитов среди них и не много, но боясь разоблачения, они батьке помогают. А советской власти объективно вредят. В Гражданскую войну в здешних местах каких только атаманов не водилось: белые, черные, красные, зеленые, желто-блакитные. Поди, разберись сейчас с каждым станичником: с кем он был? Бывало не раз – атаманы мобилизацию насильно проводили, да и перебегали частенько казачки из отряда в отряд, ища кто наживы, а кто верной идеи.
Конечно, каждому под стреху не заглянешь: хранит свой обрез мужик или честно разоружился. Но вот если бы удалось ликвидировать Бурнаша и других главарей помельче, то станичники поняли бы, что советская власть пришла навсегда. Вот только пока что батька атаман значительно ловчее оказывается. Яшку выманил одного из города и засаду правильно приготовил. Если б удача была на его стороне – лежали бы уже Мстители с чекистами на пыльной дороге…
Солнце скрылось, но багровое небо еще давало слабый свет, когда отряд въехал в Медянку. На центральной улице пожарище указывало место, где был раньше сельсовет. Всадники спешились, чтобы дать коням отдохнуть.
– Летягин, обойди с ребятами ближайшие хаты, – приказал Данька, – расспросите народ и отыщите активистов. Кто сопротивляется – тащи сюда. А мы тут посмотрим.
– Есть.
Ксанка с Данькой обошли пожарище. Дом сгорел дотла, среди углей торчала одна каменная печь, да валялась гнутая радиоантенна.
– Никого тут быть не может, – сказал Данька, – утром лучше что-нибудь разглядим.
Ксанка при этих словах отвернулась.
– Погоди, не плачь, – положил ей руку на плечо брат, – еще не факт, что он тут был…
– Не факт, мил человек, не факт.
– Ты кто, старик? Что знаешь? – Данька подскочил к невесть откуда взявшемуся станичнику.
– Я вижу, вы люди серьезные, – сказал тот, опираясь на палку. – А мандат есть?
Ксанка протянула бумагу.
– Дедушка, мы нашего товарища ищем. Ты его видел?
– Меня Василием Кузьмичем кличут, – старичок вернул мандат. – Был тут один уполномо ченный.
– Яков Цыганков?
– Во-во, и сам – цыган вылитый. Если б не уполномоченный с мандатом, так бы и подумал.
– Где он?
– А это мне, милок, не ведомо.
– Не шути, дед, – Данька сгреб старика за грудки. – Да я за Яшку всю станицу спалю!
– Кому палить, вон, и так находится… Кабы знал, не посылал бы хлопца на хутор.
– Так это ты?.. – Данька разжал руки.
– Василий Кузьмич, расскажи, что видел, – попросила Ксанка. – Мы друга ищем.
– Приехал сёдни ваш друг, предъявил председателю мандат. Я, говорит, имею намерение Илюху Косого арестовать. Взял тогда председатель свой обрез, и пошли они в дом к Илюхиной сестре. Я тут остался, на посту. А, как взрывы начались, стрельба, я из сельсовета сбег, потому как оружия не имею, чтобы казенную документацию охранять. Примчались тут бурнаши на конях и сельсовет спалили.
– А Яшка-то, Яшка где?
– Атаман крикнул, что, мол, одним мстителем меньше, воздух чище, да и ускакали.
Ксанка опустила лицо и тихо заплакала.
– Василий Кузьмич, ты в том доме был? – продолжал допрос Данька.
– Вот то-то и оно, что был. Взорвали они Ольгин дом полностью, полкрыши вниз ухнуло, стены качаются. Заглянул я внутрь и вижу – Михайло, председатель, на пороге комнаты лежит – по сапогам только и узнал, а второго-то тела нету. Чудеса!
– Как нету? Говори толком!
– Нету. Только крови натекло, а парня вашего нету.
– Бурнаши забрали, что ли?
– Чудеса, – развел руками Василий Кузьмич.
– Слышь, Ксанка, – тряхнул Данька сестру. – Зови Летягина с ребятами… Ну, пошли, дед, покажешь, где дело было.
Василий Кузьмич привел Ларионова к руинам взорванного гранатами дома. Следом подошли остальные чекисты. С ними было еще трое парней.
– Активисты, говорят, товарищ командир, – доложил Летягин.
– Где были, когда бой шел? – спросил Данька.
– На гумне прятался, – опустил голову один.
– А мы на огороде. Ружьев у нас нет, чтобы с Бурнашом воевать.
– Ладно, потом разберемся. Летягин, заготовь факелы, разбей людей по двое, сам один будешь действовать. Каждой паре – по активисту и тебе один. Одна группа пусть осмотрит место боя и все кругом на сто метров. Остальные идут по домам и расспрашивают всех подряд. Тело Цыганкова никто не видел, а атаман его с собой вряд ли забрал.
– Все дома обходить?
– Все.
– До утра не управимся, Даниил, да и люди устали.
– Искать, я сказал, – зыркнул глазами Ларионов. – У нас время только до утра и есть, а там Бурнаш опять заявиться может. Забыл, что засада ускакала?
– Есть, – козырнул Летягин. – Семен, Клим и ты, как звать?
– Федот, – сказал активист, хлюпая носом.
– И Федот – первая группа…
Данька отвел секретаря-бухгалтера в сторону.
– Мы, Василий Кузьмич, отдельно пойдем. Ты, я вижу, человек положительный и местное население хорошо знаешь?
– А то как же…
– Задача такая: не во все дома стучаться, а только в те, где советской власти сочувствующие имеются: бедняки, красноармейцы бывшие. Понятно?
– Понятно, – кивнул Василий Кузьмич, – я, выходит – четвертый станичный активист.
– Ну а кто ж еще? – усмехнулся Данька.
Летягин не терял времени: три человека с факелами из соломы уже обшаривали место боя, остальные растворились во тьме. Мстители зашагали следом за стариком.
– Вот тут, пожалуй, – сказал он и стукнул в дверь своей палкой.
– Кто это ночью балует? – раздался женский голос.
– Отпирай, Анисья, это Кузьмич.
– Чего надо?
– Дело у меня срочное.
Наконец брякнула дверная щеколда. Данька первым вошел в коридор, почувствовал слабый запах спирта и отстранил тетку.
– Ой, кто это?
– Свои, не боись, – успокоил Василий Кузьмич.
Данька распахнул дверь в комнату и замер на пороге, словно ослепленный светом простой керосиновой лампы.
– Яшенька! – Ксанка оттолкнула брата и бросилась к кровати, на которой лежал весь в тряпичных бинтах, бледный, с запавшими глазами, но живой – Яков Цыганков.
Сиделка, бывшая около больного, повернула к вошедшим голову.
Отбросив последнее сомнение, Данька шагнул вперед:
– Настенька?..
Девушка привстала со скамьи, не веря своим глазам.
– Так я пойду, дам отбой, – предложил Василий Кузьмич и, чувствуя себя лишним, выскользнул из комнаты.
6
Переводчика господину Эйдорфу все-таки отыскали, и Валерий слушал первую лекцию, сидя вместе с остальными студентами курса. Но самое главное, что ближе всех, рядом с ним, была Юля. После лекции к Мещерякову подошел профессор.
– Рад вас видеть, мой молодой друг, – сказал немец, пожимая руку.
– Здравствуйте, – ответил Валерка по-немец ки. – Познакомьтесь, герр Эйдорф, это моя подруга Юля.
– Очень приятно.
– Я рада, – сказала девушка, не совсем уверенная правильно ли она говорит.
– У вас отличное произношение, – галантно сказал профессор, заметив ее смущение.
– Он хвалит твое произношение.
– Спасибо.
– Если фроляйн не против, то я хотел бы пригласить вас ко мне в гости. – Герр Эйдорф достал бумажку и обратился к Юле. – «Приглашайт гости», а?
– С удовольствием, – рассмеялась девушка.
– Вы видите, Валерий! – обрадовался профессор. – Она меня поняла!
– Поздравляю с первым успехом, – сказал Мещеряков. – Юля тоже хочет изучать немецкий язык.
– Вот и отлично, едем.
– Хорошо, – согласился Валерка, – но сначала мне нужно позвонить.
Благосклонность декана распространялась и на использование служебного телефона. Мещеряков зашел в деканат и позвонил Даньке. Потом Ксанке. Их телефоны по-прежнему не отвечали. Дежурный также не мог сказать ничего нового.
– Сами ждем, обещали сегодня вернуться.
Валера немного беспокоился. Вчера, когда он вернулся в общежитие, ему передали просьбу друзей позвонить, но в губчека работал только телефон дежурного. Ему сообщили, что сначала Цыганков, а потом Ларионовы, взяв дежурный наряд, отправились в Медянку. Яков должен был уже вернуться, но раз к нему поехали Данька и Ксанка, то это не важно. Начальника отдела по борьбе с бандитизмом и его товарищей ждали только к вечеру, поэтому паниковать было рано. Валера отбросил тревогу и присоединился к Юле и Эйдорфу.
В гостинице профессор заказал в номер чай, с пожатием плеч заметив, что кофе тут не бывает.
– Будет. Года три назад и чая не было, – сказал Валерка.
– Что вы говорите? – удивился герр Эйдорф. – В такой богатой стране… Извините за беспорядок, здесь у меня временное жилье. Я ищу себе квартиру, ведь мой контракт заключен на полгода.
Валера старался переводить Юле все, что она не успевала понять.
– Вы собираетесь продлить контракт, герр Эйдорф?
– Пока не знаю, – ответил профессор. – Мне кажется, что профессиональная тема слишком серьезна и сложна для первого занятия. Предлагаю поговорить на семейную тему, хорошо?
– Давайте, – согласились гости.
Горничная принесла три стакана чая и столько же булочек.
– Раз тема семейная, то прошу вас в неофициальной обстановке называть меня Генрих, – затем профессор открыл один из нераспакованных чемоданов и достал оттуда толстый альбом.
– Это мой семейный альбом, – медленно начал рассказывать Эйдорф. – Мы, немцы, очень сентиментальный народ, и любим рассматривать семейные фотографии. А вы?
– Мы любим смотреть семейные фотографии, – чуть запинаясь, сказала Юля.
– Отлично. А вы, Валерий?
– Не слишком часто, Генрих.
– Ваше предложение короче, но сложнее по конструкции, – заметил профессор и продолжил, перелистывая альбом. – Это университет в Берлине, где я учился. Это мой дом в Кельне. Вот моя жена Марта, это мой сын Альберт, я его очень люблю…
Юля рассматривала фотографии, а Валерка больше обращал внимания на разговор. Его скорее волновало произношение, чем простой словарный запас.
– А почему нет фотографий ваших родителей? – спросила Юля.
– Feuer, – взмахнул руками Эйдорф, – огон!
– Огонь, пожар.
– Огон, – кивнул немец. – Теперь вы, Валерий, расскажите по-немецки о своей семье.
– Моя семья далеко, родители живут в Ленинграде.
– Это не важно, продолжай, – сказала Юля.
– Можете рассказать об институте, о своих друзьях. Учатся они или работают?
– Все мои друзья: Ксанка, Данька и Яшка работают в губчека.
– Что есть «губчека»?
– Губернская чрезвычайная комиссия.
Эйдорф кивнул.
– Ничего не понимаю в системе ваших государственных учреждений. И чем они занимаются на работе, какие должности занимают?
– Это секрет, – сказал Валера.
– Так легко отвечать, – ехидно заметила Юля.
– Расскажите тогда, в каком они здании работают, – предложил профессор.
– Не нужно, Генрих, – твердо сказал Мещеряков.
– Это тоже секрет? – сделал большие глаза Эйдорф.
– Давайте, лучше я расскажу, – предложила Юля.
– Прошу, фроляйн Юля.
– Я выйду позвонить, – сказал Валера.
Он спустился к дежурному и снова набрал ЧК. Друзья пока не вернулись. Мещеряков поднялся в номер. Эйдорф и Юля весело щебетали на смеси немецко-русских слов, но половину словаря им все равно заменяли жесты. Валерка прихлебывал остывший чай, смотрел на Юлю и чувствовал себя гораздо лучше, чем когда прижимал к уху пустую бибикающую трубку.
Прощаясь, Генрих пропустил девушку вперед, а ее кавалера придержал за локоть.
– Извините за излишнюю навязчивость, Валерий, но у меня была причина пригласить вас сегодня в гости. Вот, посмотрите, – профессор подал Мещерякову бумагу.
Валера увидел толстого буржуя, срисованного с плаката, и подпись по-немецки печатными буквами: «Деньги или смерть».
– Значит, вы, Генрих, знаете что такое «губчека»?
Эйдорф виновато кивнул.
– Подозреваете кого-нибудь?
– Я боюсь.
– Я посоветуюсь, – сказал Валерка, – больше ничего обещать не могу. Я ведь там больше не работаю.
– Валера, ты идешь? – позвала с лестницы Юля.
– Сейчас.
– Вам же не нужен дипломатический скандал? – мягко спросил Эйдорф. – Мы должны быть союзниками.
– Постарайтесь пока в одиночку не гулять, – посоветовал на прощание Валерий, – и держите дверь на запоре.
– Спасибо, обязательно.
7
Трясясь на булыжной мостовой, телега подкатила к больничному крыльцу. С помощью санитара Даниил и Летягин перенесли Яшку с подводы в приемный покой и уложили на койку с колесиками. Епанчинцев с рукой, висящей в тряпичной петле, завязанной на шее, зашел в больницу самостоятельно.
Ксанка и Настя вошли следом, оставив с лошадьми Васина. Остальные чекисты отправились прямиком в здание губчека.
По настойчивой просьбе Ларионова, Яшу и ранен ного в плечо чекиста поместили в одну отдельную палату. Роскошь, но в мирное время вполне допустимая. Данька хотел на всякий случай поставить у дверей охрану, но Епанчинцев его отговорил.
– Я же легкораненый, да еще в левое плечо. Вы мне, товарищ командир, наган оставьте, я за товарищем Цыганковым пригляжу.
– И мне оставь, – одними губами прошептал Яшка.
– Тебе – усиленное питание, а как выздоровеешь – пять нарядов на дежурство вне очереди за самовольную отлучку.
– Не выйдет, я – по делу.
– Молчи уж, деловой! – Ксанка поправила цыгану одеяло. – Мы, между прочим, тебя у девушки нашли.
– Ксанка, да я…
– Твое дело поправляться, – рассмеялся Даниил, – и поменьше болтать, понял?
Цыганков прикрыл глаза.
– Яшка! Яшка! Ребята! Вы где? – донеслось из коридора. В палату влетел Валерка и кинулся к раненому. – Как же ты так, Яша?
– Нормально, Валерка…
– Будет знать, как друзей на прогулку не брать, – сказал Данька. – Ты где был?
– В городе. Я уже вторые сутки постоянно в ЧК звоню, а вас все нет и нет. Хотел уже идти в губком отряд требовать. Остальные хоть все целы?
– Епанчинцева зацепило, – сказал Ларионов, – но мы не только все, а еще с прибытком.
Только теперь Валера заметил стоящую в углу девушку.
– Настя? Здравствуй… Но откуда?
– Из Медянки, – просто ответила та. – Здравствуй.
– Настя Яшу и спасла, – сказала Ксанка, – подобрала полуживого, в доме спрятала.
Валера присел на табурет, чтобы прийти в себя от новостей.
– А что Яшка в Медянке этой делал?
– Илюху Косого ловил, да сам в засаду попал. Председателя тамошнего гранатой разорвало, – пояснил Данька, – а цыгану нашему повезло. А мы, как узнали про засаду, – следом помчались, но тебя предупредить не смогли.
– Понятно. Ну а как там ты, Настя, оказа лась?
– У тетки жила. Помнишь, как заложников освобождали? А среди них тетка моя была?
– Анисья?
– Да, они же из Медянки и были все. Потом хату нашу сожгли красные – как Бурнашевский штаб, а маму мою шальная пуля нашла. Вот мы с братом Костькой и остались вдвоем. Стали жить у тетки Анисьи.
– А где же Костя? – стал озираться Валерка.
– Пропал Костька, – вздохнула Настя. – То ли сам убежал, то ли украли… Не смогла я за братом уследить.
– Ну что пригорюнилась? – Данька погладил девушку по волосам. – Найдем мы Костю, я же тебе обещал. Ксанка, вон, у нас, по беспризорникам специалист, любого сыщет.
Настя уткнулась Даниилу в плечо и разрыдалась. Данька сделал извиняющийся жест.
– Пока, Яшка, выздоравливай. – Данька чуть отстранился от девушки и достал из кармана наган. – Возьми, Леша.
– Спасибо, командир, – Епанчинцев улыбнулся, почувствовав себя снова полноправным бойцом. – У меня не пошалят!
– Мы пойдем, ребята, на телеге пулемет остался, надо его в оружейную сдать и Настю как-то устроить.
– Может, ко мне в общежитие? – предложила Оксана, – ты похлопочи.
– Ладно, – Даниил увел девушку.
Уставший Яшка прикрыл глаза.
– Больно? – с участием спросила Ксанка.
– Не очень, – Цыганков с усилием вновь разлепил глаза. – Как твои дела?
– Нормально, – пожал плечами Валерка. – Учусь, к нам профессор из Германии приехал, так я с ним немецким начал заниматься… Серьезно тебя, Яшк?
– Множественные осколочные, – за раненого ответила Ксанка. – Крови много потерял, да еще, кажется, легкое задето…
– Это кто тут вместо меня диагнозы ставит? – в палату вошел уже лысый, но очень энергичный врач. – Здравствуйте, молодые люди, и до свидания.
– Но мы друзья и…
– Из-за вас, друзья мои, будет наказана медсестра, которая пустила сюда, к раненому, такую септическую компанию.
– Нам везде можно, мы из ЧК, – проворчала Ксанка, вставая с постели Цыганкова.
– Вот и славно… А вам особое приглашение нужно, молодой человек? – повернулся доктор к Епанчинцеву.
– Я тоже раненый, только легко, – сказал Алексей.
– Тогда перестаньте размахивать этой своей железкой и быстро в кровать!
– Выздоравливай, Яшка, мы завтра зайдем.
Валерка и Ксанка быстро покинули палату под напором энергичного врача.
– Какой он вредный, – кивнула девушка на дверь.
– Нормальный, – успокоил Мещеряков, – я таких встречал: ворчат много, но дело свое знают. Тем более, ты: сразу диагноз!
– А кто Яшке перевязку делал?
– Настя, насколько я понял, – поддел Валерка. – Ладно, не дуйся, я пошутил. Теперь все хорошо, Яшку на ноги быстро поставят. И Епанчинцев рядом. Хотя я не думаю, что бандиты в больницу сунутся.
– Все-таки страшно, – задумчиво сказала Ксанка. – Не за себя, а вообще. Сколько лет, как Гражданская кончилась, а мы все воюем с Бурнашом.
– Ничего, Колчака с Врангелем разбили и до Бурнаша доберемся. Он же потому живуч, что по сравнению с ними мелкий, как блоха, – вот ухватить и трудно!
– Хорошо сказал, – засмеялась девушка. – Мне даже легче стало.
Друзья вышли с больничного двора и зашагали по улице.
– А ну, стой! – крикнула вдруг Ксанка, так что Валерка вздрогнул и сам остановился. А девушка уже летела по улице за пацаном, одетым в рванье.
– Стой, Кирпич!
Мальчишка бежал неуклюже, но быстро. Валерка включился в погоню. Через квартал пацан понял, что от кавалера чекистки ему не уйти, и свернул во двор. Проход на другую улицу, где легче затеряться, оказался заперт. Кирпич подпрыгнул, вцепился в край забора и уже почти подтянулся, когда Валерка схватил его за ноги.
– Не бейте, дяденька! – завопил мальчишка и попытался сбросить рвань, за которую его держал Мещеряков.
– За руки! За руки его держать надо, – подоспела запыхавшаяся Ксанка и показала – как.
– Больно, больно!
– Не канючь, Кирпич.
– Шустрый парнишка, – заметил Валерка, возвращаясь на мостовую.
– Мне б хавчей ховоших, вообсе не догнали бы!
– Нам бы тоже харчей не помешало – после такой беготни, – усмехнулся Валерка.
– Почему из детдома сбежал? – спросила Ксанка.
– А чего они девутся?
– Врешь?
– Не-а.
– Разберемся.
Ксанка взяла беспризорника за одну руку, а Валерка – за другую. Мальчишка перестал выворачиваться, почувствовав себя в двойных тисках.
– Ты лучше скажи, кто тебе велел про Илюху Косого мне рассказать? – спросила Ксанка.
– Никто.
– Пацан, ты с нами не шути, – сказал Валерка. – Мы ведь может тебя и в тюрьму отвести.
Кирпич пренебрежительно сплюнул.
– Или наоборот, – предложила Ксанка, – освободим, а слух пустим, что ты Косого заложил.
– Йе-бо, никто не велел. Могу забозиться! – мальчишка поочередно заглядывал в лица своих спутников. – Я в салмане одном услысал, как деловые гововили. А Илюха – он не нас, он не вол, а идейный.
– Это Косой – идейный?
– Не нас он, вот я вам и сказал.
– А чего тогда боишься?
– Ему селовека убить нисего не стоит, – сказал Кирпич. – Пвосто так убить. Луце уж я в детдоме буду сидеть, сем у него под пвицелом на воле.
– Балда ты, парень, – сказал Валерка. – Тебе учиться надо, а не по шалманам таскаться.
– Если узнаю, что ты нас обманул специально или кто велел тебе это сделать, я тебя из-под земли достану, – пообещала Ксанка. – Из-за твоих слов нашего друга ранили, понял?
– Я помось хотел. И вам и своим. Нам этот Косой только месает!
– Ты его куда поведешь? – спросил Валерка.
– На Одесскую, в детдом, – сказала девушка. – Спасибо, что помог догнать.
– Завтра увидимся. Пока, шкет.
– Пока, флаел! – Кирпич лихо сплюнул на мостовую и побрел за Ксанкой.
8
– Разрешите, господин полковник?
– Прошу вас, Петр Сергеевич, – хозяин кабинета встал и протянул вошедшему руку.
Таким образом полковник Кудасов давал понять, что, несмотря на официальные дела, они со штабс-капитаном Овечкиным прежде всего товарищи по оружию. Да и в субординации ли дело? Капитан разведки (полковник так высоко ценил свое ведомство) порой стоит больше, чем генерал от инфантерии. Особенно в нынешней ситуации, когда Овечкин по-прежнему сражается с большевиками, а пехотные генералы проедают пенсию, положенную Союзом офицеров за прошлые заслуги.
– Есть новости из России, Леопольд Алексе евич. Хорунжий Славкин получил через румынскую агентуру донесение: «Атаман ликвидировал видного сотрудника ВЧК. Агент Дрозд прибыл на место, вышел на связь. Дрозд начал отработку плана „Альфа“. Требует оказать ему помощь местными силами. Боцман».
– Отлично, Петр Сергеевич!
– Посмотрим, Леопольд Алексеевич, – осторожно ответил Овечкин.
– Вас что-то смущает?
– Использование непрофессионального агента.
– Ну-ну, не стоит так мрачно смотреть на вещи. Боцман ваш тоже в контрразведке не служил.
– Он хоть где-то служил, Леопольд Алексеевич.
– Подручным у Бурнаша, – хмыкнул пол ковник.
– Атаман человек осторожный, он своих людей знает. Именно поэтому Бурнаш может с новым агентом не сработаться.
– Петр Сергеевич, Дрозд сам пошел на вер бовку.
– У него есть свой интерес.
– Бросьте, штабс-капитан, бросьте! Наши интересы совпадают. И потом, румынская агентура ненадежна, они работают сначала на себя, а во вторую очередь на нас. Не понимают господа румыны, что дело борьбы с красными – наше общее дело. Хорошо, что немцы это понимают лучше, а то снова пришлось бы менять квартиры… Ну да ладно. При удачной реализации плана «Альфа» мы обещали Бурнашу организовать ему и его людям переход российско-румынской границы.
– У него слишком большой отряд, Леопольд Алексеевич, – заметил Овечкин.
– Не беда, даже при удачном проведении операции отряд Бурнаша сильно сократится. А при неудаче… – полковник развел руками. – Ничего не попишешь – война. Кстати, Петр Сергеевич, на крайний случай, подготовьте план эвакуации с территории Советов одного атамана. Бурнаш, с его талантом поднимать казаков на бунт, нам еще пригодится.
– Слушаюсь, господин полковник.
– Англичане наконец выразили желание встретится лично, так что я скоро отбываю в Лондон.
– Желаю удачных переговоров, Леопольд Алексеевич.
– Спасибо. Вы пока останетесь за меня… Да, вот еще, Петр Сергеевич, всякая положительная информация об успехах наших агентов на территории Украины помогла бы мне успешнее вести переговоры с английской разведкой. Докладывайте немедленно.
– Будет исполнено, господин полковник. Разрешите идти?
– До свидания, штабс-капитан.