Текст книги "Три подруги и древнее зло"

Автор книги: Грета Раш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Глава V

Через час мы уже спали. Вернее, спала Ниса, громко и немного по-детски посапывая, а я лежала на спине и смотрела в потолок. Сон не шел, более того, ощущалось нарастающее желание заняться чем-нибудь, чем угодно, хоть вышиванием крестиком, лишь бы вот так не лежать, созерцая пустоту. Но проблема заключалась в том, что любое занятие, требовавшее значительное вмешательство рук, выходило у меня до слез паршиво. Вышивание, вязание спицами, шитье, рисование, лепка из глины, вырезание снежинок, создание папье-маше, даже построение песчаных замков – ничего из этого не являлось моим призванием. И это еще мягко сказано. Конечный продукт всегда выглядел настолько плачевно, что люди интересовались, нет ли у меня умственно отсталого племянника, чьи работы я выдала за свои. Уверена, что даже сидя в памперсах в детских песочнице я лепила самые кривые куличи! И что самое обидное – не понятно, в кого я такая криворукая!

Дойдя до этого момента в своих размышлениях, я резко села, не в силах больше валяться бревнышком. Встав, тихонечко прокралась на кухню, стараясь не разбудить подругу, хотя Ниса редко спала чутко. Чаще всего, её не способен был разбудить даже военный оркестр, исполняющий марш «Прощание славянки».

Подойдя к окну я решила отворить створку, поставив её на проветривание, но меня остановил шум.

Дождь.

За окном шел дождь, падая на землю крупными, словно нарисованными умелым мультипликатором, каплями. Испытав внезапное желание понюхать дождь, я широко распахнула окно, перегнулась через подоконник и радостно выставила вперед руку. Но улыбка быстро сползла с моего лица, потому что на раскрытую ладонь не упало ни дождинки.

– Что за?… – удивленно пробормотала я, перевернула руку и увидела мокрый блеск на коже с противоположной, тыльной стороны. Всунувшись обратно, я замерла, пристально всматриваясь в пространство за стеклом, окутанное ночью. Мозг сразу же уловил какую-то неправильность происходящего, какую-то искаженность. Так бывает, когда ты каждый день на одном и том же месте видишь один и тот же рисунок, а потом на месте этого рисунка появляется другой, похожий, но с заметными отличиями. И вот в первый момент, увидев его, ты даже не понимаешь, что изменилось, но четко осознаешь – что-то не так. Это ощущение похоже на зуд, вот только мозги нельзя почесать.

– Дождь, – повторила я, разговаривая вслух с самой собой. И тут на меня снизошло озарение: – Он падает снизу-вверх!

И я в ужасе попятилась от окна. Теперь были объяснимы и ощущение искривленности реальности, и странным шум, идущий от окна. А вернее, от того места, где наружу выступал длинный стальной козырек. Звук, раздающийся под окном, был таким, словно кто-то швырял горсти чего-то мелкого на тонкий металлический лист.

– Может, я сплю? – хватаясь за лицо начала шептать я, пытаясь убедить в этом то ли себя, то ли тьму за окном. – Да, точно. Я сплю.

И тут же повторила:

– Это просто ночной кошмар.

Еще несколько минут я вела успокаивающую беседу с самой собой, но чем сильнее я пыталась поверить в собственные неубедительные слова, тем отчетливее проступало понимание, что нет, это не сон. Не бывает настолько реалистичных снов, чтобы все, как в жизни.

Ощущая, как с головой захлестывают волны страха страха, я задержала дыхание, застыв соляной статуей и вцепившись в собственные волосы. Наверное, увидь меня кто-то в этот момент, то принял бы за призрака, которому вдруг вздумалось прогуляться. Маленькое привидение Каспер, женский вариант!

Наверное, стоило бы заставить себя вернуться в спальню, лечь в постель, отвернуться к стене и попытаться заснуть, убеждая саму себя, что с рассветом все пройдет. Рассвет часто исцеляет ото всех ночных терзаний. Восходит солнце, наступает новый день и ночные мысли, рвавшие душу в клочья отступают, уходят в тень.

Но мне нужно было понять, сплю я или нет. От этого зависело всё.

Я слышала, как вздохнула и заворочалась во сне Ниса, как где-то вдалеке промчалась машина, взревев мотором, как зашумела по трубам вода в квартире этажом выше. Моё обоняние уловило запах сигаретного дыма, это опять сосед снизу вышел на балкон покурить. К дыму тут же примешался аромат мокрого асфальта и сырой земли. Последнее – результат деятельности некоторых активных жительниц нашего дома, которые решили, что двору настойчиво не хватает палисадника с георгинами. Исправлять этот недостаток они взялись коллективно, разбив цветники почему-то именно под моими окнами.

По коже пробежал легкий ветерок, приподнимая волоски и вызывая мурашки, а вместе с ними и острое желание забиться в угол кровати, закрывшись со всех сторон одеялом. В детстве одеяло всегда работало, спасая от монстров всех мастей и форм.

– Ты давно не ребенок, – попыталась убедить я саму себя. – Одеяло уже не поможет.

И, стараясь успокоиться, я схватилась за стакан с водой, залпом опрокинув его в себя. И только спустя два глотка почувствовала, что что-то не так. Вода не бывает такой густой, похожей на кисель. И у воды нет привкуса соли и металла. А еще вода редко застревает в горле, словно мертвый слизень.

Судорожно закашлявшись, я подставила руку ко рту, сплюнув остатки странной жидкости на ладонь. И в приглушенном свете ночной лампы увидела черные сгустки, которые ярко выделились на фоне белой кожи, напоминая маленьких земляных червяков.

В ту же минуту меня стошнило.

Прямо в раковину на кухне.

Когда карнавал в желудке прекратился, я, отирая холодный липкий пот со лба и хватаясь руками за стены, поползла в туалет. Мутный мир перед глазами дрожал и периодически подергивался, словно в конвульсиях. Во рту стоял горький привкус желчи, голова ощущалась раздутым до предела и готовым вот-вот лопнуть шариком.

Прислонившись виском к холодной кафельной плитке, я оперлась о стенку рядом с душевой кабиной, прикрыла веки и попыталась дышать ровно и размеренно. Вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох…

– Ну, что ты тут опять бродишь, словно беспокойная кошка в поисках котят? – гаркнули сзади.

Дернувшись от неожиданности, я потеряла шаткое равновесие. Нога поехала на мокром полу, руки бестолково взметнулись вверх, голова задралась, и я начала стремительно заваливаться спиной назад. Уже успела мысленно попрощаться с целостностью своих костей и поздороваться с травмпунктом, но крепкие руки подхватили меня под поясницу, остановив падение за секунду до встречи моего тела с деревянным порогом.

– Привет, – сдавленно выдохнула я.

– Здрасьте, – недружелюбно отреагировала сонная подруга, глядя на меня глазами-щелочками.

– Почему твоё лицо перевернуто? – все еще находясь в практически горизонтальном положении, спросила я очумело.

– Потому что ты лежишь у меня на руках, – проворчала подруга и оттолкнула меня. Подпихнув под попу, она помогла мне встать.

– А, да, – запоздало сообразила я, кое-как выравниваясь.

– Что с тобой происходит? – потерев заспанные глаза, поинтересовалась Ниса.

– Не знаю, – запуская пальцы в спутанные волосы простонала я. – Кажется, у меня галлюцинации.

Подруга несколько мгновений скептично рассматривала моё лицо, а после громко захохотала. И я бы, наверное, даже оскорбилась такой её реакции, если бы громкий девичий смех не оборвал стук.

– Откуда звук? – тут же напряглась я, ощущая, как дрогнули поджилки. Одно дело бороться с монстрами реальными, живущими в мире по соседству. И совсем другое – столкнуться с чудовищами, обитающими внутри тебя самой. От этих никуда не спрятаться, не скрыться. Их не обмануть, не уговорить, не устыдить. Наверное, потому что они и есть часть нас самих.

– В стенку, что ли, стучат? – начала оглядываться по сторонам Ниса.

– Нет, – сообразила я, медленно обернувшись. – В зеркало.

И в висящей над раковиной круглой зеркальной поверхности, обрамленной в старую деревянную раму, отразились наши лица – моё, цвета больной лягушки с покрасневшими глазами и застывшим в них страхом, и Нисы – немного помятое, со следами подушки на правой щеке и всклоченными короткими волосами, торчащими возмущенным ежиком.

– Шутишь? – громко зашептала Ниса, одним мягким движением подкрадываясь ко мне со спины и не сводя глаз с зеркала.

Не успела я отрицательно покачать головой, как стук повторился вновь. И в такт ему дрогнуло зеркало на стене.

– Так бывает только в американских ужастиках, – дыхнула подруга мне в ухо, отчего я непроизвольно зябко передернула плечами.

– Считай, мы в одном из них, – пролепетала я и тут до меня, наконец, дошло. Я вцепилась подруге в локоть: – Стой, так ты его тоже слышала? Стук!

– Конечно, слышала, – болезненно поморщившись, кивнула она. – Нужно быть глухим, чтобы не услышать.

– Но в прошлый раз ты не слышала!

– Что я не слышала?

– Крика!

– Потому что никто не кричал, Ди, – закатила глаза подруга.

– Если тогда никто не кричал, значит, сейчас – никто не стучал, – начала злиться я.

– И что теперь делать? – растерялась банши. – Пойдем спать?

Ответом ей был грохот, с которым зеркало вдруг ни с того, ни с сего ударилось об стену, как если бы кто-то невидимый приподнял его и уронил обратно.

– А ты теперь сможешь уснуть? – спросила я, теснее прижимаясь к подруге.

– Не-а, – выдавила из себя Ниса и тут же крикнула: – Смотри!

Перекошенное и почерневшее лицо с запавшими вглубь лысого черепа глазницами, припорошенными чем-то, похожим на черный песок, возникло в зеркало внезапно. И тут же кто-то завопил. На этот раз крик был вдвойне громче и оглушительнее, чем прежде. Словно кричали прямо у меня в голове.

Зажав уши и крепко зажмурив глаза я рухнула на колени, больно ушибив их об кафельный пол. Но сейчас это было самой меньшей из моих проблем.

– Ди! – донесся сквозь едва выносимый вопль голос Нисы, звуча так, как будто нас разделяли сотни лет. Как будто я – уже не я вовсе, а всего лишь эхо, слабое бестелесное воспоминание, пропадающее с первыми лучами солнца, касающимися земли. – Ди! Приди в себя! Ди!

И вдруг крик прекратился, оборвавшись так же резко, как и начался, словно его и не было вовсе никогда.

– Что с тобой происходит? – прошептала подруга, опускаясь на пол передо мной и заставляя убрать ладони от лица.

– Я не знаю, – всхлипнула я, ощущая, как подкатывает истерика. – Я слышу крик. Один и тот же крик, постоянно. Он… он сводит меня с ума.

– А кто кричит-то? – подруга начала успокаивающе гладить меня по голове. – И что кричит?

Прерывисто вдохнув в себя воздух, я задумалась.

– Это просто… бессловесный вопль. Страшный, жуткий, словно предсмертный, но… голос женский, – опоздало сообразила я и задумалась надо собственными словами. – Это кричит женщина.

– Голос не показался тебе знакомым? – подруга смахнула пальцем повисшую на кончике моих ресниц одинокую слезинку.

– Может быть, не знаю…, – неуверенно помотала я головой. – Вроде нет.

– Ладно, вставай, – и Ниса решительно подняла меня с пола, уводя из ванной. Когда мы выходили, я увидела испуганный взгляд, брошенный ею на зеркало, в котором теперь отражалась лишь моя ванная комната.

Глава VI

Включив свет на кухне, Ниса начала готовить какао, а я забилась в самый дальний угол кухонного диванчика, подтянув ноги к подбородку.

– Ты сейчас похожа на обидевшегося воробушка, – спустя некоторое время фыркнула подруга, громко расхохотавшись. И хотя я понимала, что она просто пытается разрядить обстановку, поддержать её юмор у меня не было сил.

– Ниса, – позвала я, пока она засыпала светло-коричневый порошок в кастрюльку с закипевшим молоком.

– Мммм, – отозвалась она, увлеченная процессом.

– А что, если я схожу с ума? – произнесла я вопрос, который сейчас волновал меня больше всего на свете.

– Ты не сошла с ума, – уверенно заявила Ниса, помешивая молочно-шоколадную смесь. – Я ведь тоже видела в зеркале… что-то…

– Но почему ты не слышала крика? – встревоженно спросила я, натягивая на себя старый мягкий плед и укутываясь в него до самого подбородка. Этому пледу было уже больше десяти лет, бабушка когда-то купила его на распродаже, но с тех пор везде, куда бы не ехала, я брала его с собой. Потому что он ассоциировался у меня с бабушкой, с домой, с безопасностью, которую должна дарить и дарила настоящая семья. – Кроме того, я тебе не рассказала…Ты уснула, а мне не спалось. И я пошла на кухню. А за окном…

– Что? Сани Санта Клауса в воздухе болтались? – воодушевленно пошутила Ниса, разворачиваясь ко мне лицом и складывая руки на груди.

– Июнь на дворе, какой Санта Клаус? – закатила я глаза, раздражаясь на развеселившуюся подругу.

– Ну, может, сезоном ошибся, – пожала она острыми плечиками, обтянутыми светло-бежевой футболкой.

– Дождь! За окном был дождь! – с нажимом произнесла я, оборвав подругу и не дав ей тем самым начать развивать теорию, каким таким попутным ветром к нам в начале лета могло занести сказочного персонажа из западноевропейского фольклора. – И он падал снизу-вверх. А потом я попыталась выпить воды, а вместо неё в стакане оказалась кровь со сгустками.

– Бррр, – потрясла головой Ниса, снимая кастрюльку с плиты и разливая ароматный напиток по чашкам. – Может, это все последствия стресса? – и она начала перечислять всё, что свалилось на меня в последние недели: – Проблемы с отцом и его разгорающееся с каждым днем все сильнее желание увидеть тебя в подвенечном платье. Недавно вскрывшаяся правда о Максе, который с тех пор наворачивает вокруг тебя круги, словно изголодавшаяся акула. Руся оставила нас расхлебывать все то болото, которое она тут развела. У тебя просто психологическая перегрузка.

– Тогда получается, что у тебя тоже, – скривила я губы в подобии улыбки. – Потому что чудеса с зеркалом не я одна наблюдала.

– Да, – вынуждена была согласиться банши, ставя передо мной кружку с какао.

– Что – да? – даже не пытаясь скрыть раздражения, потребовала я ответа. – Да, у тебя тоже стресс или да, стресс тут явно не причем?

– Второе, – выбрала Ниса. – Но тогда что за мистика начала вокруг твориться? Лицо это в зеркале… Оно было черным, словно обугленным, как бывает у людей, погибших в пожаре.

Я до боли закусила нижнюю губу, разрываемая на куски от противоречивости чувств. Мозг кричал, что надо во всем тщательно разобраться, разложить всё по полочкам и проанализировать. Но эмоции были сильнее. Они рвались, как дикие звери с цепи, подстегивая одну конкретную мыль, остервенело бьющуюся в сознании, словно выброшенная на берег рыба – вся эта история закончится очень плохо.

– А что это вообще за зеркало? – спросила вдруг Ниса, с шумом отхлебывая из своей кружки. – Откуда оно взялось? У тебя же вроде другое было.

– Было, – с ехидцей кивнула я, выныривая из собственных мрачных предчувствий. – Да полегло, несчастное, в неравном бою.

– С кем? – брови подруги удивленно взлетели.

– С тобой, болезная! – прикрикнула я на подругу. – Не помнишь уже, как пуская пьяные пузыри, устроила в моей квартире погром?

– Когда? – моргнула Ниса.

– Когда Руся пыталась в чувство тебя привести, – ехидно прищурившись, напомнила я. – А ты была категорически против. И особенно тебе не понравился холодный душ. Вот ты и устроила бурный акт протеста, во время которого пострадала моя косметика и моё зеркало.

– Я все это разбила? – ахнула подруга, зажимая рот.

– Нет, только мою косметику, – ядовито ухмыльнулась я. – А на зеркале появилась трещина размером от сегодня и до завтра. Пришлось выбросить вместе с осколками от баночек с кремами, а на пустующее место повесить старое бабушкино зеркало.

– То-то оно показалось мне подозрительно знакомым, – пробормотала Ниса в кружку, подносимую ко рту. – Это случайно не то зеркало, которое висело в вашем старом загородном доме?

Мои глаза непроизвольно расширились.

– Ну, да. Изначально оно было большим и стояло в гардеробной матери дедушки. Но потом его зачем-то уменьшили, вырезав из большого зеркала одно поменьше и повесили в спальне дедушкиных родителей. Провисело оно там недолго, ровно до смерти прадедушки. Потом зеркало несколько раз перемещали и в итоге унесли в баню, что на участке за домом.

Упомянутый дом принадлежал родителям бабушкиного второго мужа. Когда отец дедушки скончался от сердечного приступа, а его мать слегла из-за смерти любимого супруга, вся семья, и я, в том числе, так как к тому моменту уже сбежала от отца, живя с бабушкой и её новым мужем, перебралась за город, чтобы легче было ухаживать за пожилой женщиной. Хотя назвать её так в лицо ни у кого язык бы не повернулся. Аристократка до мозга костей, единственная наследница старинного дворянского рода, она до самой смерти сохраняла ясность мыслей и острый ум. И даже, когда уже не могла ходить, продолжала держать себя в рамках воспитания, выглядя безукоризненно и благородно даже на смертном одре. Её сын, мой названный дедушка, был не таким, он пошел в своего отца, человека простого, но чрезвычайного умного, заслужившего статус профессора математики. Скорее всего, именно этим умом он и покорил сердце своей будущей жены, которая хоть и была по-женски мудра, но на многих привыкла смотреть свысока. Прадедушка не разбирался в бесчисленных столовых приборах, его не волновали правила этикета, он терпеть не мог все эти суаре, которые так любила устраивать его супруга и во время которых он, по большей части, прятался в собственном кабинете. Прадедушка ненавидел смокинги, считал самой лучшей одеждой на свете пижаму и при этом был до крайности рассеян. Постоянно терял свои очки, а потом долго и нудно искал по всему дому то, что лежало у него в буквальном смысле перед носом. Мог ходить в одном носке, потому что не нашел второй. И не расчесываться днями, не видя в этом смысла.

Увлеченный подтверждением очередной гипотезы, он порой забывал обо всем на свете – поесть, поспать, поздороваться с домочадцами. Как-то однажды он вышел в магазин за хлебом, а в итоге оказался в милицейском участке. Профессор забыл надеть штаны, перепугав не только продавщицу, но и нескольких впечатлительных старушек, которые голые мужские коленки не видели со времен сожжения Москвы. Но насколько бы математик не был странным и немного себе на уме, он любил свою жену так, как больше никого и никогда не любил. Она эта знала и ей этого было достаточно, чтобы мириться со всем остальным.

Смерть любимого мужа прабабушка перенесла очень тяжело и вскоре отправилась вслед за ним, тихо скончавшись во сне. Дедушка был этим не удивлен, как и остальные члены семьи. Все знали – супруги бесконечно любили друг друга. И всю совместную жизнь прожили с полным осознанием того, что если умрет один, то это станет концом для обоих. Моя бабушка называла это лебединой верностью. Дедушка, который всегда был реалистом до мозга костей и не питал лишних иллюзий даже в отношении собственных родителей, считал, что если его отец умер от инфаркта, то мать ушла из мира живых исключительно из женской вредности – не могла оставить мужа в покое даже на том свете.

Но как бы там ни было, дом за городом достался их единственному сыну, то есть, бабушкиному мужу, который долго в нем прожить не смог. На работу было ездить далеко и неудобно, много времени занимала развозка всей имевшейся в доме детворы по школам, кружкам и детским садам, продукты приходилось привозить из города, да и содержать двухэтажный дом старой постройки оказалось очень затратно. Но и продавать дом дедушка не хотел, все-таки, в нем прошло его детство и вся жизнь его родителей. Так и осталось стоять семейное гнездо, пустое и одинокое – зимой, и наполняемое оживлением и громкими разговорами с ранней весны и до поздней осени. Иногда, еще будучи школьницей, уезжая вместе с семьей обратно в городскую квартиру, я оглядывалась на удаляющийся дом, сидя на заднем сидении подпрыгивающей на кочках машины, и мне становилось грустно. Двухэтажное строение с запертыми окнами, опущенными ставнями и тяжелыми навесными замками на дверях виделось мне живым существом – брошенным, поникшим и грустным в преддверии очередной холодной, темной и одинокой зимы.

Последние несколько лет в доме жила семья моего дяди, бабушкиного второго сына. У него четверо детей, двое из которых – близнецы, вечно попадающие в различные передряги и обеспечивающие своим родителям нескучную жизнь. Так что, нынче домику некогда грустить. Шум, гам, топот, детский смех, ежедневные споры по поводу и без, а также периодически оглашающие окрестности возмущенные вопли и слезы, когда ломается очередная игрушка, не выдержавшая напора неугомонной детской энергии. Все это стопроцентная гарантия отсутствия спокойствия.

– Да, я помню, – закивала Ниса. – Мы часто ходили в баню, когда я гостила у тебя на летних каникулах. Увидев его в первый раз, я еще удивилась, подумав, зачем вешать зеркало в такой дорогой и красивой оправе там, где все моются?

Я пожала плечами.

– Не знаю, зачем его туда повесели. Помню только, что зеркало кочевало с места на место, пока в итоге не оказалось в бане.

– Погоди, – вдруг резко подалась вперед подруга. – А это случайно не то зеркало, которое мы использовали для вызова Пиковой Дамы?

Мне стало и смешно, и жутко одновременно.

– Думаешь, мы реально кого-то вызвали и этот кто-то теперь преследует нас, решив объявиться спустя… сколько? Десять лет?

– Но тогда ведь действительно что-то произошло, помнишь? – с азартным огоньком в глазах зашептала Ниса. Непонятно, чего шептала и от кого шептала, но шептала. Яростно и вдохновленно. – Нам удалось установить контакт с потусторонним миром!

– Все, что нам удалось – это получить нагоняй от бабули, за то, что испортили её помаду! – отмахнулась я.

Когда мы учились в старших классах, на какой-то праздник, уже никто из нас и не вспомнит, на какой именно, мне подарили книгу страшилок. Надо сказать, зря подарили. В одном из приведенных в книге рассказов был описан ритуал вызова Пиковой Дамы и нам с Нисой тут же засвербело его повторить. Руся, которая на тот момент дружила с нами не так давно, но все равно старалась поддерживать все наши затеи, даже самые безумные, тоже согласилась поучаствовать, хоть и сохраняла при этом маску скептичного безразличия на лице.

Согласно книге, чтобы вызвать Пиковую Даму необходимо было за несколько минут до полуночи алой помадой нарисовать на зеркале лестницу с венчавшей её наверху дверью. При этом под рукой следовало держать мокрое полотенце, чтобы успеть стереть лестницу в нужный момент. Затем надо было погасить свет и зажечь перед зеркалом свечу не нарушая полнейшей тишины – в книге это условие указывалось, как одно из самых главных. В полночь, не отрывая взгляда от своего отражения в зеркале, требовалось трижды произнести, громко и внятно, фразу вызова. После этого якобы должен был раздаться стук высоких женских каблуков или громкий женский смех, а в зеркале – возникнуть движущаяся женская фигура, спускающаяся по нарисованной лестнице. Но как только на зеркальной поверхности отобразится призрачный женский образ, следовало тут же стереть лестницу. Главное – успеть до того, как Пиковая Дама достигнет самой нижней ступени. Иначе она выйдет из зеркала и окажется в нашем мире.

Мы сделали все, как было написано в инструкции. Вот только вызывали Даму втроем. И делали это в бане, используя как раз то зеркало, которые ныне украшало мою ванную. Во-первых, потому что в доме постоянно толпился народ и даже в полночь найти тихий уголок было трудно. Во-вторых, помаду пришлось позаимствовать у бабули, и мы не хотели, чтобы нас застукали за процессом её варварского уничтожения.

Не получилось.

У нас.

Как назло, деду в ту ночь не спалось. И он решил покурить. Выйдя на улицу, дед заметил слабый огонек, маячивший у банного окошка. Это была как раз та самая свеча, которую мы установили напротив зеркала. Потушив сигарету и подтянув повыше старые спортивки, дед широким шагом направился к бане, решив, что туда забрались местные мальчишки. Каково же было его удивление, когда он обнаружил нас троих, устроившихся на банной лавке напротив извазюканного чем-то зеркала!

Проблема заключалась еще и в том, что мы не успели стереть лестницу, дед выгнал нас взашей раньше, чем мы смогли хоть что-то разглядеть в зеркале. И хотя Ниса потом долгое время утверждала, что видела размытую тень, ни я, ни тем более Руся ей не верили, принимая слова подруги за самовнушение. Нисе хотелось увидеть – Ниса увидела.

Правда, после той истории начали происходить странности. Соседский парнишка, ранее отличавшийся поразительным здоровьем, слег с загадочной болезнью, которую врачам хоть и не удалось идентифицировать, но хотя бы удалось вылечить. Вскоре после его чудесного выздоровления случилась новая беда – пропала молодая супружеская пара, которая на лето арендовала дом в конце нашей улицы и которую долго искали по всей округе, но так и не нашли. Потом застрелился хирург, который не появлялся в загородном поселке больше пяти лет, но почему-то выбрал именно его для сведения счетов с жизнью. В нашем доме тоже начали происходить загадочные события – включался и выключал свет, по ночам скрипели двери, стали пропадать вещи, в основном женские – расчески, помады, сережки и прочая мелочь. А потом сгорела та самая баня…

– Вы с Русей игнорировали мои слова, – надулась банши. – А ведь я была права! Не просто так ведь пожар случился!

– Конечно, не просто так, – сдержанно кивнула я. – А потому, что дядя Вася, троюродный брат дедушки по отцовской линии, заснул в ней пьяный с зажженной сигаретой. А баня была деревянная, вот она и вспыхнула.

– А почему тогда зеркало не пострадало? – выдвинула новый аргумент Ниса.

– Потому что оно висело в углу в предбаннике, – терпеливо начала объяснять я. – И баню уже начали тушить, когда огонь туда добрался.

– Ты скучная, – заявила Ниса, пожав губы.

– А ты слишком веселая, – парировала я.

– Но с зеркалом явно что-то не так, – заключила подруга с обидой в голосе.

– Да, – вынуждена была согласиться я. – С зеркалом. И со мной.

– Может быть, поедем ко мне? – преодолевая неловкость, предложила Ниса, стараясь скрыть легкую нервную дрожь в голосе. – Что-то мне жутко здесь оставаться.

Я недовольно скривилась.

– Мы и так последние несколько недель кочуем по городу словно племя бедуинов.

– Ну, да, – кивнула подружка. – Сначала мы скрывались от твоего жениха и его навязчивого братца, потом мы скрывали Русю от них же и еще от ягуаретт, которые вдруг ощутили себя обманутыми и решительно не согласились с позицией проигравшей стороны. Потом, когда наша с тобой драгоценная подружка искусственно выбыла из всей этой кутерьмы, мы скрывались уже от всей этой вместе взятой развеселой толпы. А теперь к уже сложившейся ситуации и утвержденному списку врагов добавилось еще и старое зеркало, корчащее нам жуткие рожи. Как ты думаешь, оно пытается нам что-то сказать или делает гадости просто так, от чистого сердца? Может быть, оно нам мстит?

Я постучала костяшками сложенной в кулак руки по голове. Не по своей, естественно.

– В себя приди, – проворчала я. – Зеркало – неодушевленные предмет, оно не способно «думать». И уж тем более, оно не способно коварно планировать и претворять месть в жизнь.

– Ты не хуже меня знаешь, что есть такие магические предметы, которые все равно, что живые люди, – банши вновь заговорщицки понизила голос до едва различимого шепота. – И соображают получше некоторых личностей.

– Тебя, например, – ехидно вставила я.

– Да, – автоматически кивнула подружка, но тут же спохватилась: – Что?!

– Ниса, за что ему нам мстить? – всплеснула я руками. – Кроме того, как зеркало могло сделать так, что мне начали видеться галлюцинации?

– Не знаю, – на мгновение растерялась Ниса, но быстро нашлась: – Ты же смотрелась в него?

– Все смотрятся в зеркало в своей ванной, – ровно проговорила я. – Для того его там и вешают.

– Вот! – подруга многозначительно подняла указательный палец вверх. – Оно тебя как-то зачаровало! Может быть, хотело тебе что-то сказать или наоборот, желало навредить. Чтобы ты начала сомневаться в собственном психологическом здоровье и перестала доверять самой себе.

Размышления подруги вдруг показались мне логичными. Действительно, может быть, это не я сумасшедшая, а просто кто-то с явно недружелюбными намерениями решил довести меня, как минимум – до нервного срыва, как максимум – до заведения с крепкими замками и суровыми санитарами?

– А что если, – Ниса подалась вперед, замерев в паре сантиметров от моего лица, – это Пиковая Дама?

– Да, ну тебя, – не выдержала я, оттолкнув подругу назад. – Какая Пиковая Дама! Это детская страшилка!

– Она достигла последней ступеньки раньше, чем мы успели стереть нарисованную лестницу! Ну, почему ты мне не веришь? – Ниса грохнула кулаком по столешнице.

– Потому что после случая с вызовом Пиковой Дамы ты еще полугода была одержима идеей того, что мы выпустили в мир зло, – с нарастающим раздражением выдохнула я, не выдержав. – И эта одержимость начала приобретать болезненные формы! И, как мне кажется, твое помешательство вновь к тебе возвращается!

Ниса открыла было рот, хотела что-то сказать, но передумала. Рот закрыла и понуро махнула рукой.

Наверное, наша ссора продолжилась и вполне возможно, закончилась бы обоюдной обидой, если бы не еще один вопль, прервавший наше ночное бдение на кухне.

– Ну, вот, – прикрывая лицо ладонью, простонала я. – Опять. Опять вопли.

– Ди, – странным голосом протянула Ниса. – Я тоже это слышу.

Меня как током ударило.

– Слышишь? – подхватилась я. И тут же прислушалась. Что-то было не так, что-то было по-другому. Иначе, чем в предыдущие разы. Объяснить было сложно, вернее, практически невозможно. Но это то знание, которое приходит к тебе вместо с твоей интуицией… вместе с необъяснимым, давящим и на первый взгляд абсолютно глупым ощущением грядущей беды.

– Это кричат в соседней квартире, – медленно привставая, пробормотала Ниса. – И кажется…Ди, кричит ребенок.