Текст книги "Жатва черепов (ЛП)"

Автор книги: Грэм Макнилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Любая армия, набранная здесь, будет как лоскутное одеяло: разные стили боя, разные расы, разные характеры. Но это будет большая армия, и, что самое главное, ей хватит сил совершить намеченное. И если книги, которые он забрал из опутанных цепями библиотек Халан-Гола, раскроют свои секреты, у него будет кое-что еще более сильное, нежели просто армия, чтобы утопить миры Ультрамара в крови.

Чем выше они поднимались, тем сильнее Хонсю чувствовал, что планировка крепости заслуживает не просто сдержанного восхищения, а настоящего благоговения. Цитадель строил самый умелый и хитроумный из инженеров, но, в отличие от грубой функциональности творений Железных Воинов, здесь предпочтение отдавалось коварству и скрытности, воплощенных в самых смертоносных ловушках.

Наконец они вышли на закрытую эспланаду, окруженную колоннами, крышей ей служили листы металла, очевидно, снятые с корпуса космического корабля. Многочисленные столкновения деформировали и исцарапали металл, он почернел и прогнулся там, где когда-то испепеляющий огонь лазерных батарей пробил обшивку.

В конце эспланады виднелись исполинские, утыканные шипами ворота. Они были открыты, и сотня воинов в силовой броне выстроилась вдоль пути, ведущего внутрь. Доспехи воинов отличались друг от друга цветом и типом, некоторые были настолько древними, что в точности повторяли доспех, который носил сам Хонсю. Лишь одно было общим у этих воинов – неровный крест, нарисованный красным на левом наплечнике поверх символики их орденов.

Вслед за эмиссаром они прошли мимо этого строя, в котором были Саламандры, Повелители Ночи, Космические Волки, Темные Ангелы, Расчленители, Железные Руки и представители еще десятка орденов. С мрачным удовольствием Хонсю отметил, что среди них не было никого из Ультрамаринов; он сомневался, что в гарнизоне крепости был хоть один из лучших сынов Макрагга.

За воротами крепость превратилась в роскошный дворец, где золото и блистательные, вознесшиеся ввысь здания никак не сочетались со строгой сдержанностью внешних фортификаций. Хонсю эта обстановка показалась аляповатой и вульгарной, вся эта показная роскошь была полной противоположностью его вкусам. Этот дворец не мог быть домом военачальника; это было жилище человека развращенного и самовлюбленного. Но стоило ли этому удивляться: ведь именно чудовищное самомнение и мания величия когда-то стали причиной падения того, кто возвел эту цитадель.

Наконец они подошли к позолоченным дверям, в которые с легкостью мог бы пройти титан «Повелитель битвы»; створки дверей плавно распахнулись, и за ними открылся грандиозный тронный зал, отделанный молочно-белым мрамором и золотом. Из-за дверей доносился шум голосов и лязг доспехов, а когда Хонсю и его свита вошли вслед за эмиссаром в зал, в дальнем его конце они увидели гигантского линейного титана, замершего, как некая демоническая декорация, позади высокого трона на постаменте.

Под сводчатым потолком висело не меньше сотни трофейных знамен; в зале было не протолкнуться от собравшихся в нем воинов всех мастей.

– Я считал, приглашение предназначалось только нам, – сказал Хонсю.

– С чего бы это? – отозвался Ваанес. – Думал, ты особенный?

Хонсю проигнорировал злорадство Ваанеса и оставил ядовитые слова без ответа. Он действительно думал, что аудиенция назначена ему одному, но теперь ясно видел всю абсурдность такого предположения. Ведь это была Жатва Черепов, и, естественно, каждый из собравшихся здесь воинов полагал, что победителем станет именно он.

Тут и там в толпе виднелись рога, багрового цвета шлемы, блестящие лезвия топоров и мечей, инопланетные существа в сегментных доспехах, а над всем этим буйными красками пестрели штандарты, на многих из которых виднелся тот или иной знаменитый символ Темных Богов.

– Нам тоже нужно было принести знамя? – прошипел Хонсю, склонившись к Ваанесу.

– Можно было и принести, но на него бы это впечатления не произвело.

– В этой комнате страх, – сказал Свежерожденный. – Я чувствую, как он струится в этих стенах, подобно течениям варпа.

Хонсю кивнул. Даже он ощущал затаенное, гнетущее беспокойство, пропитавшее весь тронный зал. Сам трон – увитый терниями монолит из оникса, рядом с которым любой человек, даже Астартес, показался бы карликом – пока пустовал.

Инстинктивно почуяв опасность, Хонсю повернулся, и рука его метнулась к эфесу меча. Над ним нависла угрожающая тень.

– Ты Хонсю? – прогремел голос, похожий на грохот падающих могильных камней.

– Да, я, – ответил он и посмотрел вверх, в горящие, словно угли, глаза воина, облаченного в алый доспех: покрытая глубокими царапинами и опаленная пламенем битвы броня как будто состояла из переплетения обнаженных мускулов. Кости, спекшиеся в сплошную массу, образовали наплечники доспеха, на которых был вырезан символ в виде планеты, пожираемой зубастыми челюстями. На нагруднике из сросшихся ребер виднелся красный череп, выжженный поверх восьмиконечной звезды, и Хонсю сразу узнал того, кто стоял перед ним. На голове его был шлем, сделанный из черепа орка, при жизни наверняка бывшего немыслимых размеров; глаза воина, глядевшие из глубины этого черепа, светились сдержанной яростью.

– Пашток Улувент, я полагаю, – сказал Хонсю.

– Я Мясник Формунда, я кровавая буря в ночи, что приходит, чтобы забрать черепа святых для Хозяина Медного Трона, – провозгласил гигант; до Хонсю донесся запах свернувшейся крови, исходивший от его доспехов.

– Что тебе нужно? Разве ты потерял мало людей при попытке штурмовать мой лагерь?

– Просто кровавая жертва, – отмахнулся Улувент. – Объявление вызова.

– Ты позволил своим людям погибнуть, только чтобы бросить мне вызов? – Хонсю все не мог поверить.

– Они – ничто, просто пушечное мясо, с помощью которого я выражаю свое недовольство. А вот Восок Далл был одним из лучших воинов моего отряда, и за его смерть ты заплатишь собственной жизнью.

– Многие пытались меня убить, – ответил Хонсю, выпрямляясь во весь рост перед чемпионом Кровавого Бога, – но ни у кого пока не получилось, а они были посильнее, чем ты.

Улувент негромко рассмеялся – смех, в котором не было и следа веселья, прозвучал так, как будто доносился из пещеры на краю мира, – протянул руку и легонько постучал Хонсю по лбу.

– Когда начнется Жатва, ты и я встретимся на поле боя, дворняжка, и я украшу мой доспех твоим черепом.

Не дожидаясь ответа, Улувент развернулся и зашагал прочь. Только усилием воли Хонсю сдержал охватившую его ярость и не выстрелил тому в спину.

– Варп замерзнет, прежде чем это случится, – прошипел он, и в этот момент взревел боевой горн титана. Резкий, диссонирующий звук, в котором в разрядах статики смешался пульсирующий сигнал фанфары и воинственное рычание, эхом прокатился по залу, резонансом отозвался в колоннах и проник до самых костей каждого из воинов.

Хонсю моргнул, увидев, что трон у ног линейного титана уже не пустует. Сидел ли там кто-нибудь мгновением раньше? Он мог поклясться, что на троне из оникса только что никого не было, но теперь на нем восседал, наподобие древнего короля, колосс в алых с золотом доспехах. Нимб из клинков обрамлял пепельно-бледное, бескровное лицо, правая рука оканчивалась чудовищного размера когтями, лезвия которых были выпущены и мерцали, оживленные темной энергией; в другой руке величественного короля был огромный топор. Безжалостным взглядом он окинул собравшихся воинов, и невозможно было утаить хоть что-нибудь от этого проницательного взора. У плеча гиганта, обвившись вокруг вентиляционных отверстий его ранца, сидело непрестанно чирикающее, покрытое слизью существо, похожее на рептилию.

Горн титана внезапно смолк, и все глаза устремились на короля-воина на ониксовом троне. Каждый избранный в зале преклонил колено в почтении перед столь могущественным правителем.

Гурон Черное Сердце.

Тиран Бадаба.

Наконец Тиран заговорил, и голос его был рокочущим и властным. Это был голос, привыкший повелевать, голос, убедивший три ордена Адептус Астартес встать на его сторону и пойти против своих братьев. Голос воина, потерявшего больше половины тела и не только выжившего, но и ставшего после этого еще сильнее и смертоноснее.

Нехотя Хонсю признал, что Гурон производит впечатление.

– Я вижу голод на многих лицах, – сказал Тиран. – Я вижу командиров и корсаров, наемников и изгнанников, ренегатов и предателей. Меня не интересует, кем вы были до того, как пришли сюда, – в Жатве Черепов важно лишь, кто окажется сильнее.

Гурон Черное Сердце встал с трона и спустился к тем, кто собрался перед ним. Омерзительное существо на его плече шипело и плевалось, пигментация его пестрой шкуры непрестанно менялась, в одно мгновение превращаясь то в пятна, то в чешую. Черные глаза существа, лишенные всякого выражения, походили на драгоценные камни, но Хонсю чувствовал, что за ними скрывается быстрый и злой ум. Следом за Тираном шел воин в доспехе Астральных Когтей, бывшего ордена Гурона, светившийся изнутри темной силой, как будто то, что скрывалось под керамитовой броней, уже не было только человеком.

Рядом с воином шла высокая женщина поразительной внешности: ее черты были неестественно тонкими, как будто она до предела истощена. Гладко зачесанные темные волосы каскадом ниспадали до лодыжек, в глазах танцевали золотистые искорки, а изумрудного цвета мантия была так велика для ее хрупкого тела, что казалась снятой с чужого, более крепкого плеча. В руке ее был тяжелый посох из черного дерева с навершием в виде рогатого черепа, и с первого взгляда Хонсю признал в ней колдунью.

Глядя, как Гурон Черное Сердце идет сквозь толпу воинов, Хонсю заметил, что размеры его трона не были простой данью тщеславию: рядом с Тираном даже самые могучие из претендентов на победу выглядели ниже ростом.

Не удивительно, что пиратские флотилии, орудовавшие вдоль торговых путей вокруг Нового Бадаба, наводили такой ужас на капитанов имперских судов. Разбойники Черного Сердца нападали на миры трупа-Императора, а затем возвращались на принадлежавшие Тирану базы, рассеянные вокруг Мальстрима, принося ему награбленную добычу, рабов, оружие и, что самое главное, корабли.

Тиран шел через тронный зал в сопровождении своих телохранителей, и каждый на его пути заискивающе кланялся. Хонсю презрительно скривился:

– Они почитают его, как будто он бог.

– Для Нового Бадаба он и есть бог, – ответил Ваанес. – В его власти решать, кто из оказавшихся здесь будет жить или умрет.

– Я не в его власти.

– И ты тоже, – заверил Ваанес.

– Тогда я лучше буду держать свое мнение при себе.

Ваанес хмыкнул.

– Само собой, но значения это не имеет. Говорят, что эта тварь на его плече, Хамадрия, может заглянуть в самое сердце человека, а потом нашептывает самые темные секреты на ухо Тирану. Десятки лет ассасины Империума пытаются убить Черное Сердце, но никто не смог и близко к нему подобраться – Хамадрия издалека чувствует их мысли.

Кивнув в ответ на слова Ваанеса, Хонсю продолжал наблюдать за раболепными изъявлениями верности и почета, на которые не скупились самые разные командиры и капитаны корсаров. На другой стороне зала он увидел Паштока Улувента: тот тоже был выше такого подхалимства, вызывая в Хонсю еще большее к нему уважение.

Но затем взгляд Тирана остановился на нем самом, и он почувствовал, как кровь отливает от лица, а позвоночник холодной волной окатывает страх. Такие ощущения были Хонсю внове и они ему совсем не понравились. Тонкие губы Тирана растянулись в улыбке, обнажая заточенные до бритвенной остроты клыки, и Хонсю обнаружил, что совершенно беззащитен перед этим пронзительным взглядом.

Тиран направился к нему, заставив воинов расступиться; когти его огромной перчатки потрескивали, полные пагубной силы, а Хамадрия шипела в звериной ярости.

Внушительное телосложение Гурона было усилено кибернетической аугментацией и благословлением Темных Богов, так что теперь он был настоящим гигантом. Голова Хонсю доставала только до середины нагрудника Тирана, и, несмотря на уязвленную гордость, ему приходилось смотреть на повелителя Нового Бадаба снизу вверх. Ощущение было такое, как будто он был беспомощной добычей какого-то чудовищного хищника или редким насекомым, которого коллекционер собирается насадить на булавку. Взгляд Тирана сверлил его, пока Хонсю не показалось, что он больше не выдержит; затем Гурон обратил свой взор в сторону Свежерожденного и Ардарика Ваанеса.

– К нему прикоснулась первозданная сила варпа, – сказал Тиран, кончиками когтей заставив Свежерожденного приподнять голову. – Он силен и непредсказуем, но и очень опасен. А ты…

Последняя фраза относилась к Ваанесу. Забыв о Свежерожденном, Тиран лезвием топора развернул его к себе и кивнул, увидев на его наплечнике крест Красных Корсаров.

– Я знаю тебя, – сказал Тиран. – Ваанес, бывший десантник Гвардии Ворона. Теперь ты дерешься за кого-то другого?

– Именно так, милорд, – ответил Ваанес, склоняясь перед своим бывшим хозяином.

– За этого полукровку?

– Последний, кто меня так назвал, лишился жизни, – огрызнулся Хонсю.

Казалось, Тиран даже не пошевелился, но его когти молниеносно рванулись вперед и, пробив нагрудник доспеха, подняли Хонсю в воздух. Он чувствовал, как темный, холодный металл погружается в его грудь, но Тиран точно соизмерял силу своего удара.

– А последний, кто выказал мне неуважение в моем собственном тронном зале, теперь мучается в руках моих самых умелых демонических палачей. Каждый день они раздирают его душу на части, потом возвращают ее грязные куски из варпа, и все начинается заново. Для него эта агония длится уже восемьдесят лет, и я пока не собираюсь ее прекращать. Хочешь, чтобы тебя постигла такая же участь?

Жизнь Хонсю висела на волоске, но он все равно сумел наполнить свой голос неповиновением:

– Нет, милорд, не хочу, но я больше не полукровка. Я – один из Кузнецов Войны Железных Воинов.

– Я знаю, кто ты, – ответил Тиран. – Имматериум полнится слухами о резне и разрушениях, которые ты учинил. Я знаю, зачем ты здесь, я видел путь, уготованный тебе судьбой. Ты принесешь опустошение в мир почитателей трупа-Императора, но те, кому ты навредишь, будут готовы низвергнуть сами небеса, чтобы убить тебя. Несмотря на все твое высокомерие и ожесточение, в тебе есть что-то, чего нет в других.

– И что же это? – фыркнул Хонсю.

– Тобой движет великая мечта о мести, и мою руку удерживает только мысль о том, что у тебя есть шанс на успех.

Обернувшись к Ваанесу, Гурон сказал:

– На твой броне мой знак, Ардарик Ваанес, но я чувствую, что ты служишь силе более могущественной, чем этот полукровка. Помни лишь, что Темный Принц – ревнивый господин и не потерпит, чтобы ему изменяли.

Когти Черного Сердца втянулись обратно в перчатку, и Хонсю рухнул, едва дыша, на пол тронного зала. Прикосновение Тирана пронзило его холодом, и, отчаянно стараясь отдышаться, он чувствовал, что близкая смерть коснулась его сердца ледяным саваном. Он посмотрел вверх, но Тиран уже двинулся дальше.

Поднявшись на ноги, Хонсю увидел, что колдунья Тирана разглядывает Свежерожденного с неприкрытым любопытством, и глаза ее пытливо всматриваются в кошмарное сплетение швов, скреплявших его оболочку из мертвой плоти. Черное Сердце тем временем вновь взошел на трон и, воздев над головой топор и когтистую лапу, обратился к собравшимся избранным:

– Каждый, кто решится выставить свою голову на Жатву Черепов, должен в день, когда откроется Великое Око, предъявить свой клинок на Арене Шипов. И прольется кровь, и умрут слабые, а победитель будет щедро вознагражден моим покровительством.

Голос Тирана зазвучал тише, но сила его все равно была физически ощутима, и Хонсю показалось, что следующие слова были обращены только к нему:

– Но знайте: боги смотрят на нас, и будут вечно терзать души тех, кто окажется недостоин.

В последующие дни воины Хонсю исследовали город, раскинувшийся на склонах горы-цитадели, и собирали всю возможную информацию, чтобы подготовиться к грядущей схватке. Они определяли, кому принадлежит тот или иной отряд, наблюдали за его бойцами, что было нетрудно сделать, так как каждый командир стремился похвалиться мастерством своих чемпионов.

Ардарик Ваанес наблюдал за чувственным и смертоносным танцем мечников Ноты Этассай: в его группу воинов-священников входили те, кому был знаком любой порок, те, кто изведал все ощущения, даруемые клинком, и потому каждое убийство они совершали с непередаваемыми изяществом и наслаждением. Нота Этассай, прекрасный андрогин неопределенного пола, пригласил Ваанеса сразиться с ним и, отведав его крови, немедленно предложил ему место в отряде.

В каждом бою с ними Ваанес чувствовал отголоски губительного возбуждения, которым грациозный танец клинков отзывался в воинах-священниках; он отклонил приглашение Этассай, искренне сожалея, что не может согласиться пройти ритуал инициации.

На Кадараса Гренделя утонченное мастерство мечников Этассай впечатления не произвело, и, оставив Ваанеса и Свежерожденного развлекаться на свой лад, он целые дни проводил, наблюдая за кровавыми играми воинов Улувента, в которых те рубили на куски ораву обнаженных рабов. Вооружением их жертвам служили только ножи и животный страх, и такая варварская бойня была Гренделю гораздо больше по вкусу. Вскоре и его собственное оружие обагрилось кровью на арене Улувента, а еще через час его кровожадность заработала ему аудиенцию с командиром, который самолично пришел на арену.

Вотиир Тарк смог поднять на склоны горы некоторые из своих боевых машин, и теперь под рев яростных двигателей, вывших, словно души узников, гусеницы их давили пленников, а когтистые руки-клешни разрывали тела на части. Корсары Каарьи Саломбара устроили блистательную демонстрацию меткости и искусства фехтования, но после утонченного мастерства последователей Ноты Этассай на Ваанеса это впечатления не произвело.

Сам Хонсю редко покидал стены лагеря и большую часть дня проводил за изучением древних фолиантов, привезенных из Халан-Гола. Он по-прежнему не объяснял, что он ищет на их проклятых страницах, но с каждым днем его навязчивое желание раскрыть секреты этих безумных сочинений только росло.

Свежерожденный держался рядом с Ваанесом и хладнокровно наблюдал за убийствами и демонстрацией воинских умений. В силе и мастерстве он превосходил большинство из собравшихся здесь воинов, но только в последнее время боль и смерть стали доставлять ему удовольствие. В его душе шла битва, в которой идеи его создателя боролись с неосознанными инстинктами и генетической памятью, унаследованными от Уриэля Вентриса.

Из всех отрядов, прибывших на Жатву Черепов, наибольшее впечатление на Свежерожденного произвели локсатли – наемники-ксеносы, устроившие себе логово в норах на склоне горы. На островке ровной земли перед этими пещерами локсатли устроили тренировочный бой, за которым и наблюдали Ваанес со Свежерожденным.

Отряд-выводок возглавлял вожак клана, называвший себя Ксанеант. Было ли это его настоящее имя или так его переделали человеческие языки, осталось неизвестным, но Свежерожденный был поражен инопланетными наемниками, тем, как плавно двигались их гибкие тела, и их исключительной преданностью друг другу.

Что-то в этой родственной привязанности было до боли знакомым, и Свежерожденный задумался о том, откуда взялось это охватившее его чувство общности. Было ли это чувство ответом на какое-то воспоминание, таящееся в глубине его измененного мозга, или это говорила душа, часть которой украла и вложила в него Демонкулаба?

– Их всех связывают кровные узы, – заметил Свежерожденный, наблюдая за молниеносными движениями локсатлей, которые, как пляшущие огоньки светлячков, демонстрировали чудеса скорости и проворства. – Разве это не мешает им в битве?

– Каким образом? – спросил Ваанес.

– Разве не чувствуешь горя или страха, когда гибнет твой родственник?

– Не думаю, что локсатли мыслят именно так, – ответил Ваанес. – Скажу очевидную вещь, но ведь они – не люди. Хотя что-то в этом есть. Помню, я когда-то читал про древние войны, в которых короли создавали целые полки, набранные из одного города. Считалось, что такое сродство сделает их более преданными друг другу и укрепит их дух.

– И что, укрепило?

– Да, но только пока не пролилась первая кровь. Как только появились первые павшие в бою, один вид друзей и возлюбленных, гибнущих под обстрелом или под ударами мечей и топоров, сразу же уничтожил в них все желание сражаться.

– Тогда почему так принято у локсатлей? – настаивал Свежерожденный. – Если такие объединения настолько ненадежны, зачем вообще создавать их? Ведь гораздо лучше сражаться одному или рядом с теми, чья судьба тебя не волнует?

– И да, и нет, – сказал Ваанес, вновь входя в роль ментора и наставника. – Многие боевые подразделения сохраняют целостность как раз благодаря тем, кто сражается рядом с тобой, благодаря тому, что ты не хочешь подвести своих боевых братьев. Дух товарищества сплачивает, но этот дух еще надо закалить, чтобы он не сломался при первой же смерти в бою.

– Так делают Адептус Астартес?

– Не все из них, – с горечью ответил Ваанес.

– Ультрамарины?

– Да, Ультрамарины, – Ваанес вздохнул. – Это в тебе от Вентриса?

– Думаю, да, – признал Свежерожденный. – Я хочу считать братьями тех, рядом с кем сражаюсь, но братства не чувствую.

Ваанес рассмеялся.

– В отряде Хонсю ты точно этого не почувствуешь. Говорят, еще до восстания Хоруса у Железных Воинов были проблемы с дружбой.

– Это слабость?

– Пока не знаю. Время покажет, надо полагать. Некоторые банды дерутся ради денег, другие – ради мести, славы или просто ради самой битвы, но итог всегда один.

– И какой же?

– Смерть, – раздался голос позади них. Обернувшись, Свежерожденный и Ваанес увидели перед собой чахлую колдунью Гурона Черное Сердце. Изможденное лицо ее в дневном свете еще сильнее напоминало череп, под лучами солнца кожа казалась нездорово прозрачной, а золотые глаза блестели. Ткань ее мантии переливалась на свету, а черные волосы извивались, подобно змее, при каждом повороте головы.

– Да, – сказал Ваанес. – Смерть.

Колдунья улыбнулась, обнажив желтые пеньки зубов, и Ваанес поморщился от отвращения. Женщина казалась молодой, но ценой за ее сверхъестественные силы стала гниль, разъедавшая ее изнутри.

– Потерянное Дитя и Слепой Воин, наблюдающие, как я вижу, за выступлениями ксеносов, чье мышление в корне враждебно человеческому. Очень вам подходит.

С приближением колдуньи по коже Ваанеса побежали мурашки. В бурлящем котле Мальстрима чудовищная сила Имматериума ощущалась всегда, беспокойным призраком таясь на грани восприятия, но колдунья своим присутствием притягивала обитателей варпа, как падаль притягивает стервятников. Ваанес чувствовал, как астральные когти этих сущностей скребутся, силясь проникнуть в его разум.

Посмотрев на Свежерожденного, он увидел, что тот морщится и вздрагивает, как будто вокруг его лица вьется рой невидимых насекомых, на которых он пытается не обращать внимания.

– Что тебе нужно? – спросил Ваанес, схватив Свежерожденного за руку и оттаскивая его подальше от омерзительной женщины. – Я ненавижу тебе подобных и не собираюсь выслушивать твои речи.

– Не торопись так сразу отвергать то, что я могу тебе предложить, воин Коракса, – прошипела колдунья и, вытянув руку, прикоснулась к груди Свежерожденного.

– Никогда больше не упоминай этого имени, – зарычал Ваанес. – Теперь для меня оно ничего не значит.

– Сейчас не значит, но придет день, когда все изменится, – пообещала колдунья.

– Ты видишь будущее? – спросил Свежерожденный. – Ты знаешь, что должно случиться? Ты видишь все?

– Нет, не все, – призналась колдунья, – но те, кто своей жизнью меняет течения варпа, подобны ярким огням в ночи. Огонь этот освещает часть их пути, и имеющие дар видения могут его разглядеть.

– Ты видишь мой путь? – жадно спросил Свежерожденный.

Смех колдуньи, резкий и отрывистый, заставил локсатлей остановить показательный бой и заверещать от ярости. На их блестящих шкурах выступил мерцающий узор, и в одно мгновение они рассеялись по склону, скользнув в укрытие своих скальных нор.

– Судьба Потерянного Дитя пронзает будущее, подобно огненному копью, – сказала колдунья. – Его жизнь вплетена в историю, в которой погибнет великий герой, угаснет звезда и пробудится зло, которое уже давно считают сгинувшим.

– Ты говоришь бессмысленными загадками, – отрезал Ваанес, стараясь оттащить Свежерожденного подальше.

– Подожди! – воскликнул тот. – Я хочу узнать больше.

– Нет, не хочешь, уж поверь мне, – угрожающе сказал Ваанес, видя, что к ним направляется Грендель в заляпанных кровью доспехах. – Ничего хорошего она тебе не скажет.

– Потерянное Дитя хочет услышать мои слова, – проскрежетала колдунья и преградила им путь увенчанным черепом посохом.

Ваанес активировал когти молниевой перчатки и пронзил грудь колдуньи лезвиями длиной в фут, разорвав ей сердце и легкие. Она умерла беззвучно, и дыхание покинуло ее губы легким переливчатым облаком, а золотые глаза погасли. Ваанес втянул в себя ее последний вздох, с наслаждением вкушая наполнявшие его страх, ужас и боль. Вкус ее души отозвался по всему телу восхитительной дрожью, и радость убийства вытеснила из его разума все мысли о возможных последствиях.

Ваанес опустил руку, и чахлое тело соскользнуло с его когтей на землю, сам же он, увлекая за собой Свежерожденного, направился навстречу Гренделю.

– Что это было? – поинтересовался Грендель, окидывая взглядом съежившийся труп колдуньи. Чем бы ни была та сила, что давала жизнь ее измученному телу, теперь она ушла, оставив только иссушенную оболочку из дряхлой плоти и хрупких костей.

– Ничего особенного, – ответил Ваанес и глубоко вздохнул. – Забудь.

– Ладно, – согласился Грендель и указал на небо. – Хонсю хочет, чтобы вы вернулись в лагерь. Жатва вот-вот начнется.

Ваанес посмотрел вверх и увидел в небе вихрь всех цветов радуги, который закручивался вокруг пятна ядовито-янтарного цвета, похожего на злокачественную опухоль в центре водоворота инфекции.

– Великое Око… оно открывается, – прошептал он, но Грендель уже зашагал прочь в противоположном направлении. – Ну что, ты идешь обратно?

Грендель кивнул, кровожадно ухмыляясь:

– За меня не беспокойся. Увидимся на арене.

Ваанесу это не понравилось, но он не придал словам Гренделя внимания, вместо этого задумавшись, чья кровь запятнала нагрудник его доспеха. Железный Воин взглянул на сморщенные останки колдуньи, лежавшие на земле.

– Она что, пыталась вам погадать? – спросил Грендель, становясь на колени рядом с трупом, скрытым свободными складками мантии.

– Что-то вроде того, – признал Ваанес.

– И ты из-за этого ее убил?

– Да.

– Жаль, что такого поворота она как раз и не предвидела.

Как и все подобные мероприятия, Жатва Черепов началась с жертвоприношения. У ног рычащего линейного титана, колоссального и величественного, Тиран Бадаба вырвал сердце пленника – воина из ордена Ревущих Грифонов – и бросил его на песок арены, где оно еще некоторое время билось, истекая алой артериальной кровью.

В течение всего первого дня чемпионы из различных отрядов представляли себя Тирану, восседавшему на высоком троне из бронзы и янтаря, после чего распределялись вызовы на бой. В первую очередь решалась кровная вражда, и несколько чемпионов выкрикнули имена тех, кому они хотели отомстить за поругание своей чести.

Хонсю ожидал, что среди их числа окажется и Пашток Улувент, но гигант в красных доспехах пока не появился.

– Я думал, Улувент придет, – заметил Ваанес, словно читая его мысли. – Обычно чемпионы Кровавого Бога появляются первыми и начинают бойню.

– Нет, для этого Улувент слишком умен, – ответил Хонсю.

– О чем ты?

– Я думаю, он будет выжидать, пока Жатва не наберет обороты, и только потом попытается меня убить. Тогда его победа будет еще значительнее, ведь к тому времени мы уже соберем несколько отрядов, убив наших соперников. Так он совершит свою кровную месть *и* получит всех моих воинов.

– Тогда он хитрее, чем большинство чемпионов Кровавого Бога.

– Возможно, – согласился Хонсю, улыбаясь. – Посмотрим, насколько сработает его план.

– А что насчет Гренделя, где он? Я не видел его со вчерашнего для, хотя он обещал прийти. Другие чемпионы скоро заметят, что один из твоего окружения не явился к началу этих игр со смертью.

– Забудь о Гренделе, – отмахнулся Хонсю. – Он нам не нужен.

– Вижу его, – подал голос Свежерожденный, кивком указав на другую сторону арены. – Вон там.

Хонсю посмотрел в указанном направлении и увидел, как ряды собравшихся чемпионов расступаются, и Пашток Улувент занимает место у края арены. Воин в красных доспехах и шлеме из черепа орка поднял над головой обагренный кровью топор, и тысячи глоток отозвались пронзительным ревом, приветствуя его знамя с руной Кхорна.

Рядом с Улувентом стоял Кадарас Грендель, его цепной меч был вынут из ножен, а на доспехе блестели свежие кровавые пятна. Пожав плечами, Железный Воин поднес лезвие к губам и лизнул еще не свернувшуюся кровь.

– Грендель нас предал? – промолвил Ваанес голосом, охрипшим от гнева.

– Это был только вопрос времени, – отозвался Хонсю. – Честно говоря, я думал, это случится раньше.

– Я его убью, – зарычал Ваанес.

– Нет. Мы с Гренделем сведем счеты, но не здесь и не сейчас, ясно?

Ваанес не ответил, и Хонсю, видя гнев в глазах воина, мог только надеяться, что бывший десантник Гвардии Ворона сумеет сдержаться и не прикончит Гренделя немедленно.

– Хонсю, я тебя не понимаю, – наконец сказал Ваанес после паузы.

– Немногие понимают, – ответил тот. – И меня это вполне устраивает.

***

Первое убийство в тот день совершил воин в бронзовом доспехе, украшенном руной Кровавого Бога: он выпустил кишки чемпиону в шипастой броне, который, как заметил Хонсю с первой же минуты дуэли, оказался слабее противника и не имел никаких шансов на победу. Голову погибшего ратника насадили на одну из пик черного железа у подножия трона. Отряд побежденного противника теперь принадлежал убийце, и залогом их верности были сила и мастерство победителя. Такая верность не отличалась постоянством, но немногие из собравшихся здесь придавали хоть какое-то значение тому, на чьей стороне сражаются: главным для них было, что ими командует самый сильный и могущественный чемпион Жатвы Черепов.

Мечник Ранебры Корра убил избранного дружины Йеруэля Мракса, предводителя клана со звезд Кофакса. Обычаи клана запрещали Мраксу сражаться под командованием чужака, и он отсек себе голову когтями собственной энергетической перчатки.

За Вотиира Тарка сражалась громоздкая боевая машина, когда-то бывшая дредноутом, но теперь Темные Механикумы Тарка изменили ее, превратив во вместилище непрестанно вопящей сущности из варпа. Чудовище разорвало на части отряды трех чемпионов, и только один из берсеркеров Улувента смог остановить машину, подорвав ее саркофаг мелта-бомбой и лишившись при этом руки. Демона с воем вышвырнуло обратно в варп, но взрыв уничтожил и всю нижнюю часть тела берсеркера. Даже лишившись ног, он смог подползти к трону Гурона Черное Сердце и возложить к его подножию черепную коробку машины.