Текст книги "Калтский зверь (ЛП)"

Автор книги: Грэм Макнилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Грэм Макнилл
КАЛТСКИЙ ЗВЕРЬ

РАССКАЗ

С острия ножа, нависшего над глазом Келлана, капала кровь. Он видел, как этот смертельно острый клинок распотрошил его товарищей, и ничего не смог сделать, чтобы спасти их от мучений и гибели. Зверь убил их всех.

Непреклонная Джоэль, их сержант, умерла первой – ей вскрыли живот в ужасной пародии на роды, которые она принимала когда-то, еще до службы в оборонной ауксилии. Следующим стал угрюмый Аквиллен – клинок распорол его от паха до грудины. Юному Телиону (его назвали так в честь самого знаменитого скаута ордена) нож, словно лазерный скальпель, мгновенно отсек ногу. За считанные минуты парень истек кровью, и все это время он орал, зовя маму и умоляя ее убрать боль. От Каристы зверь не дождался ни звука: она не стала молить о пощаде и даже не вскрикнула. Она тоже слышала страшные рассказы и знала, что зверю милосердие не ведомо, а потому предпочла не тратить силы на бесполезные слова.

Затем зверь с гладием в руке обернулся к Келлану. Оружие, рассчитанное на воинов Адептус Астартес, по меркам простого смертного казалось огромным: тяжелый палаш, способный пробить даже самую крепкую броню. Бронежилеты из слоистого материала и кевлара, которыми была экипирована оборонная ауксилия, он резал как бумагу.

Он появился из ниоткуда, этот монстр в потрепанном доспехе с облезшей краской. Между двумя заброшенными домами промелькнуло что-то желто-черное – и вот Джоэль падает на колени, держится за живот, откуда на каменистую почву вываливаются внутренности, и через мгновение умирает. Келлан единственный из отряда успел поднять оружие и выстрелить, но все впустую.

Удар кулака отбросил его к стене пустого дома, где Келлан и замер, осев на землю. Каждый вдох сопровождался булькающими хрипами. Как и все в оборонной ауксилии Калта, он прошел короткое обучение у медиков, и даже этих поверхностных знаний было достаточно, чтобы понять: у него сломано несколько ребер и пробито легкое, а то и оба.

Не в силах ни пошевелиться, ни заставить себя не слышать вопли товарищей, Келлан стал свидетелем тому, как зверь разделался с целым отрядом. Когда монстр начал уродовать трупы, он велел выжившему смотреть, пригрозив еще более страшными муками, если тот отвернется. Брызнула кровь, на серой облицовке стен появились алые потеки; зверь погружал пальцы в одну зияющую рану за другой и рисовал на стенах странные символы – кособокие звезды, оскаленные черепа, слова на ужасном и омерзительном языке, которого Келлан не знал. Все это напоминало какое-то нечестивое колдовство, но чего еще ждать от врага, который продал душу Темным Богам. Памятуя о наставлениях, которые перед самым началом вторжения дал прелат Юстиан, на эти рисунки Келлан смотреть не стал.

Закончив с издевательством над трупами и мерзкими граффити, зверь встал на колени перед солдатом и положил огромную лапищу ему на плечо, словно желая утешить. Келлан хотел уклониться от тошнотворного прикосновения убийцы, но не мог пошевелиться из-за боли.

– Познать врага значит уподобиться ему, – прошептал он, крепко зажмурившись.

– Я ведь предупреждал, что будет, если не станешь смотреть, – прорычал зверь и насильно раскрыл ему глаза. Веки оторвались, хлынула кровь. Антазия как-то раз сонно призналась Келлану, что самое красивое в нем – это его глаза; сейчас, когда голову пронзала непереносимая боль, он изо всех сил цеплялся за воспоминания о ней. Липкую влагу, залившую глаза, сморгнуть было нечем, и сквозь алую дымку Келлан увидел до ужаса обезображенное лицо зверя.

Война не пощадила зверя, и он выглядел в точности так, как представлял себе Келлан: весь в шрамах, в плоть грубо вшита аугметика, страшен как оживший кошмар. После разгрома Рожденных кровью по нижним пещерам поползли слухи о некой чудовищной твари, которую якобы выпустил побежденный враг, чтобы та пожирала славных жителей Калта. Этим слухам особо никто не верил, а проверить все истории о жестоких убийствах было совсем не просто из-за того, что множество людей до сих пор числились пропавшими без вести.

Но Келлан теперь знал правду: дело не просто в какой-то чудовищной твари. Все намного хуже.

Хотя боль была невероятной, он был рад, что глаза заволокло кровавым туманом. Взгляни он хоть раз прямо на врага – и душа его была бы проклята навечно.

– Есть только Император, – произнес Келлан. – Он наш щит, он наш защитник.

Зверь покачал головой, как будто такая предсказуемая реакция его разочаровала.

– Так вот что они вам говорят? Я-то думал, что народ Жиллимана не настолько глуп. Вы столько забыли из своего прошлого, что вас почти что жаль.

Келлан не ответил, сквозь жжение в глазах рассматривая огромную тушу зверя. Из-за доспеха он казался гигантом; сверхчеловеческое телосложение, результат генетических модификаций, не оставляло сомнений, что он – космодесантник-предатель. Проповеди провозглашали, что армия Железных Воинов разбита, что по всему Ультрамару противник обратился в бегство. Со дня победы при Кастра Танагра прошло шесть долгих месяцев, полных тяжелой борьбы, – и вот орды Рожденных кровью изгнаны со всех планет, которые они посмели осквернить.

Когда его отряд послали зачищать калтские туннели, Келлан обиделся на судьбу, которая не дала ему встретиться с врагом на поле боя. Уборка мусора – так назвал их задание Аквиллен. Полгода они патрулировали пустые пещеры, проверяя, не прячутся ли где остатки вражеских армий. Полгода они скучали, прочесывая огромные подземные залы, заброшенные туннели и гулкие галереи. Каждый день они проходили по пещерам, где с высоких, как в соборе, сводов свисали тонкие сталактиты, мерцавшие синим; где застывшие радиоактивные отходы переливались радужным сиянием; где заброшенные сельскохозяйственные посадки превратились в непроходимые заросли. Кариста однажды в шутку заметила, что им довелось побывать в таких местах, о которых сами жители Калта давно забыли.

Но кое-кто еще проник в этот затерянный мир и устроил себе логово в здешней темноте.

Этот кто-то прятался во мраке, выжидая, и они натолкнулись на него только во время последнего патруля. Район, по которому они тогда проходили, даже не был обозначен на карте: это переплетение глубинных туннелей и залов было отмечено как серая зона, и люди давным-давно ушли отсюда, переселившись в более просторные и светлые пещеры, откуда был выход к маглевам на поверхности.

На краю глубокой пропасти раскинулось заброшенное и безымянное поселение. В домах, похоже, уже много веков никто не жил, но до полного упадка им было далеко. Калтские строители потрудились на славу, и для того чтобы привести здания в порядок, достаточно было бы лишь физической силы и метлы.

Однако каждый такой дом нужно было проверить и убедиться, что нигде нет и следа врагов, – которых, кстати, патрулю до сих пор не попалось. Все знали, что Рожденные кровью не прошли дальше Ущелья четырех долин, и сама мысль, что хоть кто-то из этой мерзкой орды смог проникнуть глубже в пещеры, казалась смешной.

Но сейчас Келлан не смеялся.

– Ты ведь зверь, да? – спросил он, стараясь голосом не выдать охвативший его ужас.

– Так вот как они меня называют? – ответил зверь. – Жиллиманово отродье всегда изрекает банальности. Учитывая, скольких людей я зарезал, им следовало придумать что-нибудь более… пафосное.

– Ты чудовище, – выпалил Келлан.

– Тоже мне новость. – Зверь оглянулся на груду искалеченных, залитых кровью трупов. – Я этим уже давно занимаюсь, и трудно делать вид, что это не ужасно.

– Но зачем тебе это?

– Тебе нравится, как я разобрался с твоими друзьями? – спросил зверь, проигнорировав вопрос, и повернул острие ножа перед глазами жертвы. – А символы, как они тебе? Не уверен, что нарисовал все правильно, но суть они передают. Ведь тот, кто надо, их точно заметит?

– Не заставляй меня на них смотреть, – взмолился Келлан. В сухом пещерном воздухе, стремительно впитывавшем влагу, глаза, оставшиеся без век, жгло как огнем. – Ты все равно меня убьешь, так хотя бы пощади мою душу.

– Не смотреть – глупо, – возразил зверь. – В первую очередь нужно узнать, кто твой враг и на что он способен. Кажется, именно примарх Имперских Кулаков сказал, что первая аксиома обороны – понять, от кого защищаешься. – Глухой рокот, зародившийся в груди гигантского чудовища, отрывистым смехом сорвался с его губ. – Боги милостивые, если душа Обакса Закайо слышит, как я цитирую Дорна, то наверняка сейчас корчится в варповом пламени.

– Они тебя выследят, – проговорил Келлан. Он уронил голову на плечо, на губах при каждом вдохе пузырилась розовая пена. – Как только орден узнает, что ты такое, за тобой будут охотиться все без исключения.

– На это я и рассчитываю, – ответил зверь и, положив руку Келлану на голову, развернул его лицом к себе.

– Они убьют тебя за то, что ты сделал.

– Наверное, ты прав. Но никто не может одержать абсолютную победу над Железным Воином. У него всегда есть в запасе еще один трюк, еще одна – последняя – уловка, которая в смерти делает его столь же опасным, как и при жизни. Если мне суждено здесь погибнуть, со мной умрет и половина Калта.

Келлан замер: зверь поднес нож ближе, стальным острием царапая роговицу глаза; затем клинок скользнул глубже, и к засохшей крови прибавилась прозрачная жидкость. Келлан орал и бился в судорогах, но зверь удерживал его голову неподвижно.

– Убивать тебя я не стану, – улыбнулось чудовище, – но больно сделаю.

Инквизитор Аракай в свое время любил пояснять теоретические рассуждения примерами из садоводства и цитировать Галана Нуаргрима, который, судя по всему, разделял его страсть к взращиванию семян. Намира Судзаку, тогда еще молодая дознаватель, вдоволь наслушалась праведных речей о «сорной траве» и «ядовитых корнях» ереси.

Самой Судзаку такие прямые сравнения не нравились: они слишком упрощали суть самой страшной угрозы, с которой когда-либо сталкивалось человечество, низводили ее до обывательского уровня. Став инквизитором, Судзаку верила, что простым смертным лучше ничего не знать о тайнах ереси и происках имматериума. Если выпустить этого джинна из бутылки, то обратно его уже не загонишь, так что пусть люди остаются в счастливом неведении.

Война с Рожденными кровью стала для нее еще одним тому подтверждением.

А теперь еще и это…

Пещера была просторной, с высоким сводом, однако какая-то необычная особенность в структуре породы не давала дальномерам, встроенным в льдисто-голубые глаза Судзаку, точно определить расстояние. Зал, безусловно, большой: если поставить три боевых машины Адептус Механикус одну на другую, они едва дотянутся до потолка. Сюда мог бы пройти даже «Лекс тредецим» магоса Локарда и при этом показаться маленьким.

Стены пещеры влажно блестели, но воздух был прохладный, и когда Судзаку вышла наружу из теплой кабины «Носорога», то плотнее запахнулась в длинное черное пальто. Ее снежно-белые волосы, резко контрастировавшие с карамельного цвета кожей, развевались на ветру, который дул из более глубоких подземных уровней. Татуировка в форме молота, нанесенная на тыльную сторону запястья, чесалась, и для Судзаку это давно уже стало предвестником скорых неприятностей. Она поцеловала вытатуированный символ – остатки детских суеверий, старая привычка, которую она переняла от Собуро еще в схолуме и так и не смогла изжить.

Вспомнив брата, она остановилась и разжала пальцы, сжимавшие рукоятку длинноствольного пистолета, инкрустированную черным деревом. Со дня битвы в Ущелье четырех долин из этого оружия она не стреляла. Она разбирала пистолет не меньше сотни раз, чистила и смазывала каждую деталь, сопровождая каждое движение мантрами точности и катехизисами против заклинивания.

Но никакие технические ритуалы не могли стереть из памяти тот выстрел, что оборвал жизнь ее брата.

– С тебя еще бутылка масла для кожи головы, – сказал Милотас и развернулся, чтобы спуститься на пласталевую подножку «Носорога».

– Что? – переспросила Судзаку, хотя и в первый раз прекрасно расслышала, что сказал ее савант.

– Ты сама знаешь, Намира, – ответил он.

Милотас Адельмо был одним из тех немногих, кому позволялось называть инквизитора по имени, – привилегия, право на которую за их долгое сотрудничество он доказал неоднократно. Ему было трудно выбираться из «Носорога», но Судзаку знала, что предлагать помощь не следует. Природа наделила Милотаса нормальным ростом, но после долгих и мучительных операций, которые пришлось делать из-за стычки с членистобрюхими ложноскорпионами, его позвоночник оказался чудовищным образом деформирован.

Из-за увечий у саванта возникали трудности даже с самыми простыми действиями, но он упорно отказывался от любой аугментации. Вариант имперского культа, принятый на его родной планете, призывал верующего самосовершенствоваться по образу и подобию Императора и избегать механической аугметики. По этой причине время от времени между правительством планеты и Адептус Механикус возникали трения, но дипломатия всегда побеждала теологические споры, потому что какая-то генетическая особенность обеспечивала среди населения необычно высокий процент гениев математики и статистики.

– Я думала не о Собуро, – возразила Судзаку.

– Тогда почему ты убрала руку с пистолета? – спросил Милотас и спрыгнул с подножки, держась за ребристую броню корпуса.

Судзаку посмотрела на собственную ладонь: она и не заметила, что выпустила рукоятку.

Милотас ступил на каменистую почву Калта с болезненной гримасой и поправил багряно-алую тунику, которая благодаря широкому покрою скрывала его физические изъяны. Лицо у него было на удивление красивым, и отпечаток возраста (он не проходил процедур омоложения) не изменил этой привлекательности; кожа лысой головы блестела от нанесенного на нее масла – у саванта была обширная коллекция ароматных масел и духов, которую он регулярно пополнял. Подмышкой он нес зеркальный планшет, и Судзаку знала, что в наплечной кобуре у него спрятан короткоствольный пистолет. Для серьезного боя оружие слишком маленькое, но в безвыходной ситуации вполне сгодится, чтобы размозжить собственный череп.

– Потому что я не собираюсь стрелять, – насмешливо ответила Судзаку. – И лучше не провоцируй меня.

– А еще ты поцеловала татуировку, – указал Милотас, прижал ладонь к экрану планшета и еле заметно улыбнулся, когда устройство отозвалось на его прикосновение мелодичным звоном. Колонки численных данных, заполнившие зеркальный экран, были понятны только одному из савантов или калькулюсу-логи, снабженному соответствующей аугметикой.

– Ну ладно, – сдалась Судзаку. – Да, я и правда думала о Собуро.

– Ага, – отозвался Милотас, не отрываясь от потока чисел. – Думаю, бутылочка дистиллята из камнеломки пурпурной меня вполне устроит. Говорят, она растет в некоторых из здешних глубоких пещер и благодаря искусственному освещению приобретает неповторимый аромат.

– Будет сделано.

– Хочешь, прочитаю тебе лекцию?

– Трон упаси!

– Это был риторический вопрос, – Милотас посмотрел на нее с невозмутимой прямотой. – Смерть Собуро была неизбежной, и ты это знаешь. Варп-колдовство Архиврага запятнало его своей скверной. Ты не могла оставить его в живых.

– Ты прав, и я все понимаю, Милотас, – проговорила Судзаку с легким вздохом. – Не нужно повторять одни и те же доводы.

– Понимая эти доводы, ты их не принимаешь, – возразил Милотас уже более серьезным тоном. – Не забывай, что и я там был. Когда враг атаковал нас варп-колдовством, я стоял на стенах Кастра Окцидент. Собуро знал, что заражен, и смирился с единственно возможным исходом.

– Перед самой смертью он простил меня.

– Я это помню, – кивнул Милотас. – Он был хорошим человеком.

– Да, но хороший инквизитор из него бы не получился. Я всегда думала, что он слишком сочувствует другим, слишком открыт из-за своего дара эмпатии, слишком легко… прощает.

– А что ты думаешь теперь?

– Теперь мне кажется, что он справился бы с работой инквизитора лучше меня.

Милотас взял ее за руку и заставил вновь положить ладонь на рельефную рукоятку пистолета:

– Ты ошибаешься. – На это Судзаку слабо улыбнулась. – Да, Собуро был хорошим человеком, но Инквизиции хорошие люди не нужны – ей нужны люди сильные, способные принимать решения, на которые у остальных не хватит мужества. Ей нужны агенты, которые пойдут на немыслимое и невозможное. Мы оба знаем, что угрозы, с которыми мы имеем дело, слишком реальны и слишком опасны, чтобы позволять себе хоть миг нерешительности или сострадания. Думать иначе – опасное заблуждение. Да, я считаю человеческую жизнь величайшей ценностью, но я также понимаю, в чем ужасная суть этой беспощадной арифметики, которая определяет, кому жить, а кому умереть. Ты тоже это понимаешь, и поэтому-то ты настоящий инквизитор.

– Ты так в этом уверен? До сих пор?

– Сейчас даже больше, чем когда-либо, – сказал Милотас и кивнул с мудрым видом. – Ты не смогла бы убить брата, если бы не признавала эту истину. Так, хватит на сегодня лекций; давай узнаем, что так встревожило сержанта Данте.

– Появилась информация, почему нас вызвали сюда?

– Ничего, только просьба прибыть в это место, – ответил Милотас.

Судзаку кивнула и двинулась вглубь пещеры, гадая, что же столь важного могло остаться на Калте, чтобы потребовалось присутствие инквизитора. Приказной тон запроса раздражал ее, но нюх на неприятности подсказывал, что день сегодня выдался необычный, и это было достаточной причиной, чтобы держать гнев в узде.

С кормовой аппарели «Носорога» сошли двое штурмовиков и заняли места по обе стороны от инквизитора, шагая с ней в ногу. Раньше они были элитными воинами в Хасинтских мародерах, но, став телохранителями инквизитора, они получили дополнительную аугметику и вооружение, сделавшие их еще более опасными.

Милотас заковылял следом, изучающее осматривая пещеру и время от времени поглядывая на экран планшета.

– Максимальная высота – 193,76 метра, длина – 6,75 километра, средняя ширина – 650,2 метра. По калтским меркам, довольно маленькая.

Какими бы ни были ее размеры, сейчас в этой пещере было довольно оживленно. Две «Химеры» оборонной ауксилии стояли на окраине поселения, мало чем отличавшегося от прочих подземных убежищ, типичных для Калта. Имперские строители предпочитали модульные конструкции, и здешние жилые дома не были исключением; однако Судзаку отметила, что с точки зрения эстетической гармонии и соразмерности архитектура Ультрамара выгодно отличается от многих других планет.

В стороне от «Химер» стоял одинокий «Носорог», выкрашенный в ярко-синий цвет и с девственно-белым символом Ультрадесанта на штурмовых люках. Внешне эта машина и транспорт Судзаку выглядели одинаково, но ее «Носорог» был под завязку забит библиариумными механизмами с генетическими замками, сканирующими устройствами и инструментами ее профессии, а машина Ультрадесанта казалась тяжелее, прочнее и в целом надежнее. Этот бронированный транспорт создали для войны – для того, чтобы доставлять наиболее смертоносных бойцов этой галактики в самое пекло сражения. Когда Судзаку увидела, что у сообщения, просившего прибыть в эту пещеру, есть вокс-префикс Ультрадесанта, она сразу же поняла, что дело будет сложным.

– Это место как-нибудь называется? – спросила она и сняла с лацкана пальто розетту инквизитора, увидев, что к ним навстречу приближается отряд оборонной ауксилии.

– Как раз смотрю, – ответил Милотас: его пальцы порхали над экраном планшета. – Ага, вот. Пришлось покопаться в файлах Механикус. Пеласгия Тета-66, вот как называлось это место. Когда-то здесь была обогатительная станция, которая обслуживала несколько горных выработок в склоне того самого провала, на краю которого стоит поселение.

– Была? А почему ее бросили?

– Кое-где не выдержала крепь, в нескольких наклонных стволах произошли обвалы, а следом обрушился и карниз скалы. Погибли сто пятьдесят четыре человека.

– Один несчастный случай – и они решили оставить все выработки?

– Да. Сто пятьдесят четыре погибших – немного по меркам Механикус, но для Ультрамара это катастрофа. Рабочие считали, что марсианские жрецы пренебрегают мерами безопасности, и просто переехали в другие города.

Отряд ауксилии остановился перед ними, и Судзаку физически ощутила, как напряглись ее телохранители: они не любили, когда к инквизитору приближались люди с оружием, даже если на них была ультрамарская форма.

– Документы, пожалуйста, – заговорил один из солдат с сержантскими лычками. Нашивка поверх перевернутой омеги на правой стороне груди гласила, что сержанта зовут Лерато; внешность у сержанта была такая, что симпатичным его сочла бы разве что родная мать.

Судзаку протянула ему розетту инквизитора и представилась. Она провела в Ультрамаре больше года, но все равно не привыкла говорить вот так открыто – она столь долго держалась в тени, что это стало ее второй натурой.

Лерато внимательно изучил предъявленный знак полномочий и провел портативным детектором над красно-черно-серебристой розеттой. Обычно люди бледнели при виде этого внушающего страх символа имперской власти; сержант же просто кивнул, когда на детекторе загорелся зеленый огонек.

– Проходите, инквизитор, – Лерато отступил в сторону с коротким поклоном.

Судзаку вернула розетту на место и уважительно кивнула в ответ: сержант не пропустил бы и самого Робаута Жиллимана, если бы у того не нашлось при себе соответствующих документов.

– Спасибо, сержант.

– Не за что, мэм. Хорошо, что вы здесь, у нас тут тяжелый случай. Отвратительный. Чувствуется след Архиврага.

Татуировка на запястье Судзаку опять зачесалась, и интуиция снова, еще настойчивее, подсказывала, что на этот раз случилось нечто необычное.

– Почему вы так решили? – спросила инквизитор и с удовольствием отметила беспокойство на лице Лерато.

– Кровь, – ответил тот. – То, что убило отряд сержанта Джоэль, родом не из Ультрамара. Это дело рук того, кто проклят.

Судзаку быстро воссоздала картину случившегося. Калтские подземные патрули методично проверяли глубокие пещеры с целью убедиться, что Рожденные кровью уничтожены полностью. Патрули регулярно выходили на связь, и пропущенный сеанс означал немедленную тревогу. Очевидно, сержант Джоэль в положенное время на связь не вышла, а потому отряд Лерато отправился к Пеласгии Тета-66.

– Вы нашли отряд сержанта Джоэль? – уточнила инквизитор.

– Да, мэм, – отозвался Лерато.

– Идемте со мной. – Судзаку резко развернулась и пошла к жилым домам. Она знала, насколько ценны свидетельства очевидцев, и для этого хотела держать Лерато рядом. – Расскажите, что случилось.

– Она не вышла на связь, и я повел свой отряд к точке, откуда она передала последнее сообщение, – сказал Лерато, подстраиваясь под быстрый шаг инквизитора. – Мы заметили их «Химеру» на краю заброшенного городка и вошли на территорию поселения. Бедняги лежали почти на виду. Простите за прямоту, мэм, но от них мало что осталось.

Судзаку вгляделась в лицо сержанта, который покачал головой, думая о том, чему стал свидетелем.

– Я сражался в битве у Четырех долин и видел такое, что и вспоминать не хочется, но то, что мы нашли здесь, было еще хуже. Гораздо хуже.

– Погиб весь отряд?

– Нет, рядовой Келлан выжил, – ответил Лерато и содрогнулся. – Вот потому и хуже.

На небольшой площади в центре городка их ждал сержант Данте, огромный и как статуя неподвижный. От влажного воздуха синие пластины его доспеха, золотой орел и зеленая окантовка глянцево блестели в тусклом свете. Судзаку уже довольно давно не встречала здесь Ультрадесантников: на планетах, официально объявленных свободными от скверны, оставался только символический контингент, а основные силы ордена были направлены на окончательное изгнание Рожденных кровью из Ультрамара.

Еще не видя крови, Судзаку почувствовала ее запах, который нельзя было ни с чем спутать. Некоторые считали, что у запаха крови есть привкус меди или олова, но Судзаку казалось, что так же пахнет неисправная гальваническая батарея. Крови здесь пролилось немало: на голых стенах остались следы густых потоков, вырывавшихся из рассеченных артерий, и алые дуги, которые получаются, когда кровь капает с разящего клинка. Среди красных пятен виднелись странные символы, нарисованные все той же жидкостью: восьмиконечные звезды и повторяющиеся черепа, примитивными очертаниями напоминавшие детские рисунки.

– Император милосердный, – пробормотал Милотас.

Судзаку услышала, что кто-то из ее телохранителей тихо вздохнул. Даже сержант Лерато, уже знавший, какое зрелище их ждет, еле слышно охнул от отвращения. Судзаку была готова увидеть следы жестокой расправы – с таким ей сталкиваться приходилось неоднократно; но в этом случае трупы были изуродованы с такой бессмысленной жестокостью, а части тел и обрывки кожи разложены с такой гротескной нарочитостью, что вызывали смятение.

– Инквизитор, – Данте повернулся ей навстречу, даже не скрывая свою настороженность.

– Вы сержант Данте? – уточнила она, словно в этом могли быть какие-то сомнения.

– Да, это я, – кивнул десантник. – Данте из Четвертой роты.

– Так что здесь произошло?

– Я надеялся, это вы мне расскажете, – ответил Данте и снял шлем. У него были благородные черты лица, широкие скулы, сильно загорелая изрезанная морщинами кожа и янтарные с серым глаза. Его волосы, как и у Судзаку, были совершенно белыми; судя по штифтам над бровью, он отдал Ультрадесанту целую жизнь. В облике Данте присутствовала странная, неприступная красота бронзовой скульптуры, отлитой древним мастером.

– Такое когда-нибудь случалось на Калте? – спросила Судзаку, опускаясь на колени рядом с мерзкой композицией из частей тел, размещенной в луже крови.

Данте покачал головой; кажется, вопрос его оскорбил.

– Нет, никогда, – непререкаемо заявил он.

– Вы уверены? Ни единого случая психопатических расстройств? Такое бывает после войны, особенно если противником были Губительные Силы.

– Никогда, – повторил Данте теперь уже с явной угрозой в голосе. – Вы разбираетесь в разных видах скверны, а я – в жителях Калта.

Судзаку понимала, откуда в нем эта еле сдерживаемая неприязнь, и не обижалась: она и раньше сталкивалась с таким отношением со стороны праведных граждан Империума. Невозможно сражаться с врагом, не изучив его, но такое знание несло в себе опасность, и многие инквизиторы не устояли перед соблазном тех великих тайн, которые хранили. В глазах Данте она была слишком близко к той грани, за которой начинается ересь и служение демонам.

– Очень хорошо, – ответила она и на мгновение остановилась, чтобы осмотреться, а заодно и справиться со всколыхнувшимся отвращением. Изучение места преступления требовало ясного ума, но заставить себя не чувствовать тошноту и ужас при этом зрелище было практически невозможно. Она обошла разложенные части тел, бесстрастно скользя взглядом по этим следам нечеловеческого насилия и моргая, чтобы зафиксировать детали в моментальных снимках, которые затем сохранялись в блоках памяти.

– Ясно одно: их убили здесь, – сказал Милотас, который двигался вокруг тел в противоположном направлении, наведя зеркальный планшет на залитые кровью стены.

– Почему вы в этом уверены? – спросил Данте. Судя по взгляду, которым он окинул Милотаса, неуклюжая походка саванта для него была признаком какой-то мутации, а не результатом ранения, полученного на службе Империуму.

– Количество крови на стенах и земле достаточно, чтобы сделать такое утверждение с приблизительной точностью в 93, 65 процента, – ответил Милотас, не замечая подозрительных взглядов Данте. – Если бы их убили в другом месте, к площади бы вели заметные кровавые следы. Но их нет, значит, разумно предположить, что они погибли именно здесь.

– Вы доверяете суждениям этого человека в таких вопросах? – допытывался Данте.

– Если Милотас Адельмо говорит, что их убили здесь, значит, так и есть, – сказала Судзаку с откровенной гордостью. – До того как присоединиться ко мне, этот савант работал с Адептус Арбитрес на Кар Дуниаш. Уж поверьте, его статистический анализ следов крови отправлял убийц на тот свет надежнее, чем выстрел из ружья «Сципион».

Было не похоже, что ей удалось развеять сомнения Данте, но больше вопросов он не задавал.

Судзаку отошла назад, чтобы увидеть всю картину целиком, так как останки явно были разбросаны не просто как, а согласно какой-то схеме. Ноги с разбитыми коленными чашечками были выложены в неровный круг, внутри которого куски рук образовали меньшую окружность. Оба круга соединялись лучами из отрезанных пальцев; растянутые куски кожи лежали, словно страницы из какой-то проклятой книги крови.

В центре круга возвышалась пирамида из голов, на щеках и лбах которых кровью жертв были нарисованы неведомые символы. Судзаку не видела в них сходства с более известными печатями Архиврага, и нарисованы они были так же неумело, как и знаки на стенах, – как будто убийца лишь смутно представлял себе, как они должны выглядеть.

– Сколько человек было в отряде Джоэль? – спросила она у Лерато.

– Один сержант, четверо рядовых, – ответил тот, упорно глядя в сторону.

– Вы сказали, что есть один выживший, но здесь останки только трех тел, – сказала Судзаку, хотя с телами обошлись так жестоко, что она сама не сразу поняла, сколько их тут. Только по числу голов удалось установить, сколько жизней оборвалось на этой площади.

Данте встал на колени рядом с пирамидой:

– Здесь четыре головы.

– Госпожа Судзаку права, милорд, – сказал Милотас. – С учетом среднего веса солдата оборонной ауксилии, данные массы показывают, что здесь лежат останки только трех человек.

– Итак, у нас три трупа и один выживший, – резюмировал Данте. – Отсюда вопрос: где же четвертое тело?

– Точно сказать нельзя, – ответила Судзаку. – Может быть, убийца забрал его с собой.

– Зачем это?

– Как трофей? – предположила инквизитор. Она опустилась на колени, чтобы рассмотреть плоть на краях срезов, которыми оканчивались обрубленные шеи. – Может быть, труп нужен ему для какого-то темного ритуала. Или…

– Или? – подсказал Данте, когда инквизитор вдруг умолкла.

– Или он собирается его съесть.

– Каннибал? – прошипел Данте в ужасе.

– Не исключено, – согласилась Судзаку. – Слуги Архиврага непохожи на нас, и правила цивилизованного общежития, которым подчиняемся мы с вами, для них ничего не значат. Существо, которое это сделало, пробыло здесь по меньшей мере полгода, и если мои предположения подтвердятся, для него нет ничего ужасного в том, чтобы есть человеческое мясо.

Данте встал рядом с Судзаку.

– И кто же это, по-вашему?

– Видите эти раны на шеях? – Она указала на ровные срезы, которые отделили головы от тел. – Каждому отрубили голову одним точным ударом, а на такое способен только воин огромной силы и вооруженный необыкновенно острым и тяжелым клинком.