Текст книги "Ренегаты темного тысячелетия (ЛП)"

Автор книги: Грэм Макнилл

Соавторы: Аарон Дембски-Боуден,Бен Каунтер,Гэв Торп,Ник Кайм,Джон Френч,Роб Сандерс,Энди Смайли,Лори Голдинг
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Антология
РЕНЕГАТЫ ТЕМНОГО ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ

Роб Сандерс
ДА БУДЕТ НОЧЬ

Регион не просто так назывался Скрытой Областью. Задыхающиеся в пыли и затерянные в Туманности Гарона, Адские Звезды выглядели кровавым маревом, их глубины светились красным, словно раскаленные пыточные инструменты. Чего бы только Демрид Шереметьев не отдал теперь, чтобы их увидеть. Аркс-Финеус IV представлял собой жалкий гарнизонный мир в забытом уголке сегментума Темпестус. Это была невыразительная планета, по большей части покрытая слюдяными пустынями и разваливающимися укреплениями, которые представляли бы больше интереса для имперского археографа, нежели для врага. Для 1002-й Волскианской Теневой Бригады она была домом.

Будучи лордом-маршалом и планетарным губернатором, Шереметьев отвечал не только за своих гвардейцев, но и за обслуживающие гарнизон сообщества, рассыпанные по небольшой планете. Когда бриг снабжения прошел сквозь близлежащий метеорный шторм, корабль предупредил гарнизон, что те также, скорее всего, столкнутся с этим феноменом. Шереметьеву хотелось отвлечь людей от скуки бесконечной гарнизонной службы, где было мало таких возможностей, помимо выпивки, азартных игр и драк – с местными и между собой. Ища одобрения полкового комиссара, почтенного Артуруса Ганнибала, лорд-маршал назначил костяк наблюдения и разрешил период отдыха на время шторма.

Поступив так, Демрид Шереметьев дал измученным волскианцам и обитателям мерзкой планетки то, чего они не могли и мечтать найти в мутных небесах: ночь прекрасного. Когда короткий день Аркс-Финеус IV сменился ночью, лорд-маршал распорядился выдать свободным от службы гвардейцам лишнюю порцию грога. Пустынный ветер разносил над слюдяными пустошами музыку из кабаков поселения. Волскианцы выбирались на песок, толпясь вокруг бастионов Гвардии и брошенных укреплений. Они сипло распевали песни родного мира-улья, набив утробу выпивкой и обнимая местных девушек. На крыше центрального командного шпиля, среди вокс-мачт и огневых точек, лорд-маршал и Артурус Ганнибал распивали прибереженную Шереметьевым бутыль амасека, наблюдая за представлением.

Взгляды обратились к небесам. Входя в атмосферу, метеоритный ливень озарял небо слепящим сиянием. Туманная мгла заплясала светом, вспышками, потоками. Метеориты неслись сквозь атмосферу, оставляя за собой ослепительные сверкающие дуги. Зрелище было невероятно. Небеса сияли. Это была последняя прекрасная картина, которую они когда-либо увидели.

Где-то из вокса раздавались помехи. Уже несколько дней это было единственным, что слышал Шереметьев: вызывающее боль в мозгу шипение пустоты, перемежаемое мольбами, страданиями и воплями, а иногда свистом выстрелов лазеров волскианцев. Вокс-блок на открытой частоте принимал нерегулярные передачи из фортов, бастионов и аванпостов по всему гарнизонному миру.

Помимо затхлого смрада смерти и пугающей неизвестности ставшего незнакомым мира, только рвущий уши напор вокса помогал Шереметьеву представить кошмарность положения планеты. Его гарнизонный мир. Его ответственность. Все остальное забрала ночь метеорного ливня. Мир изменился. Пламя входов в атмосферу угасло вместе с торжествами. Ночь сменилась днем, и Шереметьев приказал Волскианской Теневой Бригаде вернуться в боевую готовность и полный состав для смотра ранним утром. И лишь затем упал на койку. Спустя всего два часа его разбудил начальник караула, лейтенант Крусак. Он сообщил начальнику, что среди гвардейцев гарнизона и населения планеты началась эпидемия слепоты. Многие уже лишились зрение. Прочим быстро становилось хуже.

– Послать за старшим медиком и полковым астропатом, – распорядился Шереметьев. Если ситуация была настолько плоха, как казалась, мог потребоваться запрос о помощи.

– Эксли перегружен работой в лазарете. Мы послали за астропатом, – сказал Крусак. – Однако не можем ее найти.

Шереметьев уселся на краю койки. Ганнибал и волскианцы казались мутными силуэтами.

– Продолжайте поиски. И включите освещение, – произнес лорд-маршал.

– …оно включено, сэр, – сказал Крусак. Шереметьев кивнул своим мыслям в сгущающемся мраке. Он постучал по виску.

– Не здесь, – мрачно сообщил он.

Это было две недели назад. Возможно, больше.

– Артурус? – хрипло позвал в командный пункт Шереметьев.

– Лорд-маршал, – наконец, откликнулся пожилой комиссар. – Я еще здесь.

Сложно было сказать, где он находится. Вероятно, на полу. Шереметьев наощупь добрался до стула перед трещащим рунным блоком. В одном ухе резко шипел вокс, и бессмысленно тараторил сервитор-техномат, который повторял то, что по мнению Шереметьева могло быть только бесконечным и растущим списком аварийных задач на лингва-технис.

– Лейтенант?

Ничего.

– Крусак?

– Думаю, лейтенант мертв, сэр.

– Вандерс?

– Да, лорд-маршал.

– Сержант, проверка, – приказал Шереметьев.

– Да, сэр, – донесся в ответ грубый голос сержанта с мира-улья. – Орделл… Зандт… Нардина… Возняк…

Лорд-маршал услышал, как со своих мест на слепом периметре отозвались все, кроме Возняка. Жажда и голод сильно по ним ударили. Как и лейтенант, Возняк покинул их.

А затем, когда перекличка завершилась…

– Вы слышали? – произнес Шереметьев. Далекий гул приближающихся двигателей. Он усилился до прошедшего мимо грома, ревущие ускорители несли машину к пыльной равнине на востоке от базы – к посадочной площадке, которую гарнизон великодушно называл космопортом.

– Челнок? – слабым голосом спросил Ганнибал.

– Адептус Астартес? – предположил сержант.

Шереметьеву захотелось обнадежить волскианцев.

– Легион Гадюк с Аврелия, – сказал лорд-маршал.

– Хвала Императору, – задыхаясь, выговорил гвардеец Нардина.

Легион Гадюк периодически удостаивал Аркс-Финеус IV своими визитами в ходе патрулирования и пограничной стражи в Туманности Гарона.

– Сержант, – произнес Шереметьев, и в его сухом хриплом голосе появился намек на обычную уверенность и решительность. – Соблюсти протоколы. Встретить Адептус Астартес во внутреннем дворе. Сообщите им, что мы стали жертвой редкого звездного феномена. Известите о нашем бедственном положении. Возьми с собой Зандта. Ступай, сынок. Да пребудет с тобой Император.

– Да, лорд-маршал, – как и в случае с Шереметьевым, отчасти вернулся прежний волскианский сержант. Шереметьев слушал, как Орделл оттаскивает в сторону вещи, которыми они забаррикадировали дверь командного пункта, и как двое гвардейцев шлепают и спотыкаются на пути по входному коридору.

Долгое время Шереметьев, комиссар и оставшиеся волскианцы слушали. Они ждали спасения.

Оно так и не пришло.

Слабое трепетание надежды в животе лорда-маршала превратилось в кусок свинца, когда он услышал с посадочной зоны тошнотворный грохот болтера. Кувыркаясь в абсолютной тьме внутри собственной головы, пока сердце сжималось в отвратительном понимании, Шереметьев узнал звук выстрела при казни. Вскоре последовал еще один.

– Бог-Император, нет… – только и смог выдавить лорд-маршал.

– Защитить периметр, – скомандовал комиссар Ганнибал.

– Что происходит? – испуганно проблеял гвардеец Нардина.

– Это не Легион Гадюк, – сказал Ганнибал. – Нардина, Орделл, к двери.

Пока они ждали, прошла целая вечность, заполненная криками. Не просто муки. Не жестокость ради выживания. Не те боль и страдание, которые последовали за погружением гарнизонного мира во тьму. Это был не страх перед грядущим. Это был кошмар здесь и сейчас, от которого обрывалось сердце. Опасность. Полностью осознанный ужас. Пытки. Террор. Смерть.

На открытом вокс-канале были находившиеся снаружи и внутри командного пункта гвардейцы и имперские граждане, которых они должны были защищать, оказавшиеся в распоряжении сил захватчиков. У Шереметьева не было иного выбора, кроме как ждать и быть безмолвным свидетелем жуткой кары, пока на его людей в персональном мраке их рока охотились с болтерами и клинками закованные в броню чудовища. Когда те прибыли в командный пункт, гидравлическая неотвратимость поступи силовых доспехов, приближающая Ангелов Смерти прямо к дверям, и гром болтеров стали практически облегчением.

Нардина умер, даже не успев положить палец на спусковой крючок. Лазган Орделла бешено зашипел в направлении нападающих, однако безрезультатно. Спустя считанные мгновения помещение заполнилось едким медным запахом постигшей их грязной смерти.

Тишина. Шаг. Тишина. Шаг. Шереметьев наклонил голову, прислушиваясь к звукам своей гибели. Всеобъемлюще загремел голос. Он звучал задушевно, но находился повсюду и был неразделим с тьмой, в которой утопал лорд-маршал.

– Я принес тебе ночь, смертный…

Шереметьев незряче моргнул и проглотил свой страх.

– Мое имя Демрид Шереметьев, лорд-маршал 1002-й Волскианской Теневой Бригады…

– Нет-нет-нет, – укоряюще произнес голос. Слова были холодны, как пустынная ночь. – Мы не имеем дела с именами. Ни с вашими, ни со своими собственными. Мы – ночь.

– Вы предатели…

– Мы имеем дело с ужасом и тем концом, который за ним следует, – произнес ангел-отступник. – Таково наше призвание.

– Шторм? – спросил Шереметьев. – Это ваших рук дело?

Он должен был узнать.

– Орудие устрашения, – сказал космодесантник Хаоса. – Одно из многих, что есть в нашем распоряжении, имперская свинья. А теперь слушай внимательно.

Тьма отдала приказ одному из себе подобных. Последовала потасовка. Шереметьев слышал слабое кряхтенье Ганнибала, который боролся с державшими его космодесантниками Хаоса. Он протянул было руку, но дернулся, когда выстрелил болт-пистолет комиссара. Лорд-маршал услышал вскрик друга, когда бронированная перчатка сломала руку на пистолете, и резкий стук, с которым оружие ударилось об пол, где обладатель шелковистого голоса отбросил его прочь ударом ноги.

– Так-то лучше, – произнесла тьма. – Теперь мы можем поговорить. В наших руках ваше ничтожество со связанной душой, полковой астротелепат. Знай, что для нас она всего лишь собственность. Без предназначения – просто кусок мяса. Прошу тебя, не лишай ее этого предназначения, поскольку только оно сохраняет ей жизнь.

– Чего ты хочешь?

– Я хочу ответить на ваши молитвы, – посулила тьма. – Хочу послать запрос о помощи Легиону Гадюк на Аврелий.

– Ты хочешь заманить ангелов Императора сюда, чтобы убить их, – закричал Ганнибал. Престарелый комиссар все еще продолжал бороться со своими пленителями.

– Ведьма поможет нам, чтобы спасти свою псайкерскую шкуру, – сказала тьма Шереметьеву, однако чтобы Аврелий принял нас всерьез, нужны ваши полковые коды авторизации. Те, которые дашь мне ты.

– Ничего не давай этому чудовищу, – взревел Ганнибал.

Тьма отдала еще один приказ: указание, которое завершилось последовавшим затем жутким воплем комиссара.

– Слышишь? – обратилась тьма к Шереметьеву, приближаясь. – Ему не хватило прозорливости, и я забираю его глаза. Они бы ему не пригодились. Я вот думаю, что еще ему может не пригодиться – и он будет всего лишь первым. Я буду поочередно приводить твоих людей и рвать их на части перед тобой. Ты будешь слушать их крики. Будешь чувствовать, как их кровь брызжет тебе на лицо.

Шереметьев затряс головой.

– Прошу вас. Не делайте этого…

– Нет, это я тебя прошу. Не выбирай путь эгоизма.

– Я не могу дать вам…

– Можешь, – настойчиво произнесла тьма. – Можешь и дашь. И вот почему. Никто не придет, чтобы помочь вам, чтобы спасти, чтобы отомстить. Мой корабль стоит так, что уничтожит любой звездолет, который попытается войти в систему или покинуть ее. После создания атмосферных помех, которые вы приняли за прелестный шторм, мы целыми днями сидели на глубокой орбите, слушая, как ваш крошечный гарнизонный мир рвет себя на куски. Вопли. Беспощадное вырождение порядка до хаоса, грабежей и убийств. Еще перед тем, как ступить на эту планету, мы насладились всем. Не сомневайся в нашем вкладе в ваши страдания. Сделай это, и я обещаю тебе свою милость.

– Демрид, нет, – простонал Ганнибал.

– Ты должен, – произнесла тьма. Она была так близко, что казалось, будто слова исходят из сломленного разума самого лорда-маршала.

– Я должен… – наконец, согласился Шереметьев.

– Астротелепатический код авторизации?

– Четыре-два-семь, – несчастным голосом произнес лорд-маршал. – Пси-сигма-эпсилон-дельта.

Голос внезапно снова удалился. Космодесантник Хаоса совещался со своими темными братьями.

– Позаботься, чтобы она им сказала, что этот жалкий мир принадлежит Повелителям Ночи, – шипела тьма. – И преувеличь данные о нашей численности. Мне нужно, чтобы Легион Гадюк послал все, что у них есть, – а затем другому ангелу-отступнику. – Пусть «Мрачный» займет низкую орбиту и ждет, чтобы забрать наши «Громовые ястребы». Затем курс на Аврелий.

– Да, мой повелитель.

Для Шереметьева слов не нашлось.

– Мы несем ночь, – обратилась к нему тьма. – Мы принесли ночь вашей жалкой планете, и пока Легион Гадюк мобилизует свои роты, спеша на помощь вашим трупам, мы принесем ночной ужас на родной мир ангелов.

Шереметьев услышал стон Ганнибала.

– Милосердия…

Повелитель Ночи мрачно усмехнулся.

– Твои люди умрут от жажды, – произнесла тьма. – От голода. Перебьют друг друга. Но ты, принесший нашему делу так много пользы… Как же я могу не одарить тебя милостью ангелов?

Шереметьев услышал лязг взводимого болт-пистолета Повелителя Ночи.

– Что же ты думаешь, я – чудовище?

Ник Кайм
ВЕРНЕЙШЕЕ ОРУЖИЕ

Вадет ожидал удара, однако тот все равно застал его врасплох. Кость выдержала испытание на прочность, и по щеке медленно растекся болезненный след. Там, где броня на кулаке нападавшего вгрызлась в плоть, кожу как будто пробороздили горячие ножи.

Он почувствовал вкус теплой крови, стекавшей в рот из пореза. Три зуба шатались, а при попытке заговорить челюсть угрожающе затрещала.

– Тихо! – рявкнул нападающий. – Здесь у тебя нет выбора. Слабакам не дают такой привилегии. Для тебя здесь только страдание.

Вадет напрягся в путах, и по спине и груди разлилась новая боль. Оковы врезались в запястья, и он вообразил все способы, какими убьет стоящего перед ним человека. Громоздкий силуэт. Тень, содержащая в себе опасность и злобу. Вадет не знал, кто его мучитель, как не узнавал и голоса в таком ошеломленном состоянии, но в то мгновение, привязанный к стулу, он поклялся, что отыщет труса и жестоко с ним расправится.

С появлением мыслей о мести Вадет поднял взгляд. Один из его глаз почти что закрылся, и он ощущал, что все лицо покрыто кровью, однако обращенный на тень обидчика яростный взор говорил о желании отомстить и сулил расплату.

Избиение прекратилось. Атмосфера в небольшом темном помещении внезапно и необъяснимо изменилась. Вадет услышал шаги, нападавший удалялся. Он задумался, не идет ли тот за оружием или каким-нибудь инструментом, чтобы продолжить боль с унижением.

– Хорошо, – нейтрально, практически с одобрением сказал нападавший.

Вадет не отводил свирепого взгляда, чувствуя, как его ненависть становится чем-то осязаемым, что можно стиснуть в кулаках.

– Ты готов, – произнеся эти последние слова, нападавший вышел из комнаты.

Вадету потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что он не один.

Натужное и неравномерное дыхание. Вздохи противоречиво накладывались друг на друга. Вадет различил еще двух индивидуумов, помимо себя самого. Таких же узников, как и он.

Он мало что помнил о битве, что само по себе было странно, поскольку Адептус Астартес обладали идеальной эйдетической памятью. И все же отдельных элементов недоставало. Казалось, что они не пропали, но… неразборчивы. Туманны. Либо яд, либо какое-то психическое проникновение.

Ксеносы. Это он помнил. Они с братьями зачищали колонию паразитов, оказавшуюся у них на пути. Похоже, что трофеи требовались и эльдар – двум их группам, которые стремились туда изо всех сил. Вадету они все казались налетчиками, однако Гауст заверил, что они принадлежат к двум разным кастам.

– Смотри, брат, – сказал седой ветеран. Гауст был сержантом Вадета, но тот уже почти покинул отделение старого воина ради присоединения к элите Злобных – Очернителям. В случае удачного исхода битвы, если бы Вадет проявил те жестокость и эффективность, на которые, как он знал, был способен и которые показывал в ходе последней карательной кампании в Геклионском скоплении, ему было бы гарантировано место среди Очернителей.

Гауст указал залатанным пальцем перчатки. Та была от другого доспеха, в сущности, из другого ордена. Один из технодесантников наспех ее перекрасил, но невзгоды войны и проявленное самим Гаустом пренебрежение уходом дали старым цветам и изображениям проступить сквозь черно-желтый раскрас Злобных Десантников.

– Видишь. Одни – пираты. Другие – рейнджеры. Все они изгнанники, застрельщики и забияки. За какие бы запасы они ни сражались, те должны стоить всей этой крови.

Две группы эльдар убивали друг друга. Зеленое поле боя, теперь изуродованное огнем и трупами, покрывали лежащие тела. Сооружение, куда все пытались войти, показалось Вадету чем-то вроде гробницы. Возможно, это был арсенал, как предположил Гауст. В любом случае, слишком ценная добыча, чтобы оставить ее без внимания.

Поступил приказ от капитан Виньяра, наблюдавшего за конфликтом с «Чистилища» на нижней орбите над головами. Корабль был столь огромен, что виднелся в ночном небе, тесня двойную луну и заслоняя собой звезды. Если ксеносы и заметили его, то им, похоже, было все равно. Значение имела только гробница из белой кости и трофей внутри.

Тридцать ног в тяжелых сапогах затопали по склону, еще сильнее калеча некогда буколический пейзаж. Вадет шел впереди вместе с Гаустом и остальной частью отделения. Сперва раздались боевые кличи, извергшиеся из уст всех Злобных, а затем болтеры. Когда Вадет был скаутом, надзиратели учили каждого неофита стрелять короткими очередями.

– Берегите патроны! – часто рявкали седые наставники. – У вас на клинках и во рту есть зубы. Пользуйтесь ими, но знайте, что это не самое верное оружие.

Тело ксеноса дернулось, когда в него попал один из выстрелов Вадета. Плащ с капюшоном, легкая бежевая броня, похожая на волокнистую шерсть – доспех чужого не защищал от массореактивного заряда. Он резко взорвался, ноги отделились от тела, окатив его сородичей и врагов кровью. Отвлечение помогало. Оно сеяло дальнейшую неразбериху. Еще одна очередь. Вадет потратил всего шесть жалких зарядов до того, как вступил в бой с пилой.

Гауст сражался киркой. Оружие имело генератор силового поля, которое проявляло себя крошечными разрядами электричества на бойке. Струйки коронных разрядов медленно ползли по рукояти, стекая со смертоносного острия, пока Гауст продолжал бить, как заведенный.

Эльдар были более искусны в ближнем бою. Вадет сражался с одним из них. На том был черный сегментированный доспех явно насекомоподобного аспекта, с шипами на плечах, локтях и коленях. В беспорядочной рукопашной, вспыхнувшей на по большей части бесплодных равнинах, обе группы сошлись с космодесантниками.

Вадет получил удар по верхней части доспеха. У эльдара был энергетический хлыст, который зацепился за руку и продолжал прожигать керамитовую оболочку основы. Несмотря на боль, Вадет схватился за туго натянутый кнут и рванул врага к себе. Голова врезалась в лицо ксеноса, вдавив нос и большую часть левой скулы. Лицевой щиток Вадета окатило дождем из крови и костей, и обвивавший руку хлыст обмяк. С его помощью воин задушил еще одного ксеноса.

Осталась лишь горстка. Невзирая на явные различия, они собрались вместе. Их окружили вскинутые болтеры, непрерывно уменьшающееся кольцо силовой брони цвета желтой желчи стягивалось вокруг них, словно петля палача.

После этого, после момента, когда Вадет обернулся к Гаусту, чтобы сравнить истории о доблестных свершениях в бою, он помнил только фрагменты. Помнил грудь Гауста с вскрывшим ее провалом. Сержант что-то бормотал, с нижней губы стекала кровь, а внутренности медленно превращались в жидкость. Вадет не мог понять, что происходит. Его взгляд переместился на убийцу Гауста.

Ауспик засоряло перемолотое месиво, которым был заражен воздух, что бы это ни было. Обзору мешала та же лиственная каша, которую Злобные потревожили при наступлении по равнине. Вадет увидел очертания силовой брони. Они находились достаточно далеко, чтобы быть смутными, однако не настолько далеко, чтобы он не узнал мелтаган в руках у фигуры.

Новые крики, на сей раз не боевой пыл, а спешка. Перегруппироваться. Передислоцироваться. Выжить.

К Вадету подкатился какой-то предмет. Он взглянул на то, что с безобидным видом лежало под ногами. Граната взорвалась. Мир для Вадета почернел. Через какое-то время он очнулся в камере.

Вспыхнул свет. Он был не резким, однако после глубокой темноты Вадету потребовалось несколько секунд, чтобы приспособиться. Двое рядом с ним были эльдар, по одному с каждой стороны. Вадет запоздало осознал, что сторон было три, и Злобные Десантники являлись одной из них. Они все были пленниками. Фигура с мелтаганом, авангард другой силы, банды отступников. Злобные либо проиграли бой, либо оставили Вадета, сочтя его мертвым.

Из груди Вадета что-то торчало. Он только что это заметил, но сразу после этого оно начало жечь. Оковы на запястьях и лодыжках распались и с громким лязгом упали на пол. Не было времени схватиться за жгущий кожу предмет. Эльдар тоже оказались на свободе. В их глаз было нечто… Вадет увидел ярость. Безрассудную. Чистую. Он был ее объектом. Ксеносы, ощерившись, бросились на него. Никакого оружия, только мускулы и решимость.

Вадету было больно. Он был замедлен. Над ним поработали гораздо больше, чем над товарищами по заключению. Ксеносы были худыми, но тем не менее сильными и в хорошей форме, невзирая на плен. Один забрался Вадету на спину, и тот забился, пытаясь его сбросить. Второй обрушил на лицо, торс и шею град ударов. Из-за той же слабости Вадет плохо защищался. Изо рта вновь хлынула кровь, он выплюнул зуб, а на краю зрения стала неуклонно наползать чернота. Он понял, что его забивают до смерти. Если ничего не изменить, Вадет умрет, несмотря на свои размеры.

Первым разрослось непокорство уготованной участи. Оно заставило снова подняться с коленей. Оно продлилось несколько секунд, а затем терзавший его тело ксенос вышиб из-под него дрожащие ноги. Его гортань раздавливали, две костлявых руки обхватили ее и сжимали. От пинка в висок перед глазами полетели искры и раздалось зловещее глухое стучание.

Быть уложенным этой мразью шло вразрез со всем, за что стоял орден. Вразрез с чувством превосходства и ксенофобией, с верой в свое преимущество и нетерпимостью к любым отклонениям. Эти создания были мерзостью. Они во всех отношениях уступали Вадету.

Не потерпи, дабы чужак жил.

Выбитая челюсть помешала Вадету произнести слова вслух, однако он прочувствовал каждое из них. Он почувствовал, как внутри забил источник ненависти, который, обжигая, поднял его на ноги. Воин взревел, издав искаженный и нестройный звук неоспоримого бешенства. Он сокрушил тварь на спине, впечатав ее в стену. Вторую он забил насмерть локтями и кулаками. Спустя считанные секунды все кончилось, и остался только покрытый кровью и возбужденный Вадет. Снова вспыхнул свет, столь яркий, что пришлось прикрыть глаза окровавленной рукой.

Перед ним снова стояла фигура. Она говорила тем же голосом, что и раньше.

– Что есть вернейшее оружие?

Вадет не мог ответить. Он едва мог смотреть. Опустив руку, он готовился к бою, когда увидел сержанта в облачении цвета черного угля и желтой желчи.

Злобные Десантники. Мой орден.

На самом деле это был не вопрос. Просто часть их мантры. Другую часть Вадет физически выразил избитыми телами у своих ног.

– Посмотри вниз, – произнес сержант. Его звали Кастор, и на нем была часть брони Гауста, а также его силовой молот. За такое оружие можно убить.

Из груди Вадета торчал похожий на камень осколок багрового цвета. Взглянув на него, воин почувствовал, что ненависть вновь разгорелась, однако он смог ее обуздать.

– Вот что было в гробнице. Не оружие, не совсем, – сказал Кастор, – однако это. Оно приводило их в исступление. Подействовало даже на брата Играта. Он убил твоего прежнего сержанта прежде, чем Клиток уничтожил камень. После этого поднялась красная дымка. То, что осталось, засело в тебе. Это дало возможность. Я решил воспользоваться ей, чтобы испытать тебя. Инициация. Эта была уникальной.

Ошеломленному и избитому Вадету потребовалось несколько минут, чтобы вспомнить, кто такой Кастор. Тот возглавлял Очернителей и был одним из самых жестоких бойцов, когда-либо украшавших собой орден.

– Мне требовалось увидеть, – сказал Кастор, – можешь ли ты воплотить все то, чем мы являемся. Перевесит ли твоя ненависть их, даже когда осколок сводит их с ума.

Вадет ничего не ответил. Если ему и было, что сказать Кастору, он не мог произнести этих слов. За него говорили глаза, пылавшие презрением.

Кастор улыбнулся. Это выражение не вязалось с его покрытым шрамами лицом с седыми волосами.

– Теперь ты Очернитель, Вадет. И это тебе тоже больше не понадобится, – он протянул руку, вырвал осколок из плоти Вадета и раздавил его в бронированном кулаке. – Ты усвоил самый главный урок. Наша мантра – это не просто слова. Это истина. Ненависть, брат, – произнес он, узнавая непроходящую ярость в глазах Вадета. – Ненависть гонит нас. Она движет нами. Острее любого меча. Прочнее любого звездолета или крепости. Холоднее, чем лед Фенриса.

Кастор протянул руку, чтобы скрепить клятву приема кандидата в Очернители.

Вместо этого Вадет ударил его так сильно, что сержант припал на одно колено.

Выплюнув кровавый сгусток, Кастор улыбнулся, поднимая взгляд на своего последнего подопечного.

– Да, брат. Теперь ты видишь, не так ли? Ненависть – вернейшее оружие.