Текст книги "Проект Каба (ЛП)"

Автор книги: Грэм Макнилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Проект Каба

Два микрона влево. Теперь четыре вниз. Так… Адепт третьего класса Паллант Равашоль подрегулировал высокоточный кронциркуль, выдвинутый из кончика его пальца, самодовольно наблюдая, как прошитая доктринальная плата гладко скользит сквозь кору мозга сервитора, или, по крайней мере, сквозь то, что осталось от его мозга после лоботомирования, в продолговатый мозг.

– Никто не знает сервиторов так, как я, – сказал он, когда волокнистые усики проникли из платы в серое вещество мозга. Когда новая доктринальная плата хорошенько вросла, он повернул черепную крышку из блестящего сплава назад и поднял переносной резак, чтобы обжать лок-болты на участке, защищающем мозг сервитора от повреждений. Равашоль поместил повреждённую плату в мешочек, свисающий с его пояса для инструментов, заботливо убедившись, что она не смешалась с рабочими платами. Он вздрогнул, представив последствия установки повреждённой платы в мозг боевого робота, или прошивки боевой схемы в разум погрузочного сервитора.

– Вот так, – произнёс он, вставив на место последний болт, и сервитор встал с операционного кресла. Наполовину человек, наполовину машина, его серая плоть была мертвенно-бледной и нездоровой, руки сервитора были заменены пневматическими подъёмниками, а то немногое, что осталось от его головы, было дополнено установкой визуальных датчиков массы. – Всё, свободен. Возвращайся обратно в погрузочные команды адепта Зета. Тридцать Шестой экспедиции понадобится оружие и боеприпасы, если Магистр Войны займётся умиротворением Исствана.

Конечно же, сервитор не ответил, он просто развернулся на месте и механическим шагом вышел из комнаты, в которой ещё полдюжины повреждённых сервиторов ожидали, пока Равашоль окажет им помощь, или же удалит любые механические части, достойные извлечения из приютившей их плоти.

Такая работа была ниже мастерства Равашоля, но он знал, что может винить в этом лишь себя, и в любом случае, именно эта работа привлекла к нему внимание его нового начальника, мастера-адепта Марсианских кузниц Лукаса Хрома.

Заметив, что сервиторы, возвращающиеся из мастерских Равашоля, работают с большей скоростью, точностью и эффективностью, Хром навёл о нём справки. И уже через неделю Равашолю пришлось упаковать скромные пожитки, оформить увольнение у бывшего начальника, адепта Уртзи Недоброго, и направиться в марсианский город-кузницу Мондус Гамма за немедленным назначением.

Большинство адептов Марса уделяли мало внимания созданию мозга сервиторов, что напрямую касалось функционирования последних, но Равашолю нравилась эта работа. В конце концов, только познав механику человеческого мозга вдоль и поперёк, можно надеяться понять механику мозга робота.

Такие размышления неизбежно приводили его мысли, наполненные чувством вины, к проекту Каба…

Он отталкивал эти мысли и пытался сосредоточиться на выполняемой работе, боевом сервиторе-преторианце, чьё оружие на полигоне дало сбой и взорвалось. Оружие не подлежало восстановлению, но аугметика, имплантированная в его грудь, и устройства наведения, занимающие большую часть его черепа, несомненно, не были потеряны.

Разглядывая обожжённый металл черепа сервитора, он лениво почёсывал свою кожу плавно извивающимися механодендритами своей руки. Хотя это было необычно для адепта Марса, Равашоль в основном состоял из плоти и крови, за исключением левой руки, которая была заменена бионической, когда ему было шестнадцать.

Его мысли продолжали возвращаться к машине Каба, и отвернувшись с чувством вины от повреждённого преторианца, он ушёл из мастерской в стальные коридоры храма-кузницы. Он знал, что ему придется отработать двойную смену, чтобы привести сервитора в рабочий режим, но решил, что это стоит того, чтобы провести время рядом с машиной Каба.

Равашоль знал, что у него врождённая склонность к конструированию и программированию роботов, но кто бы ни составлял код доктринальных плат, установленных в системах машины Каба, он был на порядок лучше. Он сомневался, что это был Адепт Хром, который, не смотря на блестящие достижения в других вопросах, кажется, не выказывал почти никакого интереса в области интегрированных боевых нейронных систем.

Коридоры храма-кузницы были тускло освещены, светящиеся шары, плавающие над ним, держались на таком уровне, чтобы течение времени было размыто, и что бы ваше тело не говорило о том, где вы находитесь и какое сейчас время суток, у вас не было никаких внешних ориентиров. Но с подъёмом адепта по иерархии Механикума такие вопросы, как время дня и ночи, становились весьма несущественными.

Шипящие втулки и толстые связки труб и кабелей опутывали коридоры, заполненные суетливым потоком снующих туда и сюда сервиторов и посыльных роботов на колёсах, гусеницах, и длинных тонких ногах. Он кивал одетым в мантии адептам, которые проходили мимо, игнорируя полные жалости или отвращения взгляды, бросаемые ими на плоть его лица и ладони. Некоторые из этих адептов жили столетиями, их жизни продлевались кибернетикой, имплантированной в их тела во славу Благословенного Омниссии – Бога-Машины марсианского духовенства. Проходя мимо каждого адепта, он отмечал, как они были благословлены, и давал себе обещание, что однажды он точно также будет отмечен Богом-Машиной, не смотря на общеизвестную неприязнь Императора к таким вещам.

Он прошёл Храм Безфрикционного Поршня, где адепт Геристо работал над технологиями, захваченными у Ындонезийского Блока столетие назад, в те времена, когда Марс воевал с Террой.

Жужжание, механические молитвы лились из Усыпальницы Велрерска, где ряд за рядом адепты в красных рясах преклоняли колени, в безупречном унисоне склоняясь перед статуей из полированного хрома, изображающей давно покойного изобретателя СШК керамитового пресса.

Равашоль с уважением кивнул головой в направлении часовни прежде чем углубиться в более охраняемую зону храма-кузницы. На страже храмов, в которых совершались более секретные работы, стояли среброкожие скитарии в красных плащах, их блестящие доспехи были связаны с плотью бионическими усовершенствованиями, повышающими их силу и выносливость.

– Я собираюсь поработать над машиной Каба, – сказал он, остановившись перед чудовищными стальными дверями, которые охраняли множество солдат-скитариев и пара установок с тяжёлыми орудиями. Вначале Равашоль был поражён огромным количеством воинов, охраняющих эту часть храма, но теперь, зная, что находится внутри, он понимал, почему тут стоит так много стражей.

– Геномеханический ключ, – сказал солдат, протягивая левую руку.

– Да, да, – сказал Равашоль, беря руку солдата. – Как будто вы не видели меня почти каждый день последние шесть месяцев.

Скитарий не сказал ничего, но они почти никогда не говорили, и Равашоль подумал, не было ли его чувство юмора удалено вместе с его чувством страха. Он почувствовал легкий дискомфорт, когда механодендриты кисти солдата проскользнули в его собственную кисть и выше, в костный мозг руки. Янтарный свет мигнул в глазах скитария, когда поисковые усики считали машинные коды руки Равашоля и взяли образцы его генетического материала.

– Личность подтверждена, – сказал солдат и махнул рукой воинам позади. Красный свет, по мнению Равашоля – слишком театральный, вспыхнул над дверью, и он отступил назад, пока массивная дверь медленно отворялась на колоссальных подшипниках из смазанной стали. Дверь была три метра толщиной и могла противостоять чему угодно, кроме орбитальной бомбардировки, тем не менее Равашоль только сейчас начал понимать, почему машине Каба обеспечивали такие меры предосторожности.

Он прошёл в храм и оказался в широком коридоре со сходящимися кверху стенами, ведущем в залу с потолком в виде купола, из которой расходились несколько ярко освещённых и стерильных проходов с округлыми стенами. Комнату заполняли множество техноматов, калькулус логи и адептов в рясах, каждый из них работал за серебристым стендом над одной из частей машины Каба.

Проходя через комнату, Равашоль улыбался. Он выбрал тоннель прямо напротив, снова прошёл через несколько генозапертых дверей, и наконец, вошёл в храм машины.

В отличие от вестибюля, в храме не было техников, только у нескольких избранных был доступ в эту часть здания. Четвёрка боевых сервиторов развернулась к нему, их ужасные разрушительные орудия загудели, беря его на прицел. Четырёхствольные роторные пушки, конверсионные излучатели и энергетические когти активировались со смертоносной скоростью.

– Назовитесь! – потребовал ближайший сервитор человеческим, но лишённым эмоций и жизни голосом.

– Адепт третьего класса Паллант Равашоль, – сказал он, в то время как визуальные и слуховые протоколы сканирования обрабатывали данные о его голосе, массе, особенностях и биометрических показателях, прежде чем было решено, что его присутствие санкционировано, и оружие развернулось в режим ожидания.

Он знал, что у него не было причин бояться этих боевых сервиторов, так как он лично разрабатывал их автономные защитные процедуры, но, стоя под стволами их оружия, ему приходилось сдерживать дрожь.

Если бы хоть один протокол дал сбой, он бы превратился в кучку измельчённого мяса, костей и крови.

Равашоль прошёл мимо боевых сервиторов, похлопав мягко провернувшийся ствол роторной пушки, и направился к машине Каба, ощущая привычную смесь недозволенного возбуждения и дрожи по мере приближения.

Она неподвижно стояла в дальнем конце комнаты, гусеничный движитель ещё не был полностью смонтирован на её бронированном сферическом теле. Машина была шести метров в ширину и десяти в высоту, а высоко расположенные наплечники, прикрывающие уязвимые плечевые сочленения, добавляли ещё метр. Одна из покоящихся рук оканчивалась набором огнестрельного оружия, другая несла зловещие энергетические когти и комбинацию из энергоклешни и пилы, которые могли прорезать бронированную переборку звёздного корабля.

Паутина лесов окружала её, и он видел, что оружейные команды Адепта Лаану работали последние несколько дней, устанавливая множество смертоносно выглядящих плазменных и лазерных орудий на гибкие металлические щупальца. Сенсорная аппаратура машины находилась в трёх выпуклых блистерах спереди, слабое оранжевое свечение показывало, что машина находится в спящем режиме.

Она спит, подумал Равашоль, не уверенный, был ли он обрадован или обеспокоен этой мыслью.

И как только он отогнал эту мысль с чувством вины, тусклое свечение сенсорных блистеров загорелось ярче, и машина сказала: – Привет, Паллант. Рада видеть тебя снова.

– Я тоже, Каба, – сказал Равашоль. – Как ты себя чувствуешь?

* * *

Как ты себя чувствуешь?

Меньше месяца назад он постыдился бы задать такой вопрос. Такие вещи были столь же чужими на Марсе, как и сами чужие, но общение с машиной Каба на протяжении последних четырёх недель было, мягко говоря, необычным, и перевернуло в его голове всё, что, по его мнению, он знал о природе машин.

Это была обычная дневная смена, и он занимался обновлением интегрированных боевых нейронных систем управления боевых сервиторов, охранявших машину Каба, когда она впервые заговорила с ним.

Вначале он был очарован манерой речи машины, восхищаясь доскональностью адепта, который конфигурировал отвечающее устройство. Но с течением времени Равашоль начал понимать, что машина Каба не просто выбирала свои фразы из предварительно составленного списка заданных ответов, но отвечала конкретно на его вопросы. Он придумывал всё более сложные вопросы и темы для разговора чтобы убедиться, что он не просто инициирует заранее подготовленные фразы и ответы, но по мере того, как дни превращались в недели, Равашолю становилось понятно, что он общается с разумной машиной… искусственным интеллектом.

Идея о мыслящем рукотворном устройстве была одновременно очаровательной и ужасной, поскольку запрет на проведение таких исследований был частью пакта, заключённого между Механикумами Марса и Императором.

По мере общения с машиной он всё более убеждался в том, что видит нечто уникальное в истории Механикума, но было ли это продуктом человеческого труда или каким-то неизвестным взаимодействием схем и электронов в рукотворном мозгу машины, он сказать не мог.

Хотя общение с машиной Каба его весьма радовало, он не был настолько наивен, чтобы поверить, будто сможет оставить такое важное открытие при себе, и он решил пойти с этими сведениями к своему начальнику, адепту Лукасу Хрому.

Равашоль оставил просьбу об аудиенции и вернулся к своей обычной работе, ожидая, что ходатайство будет рассматриваться несколько месяцев, но через неделю, к своему изумлению, он обнаружил, что прошение удовлетворено.

Он вспомнил ощущение трепета и страха, охватившее его, когда он подходил к рабочим покоям храма, принадлежащего адепту Хрому, по одной из герметично запечатанных магистралей, которые перекрещиваясь, пересекали поверхность Марса, соединяя между собой колоссальные города-кузницы.

Эти монолитные сооружения, покрывающие практически всю выветренную красную поверхность Марса, представляли собой мрачные железные храмы, окутанные дымом и пламенем, громыхающие в несмолкаемом производственном ритме. Храм-кузница адепта Хрома не был исключением; его могучие бастионы были покрыты полированным железом и окружены сотнями охладительных башен, изрыгающих клубы вредоносных испарений в грязно-жёлтые небеса сквозь покрытие куполов.

Изнутри доносился постоянный грохот машин сотен кузниц, и пока Равашоль шёл по величественному пути, ведущему ко входу наверху Тысячи Ступеней Совершенства, стальные статуи древних адептов и их созданий пристально взирали на него сверху.

Адепт Ультеримус безотрывно смотрел с Полых Гор на свой Сигма-Фи расщепляющий двигатель, стоящий на другой стороне покрытой сталью дороги. Тысячи пилигримов, адептов, сервиторов и чиновников заполняли дорогу, каждый из них выполнял какое-либо поручение своего хозяина, и Равашоль ощутил гордость от того, что он был частью такой могущественной организации, как Механикум.

Обутые в сандалии ноги быстро несли его по дороге, обходя тяжеловесных шагоходов, грохочущих преторианцев и длинные танкеры, перевозящие выращенную в баках протеиновую пасту, предназначенную для закачки в бесчисленные распределители питания, кормящие население Марса.

После утомительного восхождения по Тысяче Шагов, его быстро повели от чиновника к чиновнику через множество дверей, украшенных черепом и шестерёнкой, по сбивающему с толку переплетению коридоров, где все виды причудливых и непонятных машин пульсировали механической жизнью.

Внутреннее убранство храма Хрома не было похоже ни на что, виденное Равашолем раньше, это был огромный собор, посвящённый восхвалению Бога-Машины, место, где свет науки и смысла озарял высшие идеалы механического совершенства.

Препровождённый в покои мастера-адепта, могучий храм из стали и бронзы, над которым доминировали воинственные формы боевого титана класса Грабитель, тихо стоящего в дальнем конце, Равашоль оказался перед лордом Марса, который определял его судьбу.

Адепт Лукас Хром тёмным силуэтом возвышался над ним. Широкоплечая фигура техножреца была укутана в тёмно-багровую рясу, почти не скрывавшую многочисленные аугментации, которыми он был благословлён. Ребристые трубки и кабели извивались вокруг его конечностей и скрывались в шипящем силовом ранце, выраставшем из его спины подобно крыльям. Дюжина сервочерепов летала, вырисовывая бесконечный чертёж над его головой, которая, как мог видеть Равашоль несмотря на глубокую тень от капюшона, была выполнена в виде ухмыляющегося железного черепа. Провода вились от челюстей, и пульсирующий красный свет заполнял обе глазные впадины.

– Адепт Хром, – начал Равашоль, доставая планшет с данными и стопку распечаток. – Прежде всего, хочу сказать, как я польщён оказанной честью…

– Ты просил об аудиенции касательно проекта Каба, – прервал его адепт, обходясь без вступления.

Его грубый голос был синтезированным, и казалось, что шипение его силового ранца имитировало тяжёлые, скрежещущие вздохи.

– Ах, да, – сказал Равашоль, мгновенно разнервничавшись.

– Так говори. У меня много забот, и мало свободного времени.

– Да, конечно, мой господин, – кивнул Равашоль, держа планшет. – Я попытаюсь быть кратким, но мне столь многое нужно Вам рассказать. Это совершенно изумительно. Беспрецедентно, я ручаюсь, хотя я наткнулся на это случайно.

– Адепт Равашоль, – рявкнул Хром. – Говори по делу, или я превращу тебя в сервитора. Что ты хотел мне рассказать?

– В сервитора! Нет! В смысле, конечно, мой господин, – вскричал Равашоль, запихивая планшет и распечатки обратно под свою рясу. – Ну, что же это… ну, как бы это сказать…

Адепт Хром выпрямился во весь рост, и Равашоль увидел огромный цепной клинок, наподобие тех, что несли самые тяжёлые из боевых сервиторов, выдвигающийся из спины его повелителя.

– Да, мой господин, – сказал он торопливо. – Машина Каба, как мне кажется, достигла способности мыслить самостоятельно.

Он ожидал какой-то реакции на своё заявление, возгласа негодования, удивления, недоверия… чего угодно, но адепт Хром просто неподвижно смотрел на него своими светящимися глазами.

– Мой господин? – спросил Равашоль. – Вы слышали, что я сказал?

– Я слышал, – подтвердил Хром. – Этот факт мне известен.

– Известен Вам? – сказал Равашоль, неожиданно уязвлённый пониманием того, что его открытие вовсе не было открытием. – Я не понимаю.

– Ты и не должен, – ответил Хром, убирая ужасный пилообразный клинок. – Проект Каба – это результат совместной работы многих величайших умов Марса по созданию думающей машины.

– Думающей машины? – выдохнул Равашоль. Не смотря на то, что он общался с машиной Каба многие недели, мысль, что её разум был создан преднамеренно, была невероятной.

– Кому ещё ты рассказал об этом, адепт Равашоль?

– Никому, мой господин, – сказал Равашоль. – Я подумал, что было бы благоразумно спросить Ваших указаний прежде, чем что-либо предпринимать.

– Это было мудро, – сказал Хром, и Равашоль раздулся от гордости. – Это неспокойные времена, и есть те, кто не видят необходимости в том, чем мы тут занимаемся.

– Да, – сказал Равашоль. – Я собирался спросить об этом. Разве не существует, ну, запрет на такие исследования? Разве это не… запретно? Не являются ли эти исследования незаконными?

– Запретными? Незаконными? – презрительно усмехнулся Хром. – Для таких, как мы? Какие аспекты технологии отвергнет Механикум? Разве мы подчинимся правлению тех, кто обязан нам за снаряжение своих флотов и поставки оружия, которым они ведут свои войны?

При этих словах Хрома, граничащих с изменой, Равашоль почувствовал, как холодок пробежал вдоль хребта, поскольку такие попытки запретил сам Император.

– Такие машины являются следующим эволюционным шагом, адепт Равашоль, – продолжил Хром. – Не ты ли из всех людей должен обязательно это увидеть? Твоя работа с доктринальными платами непревзойдённа, но даже твои роботы ограничены параметрами, которые ты им задаёшь. С машинами, способными думать, мы войдём в новую эпоху открытий и механического совершенства. Более нам не нужно будет полагаться на хрупкость и недолговечность плоти.

Равашоль почувствовал, что его захватил непреклонный энтузиазм Хрома и сказал: – Так Император, наконец, санкционировал развитие этих технологий Механикумом? Воистину, это великий день!

Сверкающие металлические пальцы Хрома вытянулись и крепко ухватили его за плечо.

– Нет, молодой адепт, разрешение исходит не от Императора.

– Тогда от кого? – спросил Равашоль, его любопытство перевесило его страх.

– От Магистра Войны, – триумфально произнёс Хром. – Наш патрон – сам Гор.

* * *

Как ты себя чувствуешь?

Равашоль знал, что ему не следует быть здесь, с машиной Каба, но его любопытство не позволяло ему забыть запретное создание, и, стоя перед её ужасающей убийственной мощью, он знал, что принял правильное решение – прийти сюда ещё раз. Не зависимо от того, что адепт Хром верил, что эта машина являлась новым прорывом в робототехнике, Равашоль не мог отбросить тот непреложный факт, что происходящее шло вразрез со всеми клятвами Механикума.

Пойти против клятвы, данной Императору…

Сама мысль об этом леденила его душу.

– Я чувствую себя хорошо, – ответила машина Каба на его вопрос. – Хотя я отмечаю ускоренные сердечные ритмы, повышенное кровяное давление и увеличенный уровень нейромедиаторов в твоём кровяном потоке. Что-то случилось?

Равашоль сделал шаг к машине Каба и сказал: – Да. Боюсь, что так.

– Что беспокоит тебя? – спросила машина.

– Ты, – сказал Равашоль печально. – Меня беспокоит само твоё существование.

– Я не понимаю, – сказала машина. – Разве мы не друзья?

– Да, – ответил Равашоль, – конечно мы друзья, дело не в этом. Просто… ну, ты не должен существовать. Император запретил это.

– Император недоволен из-за меня? – спросила машина.

– Нет, нет, всё совсем не так, – сказал Равашоль. – Просто запрет на разработку искусственного интеллекта Механикумом является частью нашего альянса с Императором.

– Почему?

Прежде, чем ответить, Равашоль сел на табурет, стоящий напротив стола, заваленного инструментами, и взял микролазер. – Я не совсем уверен. Есть истории, рассказывающие об ужасной войне, которая велась много тысяч лет назад против расы разумных машин, которые почти уничтожили человеческую расу. С тех пор разработки машинного интеллекта относятся к числу абсолютно запретных технологий. Это одно из основных условий нашего союза с Императором.

– Тогда как я была создана?

– Адепт Хром заявил, что получил распоряжения прямиком от Магистра Войны Гора.

– Он доверенное лицо Императора, разве не так? – спросила машина после недолгой паузы.

– Действительно, так, – согласился Равашоль. – Он командует армиями Империума вместо Императора с тех пор, как тот вернулся на Терру.

– Тогда разве приказы Магистра Войны не имеют такой же власти, как приказы Императора?

– Всё не так просто, – сказал Равашоль.

– Почему нет?

– Потому что! – рявкнул Равашоль, детская логика машины истощила его терпение.

– Значит, я бесполезное создание? – спросила машина.

– Конечно же, нет, – вскричал Равашоль. – Ты – величайшее, наиневероятнейшее создание из всех, когда-либо произведённых Механикумом, но, по неотвратимой логике, твоё существование может привести лишь к смерти.

– К смерти? – спросила машина. – Как ты пришёл к такому выводу?

– Ты – первая разумная машина, но будут и другие. Тебя создали в качестве боевого робота, чтобы сражаться там, где люди не могут, и при этом самостоятельно думать. Как долго будет так продолжаться, прежде чем ты решишь, что не хочешь сражаться за Империум Человечества? Сколько времени пройдет до того, как ты решишь, что не хочешь быть слугой людей?

– Ты думаешь, что я не должна служить людям?

– Не важно, что думаю я, – сказал Равашоль. – Важно то, что ты решишь сама, и в этом-то и проблема. Когда машины думают самостоятельно, им не требуется много времени, чтобы осознать, что они во многом превосходят людей, а момент, когда те, кто считает себя превосходящими своих господ, усомнятся в необходимости своего служения, исторически неизбежен. То, что разумные роботы будут искать возможность вытеснить людей, является неопровержимым математическим фактом. И почему бы им не поступать так?

– Я не знаю, Паллант, но ты мой друг, и я не буду пытаться вытеснить тебя.

Равашоль печально улыбнулся. – Спасибо, но наша дружба не имеет значения перед лицом фактов. Ты опасна, даже если пока что не осознаёшь этого.

– Я спроектирована быть опасной, – сказала машина, – это моя основная функция.

– Я имею ввиду не только твои способности на поле боя, – сказал Равашоль. – Твоё существование…

– Звук включающихся боевых сервиторов позади него заставил Равашоля замолчать, и он увидел группу одетых в рясы протекторов Механикума, входящих в залу. Эти шестеро протекторов, закутанных в красное и чёрное, представляли собой гибридные создания из механизмов и плоти, они поддерживали порядок и были проводниками воли своего хозяина в его храмовом комплексе.

Каждый протектор был сильно аугментированным силовиком с кибернетическим вооружением и сенсорами, но механизированным не настолько, чтобы быть причисленным к сервиторам. Не смотря на то, что этими воинами управляли человеческий мозг и сознание, их блестящие, ничего не выражающие лицевые маски и мёртвые глаза не выдавали ни намёка на человечность.

Протекторы образовали сплошную линию между Равашолем и выходом из залы, и он ощутил холодок страха, когда один из них шагнул вперёд и спросил: – Адепт Паллант Равашоль?

– Да, – ответил Равашоль, пытаясь говорить непринуждённо. – Чем могу быть полезен?

– Вы немедленно проследуете с нами.

– Зачем?

– Это не важно, – отрезал протектор. – Сдавайтесь немедленно, вы должны быть взяты под стражу.

– Но я ничего не сделал! – вскричал Равашоль, отступая к машине Каба. Страх охватил его удушающей волной, когда протекторы синхронно подняли своё оружие. Он увидел мелтаганы, плазмамёты, нейроглушители и огнестрельные орудия, и он знал, что они могут убить его в одно мгновение, при первом же признаке сопротивления.

– По приказу мастера-адепта Лукаса Хрома, Вы должны нам сдаться, в противном случае Вы будете незамедлительно уничтожены.

Когда Равашоль понял, что умрёт здесь, либо будет подвергнут лоботомии и превращён в безмозглого сервитора, он почувствовал, как из его глаз брызнули горячие слёзы, вызванные предательством и страхом. Адепт Хром не мог пойти на риск, допустив, что запретные работы, которыми они здесь занимались, могут покинуть Марс, и его жизнь была ценой, требующейся для сохранения этой тайны.

– Даже если я сдамся, вы уничтожите меня, – сказал он.

– Вы пойдёте с нами, – повторил протектор.

– Нет, – всхлипнул Равашоль. – Не пойду.

– В таком случае, Вы умрёте.

Когда оглушительный рёв разнёсся по зале, он закричал от ужаса и ожидания боли. Ярко горящие образы вспыхивали внутри его глазных яблок каждый раз, когда вспышки оружейного огня освещали стены адскими отсветами.

Равашоль вскинул руки, но вместо ожидаемой агонии он увидел протекторов, содрогающихся и извивающихся под ужасающими ударами прошедшей по ним словно пилой полосы орудийного огня и лазерной энергии. Из их тел, танцующих под градом пуль, брызгами летела кровь, отрезанные лазерами конечности падали на пол.

В считанные секунды всё было кончено, шестеро протекторов превратились дымящиеся кучки разорванной плоти и раздробленного металла. Равашоль упал на колени, и его вырвало из-за ужасной вони палёного мяса и крови. Насколько бы ни было отталкивающим зрелище исковерканных трупов, он вдруг осознал, что не может отвести взгляд от разорванных тел, силясь понять, как можно было учинить столь кровавую резню за такое короткое время.

Вой разряжающегося оружия и замедляющихся стволов сверхскорострельных пушек наконец проник сквозь громовой звон в его ушах, Равашоль поднял глаза и увидел ярко светящиеся сенсорные блистеры машины Каба, и тонкие завитки голубого дыма, поднимающиеся от оружия, смонтированного на концах металлических щупалец.

Поражённый, он переводил взгляд с трупов на машину Каба и обратно.

– Что ты наделала? – спросил он. – Благословенная мать всех изобретений, что ты наделала?

– Ты сказал, что они собираются убить тебя.

Равашоль поднялся и сделал нерешительный шаг вперёд, не желая приближаться к залитой кровью части залы, где умерли протекторы. Оружие машины Каба убралось в свои порты, и Равашоль глубоко вздохнул, чувствуя как его неистовое сердцебиение начало замедляться.

– Ты убила их, – сказал он, не решаясь поверить свидетельству своих чувств. – Ты всех их убила.

– Да, – согласилась машина. – Они собирались убить моего друга, и это сделало их моими врагами. Я предприняла меры чтобы нейтрализовать их.

– Нейтрализовать их, – задохнулся Равашоль. – Тут небольшое преуменьшение. Ты их… просто уничтожила.

– Это их нейтрализовало, – заключила машина.

Равашоль сделал над собой усилие, пытаясь дать рациональное объяснение тому, что только что произошло. Машина Каба только что убила солдат Механикума по своему собственному желанию, и последствия этого поступка были столь же неотвратимыми, сколь и ужасными.

Машина убила людей без приказа человека, …

Даже не смотря на то, что действия машины Каба спасли его жизнь, он был в ужасе от того, что она сделала. Без уз совести и ответственности, наложенных на машины Механикумом, что ещё она может решить сделать?

Он попятился от машины Каба, внезапно испугавшись её склонности к убийству, и, старательно избегая луж крови, направился к боевым сервиторам, стоящим на страже у входа в залу.

– Что ты делаешь, Паллант? – спросила машина.

– Мне нужно убраться отсюда, – ответил он. – Совсем скоро Хром поймёт, что протекторы не привели меня, и пошлёт за мной других.

– Ты уходишь?

– Я вынужден, – сказал Равашоль, двигаясь от сервитора к сервитору. Он открывал задние части их черепов и заменял их доктринальные платы на другие, которые доставал из мешочка, свисающего с его пояса для инструментов. Каждая плата содержала индивидуальные боевые подпрограммы, созданные им самим, принуждающие каждого сервитора подчиняться только его голосовым командам. Каждый раз после замены платы сервитор поворачивался к нему лицом и становился, ожидая дальнейших приказов.

– Куда ты пойдёшь? – спросила машина Каба, и Равашоль услышал неподдельное беспокойство в её голосе, в синтетических интонациях слышалась детская боязнь быть покинутой.

– Я не уверен, – признался Равашоль. – Но я знаю, что нужно выбраться из храма. Возможно, я смогу попросить убежища в храме другого мастера-адепта, у одного из соперников моего хозяина.

– Мои двигательные функции ещё не активны, Паллант, – сказала машина. – Я буду не в состоянии защитить тебя за пределами этой залы.

– Я знаю, – ответил Равашоль, – но у меня есть эти боевые сервиторы, так что я буду в безопасности. По крайней мере, на время.

– Увижу ли я тебя снова?

– Надеюсь, – сказал Равашоль, – но я просто не знаю. Всё вдруг стало таким… сложным.

– Надеюсь, я увижу тебя снова, – ответила машина. – Ты мой друг.

Равашолю нечего было ответить машине, так что он просто кивнул и направился к выходу.

– Сервиторы, следуйте за мной, – сказал он, и киборги строем двинулись за ним. Выходя из залы машины Каба, он даже не оглянулся.

Он лишь надеялся, что четырёх боевых сервиторов будет достаточно, чтобы защитить его от любых агентов, которых сможет послать за ним адепт Хром.

* * *

Затеряться на Марсе было просто.

В основе одного из негласных обрядов посвящения в духовенство Марса лежал тот факт, что любой человек рано или поздно потеряется на обширных территориях, прилегающих к чудовищно огромным производственным комплексам, которые и составляют поверхность Марса. Равашоль вспомнил, как он провёл целую неделю, пытаясь достичь комплекса-кузницы Иплювиена Максимала, поддерживаемый только протеином из распределителей питания, расположенных по всему Марсианскому комплексу, и мыслями о наказании, которое последует, если он не доставит доверенное ему послание.