Текст книги "Мальчик из Ковентри"
Автор книги: Грэм Джойс
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
С хихиканьем упала новая порция «зажигалок», лязгая металлом или глухо ударяясь – смотря на что налетали бомбы; все они опустились на крышу над северным входом. Поблизости раздался сильный удар, вибрирующий взрыв. Люди на крыше оторвались от работы посмотреть, куда угодил последний парашютный фугас. И снова принялись за свою возню – отдирать свинцовые полосы. Но вот свалилась еще одна серия «зажигалок» – на этот раз загорелось.
– Где эти засранцы – пожарные? – заорал кто-то.
– Тушат в других местах, – проорала Касси в ответ. Люди посмотрели на нее с крыши. Один крикнул:
– Мы спускаемся. Помоги нам спасти то, что внутри.
В соборе можно было задохнуться от вьющегося желтого дыма. Они вместе вошли и стали спасать что могли – все, что было в алтаре, кое-что из картин, пару гобеленов. Но собор был собранием бесценных произведений средневекового искусства. Никто не знал, с чего начать. Касси вынесла портрет леди Годивы в золоченой раме. Через полчаса находиться в этом угаре стало нестерпимо. Один из мужчин протянул руку и больше не пустил Касси внутрь.
– Все, – сказал он. – Не хватает нам еще тебя потерять. Другой, молодой парень, залился слезами. Они все вместе стояли у южного входа и смотрели, как пламя карабкается все выше и выше. За стенами собора новые взрывы сотрясали город. Горела история, и плавилась жемчужина города.
Около половины десятого группа пожарных из Солихалла продралась по усыпанным камнями улицам и установила шланги. Когда пожарные направили воду на внутреннюю поверхность горящей крыши, на них обратной тягой со свистом хлынули мощные гейзеры пара. Какая-то надежда еще оставалась, как вдруг вода перестала идти из шлангов, только падали капли. Повредило водопровод. Взрывом зажигательной бомбы ранило полицейского, который все еще спасал убранство собора.
– Конец, – тихо сказал кто-то.
Ей на плечо положил руку другой полицейский.
– Будь наготове, – строго сказал он. – Телефоны накрылись, на центральном нужно все больше связных.
Тут он с подозрением посмотрел на нее. Гигантские языки красного пламени с крыши собора осветили лицо Касси.
– Ты что, девчонка?
– Я – связной, – сказала Касси.
– Ангелочек ты, черт возьми! Она отскочила.
Весь город был объят пламенем. На Литтл-Парк-стрит пожарная бригада бросила попытки тушить и двинулась дальше, оставив улицу огню – ряд трехэтажных фасадных стен с прорехами. Касси видно было, как эффектно горит Бродгейт, городской центр.
На этот раз дежурный солдат в командном пункте городского совета узнал ее и жестом пригласил войти. Она спустилась в подвальный этаж по каменным ступеням. Трое мужчин и с полдесятка женщин что-то писали и чертили мелом на досках, переговариваясь. Телефоны молчали. Люди продолжали работать при тусклом желтом аварийном освещении.
– Это еще что за явление? – посмотрел на нее из-под очков потный мужчина в рубашке с закатанными рукавами. В пальцах V него была сплющена погасшая сигарета.
– Связная Вайн, – сказала Касси.
– Ну что ж, связная Вайн, двигай в пожарную часть, одна нога здесь – другая там, и возьми этот список водоразборных кранов. Вперед!
– Сначала у меня для вас донесение.
– Слушаем.
– Донесение такое: мы выстоим.
Каждый поднял на нее глаза от своего стола. Мужчина снял очки. Лицо его разъехалось, губы дернулись, и рот округлился, как будто он хотел что-то сказать, но не находил слов. Наконец он вымолвил:
– От кого донесение?
– От меня. От связной Вайн.
Мужчина поднес к губам сигарету, попробовал затянуться и вспомнил, что она давно погасла. И тут он захохотал, а через мгновение хохотал уже весь подвальный этаж. Мужчина подошел к ней, сжал ее в медвежьих объятиях и поцеловал в щеку.
– Красавица! – крикнул он ей. – Маленькая красавица! И весь подвал зааплодировал ей.
– Дайте ей кто-нибудь каску! – приказал мужчина.
Одна из женщин нашла ей шлем патрульного ПВО, правда великоватый, и водрузила поверх ее летного шлема. Касси рванулась обратно, вверх по лестнице, сжимая в руке записку, покрасневшая, смущенная аплодисментами. «Люди странные», – подумала она.
Но, добравшись до Бродгейта, она застыла в потрясении от увиденного. Верхняя часть города была в огне. Напрасно боролись пожарные. Универмаги были разрушены пожарами и бомбами. Библейский черный дым, подсвеченный огнем, извергался, как из жерла вулкана. По Бродгейту из-за жары невозможно было пройти. Касси отступила, глядя на пламя, и снова услышала, как мерзко хлопают кожаные крылья. Она в бешенстве рассекла рукой воздух, полный мучивших ее мелких злых духов. Тогда-то она и увидела первый труп.
Он упирался спиной в дверь магазина. Витринное стекло было выбито, оно усеяло улицу перед ней хрустальными осколками, каждый из которых, мигая, отражал красное пламя. Она подошла к телу по хрустящим под ногами сверкающим рубинам – лицо и одежда мертвеца были обсыпаны белой гипсовой пылью, глаза широко открыты, в ушах, у ноздрей и рта блестели червячки крови. Это был мужчина средних лет, в форме, хотя из-за покрывавшей ее пыли она так и не поняла, что это была за форма. Он как будто присел в изнеможении на корточки у двери – отдохнуть. Касси подумала: нужно попробовать закрыть эти устремленные в одну точку глаза – не из уважения и не по церковному обычаю, а просто потому, что так надо. Но веки каждый раз открывались снова. Она сделала еще одну попытку и сказала:
– Теперь можешь уйти.
Веки распахнулись снова. Касси пробрала дрожь, она попятилась от убитого, который пристально смотрел на нее, и повернулась, готовая все-таки рискнуть и бегом прорваться сквозь горящий Бродгейт.
Пламя взбиралось все выше. Казалось, на Бродгейте не осталось ни одного нетронутого здания, а бомбы и «зажигалки» все сыпались на город, и на секунду Касси вдруг утратила свой внутренний стержень, непоколебимую уверенность, которая до сих пор вела ее. Она отступила к ступенькам из белого камня под портиком Национального провинциального банка и посмотрела вниз, на горящий Бродгейт. По-прежнему гудели бомбардировщики, хихикали и свистели бомбы, хлопали кожаные крылья, ревело и трещало пламя. Самолеты в ночном небе превратились в злых духов – они торжествовали, расправив крылья, ловко выставив напоказ свою летную удаль, злорадствовали, веселились. Крыльями они гоняли ветер, и пламя плясало все выше. Может быть, это и есть ад, думалось ей. Если это он, значит, она должна сквозь него пройти. Разве это не единственный способ бросить ему вызов – идти через ад?
Опять хихиканье. Снова падают «зажигалки».
Касси обернулась и увидела красивый шар парашюта, шелк которого играл перламутром и розовым, отражая свет луны и огня, он вальсировал низко над землей в воздушных потоках, увлекаемый вниз корзиной с фугасом. Он опустился на Бродгейт, и Касси ударило взрывной волной по ушам, а вслед за тем в спину ей резко подул черный ветер. Затем послышался хлюпающий жидкий звук, как будто кого-то пронесло в сортире на заднем дворе. Касси подняла голову и увидела, как на улицу падает, рассыпаясь, четырехэтажное здание.
Она встала и пошла прочь от горячего пыльного вихря. Похлопала себя по ушам. Ее не оглушило, но все звуки стали тише. Рев огня превратился в слабый шелест. Новые взрывы бомб доносились до нее, как потрескивание дров в камине.
Кто-то появился у нее из-за плеча. Это был ее отец.
– Папа, ты здесь? – Ее собственный голос звучал приглушенно, как бы издали.
Отец открыл рот, чтобы что-то сказать, но вышла лишь слабая улыбка. Касси не смутило его появление, несмотря на то, что он умер за два года до войны. Однажды она увидела его через две недели после похорон, когда она еще не отошла от горя.
– Какой теплый и горький воздух, папа.
Но он, бурно жестикулируя, показывал на тело, застывшее на корточках в углу портика Национального провинциального банка. Это был еще один труп: паренек, ее ровесник, лет шестнадцати. Он тоже был связным – она увидела знаки отличия на эполете. На этот раз глаза были закрыты, мертвы, лицо было обсыпано слоем белой строительной пыли. Здесь было больше красных червячков крови, запекшихся в пыли у ноздрей и ушей. Касси очень медленно протянула руку, как зонд, сделав вилку из указательного и среднего пальцев, и дотронулась до закрытых глаз парня. Его веки резко поднялись, и на нее уставились пустые, налитые кровью глаза.
Вокруг что-то хихикало. Падала очередная серия бомб. Хлопали кожаные крылья.
Она наклонилась и поднесла губы к его губам.
– Ты не можешь уйти, – сказала она.
Она выдохнула в него поцелуй. «Девственник еще. Как и я». К ее влажным губам прилипли пыль и пепел. Паренек задрожал.
Его глаза широко раскрылись от ужаса; от ее прикосновения он съежился. Она пристально вглядывалась в него. У него застучали зубы. Движения Касси были очень медленными, она села возле него на корточки, положила руку ему на голову.
Он пошевелил губами, что-то сказав; но, почти потеряв слух от последнего взрыва, Касси не разобрала слов. Она вспомнила о списке пожарных кранов, который все сжимала в руке.
– Пойдем со мной, – сказала она. – Поможем друг другу.
Он слегка дернулся, пытаясь пошевелиться; лицо его скривилось. Он снова заговорил, но Касси ничего не расслышала. По движениям его губ она угадала, что он сказал:
– Мне не подняться.
– Папа! – закричала она, оглядываясь в надежде на помощь. – Папа!
Но отца уже не было. Она спросила у парня:
– Ты ранен? – И опять до нее едва донеслись собственные слова.
Вероятно, он сказал что-то вроде:
– Нет. Просто нет сил двигаться.
Когда он пытался говорить, что-то звучало в ее голове – но не в лад с движениями его губ.
– Если ты здесь останешься, то позорно умрешь. Нужно перебороть страх и пойти со мной. Как тебя зовут?
Так-то и так-то. Он снова пошевелил губами, но ничего было не разобрать.
– Не слышу. Мне уши повредило.
– Майкл, – возможно, он сказал, что его зовут Майкл. Касси обхватила его голову руками, наклонилась к его лицу и еще раз крепко поцеловала его, опять втянув в себя пыль и пепел с его губ. Он дрожал, зубы его все стучали, и она поцеловала его еще крепче.
– Мальчик из Ковентри, – наконец сказала она. – Мальчик из Ковентри. Ты идешь со мной?
Парень заплакал и попробовал спрятать от нее глаза. Она встала, как будто собираясь уйти, и он кое-как поднялся.
– Как пройти к пожарной части? – спросила Касси. Он жестом показал, что им придется идти по Бродгейту.
– Срежем по Пеппер-лейн? – Касси надела на него шлем. – Нет, не пройдем. Держи меня за руку – найдем дорогу.
Вместе они вошли в преисподнюю Бродгейта. Собор Святого Михаила сгорел, но церковь Святой Троицы стояла невредимой. Пробравшись по Бродгейту между пылающими магазинами, они выбежали на Трипити-стрит. Когда они добрались до пожарной части, там никого не было. Крыша полностью обрушилась. Они прошли мимо искореженных остовов двухэтажных автобусов и стали продираться через кирпичи, осыпавшуюся штукатурку и расплавившиеся балки. Из машины «скорой помощи» выбросило тела двух женщин, работавших в ПВО. Касси и Майкл остановились над трупами. Шины колес растеклись черными лужами. Из глаз, носа и ушей у женщин от взрывной волны тоже текла кровь. Всюду, где лежали трупы, из них выползали кровавые червяки.
Им удалось найти переехавший штаб пожарной службы и доставить сообщение. Аварийные службы теперь охватил дух оцепенелой решимости. Они работали яростно, но вслепую. Донесения были уже почти не нужны. Никто не прекращал работу, но было ощущение, что планирование, стратегия, координация в этих обстоятельствах бесполезны. Нужно было лишь тушить пожары и переносить раненых. И они пошли обратно, в командный пункт – узнать, могут ли чем помочь.
Они шли, и Касси снова услышала, как хлопают кожаные крылья, а один из воздушных мучителей с лязгом ударил ее по каске.
– У меня мурашки от них по коже, – сказала она.
– От кого? – Сначала она подумала, что к ней вернулся слух, но, кажется, это она просто лучше стала чувствовать Майкла. Он заговорил, и она услышала его слова еще до того, как зашевелились его губы.
– От этих летучих тварей – слышишь, трепыхаются вокруг? Майкл напряг слух. Тридцатифутовое пламя высветило испарину на его лице.
– Вот! Слышал?
Майкл показал на кусок лежавшего на земле дымившегося металла:
– Осколки. Шмякаются на землю. От наших же зениток. А ты думаешь, куда деваются снаряды после того, как разорвутся?
Касси почувствовала себя дурочкой.
Мимо них стрелой пролетел человек, у которого горели волосы и дымились подошвы. Он свернул на боковую улицу.
Всю ночь они вместе бегом разносили донесения для командного пункта. Их угостили чаем и сигаретами, дали десять минут отдыха. Один работник отвел Касси в сторону.
– Как ты?
Его Касси слышала лучше, чем Майкла.
– Мы – нормально.
– Мы?
– Да.
– Ты, кажется, не в себе.
– Ну, мы все не в себе.
– Твоя правда. Но пусть тебя кто-нибудь посмотрит, если будет возможность.
До них дошли известия о потерях. Сотни убитых. Несметное число раненых. Разрушенная библиотека, сгоревшие церкви, уничтоженные магазины, вдребезги разлетевшиеся памятники. У города вырвали историю, как коренные зубы. Через семь часов после начала налет все еще продолжался. Подсчитали, что немецкие самолеты успели вернуться на базы, загрузиться снова и прилететь обратно.
Когда они вышли, было ясно, что делать больше нечего. Дороги были заблокированы, машинам «скорой помощи» было не проехать. Пожарные остались без воды. Автобусы и легковые автомобили разбросало по улицам, как игрушки. На Кросс-Чипинг лежали тела полицейских, на Пеппер-лейн – убитый мальчик-связной. Их пришлось так и оставить. Пожары с двух концов города сходились в центре, как театральный занавес в конце жуткого спектакля. Жар высасывал из воздуха кислород, от этого во рту был привкус золы, строительной пыли и древесного угля. Пахло канализацией, разложением. Среди развороченных камней с писком бегали крысы. Здания все еще горели. Ковентри должны были стереть с лица земли. Даже зенитки почти смолкли.
– Почему пушки не стреляют? – спросила Касси у Майкла.
– Снаряды кончились, – кажется, ответил он ей.
– Собьем один, а, Майкл? Нацистский самолет? Ты и я? Мы сможем!
– Ты с ума сошла, Касси.
– Ты мне веришь?
– Вроде да.
– Тогда держись за руку и пошли.
Она повела его по Куку-лейн на Прайори-роу, в опасной близости от горящего собора. Все попытки потушить пожар были брошены, крыша уже рухнула. Лишь дымился готический остов – рубин бьющегося адского пламени. Там, где полтысячелетия с надеждой возносились молитвы, теперь шипело, пекло и дымилось. Но башня и шпиль не пострадали. Только дверь в башню сгорела. Касси движением головы поманила его внутрь.
Майкл усмехнулся:
– Только не туда.
– Это самое безопасное место в городе, – сказала она. – Потому-то оно и уцелело. Поверь мне, Майкл. Больше всего на свете мне нужно, чтоб ты мне верил.
Она взяла его за руку и потащила к основанию шпиля. Хотя он стоял в стороне от густого дыма и тлеющего огня другой части собора, войти туда было все равно что влезть в печь. Шпиль превратился как бы в дымоход, засасывая жар вверх, но, когда они прошли по нескольким виткам лестницы, из открытых окон световых шахт хлынула восходящая тяга, и стало прохладнее. Вместе они взобрались по ста восьмидесяти отдающимся эхом каменным ступенькам винтовой лестницы.
Они ступили на парапет башни, и ветер распустил у Касси волосы, и тут она поняла, какой же холодный был вечер – это бушевавший внизу пожар превратил город в печь. Небо над их головами накалилось до ржаво-красного цвета. Она просунула голову между зубцами остроконечной готической башенки и посмотрела вниз.
Оттуда до нее не доносилось ни звука, а здесь, наверху, слышен был только ветер, да и то приглушенно, как печальный лепет у ее ушей, как шепот безутешного, сраженного ангела. Город был разбитой чашей, из которой разливался огонь. Такую картину, наверное, можно было бы увидеть, заглянув в сердце Сатаны. Реки пламени, искры, как от шлифовальных кругов, извергающиеся клубы черного дыма. Во всех направлениях на многие мили – охваченная красным пламенем земля. Касси перебежала на другую сторону. Прядь грязного дыма, взвивающаяся кверху, как гигантская змея. Серебристые языки пламени. Жующие багровые челюсти. Внезапные вспышки. Пятна пепелищ. Огни корчились, как будто чрево города наводнили черви. На мгновение Касси показалось, что башня под ее ногами тоже падает; в животе ухнуло, но ее подхватили горячие потоки воздуха, и она взмыла над преисподней, над городом трехсот тысяч горящих душ. Но вот она снова твердо стояла на каменном парапете средневековой башни, в ушах ее шумел ветер. Она снова услышала гул.
С юго-востока опять приближались немецкие самолеты – десять, нет, двадцать, нет, кажется, двадцать пять, они летели идеальным строем. Она вытянула руку за спиной, нащупала руку Майкла, подвинулась к нему. Он не мог сдержать дрожи.
– Господи, да ты замерз, – сказала Касси.
У Майкла зуб на зуб не попадал. Касси расстегнула пальто и накинула его на Майкла:
– Иди сюда. Погрейся со мной.
Майкл попытался что-то сказать, пошевелил губами, но не смог ничего проговорить. Ему было невыносимо холодно, пальцы были как ледышки. Она взяла его руку и положила к себе под блузку, на грудь. Он устремил на нее полный страдания взгляд.
– Посмотри на них, Майкл, – сказала Касси, показывая на надвигающиеся бомбардировщики. – Они думают, что они красивые. Что их моторы держат их в воздухе. Мы-то знаем, что это не так! Правда? Чуешь? Это горючее. Так близко, что запах слышно, да? Глянь! В кабинах вроде даже пилотов видно – вон! Представь, что он поближе к нам – ты бы смог поговорить с ним, Майкл. Которого берем? Выбирай сам. На кого покажешь? Кто из них заплатит? Кто не вернется домой, как мы решим?
Майкл не отвечал. Касси засунула его вторую руку себе под юбку, между бедер, и потерла его заледеневшие пальцы об себя.
– Нельзя ведь умереть девственником, правда, Майкл?
Майкл дрожал. Она расстегнула ему брюки и, массируя, подняла его член, поглаживая головку большим пальцем, шепотом подбадривая его, как опытная.
– Майкл, нужно к нему подлететь. Пугнуть его. Налететь, как демон в ночи.
Она закинула ногу ему через согнутый крюком локоть, как ее научил летчик. Майкл широко раскрыл глаза, он был изумлен, но не сопротивлялся. Она ввела его внутрь себя, и оба тяжело задышали, вцепившись друг в друга, чтобы не упасть от избытка наслаждения. Слов больше не было. Они оба застыли, небо лопнуло в огнедышащем семяизвержении. Касси запрокинула голову, устремив взгляд в залитое лунным светом, пропитавшееся горючим небо. И они полетели вверх, взмыли, сцепившись, ветер струился в их волосах, у Касси они были как смоль черные вьющиеся и развевались позади нее, как у ведьмы, несущей смерть, и они устремились к приближающимся самолетам.
«Ну, Майкл. Давай же кого-нибудь выберем. Выберем за тебя. За тебя и за город. Не бойся, твоей вины тут нет. В конце концов, выбрали они нас. Этот? Вон – летит пониже других. Накажем молодца-смельчака? Как ты думаешь? Он и не узнает, как все было. Ничего не поймет».
И они дугой спикировали на немецкий самолет сквозь ночное небо, зажигая за собой серебряное лунное сияние, налетели на кабину, присосались к стеклянному носу самолета цепкими пальцами и ртами, увидели, как пилот бомбардировщика поднял глаза от панели управления, увидели жуткую гримасу леденящего ужаса и непонимания.
«Ну вот. Вот, Майкл. Лети к нему. Видишь его лицо? Посмотри ему в глаза. Твои глаза к его глазам. Приклеиться. Наши глаза. Приклеим их. Наши зрачки к его зрачкам. Будем ангелами. В его кабине. Или злыми духами. Глянь, как ему страшно. У него страх в глазах, смотри. Вот так. Вот так. Вот так. Все, Майкл, все. Домой он не вернется. Вот этот. Нет ему дороги домой. Конец. Отпускай».
Вернувшись на парапет башенки, Касси смотрела, как самолет-мишень кренится, поворачивается, набирает высоту и берет курс на северо-восток от города. Неподалеку в воздухе взвился дымок от одиночного залпа зенитки, который, впрочем, не достал до самолета. Зенитные орудия ПВО иссякли и теперь изредка стреляли, лишь чтобы не молчать. Самолет благополучно исчез в темноте.
Но она знала, что это не имеет значения. Он был обречен. Она знала это так же, как знала, какая песня играет по радио, еще не включив приемник. Курс самолета был предопределен. Пролетев семь миль от города, он упадет. Только Касси знала, что ему не вернуться домой невредимым. Только Касси и Майкл.
– Майкл, – прошептала Касси. – Майкл? Ты где?
Она дважды обошла парапет, тихо зовя его.
Его нигде не было. В уши дул ветер. Она застегнула пальто и стала спускаться с башни по винтовой лестнице – с каждой ступенькой возвращалась жара. Внизу горячий воздух был будто пропитан резким горьким запахом перца.
Она знала, где искать Майкла. Сквозь падающие капли огня и едкий дымный туман, увертываясь от летящего пепла и низвергающихся каскадом червеобразных искр, она вернулась туда, откуда пришла, – к белым каменным ступеням под портиком Национального провинциального банка. Она нашла Майкла – он сидел на корточках в углу портика. Лицо его было белым от пыли, в носу, ушах и глазницах засохла кровь. Она положила руку ему на шею. Его тело остыло. На этот раз она не дотронулась до его век, и они остались закрытыми.
– Теперь можешь уходить, – прошептала она.
В город входили новые пожарные и спасательные команды, но все было кончено. Отчаянные попытки хоть что-то спасти терпели крах. Мужчины плакали или утешали плачущих. Касси прошла мимо кипы древних рукописей, которые кто-то вытащил из дымящихся руин библиотеки, а потом бросил на тротуаре. Готический шрифт, украшенные цветными рисунками буквы, выведенные в незапамятные времена рукой монаха, остались на растерзание огню и ветру.
Касси плыла по улицам с уверенностью лунатика, оставляя позади себя пожарные команды, механически и безнадежно поливавшие из шлангов огонь. Один пожарный, с почерневшим лицом и безумной ухмылкой, искривившей его рот, кивнул ей, как будто хотел, чтобы от нее не ускользнуло что-то смешное. Все было кончено. Всюду было пламя и гибель. Закапал мелкий холодный дождик, смешиваясь с кружащейся сажей, золой и пылью в теплый смог, касающийся лица, как горячая паутина. Разило сварившимися отбросами, лопнувшими трубами и прорвавшейся канализацией – приправами адской кухни.
На Тринити-стрит она узнала одного из людей с носилками. Это был Гордон. Увидев ее, он остановился.
– Касси, голубушка, что ты здесь делаешь? – Его чудовищное заикание исчезло. Он попытался поправить брезент, чтобы она не увидела, что под ним лежит на носилках.
– Помогаю, – сказала Касси.
Гордон кивнул, как будто все отлично понял. Его товарищ дал знак, что надо идти.
– Благослови тебя Бог, Касси, – сказал Гордон. – Но тебе нужно домой, маленькая моя.
Воздушные атаки прекратились, но только в четверть седьмого дали отбой – глухо и мрачно прозвучал в сером свете его сигнал. От мороси пошел пар, и там, где из развалин не извергался черный дым, в плотную зловещую пелену, окутавшую город, вплетался дым белый. Касси бесцельно брела, сама себя ощущая дымом, рассеивающимся, смутным, не в состоянии вспомнить, зачем идет. Почти привидение.
Да и сам город превратился в призрак. Пар, туман и дым придавали уцелевшим стенам и углам разрушенных зданий вид неясных карандашных эскизов или фотографических негативов, или, может быть, это были лишь не успевшие растаять зрительные образы разгромленных домов. На фантастических ходулях стояли неузнаваемые остовы. На улицах громадными курганами высились миллионы кирпичей, щепок, искореженных балок, кусков штукатурки и осколков стекла. Касси брела по Кросс-Чипинг мимо останков универмага и увидела повисший в окне выряженный манекен. Чугунный фонарный столб среди кучи камней с гордостью сохранил знак: «Остановка автобусов на Киресли». Под ним лежал исковерканный и оплавленный скелет двухэтажного автобуса.
Начали появляться люди. Они молча пробирались через груды кирпича и обломков. Касси смотрела на них и понимала, что они мысленно подводят какие-то итоги, пытаясь сориентироваться. Они бесшумно двигались беспорядочными группами по разоренным улицам и часто подносили руки к лицам.
Появились дельцы и лавочники, они пытались проникнуть в то, что осталось от их контор и магазинов. Вспыхивали короткие перебранки с полицией и патрульными ПВО. Один хозяин табачной лавки, обнаружив, что от нее осталась единственная стена, спас несколько тюков табака. Он нашел кусок картона и написал на нем: «Распродажа. Табак, подкопченный, за полцены». И сел на деревянную балку в ожидании покупателей.
– Я бы покурила, – сказала ему Касси. Табачник поднял на нее взгляд.
– Всю ночь на улицах? – бодро спросил он. – По тебе видно. Угощайся. За счет хренова заведения.
– Не свернете мне цигарку? У меня пальцы занемели.
– Знаешь, что я сделаю? Сверну одну тебе, одну себе. Сядем с тобой рядышком и покурим, и слава богу, что мы живы.
– Звучит неплохо.
– Ну и хорошо.
Табачник устроил целый спектакль, подыскивая для Касси местечко на перекладине возле себя, протирая дерево от пыли.
– Прикурить у нас есть от чего, – сказал он.
Касси улыбнулась. Он аккуратно свернул две цигарки, прикурил обе и одну вручил ей. Они сидели и курили, в честь друг друга, не отводя друг от друга глаз. А Касси тем временем тихо-тихо напевала.
– «Серенада лунного света», – сказал торговец. – Интересно. У меня эта мелодия крутилась в голове, пока ты не села.
Касси усмехнулась, как будто знала какой-то секрет. Люди останавливались посмотреть на них, и никто не мог сдержать улыбки, глядя на его объявление.
– Милая, тебе нужно идти домой, – сказал табачник. – Если у тебя есть дом.
– А я и позабыла об этом.
Касси побрела по улицам, теперь заполнившимся людьми. Как ни странно, большинство из них, очевидно, встали и оделись и теперь шли на работу, как будто думали, что утренний ритуал сборов мог изменить то, что произошло во время налета. Они ехали по развороченным камням на велосипедах, с ранцами, сумками, футлярами для противогазов. За пределами центра многие дома тоже были разрушены или повреждены, и Касси ускорила шаг.
Их дом стоял невредимый. Парадная дверь была приоткрыта. Внутри стояли Марта и Бити. Когда Касси вошла, с почерневшим лицом, в грязной одежде и каске, они вперили в нее глаза. Но вот Марта вскрикнула, подбежала к ней, обняла – и завыла, колотя дочку по спине и голове кулаками, да так сильно, что Бити пришлось оттаскивать ее, прежде чем их мать снова смогла сжать Касси в объятиях.
– Касси, – причитала Марта. – Что ты за человек, Касси? Что нам с тобой делать? Где тебя носило?
– Я мертвым помогала, – сказала Касси. – Бити, возьми себе мой граммофон.
И она села и заснула.
