Текст книги "Дьяволы дня 'Д'"

Автор книги: Грэхем (Грэм) Мастертон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Я повернулся к башне, и пятью или шестью звонкими ударами мне удалось вогнать край стамески под приклепанное к люку распятие. Тридцать лет коррозии ослабили соединение, и после пяти минут жаркой и шумной работы крест был снят. Затем, лишь для большей уверенности, я уничтожил последние различимые слова святого заклинания.

Тяжело дыша, я некоторое время все еще стоял и слушал. Не было ни единого звука, кроме моего собственного тяжелого дыхания и шороха падающего снега. Снег усиливался, и стало почти невозможно различать отдаленные деревья и верхушки крыш на ферме. Но отец Энтон, в белой шляпе, с белыми плечами, стоял, ни на мгновенье не расслабляясь, и по-прежнему держал в высоко поднятой руке в варежке серебряное распятие.

Я постучал по башне и сказал:

– Есть там кто-нибудь? Есть кто-нибудь внутри?

Никакого ответа. Только гулкое эхо моего осторожного стука.

Я вытер холодный пот со своего лба. Мадлен, волосы которой были плотно посыпаны хлопьями снега, попыталась ободрить меня своей улыбкой.

– Ну, – сказал я, – все в порядке.

Широкой стальной стамеской и принялся колотить по всей окружности башенного люка, местами разрушая грубый сварной шов, но большей частью просто оставляя зазубрины на ржавой бронированной обшивке. Я совершал свой седьмой круг, когда лезвие стамески, в месте, где металл глубоко проржавел, прошло насквозь, сделав дыру размером в десятицентовик.

Даже на леденящем холоде, даже в плотной снежной завесе мы смогли услышать отвратительный свист воздуха, вырвавшегося из танка, и ощутить кислое зловоние, запах, о котором я не помнил, чтобы что-нибудь когда-нибудь так пахло. В нем было что-то от запаха тухлой пищи, заставлявшего болезненно переворачиваться желудок, и что-то от смрада, напомнившего мне жилища рептилий в зоопарках. Я не смог справиться с рвотным позывом, и крепкое красное вино мадам Сори снова наполнило мой рот. Мадлен отвернулась и пробормотала: «Mon Dieu!»[25]25
  Боже мой (фр.)


[Закрыть]

Я попытался сохранить спокойствие и повернулся к отцу Энтону.

– Я пробил дырку, отец, – сказал я. – Оттуда чертовски омерзительно пахнет.

Отец Энтон перекрестился.

– Это дух Ваала, – произнес он. Лицо его было серым от холода. Затем он поднял распятие еще выше и сказал:

– Я заклинаю именем Люцифера, Вельзевула, Сатаны, Яконила, их силой и твоим перед ними преклонением, чтобы мучился и страдал этот непокорный демон, пока не явится предо мной и не подчинится моей воле и приказам, что бы я ни повелел и ни приказал делать. Фьят, фьят, фьят. Аминь.

– Ден, мы смогли бы запечатать его снова. Еще есть время.

Я посмотрел на крошечное отверстие, из которого все еще вырывался загрязненный воздух.

– И сколько пройдет времени, прежде чем он выйдет на свободу и последует за нами? Эта штука убила твою мать, Мадлен. Если ты действительно в это веришь, мы должны навсегда от этого освободиться.

– Ты в это веришь? – спросила она меня; глаза ее были широко раскрыты.

– Я не знаю. Просто я хочу выяснить, что тут внутри. Я хочу выяснить, что могло заставить человека блевать червями.

Я облизнул губы и снова поднял молоток. И я снова и снова молотил по башне, пока дырка не достигла размеров двадцатипятипенсовика, и, наконец, бронированная обшивка не начала отскакивать лепестками черной ржавчины. За двадцать минут я отбил весь металл вокруг петлей люка, и получилось отверстие размером с большую сковородку.

Отец Энтон, все еще терпеливо ожидавший, стоя под снегом, спросил:

– Можно что-нибудь разглядеть, monsieur?

Я всмотрелся в черные внутренности танка.

– Пока ничего.

Достав из сумки лапу, я взобрался на верхушку башни и вставил ее в отверстие. Потом отклонился назад и начал приподнимать сам люк, как будто открывая консервным ножом упрямую банку с томатами. Наконец сварка не выдержала и люк открылся. Я запыхался и мне было жарко, даже несмотря на минусовую температуру, державшуюся в тот мрачный день. Но работа наконец была сделана.

– Дай мне фонарь, – сказал я Мадлен.

С бледным лицом она передала мне фонарь. Я включил его и направил луч в чрево «Шермана». Я увидел откидывающееся сиденье командира экипажа, казенную часть пушки и место наводчика. Я кинул луч в сторону – и тогда я увидел это. Черный мешок, пыльный и заплесневевший, сшитый, как почтовый или как саван. Он не был очень большим – может быть размером с ребенка или с мешок удобрения. Он лежал возле стенки танка, как будто бы упал там.

Мадлен прикоснулась к моему плечу.

– Что там? – прошептала она испуганным голосом. – Что ты видишь?

Я выпрямился.

– Не знаю. Что-то вроде черного мешка. Я думаю, мне нужно спуститься вниз и поднять его наружу.

– Monsieur! – крикнул отец Энтон. – Не спускайтесь внутрь!

Я еще раз посмотрел на мешок.

– Это единственный способ. Иначе мы его оттуда никогда не вытащим.

Мне меньше всего на свете хотелось лезть в этот танк и трогать этот мешок, но я знал, что если бы мы попытались зацепить его лапой, то, вероятно, порвали бы материю. Он выглядел очень старым и гнилым: ему было больше тридцати лет, возможно больше ста. Одна прореха – и все вывалится.

Пока Мадлен держала покрытую зазубринами крышку люка, я вскарабкался на башню и опустил ноги внутрь. Хотя мои ноги совершенно окоченели, я почувствовал странное пощипывание, словно кто-то кусал их.

– Я всегда хотел увидеть, как танк выглядит изнутри, – произнес я сиплым голосом и опустился в холодные и затхлые внутренности машины.

Танки своим ограниченным пространством действуют достаточно угнетающе даже тогда, когда они обогреты, освещены и не одержимы мешками с нечистой силой. Когда же я очутился в этой тесноте и в этом неудобстве, имея с собой в компании лишь один фонарь, ударяясь о всякие колеса и оборудование, я почувствовал, как на меня нахлынула волна страха и удушья; и единственное, чего я хотел в тот момент, – выбраться наружу.

Я сделал глубокий вдох. Ужасно мерзкий запах все еще сохранялся, но был не таким интенсивным. Подняв голову, я увидел в открытом люке лицо Мадлен.

– Ты уже трогал его? – произнесла она нервным голосом.

Я направил фонарь на мешок: что-то там было, – что-то или кто-то. Так близко его материя выглядела еще древнее, чем я представлял. Оно могло с успехом быть куском гобелена Байо или средневековым саваном.

Я протянул руку и прикоснулся к нему: материал был слабым от старости. Мои пальцы пробежались по поверхности мешка и ощутили различные бугорки и острые выступы, словно это был мешок с костями, старый, обветшавший мешок с костями.

Я кашлянул и сказал Мадлен:

– Я хочу попытаться поднять его к тебе. Как думаешь, ты сможешь его принять?

Она кивнула.

– Давай быстрей. Отец Энтон выглядит совсем замерзшим.

– Я постараюсь.

Я пристроил фонарь к воздуховоду так, что он светил поперек башни, и присел рядом с мешком. Некоторое время я собирал всю свою силу воли, но, в конце концов, обвив руками старую ткань, приподнял его эдак на фут. Мешок перекосился, и то, что в нем было, перевалилось на одну сторону с тихим постукиванием. Но ткань не порвалась, и я получил возможность, поудобней взявшись, поднять его целиком к Мадлен. Она нагнулась и схватилась за его верхушку.

– Хорошо, – сказал я. – Поднимай.

На одно мгновение – на одно ужасное мгновение, – когда Мадлен приняла на себя вес и потащила вверх, я почувствовал, как мешок изогнулся, словно внутри было что-то живое. Возможно это пошевелились кости, возможно в этом было повинно мое собственное возбужденное воображение, но я так резко отдернул руки, как будто мешок был объят пламенем.

Мадлен ахнула.

– Что это? Что произошло?

– Давай быстро этот мешок отсюда, – заорал я. – Быстро!

Она потянула его вверх, но он зацепился за иззубренный металл вокруг выломанного люка. Прошло несколько секунд, прежде чем она, крутанув мешок, сумела освободить его, и я услышал, как он грохнулся на корпус танка. Схватив фонарь, я выкарабкался из танка; никогда больше я не был так счастлив, увидев снег и печальное, темное небо, как в тот момент.

Держа перед собой распятие и библию, отец Энтон приближался к тому месту, где лежал черный мешок; глаза его были прикованы к нашей необычной находке и напоминали глаза человека, ставшего, наконец, очевидцем того, что жена наставляла ему рога.

– Enfin, le diable, – сказал он.[26]26
  Наконец, дьявол (фр.)


[Закрыть]

Я попробовал мешок ногой.

– Это все, что там было. Кажется, что он набит костями.

Отец Энтон ни на мгновение не отрывал глаз от мешка.

– Да, – промолвил он, – кости демона.

Я соскочил с танка и помог спрыгнуть Мадлен.

– Не знал, что у демонов были кости, – заметил я. – Я думал, что все они были в воображении.

– Нет, нет, – сказал отец Энтон. – Было время, в средние века, когда демоны и горгульи ходили по земле, как живые создания. Тяжело опровергнуть: есть слишком много свидетельств этого. Пол Лукас, средневековый путешественник, рассказывает, как он на самом деле встречался в Египте с демоном Асмодеем, а демон Саммаэль, говорили, расхаживал по улицам Руана – давным давно, в двенадцатом столетии.

– Мы пока еще не знаем, что это кости, – сказала Мадлен. – Это может быть все что угодно.

Отец Энтон вернул библию в карман.

– Конечно, конечно. Мы можем отвезти это в мой дом. Там есть подвал, где это можно безопасно запереть. Кажется, оно пока не протестует.

Я посмотрел на Мадлен, но она просто пожала плечами. Если священник хотел забрать мешок домой, мы не имели никакого права ему препятствовать. Я лишь надеялся, что эта штуковина не вздумает проснуться и отомстить кому-нибудь из нас за такое бесцеремонное беспокойство в этот холодный декабрьский день.

Я открыл багажник «Ситроена», и мы перенесли провисающий, заплесневелый мешок через дорогу и аккуратно положили в машину. Потом я забрал инструменты, которые дал нам напрокат отец Мадлен, и сел в машину. Сняв шляпу и стряхнув с нее снег, отец Энтон произнес:

– Я ощущаю необычный восторг. Вы можете это понять?

Я завел мотор.

– Вы тридцать лет хотели сделать это, не правда ли? Открыть танк и выяснить, что за чертовщина происходит.

– Мистер Мак-Кук, – сказал он, – вам давно надо было сюда приехать. Чтобы сделать подобное, требуется необычайная простота, необычайная непосредственность.

– Я не уверен, комплимент это или нет.

– Я не имею в виду наивность.

Сумерки сгущались; все вокруг было окутано беспорядочно кружившимися снежными хлопьями. Когда мы подъехали к дому отца Энтона, стоявшему посреди деревни, часы на церкви пробили пять, и мы с трудом могли что-то видеть сквозь плотно валивший снег. Когда машина остановилась, домохозяйка открыла дверь и стояла с кислой миной и сцепленными замком поверх фартука руками, пока я помогал отцу Энтону подниматься на крыльцо.

– Il a quatre-ving-dix ans, – раздраженно проскрипела она, подхватывая руку старика и вводя его внутрь. – Et il faut sortir dans la neige pour jouer comme un petit garcon?[27]27
  И нужно выйти на снег, чтобы играть, как маленький мальчик? (фр.)


[Закрыть]

– Антуанетта, – умиротворяюще проговорил отец Энтон, похлопывая женщину по руке, – я никогда не чувствовал себя таким здоровым.

Мы с Мадлен подошли к багажнику «Ситроена» и достали мешок. Из темной прихожей послышался голос священника:

– Правильно, тащите его внутрь. Антуанетта, ты не принесешь мне ключи от подвала?

Антуанетта с подозрением уставилась на тюк, который мы тащили по заснеженному двору.

– Qu'est-ce que c'est?[28]28
  Что это такое? (фр.)


[Закрыть] – решительно спросила женщина.

– C'est un sac de charbon,[29]29
  Это мешок с углем (фр.)


[Закрыть] – улыбнулся отец Энтон.

Она еще раз обернулась, бросила крайне подозрительный взгляд и удалилась за ключами от подвала, а мы с Мадлен опустили нашу нечестивую ношу в прихожей.

– Если это кости, – сказал отец Энтон, – то я знаю ритуал изгнания из них нечистой силы. Кости демона почти так же могущественны, как и сам живой демон – так говорят книги; но их можно разместить так, что демон не сможет снова ожить. Череп нужно зарыть в одном соборе, а руки и ноги – в трех других. Затем оставшиеся кости хоронятся в церквях по всей округе в ритуальной последовательности.

Я достал платок и высморкался. Было так холодно, что я едва чувствовал свой нос.

– Предположим, мы спросим у Пентагона, как от этого избавиться? – сказал я. – В конце концов, они, в первую очередь, оставили это здесь.

Отец Энтон посмотрел вниз, на черный мешок, и покачал головой.

– Я не знаю. Я думаю, что самая важная вещь – изгнать зверя как можно раньше.

Со связкой ключей вернулась взбудораженная Антуанетта и, передав ее отцу Энтону, неодобрительно сморщила губы; но когда старик сказал, что с удовольствием выпил бы ее крепкого ячменного пива, она немного смягчилась и пошла на кухню готовить.

Мы с Мадлен подняли податливый мешок, и отец Энтон велел нам следовать за ним. Преодолев шаркающими шагами длинный полированный коридор, я взглянул назад, на то место, где до этого лежал мешок, – и от моих плеч, вниз по спине, пробежало чувство, словно за воротник рубашки мне положили кусок льда.

Деревянный пол был прожжен, как будто бы прибором для выжигания. Там, где только что лежал черный мешок, вырисовывался ясный контур, который нельзя было принять за что-то другое, – контур маленького, сгорбленного скелета.

– Отец Энтон, – прошептал я.

Старик развернулся и увидел выжженное пятно.

– Кладите мешок, аккуратно.

Пока мы снова опускали на пол потрепанную черную материю, он вернулся, скрипя ботинками, и болезненно опустил свое негнущееся тело на колени.

Его пальцы пробежали по обугленному паркету, прикасаясь к нему так почтительно и нежно, словно это было великолепное средневековое украшение. Я остановился у него за спиной и произнес:

– Вы знаете, что это?

– О, да, – тихо, не поднимая головы ответил он. – Я знаю, что это. Это след демона. Этот дом святой, вы понимаете. Он долгие годы был местом молитв – кости демона не могут прикоснуться к нему, не оставив следа.

– Он кажется очень маленьким. Не многим больше ребенка.

– Он не меньше тех дьяволов и горгулий, высеченных на средневековых церквях. Мы забываем, что многие из них были высечены, тайно, по настоящим телам этих врагов рода человеческого. У меня наверху есть воспоминания одного каменщика, работавшего в Шартрезе; он говорит, что монахи приносили ему черепа и кости, и ему никогда не удавалось определить, кому они принадлежали.

Мадлен шагнула вперед и взяла меня за руку.

– Что мы будем делать? – спросила она мягко. – Что если он пытается освободиться?

– Мы должны сейчас же отнести его в подвал, – сказал отец Энтон. – Я могу удержать его там силой распятия и силой, которой наделил меня Господь наш, Иисус Христос. Затем, при первой же возможности, мы должны расчленить скелет и поместить его части согласно Sepher Ha Zohar, главной кабалистической книге.

Мы вернулись к черному мешку и на этот раз все втроем взялись за него. Так быстро, как только могли, мы направились к резной дубовой двери подвала, находившейся в конце передней. Как только мы были там, отец Энтон взял из связки самый большой ключ и вставил его в замок.

За дверью пахло известкой и плесенью. Отец Энтон включил свет и сказал:

– Аккуратней на ступеньках: они очень старые и неровные.

Подобно подвалам в большинстве французских домов, независимо от их размера, подвал в доме отца Энтона был огромным и разделялся на несколько отделений. Сквозь одну приоткрытую дверь я разглядел винные ящики, за другой – садовые инструменты и куски средневековой каменной кладки. Но отец Энтон направил нас в самый дальний уголок подвала, к тяжелой двери, обитой черными металлическими гвоздями, и открыл ее еще одним сложным ключом.

В этой комнате было совершенно темно и нечем было дышать. В ней не было окон и, за исключением нескольких разбитых цветочных горшков и отжимного катка для белья, она была пуста. Полы из глиняной плитки, побеленные известью, были покрыты слоем пыли.

– Положите мешок прямо здесь, – сказал отец Энтон включив единственную, голую лампочку. – Первоначально эта комната использовалась для хранения драгоценностей и мебели. Замок очень крепкий.

Мы опустили черный мешок в центре комнаты и со значительным облегчением отошли от него в сторону. Отец Энтон залез в карман и достал потрепанный, коричневый очешник.

– Прежде всего, мы должны выяснить что это за демон, – сказал он. – Затем мы сможем приложить усилия, чтобы изгнать его. Мистер Мак-Кук, в следующей комнате вы найдете садовый серп. Может быть, вы будете так добры, что принесете его?

Я направился за серпом, а отец Энтон в это время нетерпеливо двигался вокруг обвисшего неуклюжего мешка, пристально разглядывая его сквозь очки в золотой оправе; время от времени он кашлял: в подвале было очень холодно.

Я нашел пять серпов различного размера, но, будучи уроженцем Миссисипи, выбрал наибольший. Я принес его старику, и тот, улыбнувшись, сказал:

– Вы его распорете? Или я?

Я посмотрел на Мадлен: она выглядела усталой и напряженной, но явно, – точно так же сильно, как и я сам, – хотела узнать, что за гадость находилась в этом мешке. Она кивнула.

– Хорошо, я сделаю это.

Я наклонился над мешком и ударил острием серпа его древнюю материю. Оно прошло легко. Я потянул, и мешок тут же распоролся с негромким сухим треском; его волокна, – после столетий ожидания неизвестности в местах, о которых можно было только догадываться, – разорвались.

Мешок был наполнен пылью и костями. Я отпрянул назад и напряженно, с любопытством, смешанным с ужасом, всматривался в останки, которые не могли принадлежать ни человеку, ни известным мне животным. Ребра были узкими, бедренные кости искривленные, стопы напоминали клешни. Кости были пористыми и матово-коричневыми; и казалось, что им было веков шесть-семь или даже больше. Однажды там где работал отец, в Луине, в Джаспер Каунти, я откопал скелет краснокожего, – так тот имел такой же иссохший вид.

Эти кости не принадлежали и тому телу, которое так сильно меня напугало, но они сами по себе имели достаточно гротескный вид. Что это был за череп! Нижняя челюсть отсутствовала; формой он напоминал клюв; с наклоненными глазницами и рядом маленьких, клиновидных зубов; на затылке располагались рудиментарные рога, и если бы не верхняя челюсть рептилии, я бы сказал, что это был череп козла.

Мадлен крепко сжала мою руку.

– Что это? – произнесла она дрожащим от страха голосом. – Ден, что это?

Отец Энтон снял очки и сложил их с тихим щелчком. Он смотрел на нас покрасневшими от усталости и холода глазами, но лицо его жило человеческим состраданием и религиозной силой. Он уже семьдесят лет был священником – в два раза дольше, чем каждый из нас прожил на свете, и несмотря на то что он был очень старым, за те семьдесят лет он повидал достаточно чудес и дьявольских ужасов, и это придавало ему сил, а нам тут хвалиться было нечем.

– Это как раз то, что я подозревал, – сказал он.

Я поднял брови.

– Вы что-то подозревали? Вы хотите сказать, что догадывались вот об этом и раньше?

Он кивнул.

– Это было после нашего разговора, после того как мы поговорили о тринадцати танках. Я провел что-то около часа, просматривая Pseudomonarchia Daemonum, и натолкнулся на небольшое упоминание о les treize diables de Rouen.[30]30
  Тринадцати дьяволах Руана (фр.)


[Закрыть] Но там очень мало, очень мало информации. Но, кажется, именно это имел в виду Жан Вьер, говоря, что в 1045 году город Руан был запуган тринадцатью дьяволами, которые вызывали огонь, эпидемии, страдания и бедствия. Это были тринадцать прислужников Адрамелека – восьмого демона в иерархии злого сефирода и великого Канцлера Ада.

Я залез в карман за своей потрепанной пачкой «Лаки Страйк» и сказал:

– Это необычно – встречаться с командой из тринадцати дьяволов?

– Ну, в некоторой степени.

– Но что тринадцать дьяволов из одиннадцатого века делали в тринадцати американских танках Второй Мировой Войны? Это вздор.

Отец Энтон пожал плечами.

– Я не знаю, мистер Мак-Кук. Возможно, если бы знали ответ на это, мы бы знали ответы на все что угодно.

– Что случилось с руанскими дьяволами? – спросила Мадлен. – Говорит книга об этом?

– О, да. Они были заключены в темницу могущественным заклинанием, которое наложил на них средневековый экзорсист Корнелиус Прелати. Книга написана на древнефранцузском, так что несколько сложно точно понять, каким образом и на какой срок. Но там встречается слово coude,[31]31
  Локоть (фр.)


[Закрыть] которое, я думаю, прежде всего, подразумевает, что дьяволы были заперты тесно друг с другом, так что терлись своими локтями. Однако, когда я увидел этот мешок, я осознал, что могла бы быть какая-то связь. Французское слово coudre, как вы, monsieur, знаете, означает «зашивать».

– Дьяволы были зашиты в мешки. Точно так же, как и этот, – прошептала Мадлен.

Отец Энтон промолчал и лишь поднял руки, будто говоря: c'est possible.[32]32
  Это возможно (фр.)


[Закрыть]

Долгое время мы простояли вокруг костей в тишине. Наконец Мадлен сказала:

– Хорошо, но что же надо делать?

Отец Энтон засосал воздух между своими плохо пригнанными протезами.

– Мы должны распределить останки по всей округе, как советует кабалистика. Но, конечно, мы не можем делать это сегодня вечером. В любом случае, я буду должен обзвонить все заинтересованные церковные власти и попросить разрешения на подобное захоронение.

– Это может растянуться навеки.

Отец Энтон кивнул.

– Я знаю. Но боюсь, что это необходимо. Я не могу закопать кости такой твари на святой земле без ведома церкви.

Мадлен взяла меня за руку, очень естественно, очень легко и очень нежно.

– Ден, – сказала она, – по-видимому, ты должен остаться с отцом Энтоном на ночь. Я бы не хотела, чтобы он оставался с этой штуковиной наедине.

Отец Энтон улыбнулся.

– Очень приятно чувствовать вашу заботу. Но вам действительно не стоит беспокоиться.

– Нет, нет, – вмешался я. – Я с ней согласен. Если вы не возражаете.

– Конечно нет. После ужина мы сможем сыграть в шахматы.

– Я отвезу тебя домой, – сказал я Мадлен.

Отец Энтон выключил свет в комнате, и мы на мгновенье задержались возле двери, посмотрев в кромешную тьму, где лежали останки демона. Я мог бы поклясться, что почувствовал слабое дуновение, несшее тот самый кислый дух, которым был пропитан танк. Конечно, это было невозможно: в комнате не было окон. Но все равно было это странное, беспокойное чувство, как будто ты проснулся среди ночи от дыхания из ноздрей какой-то твари возле самой твоей щеки.

Отец Энтон закрыл тяжелую дверь и запер ее на ключ. Затем он встал возле нее, перекрестился и произнес молитву, которую я еще ни разу за всю свою жизнь не слышал.

– О, дьявол, – шептал он, – ты, который не прикасался к пище, не пил воды, не пробовал рассыпанной муки и не знал святого вина, оставайся внутри, – я приказываю тебе. О, ворота, не открывайтесь без моего разрешения; о, замок, держись крепко; о, порог, стой нетоптанным. Ибо скоро наступит Божий день, когда мертвые встанут и превзойдут живых, ради имени Его, аминь.

Старый священник снова перекрестился, Мадлен тоже. И я сразу же захотел, чтобы и у меня была такая вера, – такая вера, которая дала бы мне слова и деяния, которые защитили бы меня от дьяволов ночи.

– Идемте, – сказал отец Энтон. – Наверное, вы не откажетесь от кальвадос, прежде чем повезете мадемуазель Пассарелль домой.

– Думаю, что я смог бы его употребить, – сказал я в ответ, и мы двинулись вверх по лестнице, лишь раз обернувшись на дверь, за которой находились кости демона.

После выпивки и пирогов, я повез Мадлен по улицам Понт Д'Уолли, на ферму к ее отцу. Снег притих, и долина Орне была теперь тихой и холодной, а горы, окружавшие реку, стояли, словно покрытая белыми чехлами мебель. Поднималась бледная луна, еще более слабая, чем прошлой ночью; седые от снега поля были украшены узорами из следов птиц и горностаев.

Я остановил машину у ворот. Мадлен застегнула пальто.

– Ты не зайдешь? – спросила она.

– Может быть, завтра. Я обещал отцу Энтону партию в шахматы. Думаю, он это заслужил.

Она кивнула и дотянулась до моей руки.

– Я не знаю, как вас обоих благодарить. Словно огромный вес свалился с плеч моей семьи. – Я потер глаза. После того, что мы сделали сегодня днем, я чувствовал и физическое и умственное переутомление. Руки ныли от всей той работы стамеской и молотком, а на мозги все еще действовали несколько минут, проведенные в танке.

– Поблагодаришь меня завтра, когда, в первую очередь, я смогу решить, для чего, черт возьми, я хотел это сделать.

Она улыбнулась.

– Мне казалось, американцы помощники по своей природе.

– Скорее, они по своей природе любопытны.

Она приблизилась ко мне – это не было слишком сложно, потому что мой «Ситроен» совсем крошечный, и сидеть в нем так же тесно, как сельдям в бочке, – и ее губы прикоснулись моей щеки. А потом мы поцеловались, и я внезапно открыл для себя, что девушки с нормандских ферм имеют очень приятный вкус, после которого охота на демонов превращается в стоящее занятие.

– Я думал, что французы целуют только в щеки, – сказал я тихо.

Она пристально на меня посмотрела.

– Только когда вручают медали.

– А ты сейчас не то же самое делаешь?

Она долго не отвечала, но наконец произнесла:

– Peut-etre, monsieur. Qui sait?[33]33
  Может быть, месье. Кто знает? (фр.)


[Закрыть]

Она открыла дверь и вышла на снег. Некоторое время она стояла, не двигаясь, глядя то в одну, то в другую сторону белой и безмолвной дороги, потом нагнулась и спросила:

– Мы увидимся завтра?

– Конечно. Почему бы тебе не зайти завтра утречком к отцу Энтону? Я полагаю, что мы должны сделать много телефонных звонков. Поговорить со всеми этими священниками и избавиться от всех этих костей.

В свете фар клубился пар изо рта девушки.

– Спокойного тебе сна, Ден. И еще раз: спасибо, – сказала Мадлен, закрыла дверь и прошла мимо воротных столбов, покрытых снежными шапками, на двор фермы.

Некоторое время я смотрел на нее, но она не обернулась, и я подал задом и двинулся в сторону Понт Д'Уолли. По дороге я лишь мельком взглянул на «Шерман», который стоял среди кустов, похожий теперь на куколку какого-то огромного насекомого.

В библиотеке со стеллажами книг в кожаных переплетах и унылыми портретами стоял ужасный холод; и пока мы после ужина играли в шахматы, отец Энтон позволил себе расточительность и сжег пару вязовых поленьев. Мы сидели возле мерцающего пламени, потягивали «Наполеон», не спеша разговаривали и играли, тщательно обдумывая свои ходы, от чего наши игры растянулись почти до полуночи.

– Вы исключительно хорошо играете, – заметил отец Энтон, после того как третий раз подряд поставил моему королю мат. – Однако, вам не хватает практики, и вы слишком нетерпеливы. Перед тем как ходить, думайте, а потом – думайте снова.

– Я так и пытаюсь делать. Но я думаю, что в моей голове другие вещи.

– Вроде нашего демона? Вы не должны об этом думать.

– Это что-то тяжело забывается.

Отец Энтон взял из табакерки щепотку табака и церемонно затолкнул ее в свою левую ноздрю.

– Демон крепнет на страхе, мой друг. Чем больше вы его боитесь, тем неистовей он становится. Вы должны думать о том, что у нас есть внизу, в подвале, всего лишь как о куче костей, оказавшихся не на своем месте, вроде тех, которые могла припрятать любая гончая в своей заначке.

– Хорошо, я попытаюсь.

Отец Энтон двинул пешку к ладье и откинулся в своем кожаном, обитом гвоздями кресле. Пока я хмурился над шахматной доской, пытаясь найти путь выхода из ситуации, которая, на первый взгляд, пахла четвертым матом через три хода, он задумчиво посасывал бренди, затем произнес:

– Вас удивило, что демоны жили на самом деле? Что они имели мясо и кости?

Я поднял голову: старик пристально смотрел в огонь, в его очках отражались языки пламени.

– Не знаю. Полагаю, что так. Я бы не поверил, до тех пор пока сам бы не увидел этого.

Отец Энтон пожал плечами.

– Мне кажется странным, что в наш практический век, когда люди склонны искать факты и доказательства, материальные проявления религии, подобные демонам и дьяволам, должны быть осмеяны.

– Да бросьте вы! Не многие люди когда-нибудь видели демона.

Отец Энтон повернул голову и серьезно на меня посмотрел.

– Не видели? Они должно быть удивятся. Демоны и дьяволы эволюционировали подобно нам, и удивительно, сколько их еще прячется на земле.

– То же самое относится и к ангелам? – спросил я. Я имею в виду: есть ли кто-нибудь в нашем мире?

Отец Энтон покачал головой.

– Ангелы никогда не существовали как материальные создания. Имя «ангел» описывает состояние священной энергии, которая ужасна в классическом смысле этого слова. Я знаю, что ангелы – это посланники бога; что они охраняют нас от зла и искушений Сатаны. Но я достаточно много о них знаю, чтобы сказать, что в этой жизни я бы предпочел с ними не встречаться. Они грозны, мягко выражаясь.

– Их можно призвать так же, как и демонов?

– Не совсем так же. Но если вы интересуетесь этим, то где-то на моих полках есть книга по вызыванию ангелов. Это была любимая книга его преподобия Тейлора, когда он жил здесь во время войны, – как это ни удивительно. Возможно, проблемы с демонами вашей страны встревожили его настолько сильно, что он искал какую-то помощь от войска божьего.

На несколько минут, пока я размышлял над своим следующим ходом, мы замолчали. За высокими окнами снова пошел снег, густой и тихий, мягко укрывавший северную Францию, пока она не стала похожей на луну. Через Польшу, Германию и Бельгию дул восточный ветер, приносивший с собой бесконечную, холодную и безрадостную зиму.

Отец Энтон оценил шахматную доску.

– Ce n'est pas mal, ca,[34]34
  Это неплохо (фр.)


[Закрыть] – сказал он, одобрительно кивая головой. Но затем его костлявая, покрытая пятнышками рука передвинула его королеву к моему королю, и он сказал: – Malheureusement, c'est eche et mat.[35]35
  К сожалению, шах и мат (фр.)


[Закрыть]

Одним ходом он поставил моего короля в безвыходное положение, и все, что мне оставалось, это поднять руки, признав свое поражение.

– Думаю, я получил хороший урок. Никогда не играй с девяностолетними стариками.

Он улыбнулся.

– Если вы остаетесь в Швейцарской Нормандии, то мы должны сыграть еще. Вы – стоящий противник.

– Спасибо, – сказал я, поджигая сигарету. – Но боюсь, что мне больше подходит бейсбол.

Когда резные каминные часы пробили двенадцать, мы покончили с бренди. Поленья в камине вспыхнули и упали; и вокруг нас воцарилась тишина особняка священника, стоящего в самом сердце маленькой, заснеженной деревушки среди скалистых гор Нормандии.

– Вы совершили сегодня смелый поступок, – произнес отец Энтон. – Вы должны это понимать. Я знаю, что Мадлен признательна вам; но и я – тоже. Мне очень грустно, что за все эти годы среди нас не оказалось достаточно отважного мужчины, который бы смог сделать то, что сделали вы, – вскрыть танк.

– Вы знаете, как говорят: «невежество – счастье», – сказал я ему. – Если бы я знал так много, как вы, о дьяволах и демонах, я бы, наверное, и близко не подошел к этому танку.

– Тем не менее, я благодарен. И я хочу, чтобы сегодня ночью на вас было мое распятие, – как защита.