Текст книги "Жребий Флетча"
Автор книги: Грегори Макдональд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
ГЛАВА 23
6:00 Р. М. Коктейли
Гостиная Аманды Хендрикс.
– Хорошо помылись в душе? – спросила Фредди.
– Спасибо, что спасли нас. И главное, вовремя.
– Всегда готова. Знаете, Флетч, вам следовало бы постоянно носить на шее свисток. Аккурат для подобных ситуаций.
В гостиной Аманды Хендрикс Флетч стоял с бокалом виски «Чивас Регал» с содовой. Фредди отдала предпочтение мартини.
С того момента, как он переступил порог, Леона Хэтч не отрывала от него глаз.
– Скажите, вы всегда поете, когда занимаетесь этим делом?
– Разве я пел?
– Что-то неподобающее моменту. Мне показалось «Все ближе мы к тебе. Бог мой!»
– Нет, нет. Для Кристал я пел: «Все ближе я к тебе, Бог мой!»
– Как же повезло этой девчушке.
Леона Хэтч, которую уже заметно покачивало, подошла к ним.
– Кажется, мы знакомы? – обратилась она к Флетчу.
И сегодня она не дотянет до обеда, подумал Флетч.
– Моя фамилия Флетчер, – он протянул руку. – Ай-эм Флетчер.
Леона нерешительно пожала его руку.
– Фамилию вашу я слышу впервые. Но мы наверняка встречались, только не помню где.
– Я никогда не работал в Вашингтоне.
– Может, в какой-нибудь из предвыборных кампаний?
– Не участвовал ни в одной.
– Странно. А у меня такое чувство, будто я хорошо вас знаю.
– Возможно, и так, – пробормотал Флетч. – Очень возможно.
За спиной Леоны выросли Дон Джиббс и еще один, незнакомый ему мужчина.
Лицо Джиббса раскраснелось от выпитого.
– Флетчер, старина!
Чуть не оттолкнув Леону в сторону, во всяком случае, задев шляпку, Джиббс, с бокалом в руке, неуклюже попытался обнять Флетча за плечи.
– Ха-ха, – прокомментировал появление Джиббса Флетч. – Ха-ха-ха.
После чего начал внимательно разглядывать свой бокал.
Затянувшееся молчание прервал улыбающийся до ушей Джиббс.
– Флетч, а не представить ли тебе нас? Флетч пожал плечами, не поднимая глаз.
– Я полагал, что вы и так знаете друг друга. И, искоса глянув на Фредерику Эрбатнот, заметил, как блеснули ее глаза.
Леона все это время поправляла шляпку.
– Но я знать не знаю, кто они такие, – недовольно проворчала она. – Кто вы, черт побери?
– О, мисс Хэтч, извините, – оживился Флетч. – Это Дональд Джиббс. А это – Роберт Энглехардт. Они работают в Центральном разведывательном управлении. Мисс Леона Хэтч.
Улыбка сползла с лица Джиббса, шеи, и ускользнула куда-то под воротник рубашки.
Энглехардт, крупный, лысый мужчина в плохо сшитом коричневом костюме, побледнел, как полотно.
– У вас в голове одно ЦРУ, – пробормотала Фредерика Эрбатнот.
Флетч вновь пожал плечами.
– И, откровенно говоря, мисс Хэтч, я понятия не имею, кто эта юная леди.
Энглехардт выступил вперед и схватил руку Леоны.
– Рад познакомиться с вами, мисс Хэтч. Мистер Джиббс и я приехали на ваш конгресс наблюдателями. Мы – представители канадской прессы. Хотим провести в следующем году аналогичный конгресс. В Онтарио...
– У вас не канадское произношение, – осадила его Леона Хэтч.
– Пип, – вырвалось у Джиббса. – Пип, пип, пип.
– Поп-пап, – откликнулся Флетч.
– Понимаете, что я имею в виду? – продолжила Леона. – С каких это пор канадцы говорят «пип»?
Энглехардт, лысина его покрылась пленочкой пота, он бросил на Флетча убийственный взгляд.
– И слово «наблюдатели» вы произнесли неправильно. – Леона дернула рукой. – Мистер, мне больно.
– О, извините.
Энглехардт, отпуская ее руку, отступил на шаг, отчего потянул Леону вперед и та чуть не свалилась, но в последний момент удержалась на ногах. Шагнул назад и Дон Джиббс. Боязнь окончательного разоблачения по-прежнему отражалась на его физиономии.
– Мисс Хэтч, я – Фредерика Эрбатнот, – отвлекла внимание старушки Фредди. – Я работаю в журнале «Ньюсуорлд».
– Ерунда, – фыркнула Леона. – Никто не работает в журнале «Ньюсуорлд».
– А вот и наша очаровательная молодая пара, – к их группе присоединилась Хелена Уилльямс. – Привет, Леона. Все в порядке?
Хелена с любопытством взглянула на Джиббса и Энглехардта.
Те попятились.
– Флетч и... – Хелена смотрела на Фредди. – К сожалению, забыла ваше имя.
– Она тоже, – ввернул Флетч.
– Фредерика Эрбатнот. Для краткости можете называть меня мисс Блейк.
– Ты знаешь, Леона, я предложила им «Свадебный люкс». Но они настаивали, что неженаты! Куда катится мир?
– Это большой шаг вперед, – ответила Леона. – Большой шаг.
– Хелена, что-то я совсем не вижу Джейка, – повернулся к ней Флетч.
– Да, конечно. Он старается как можно больше времени проводить с Младшим. После ухода Уолта... Кто-то должен принимать решения, а Младший пока явно не в форме, – она поправила волосы. – Боюсь, Джейку этот конгресс не в радость. Да и нам, пожалуй, тоже.
– Если я не увижу Джейка, передайте ему мои наилучшие пожелания. Скажите, что я питаю к нему самые теплые чувства.
– Обязательно, Флетч.
И Хелена унеслась к другой группе журналистов.
– За каким чертом тебе это понадобилось? – послышался под ухом Флетча хриплый шепот.
Он обернулся, чтобы оказаться лицом к лицу с Доном Джиббсом и Робертом Энглехардтом.
– А вы пытались когда-нибудь лгать такой, как Леона Хэтч?
– Она сама часто врет.
– Вы пытались лгать такой, как Леона Хэтч, даже если она сама часто врет?
Энглехардт стоял мрачнее тучи.
– Она сразу выведет вас на чистую воду. Собственно, именно так оно и вышло.
Оставляя за собой широкий проход, к ним подошла Кристал Фаони.
– Мисс Кристал Фаони, – торжественно изрек Флетч, – позвольте представить вас мистеру Роберту Энглехардту и мистеру Дональду Джиббсу, сотрудникам Центрального разведывательного управления.
Глаза Энглехардта медленно закрылись и открылись вновь.
Верхняя губа Джиббса, с капельками пота, дрожала.
– Привет, – поздоровалась Кристал и повернулась к Флетчу. – Я задержалась в номере, чтобы прослушать вечернюю проповедь Льюиса Грэхэма. Знаешь, что он сделал?
– С нетерпением жду, пока ты мне расскажешь.
– Свои девяносто секунд он употребил на то, чтобы уверить телезрителей, что, объявив во всеуслышание об уходе на пенсию, люди должны держать слово, от чего бы им ни пришлось ради этого отказываться. И сослался при этом на судьбу Уолтера Марча.
– Мы написали ему текст за ленчем, – улыбнулся Флетч.
– Можно сказать, что мы внесли свою лепту, – поправила его Фаони.
– Он воспользовался теми же библейскими цитатами.
– Естественно.
– Да, как обычно, определить источник информации Льюиса Грэхэма не составляет большого труда. Вы позволите сопроводить вас в столовую, мисс Фаони?
– С удовольствием! Мы придем туда первыми? Хочется хоть в чем-то быть рекордсменом.
– Мисс Фаони, – Флетч взял ее под руку. – Мне есть что тебе сказать.
– Ты узнал, кто убил Уолтера Марча?
– Нет, речь пойдет о более важном.
– Что может быть важнее?
– Единство и борьба противоположностей. Смерть в присутствии жизни; жизнь в присутствии смерти.
– Пусть это покажется тебе странным, но от подобных головоломок у меня возникает острое чувство голода.
– Кристал, дорогая, сегодня днем ты пыталась забеременеть.
– Думаешь, нам это удалось? – тут же спросила она.
– О, Боже, – вздохнул Флетч.
– Если ты помнишь, математика всегда была моим коньком.
Они вошли в столовую.
– Кристал, присядь.
– О, как мило с твоей стороны. Ты уже заботишься обо мне, – она села на предложенный стул. – Не волнуйся, Флетчер.
– Не буду.
– Я не могу еще девять месяцев не работать. Святое небо! Я же умру с голоду.
Флетч сел напротив.
– Кристал, ведь именно так ты потеряла работу в прошлый раз. Это жестокий мир. И ничего в нем не изменилось.
– Отнюдь, – она покачала головой. – Уолтер Марч мертв.
ГЛАВА 24
7:30 Р. М. Обед.
Большая столовая.
– Откровенно говоря, я считаю, что вы все несправедливы, – Элеанор Иглз положила салфетку рядом с кофейной чашечкой. – Никогда в жизни я не слышала, чтобы с такой злобой и ненавистью говорили об одном человеке, как здесь, на Плантации Хендрикса, говорят об Уолтере Марче.
Флетч сидел за круглым столом на шестерых с тремя женщинами, Элеанор Иглз, Кристал Фаони и, разумеется, Фредди Эрбатнот. Ни Роберт Макконнелл, ни Льюис Грэхэм не почтили их своим присутствием.
– Вы ведете себя, как банда подростков в исправительном заведении, дующихся на то, что самого здорового из них пырнули ножом, а не как подобает уважающим себя журналистам и порядочным людям.
Кристал рыгнула.
– А что мы такого сказали? – спросила Фредди. Справедливости ради, следует отметить, что за столом держались нейтральных тем, обсуждая, главным образом, завтрашний приезд вице-президента и кандидатуры журналистов, которые сыграют с ним в гольф (Том Локхарт, Ричард Болдридж и Шелдон Леви; Оскар Перлман пригласил вице-президента на партию в покep, дабы доказать, что скрывать ему нечего), и гадая, возьмет ли он на Плантацию Хендрикса свою очаровательную супругу.
Лишь Фредди упомянула о богослужении в память усопшего Уолтера Марча, намеченном на следующее утро в Хендриксе.
– О, я не о вас, – Элеанор негодующе оглядела столовую. – Я обо всех этих прохвостах.
Элеанор Иглз, симпатичная и едва ли не самая высокооплачиваемая журналистка одной из телекомпаний, не пользовалась любовью и уважением коллег, потому что на прежней работе, в другой телекомпании, делала рекламные ролики (большинство журналистов полагало подобное унижением профессии), что, однако, никоим образом не отразилось на ее блестящей карьере.
Многие отказывали ей в таланте, утверждая, что ей никогда бы не подняться выше рекламных роликов, если б не желание телекомпаний использовать ее, как символ женщины-журналиста. В этом, пожалуй, они грешили против истины. Ума Элеанор Иглз хватало.
– Уолтер Марч был прекрасным журналистом, прекрасным издателем и, самое важное, прекрасным человеком.
– Воистинно так, – отозвалась Кристал.
– Он интуитивно чувствовал, что представляет интерес, а что – нет, как следует подать тот или иной материал. И на моей памяти ни разу не ошибался. «Марч ньюспейперз» всегда выступала на стороне победителей.
– О, это уже слишком, Элеанор, – заметил Флетч.
– А как насчет людей? – спросила Кристал. – Его отношения к своим сотрудникам?
– Вот что я вам скажу, – Элеанор поджала губы. – Я сочла бы за честь работать на Уолтера Марча. В любое время, в любом месте, при любых обстоятельствах.
– Вы никогда не работали у него, – резонно возразила Кристал.
– Вы помните тот случай, когда я застряла в Албании? Я работала тогда в другой телекомпании.
Флетч помнил, но смутно. Произошло это давно, он еще учился в университете, и три дня об этом кричали аршинные заголовки газет. Злоключения Элеанор Иглз в неведомой стране. Тогда он впервые услышал о ней.
– Такое иной раз случается. – Элеанор чуть наклонилась вперед, поставила локти на стол, уложила подбородок на сложенные руки. – Я и продюсер, Сара Поллинг, провели пять дней в Албании на съемках серии телерепортажей. Нет нужды говорить, что операторы были албанцы, снимали мы лишь то, что нам дозволяли, и так, как им хотелось. Однако даже приезд в Албанию и возможность снять этот фильм мы расценивали невероятной удачей. Им предшествовали несколько месяцев дипломатических переговоров. Меня они лишь терпели, но я полагала, что увиденное и услышанное позволят мне при озвучивании в Нью-Йорке предложить зрителям объективный комментарий.
Несмотря на то, что они контролировали каждый наш шаг, нас поселили в лучшем отеле, пусть напоминающем наши курятники, и относились по-доброму. Постоянно предлагали поесть или выпить, и Сара даже заявила, что это их способ отвлечь нас от работы.
Так что все складывалось как нельзя лучше, разумеется, в данной ситуации. Мы не знали, что окажется на пленке, но рассчитывали с максимальной выгодой использовать полученный материал.
Уезжали мы вечером, собрали вещи, нас отвезли в аэропорт, там мы попрощались с теми, кто нас опекал. Все были в превосходном настроении. Обнимались, целовались. Они уехали, а мы пошли на посадку.
Тут-то нас и арестовали. У самого выхода на летное поле, когда все формальности, связанные с проверкой документов и багажа, остались позади. К нам подошли двое мужчин, отвели нас в сторону, и мы молча простояли до тех пор, пока последний пассажир не скрылся в самолете, а персонал аэропорта, отводя взгляды, не занялся другими делами.
Потом нас взяли под локти, вывели из здания аэропорта и усадили в машину, отвезли обратно в город, раздели, обыскали, выдали по короткому халатику и отправили замерзать в одиночные камеры, грязные и вонючие. Три дня нас кормили клецками, плавающими в холодной воде. Никто из официальных лиц не приходил к нам. Нас не допрашивали. С нами даже не разговаривали. Люди, приносившие воду с клецками и выносившие парашу, лишь улыбались да пожимали плечами.
Три дня такого кошмара. Можете себе представить? Мы словно попали в иррациональный мир. И поневоле в голову лезли дурные мысли. Мол, если они могут продержать нас в таких условиях день-другой, то кто помешает им продлить удовольствие на месяц? На год? На всю оставшуюся нам жизнь?
Я не сомневалась, что телекомпания подняла на ноги Государственный департамент, дипломаты предпринимают все меры к нашему освобождению, но, тем не менее, мы сидели в камерах уже три дня. Наш арест стал сенсацией в Америке и Европе. Телекомпания постаралась извлечь из него максимум выгоды. Они рвали на себе волосы. Честили на чем свет стоит чиновников из госдепа. Но, похоже, сами не ударяли пальцем о палец, чтобы вызволить нас из тюрьмы.
На четвертый день в коридоре между нашими камерами появились двое мужчин. Один – албанец. Второй – руководитель римского корпункта «Марч ньюспейперз». Вы знаете, что он нам сказал? Спросил: «Как поживаете?»
Кто-то открыл наши камеры. Эти двое мужчин вывели нас, грязных, дрожащих от холода, из тюрьмы, усадили на заднее сидение автомобиля. В аэропорту мужчины на прощание пожали друг другу руки.
В самолете шеф римского корпункта «Марч ньюспейперз» сидел позади нас. За весь полет он не обменялся с нами и словом.
В Риме всех пассажиров направили в зал таможни. Нас троих итальянский полицейский вывел через другую дверь, а там сидел Уолтер Марч, читая какие-то бумаги.
Я увидела его впервые.
Он глянул на нас, сложил бумаги в брифкейс, закрыл его, не торопясь поднялся, протянул руку, спросил: «Все в порядке?» Он отвез нас в отель, удостоверился, что номер нам забронирован, отвел нас наверх и откланялся.
Час спустя в номер влетели представители нашей телекомпании. Должно быть, он позвонил им и сказал, где нас найти.
Потом я несколько лет не видела Уолтера Марча. Разумеется, я посылала ему благодарственные письма, но не уверена, что они доходили до него. Во всяком случае, ответа я не получила ни разу.
Когда же мы, наконец встретились, произошло это на приеме в Берлине, знаете, что я услышала от него? «Что? – сказал он. – Кто-то в Риме выдал себя за меня? Такое случается».
– Милая история, – кивнул Флетч.
– Меня проняло до слез, – добавила Кристал.
– Да, старина Марч вполне достоин причисления к лику святых, – Флетч встал. – Извините, мне нужно уйти.
За обедом коридорный принес ему записку, на бланке отеля, с надписью «Мистеру И. Флетчеру» на конверте. Он прочитал:
«Дорогой Флетч!
Не подозревала о вашем присутствии на конгрессе, пока не раскрыла вашингтонской утренней газеты со статьей Макконнелла. Если сможете, зайдите ко мне после обеда. Двенадцатый «люкс».
Лидия Марч».
Записку он никому не показал. Полюбопытствовала только Кристал: «Для безработного тебя слишком часто дергают за едой. Стоит ли удивляться, что ты такой худой. Должно быть, на работе у тебя вообще нет времени поесть».
– Насколько я поняла, вы работали у Уолтера Марча? – спросила Элеанор Иглз.
– Работала, – кивнула Кристал.
– Я тоже, – присоединился к ней Флетч.
– И он обошелся с вами жестоко? – продолжила допрос Элеанор.
– Не то слово, – ответила Кристал. Флетч предпочел промолчать.
– Подозреваю, вы того заслуживали, – вынесла вердикт им обоим Элеанор.
ГЛАВА 25
9:00 Р. М. ВСЕГДА ЕСТЬ ВРЕМЯ И МЕСТО ЮМОРУ: ВАШИНГТОН СЕГОДНЯ
Оскар ПЕРЛМАН
Большая столовая
Дверь в «люкс» 12 открыл Флетчу Джейк Уилльямс, с ручкой и блокнотом в руке, осунувшийся, посеревший от усталости.
– Флетчер!
Они обменялись крепким рукопожатием.
Лидия, в перламутрово-сером домашнем халате стояла посреди комнаты. В одной руке она держала несколько желтых телетайпных лент, в другой – очки.
Ее светло-синие глаза быстро пробежались по Флетчу.
– Рада, что снова вижу вас, Флетч.
Флетч мог поклясться, что это их первая встреча.
– Мы закончим через минуту, – продолжила Лидия. – Надо кое-что утрясти, – и, позабыв о Флетче, она водрузила очки на нос и уткнулась в телетайпные ленты. – Разве наши люди в Сан-Франциско не могут прислать свой материал? С какой стати мы должны давать версию Ассошиэйтед Пресс?
– Вопрос времени, более ничего. – Джейк что-то чиркнул в блокноте.
– За шесть часов эта тема не устареет.
– Шесть часов?
– Если наши люди не успеют дать статью за шесть часов, значит, нам следует заменить их на более компетентных журналистов, Джейк.
– Миссис Марч? – подал голос Флетч. Она посмотрела на него поверх очков.
– Могу я воспользоваться вашим туалетом?
– Разумеется. Пройдите через спальню, – и взмахом руки она указала дорогу.
– Благодарю.
Когда он вернулся в гостиную, Лидия сидела на диване. Перед ней на кофейном столике стояли чашечки, сахарница, горшочек сливок, полный кофейник. Исчезли и телетайпные ленты, и очки.
– Присядьте, Флетч.
Флетч пододвинул стул и сел напротив.
– Джейк ушел?
– Да. У него много дел. Хотите кофе?
– Я его не пью.
Записывает ли его чудесная машина их разговор, гадал Флетч. И решил, что скорее да, чем нет.
– Флетч, насколько мне известно, вы не работаете.
Она налила себе кофе.
– Пишу книгу.
– О, конечно. Журналистская гордость. Если журналист не работает, то причина всегда одна и та же: он пишет книгу. Сколько раз я это слышала. Впрочем, в некоторых случаях книга действительно появлялась на свет божий, – тут Лидия улыбнулась. – Знаете, Флетч, я столько о вас слышала. Вы были одним из любимчиков моего мужа. Он любил рассказывать о вас разные истории.
– Я уже понял, что людям доставляет удовольствие рассказывать обо мне всякие небылицы. Одну мне довелось услышать буквально на днях. И я мог лишь позавидовать воображению рассказчика.
– Думаю, вы и мой муж были очень похожи.
– Миссис Марч, с вашим мужем я виделся лишь однажды, когда провел в его кабинете ровно пять минут. Встреча эта не доставила удовольствия ни мне, ни ему.
– Естественно. Потому что у вас много общего. И ему были свойственны дерзость, порывистость. Если ему предлагалось на выбор несколько решений, он находил свое, додуматься до которого не удавалось никому. И вы такой же, не правда ли?
– Возможно, – этот ответ показался Флетчу более уместным, чем «да» или «нет».
– Так вот о чем пойдет речь, Флетч. Мой муж мертв.
– Извините, что с самого начала не выразил вам свое сочувствие.
– Благодарю. Так вот, «Марч ньюспейперз» нуждается в помощи. Все легло на плечи Младшего. Он, конечно, парень крепкий, весь в отца, во многом даже превосходит его, но... – Лидия покрутила чашечку на блюдце. – Эта смерть... Это убийство...
– Представляю себе, какой это был удар для Младшего.
– Вся его жизнь прошла рядом с отцом... Они были большими друзьями.
– Миссис Марч, я же рабочая лошадка. Репортер. Знаю, как добыть материал, написать статью. В экстренном случае помогу с литобработкой. Способен отличить удачный снимок от плохого. Но в издательском деле я ничего не смыслю. Понятия не имею, как привлечь рекламодателей, сколько стоит квадратный дюйм газетной полосы, не говоря уже о финансировании газеты, закупках оборудования...
– В этом разбирается Младший. В хозяйственных делах ему цены нет. – Лидия добавила в чашку кофе. – Флетч, наш бизнес – это та же лошадь с телегой. И лошадь всегда должна быть впереди. Как выглядит газета и как она читается – это лошадь, сбор рекламы, финансы и все остальное – телега. Если газета не привлекает внимания и читатель не ждет с нетерпением следующего номера, ее не спасут самые умные хозяйственники.
– У вас же есть Джейк Уилльямс...
– О, Джейк, – Лидия безнадежно махнула рукой. – Джейк уже староват. И выдохся.
Родился Джейк Уилльямс лет на двадцать позже Лидии.
– И я хочу попросить вас, Флетч, о следующем: не сможете ли вы помочь Младшему? Боюсь, что ноша, которая легла на его плечи, окажется непосильной...
– Сомневаюсь, что он согласится на мою помощь.
– Почему вы так говорите?
– Днем мы случайно встретились в баре и потолковали кой о чем.
– В баре! В баре! – Лидию аж перекосило. – Чувствую, Младшему придется завязать со спиртным, и очень скоро!
– Мне показалось, он не питает ко мне дружеских чувств.
– Сейчас Младший не отдает отчета в своих чувствах. Пьет и пьет, не позволяя себе протрезветь. В какой-то степени его можно понять, учитывая сложившиеся обстоятельства. Но ведь это не может продолжаться до бесконечности...
– Я думаю, он боится.
Глаза Лидии широко раскрылись.
– Боится?
– Честно говоря, до приезда на конгресс, где только и говорят, что о вашем муже, я даже представить себе не мог, сколь много у него было забот и как он с ними справлялся. И такая ужасная смерть.
Лидия вжалась в угол дивана, взгляд ее не отрывался от пола. Похоже ее обуревали тяжелые мысли.
– Миссис Марч, более чем пять лет тому назад ваш муж объявил об уходе на пенсию. Публично. Об этом сообщили все газеты. Почему он остался на своем посту?
– О, вы слышали Льюиса Грэхэма. По телевизору.
– Это действительно ни для кого не секрет.
– Самодовольный болван. Вы знаете, в прошлом году он соперничал с моим мужем на выборах президента ААЖ. И теперь всю скопившуюся в нем ненависть выплеснул в отведенные ему девяносто секунд.
– Почему ваш муж не ушел на пенсию после того, как во всеуслышание объявил об этом?
– Вы не знаете?
– Нет.
Лидия выпрямилась, посмотрела на Флетча.
– Из-за Младшего. Той глупой истории с профсоюзами.
– Я все равно не знаю, о чем речь.
– Приближался срок подписания очередного договора с профсоюзами, и Младший решил, что нашел интересный ход. Наш совет директоров не один год давил на него, знаете ли. По их убеждению, он вел жизнь затворника, проявлял излишнюю наивность. Им бы хотелось, чтобы он работал до пяти, а потом отправлялся домой, к жене, почаще появлялся с ней в обществе. Разумеется, происходило все это до того, как они развелись. Она настаивала, чтобы он больше путешествовал, и он съездил-таки на Дальний Восток...
Флетч вспомнил репортаж Младшего из Гонконга, начинавшийся словами: «Здесь великое множество китайцев...» Все газеты Марча опубликовали его на первой полосе, радуясь случаю выставить сына босса на посмешище.
– ...Так что Младший решил доказать отцу и директорам, что он тоже не лыком шит и многое может сделать сам, без чьей-либо указки. Даже Уолтер, мой муж, удивлялся, сколь гладко шли переговоры. Все наши возражения, возникающие по ходу рассмотрения договора, принимались едва ли не мгновенно. Естественно, возникли подозрения и у некоторых профсоюзных лидеров, и они начали выяснять, что к чему. Вы не слышали об этом? Уолтер старался замять то дело. И, похоже, небезуспешно. Выяснилось, что Младший и президент профсоюза вместе вложили деньги в большой бар-ресторан. Младший внес за президента начальный взнос, а расплачиваться тот должен был из прибыли. То есть президент профсоюза не платил из своего кармана ни цента. Младший не видел в своих действиях ничего предосудительного, поскольку внес собственные деньги. Но ему быстро разъяснили, сколь он неправ. Вмешалась даже Национальная комиссия по трудовым отношениям. Пошли разговоры о том, что Младшего и президента профсоюза следует посадить в тюрьму. Из-за этого дела мы потеряли одну газету, в Балтиморе. В такой ситуации вопрос об уходе Уолтера на пенсию отпал сам собой. И потребовался не один год, чтобы все пришло в норму.
В голове Флетча вновь пронеслись слова Лидии: «Он, конечно, парень крепкий, весь в отца, во многом даже превосходит его, но...»
– Мы все имеем право на одну ошибку, – продолжила Лидия. – Да и вина тут не Младшего, а совета директоров, сомневавшегося в способностях Младшего. Он лишь хотел самоутвердиться. Вы понимаете, не так ли, Флетч? И я думаю, ваша помощь придется ему весьма кстати...
Вновь Лидия смотрела в пол, с поникшими под грузом проблем плечами.
– Миссис Марч, я думаю, нам следует вернуться к этому разговору через день-другой...
– Да, разумеется, – она поднялась и протянула ему руку. – Хотя более всего Младший нуждается в помощи именно сейчас.
– Согласен, – не стал спорить Флетч.
– А относительно сказанного вами... – Лидия все еще держала его руку. – Сегодня за обедом мы с Младшим говорили о вас. Он со мной согласился. И хочет, чтобы вы поработали в «Марч ньюспейперз». Надеюсь, что вы, если представится случай, обговорите все с ним более детально.
– Хорошо.
Она проводила Флетча до двери.
– Спасибо, что пришли, Флетч. Вы, полагаю, не сожалеете о том, что пропустили послеобеденный доклад Оскара Перлмана. Мне неприятно даже думать о всех этих людях, смеющихся над его глупыми шутками...
