Текст книги "Исчисление ангелов"

Автор книги: Грегори Киз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 32 страниц)

7
Диван

Бен придирчивым взглядом осматривал свое отражение в зеркале, проверяя, ладно ли сидит на нем заморская одежда. Голубой халат с шитым золотом цветочным узором очень нравился ему и цветом, и рисунком, но он на нем как-то некрасиво топорщился. И шаровары его смешили. А шапку он вообще решил не надевать, а держать в руках. Во-первых, потому что она выглядела совершенно глупо в сочетании с турецким костюмом, а во-вторых, потому, что он совершенно не знал турецкого этикета – перед кем снимать головной убор, а перед кем и не обязательно.

Еще несколько раз поправив на себе одеяние, Бен наконец пожал плечами, размышляя, что подумал бы его отец, завидев, как он вертится и прихорашивается перед зеркалом. Что бы он о нем подумал? Неужели из всего того, чему учил его родитель, он позабыл все? Неужели за три года он успел скромность, честь и доброту променять на тщеславие, лицемерие и гордыню? Что же осталось от сына Джошуа Франклина? Осталось ли в нем хоть что-нибудь достойное отцовского уважения, если, конечно, отец еще жив?

Бен в последний раз взглянул в зеркало, и на мгновение ему показалось, что незнакомец в зеркале скривил рот и небрежно усмехнулся. Бена затрясло от неприятного ощущения, и ему захотелось бежать прочь. Бостон, который был городом из какой-то другой жизни, чем-то далеким и несуществующим, вдруг стал реальностью, а вся его восточная одежда и все восточное убранство комнаты превратились в призрачный мираж.

Но он придал лицу суровое выражение и отогнал неприятные мысли и видения. Бен любил своего отца, и было время, когда он уважал его. Но отец жил примитивной жизнью, руководствовался той философией, которую еще как-то можно было стерпеть в старые добрые времена, но сегодня такой не место, особенно она чужда тем, кто стремится к процветанию. Совершенно очевидно, что смирение – это не то наследство, которое следует принимать от своих родителей, и Бог – если он вообще существует – не следит пристальным взглядом за Беном Франклином с одной лишь целью – наградить его за добродетель или наказать за прегрешения. В те дни, когда он так стремился быть добродетельным, причинял людям больше зла, нежели добра. Сейчас он уже хорошо знал, что чувство здорового эгоизма по сравнению с притворным намерением творить добро куда более привлекательная и честная вещь и к тому же менее опасная для окружающих.

Он очень хотел спасти Лондон, но ему это не удалось – что ж, видно, это было не в его власти. Он очень хотел спасти Прагу, но и это ему не удалось – пусть так. Он начал было помышлять о том, чтобы спасти Венецию, но потом эта мысль показалась ему совершеннейшей глупостью. Чего же он хочет на самом деле? Хочет по-настоящему?

И Бен понял. Наконец честно признался самому себе, чего он желает: заполучить тетради Ньютона и Ленку, а потом на одном из английских кораблей убраться куда-нибудь подальше отсюда. И это не его забота, что станет с Ньютоном, с Венецией, с Карлом Двенадцатым. Его это совершенно не касается. Он с Робертом и Ленкой, в безопасности, полном здравии и в придачу с его талантами и способностями, очень скоро обустроятся и заживут на славу. Пусть все прочие идеалисты с благими намерениями роют могилы себе и ближнему. Он улыбнулся, потому что незнакомец в зеркале вновь стал самим собой. И они вместе с этим отражением удивились и порадовались его мудрым рассуждениям и виду зрелого мужчины.

Не успел он отойти от зеркала, как в комнату вошел Карл. Король выглядел измученным, хотя и был в чистом кафтане синего цвета с желтой отделкой.

– Как поживаете, мой друг? – спросил король.

– Не так уж… э-э-э… плохо, ваше величество, – ответил Бен.

– Хорошо. Вы должны быть на совете. У меня есть для вас более подходящий костюм, я пришлю его вам, чтобы вы могли произвести подобающее впечатление.

– Благодарю вас, ваше величество. Но я бы хотел кое-что обсудить лично с вами.

– Но только быстро. Нам пора идти.

– До вас, вероятно, дошли слухи, что сэр Исаак высадился где-то здесь недалеко и ждет разговора с вами.

– Да. С этим человеком нелегко иметь дело. Я приказал, чтобы его доставили ко мне, но он отказался покидать свое убежище и настаивает на том, чтобы я к нему пожаловал. Но видит Бог, у меня нет времени наносить визиты.

– Смею ли я предложить отправиться к нему вместо вас? Я очень хорошо знаю его характер.

Карл нахмурился:

– Если все пойдет хорошо, то я дам бой, который и планировал дать, а если нет, то мне придется пуститься в постыдное бегство. Но в любом случае, Бенджамин, мне нужно, чтобы вы были рядом со мной, поскольку вы единственный человек, которому я доверяю и который может мне посоветовать, как противостоять всем этим научным изобретениям русских. И я повторяю, у нас нет времени, чтобы увещевать вашего старого учителя. У меня лопнуло терпение возиться с сэром Исааком. Если он не образумится, то я прикажу в пух и прах разнести остров, на котором он прячется. Я сделаю это для того, чтобы в случае победы русских он ничем не смог бы им услужить.

– Ваше величество, я могу вразумить его.

– Но у меня для этого не осталось времени. Я уже сказал, если диван решит принять бой, то вы мне будете очень нужны.

– Ваше величество…

– Достаточно пустых разговоров. Подумайте о себе, мистер Франклин. Как Петер Фриск я терпел ваше дерзкое поведение, но сейчас у меня нет никаких намерений спускать вам это с рук. Если все пойдет хорошо и мы разобьем русских, то тогда – обещаю – я прислушаюсь к вашим личным пожеланиям. А если нам не повезет, уже будет не важно, жив Ньютон или мертв, мы должны будем мгновенно исчезнуть отсюда. – Тень улыбки мелькнула на его лице. – Уверяю вас, мой юный друг, времена королей еще не прошли, как бы вы того ни желали. А сейчас мы должны отправиться на совет.

Бену ничего не оставалось, как почтительно склонить голову.

Зал дивана гудел: под его сводчатым потолком собралось не менее сотни человек, и все, не умолкая, говорили. При входе стража обыскала их – не вооружены ли они. Бен не сопротивлялся и не возмущался, а только изумленно таращил глаза. Для него слово «совет» означало много большее, чем просто зал, полный хорошо одетых людей, кричащих и толкающих друг друга.

Когда в зал вошел Карл и начал пробираться сквозь толпу собравшихся людей, волнение усилилось. Бен, Роберт и Хасим шли, ни на шаг не отставая от короля, в противном случае их бы оттеснили и затолкали.

– Я буду вам переводчиком, – сказал Хасим. – Предупреждаю: здесь нельзя пускать в ход кулаки. Можно только пинаться.

– Пинаться? Как это?

Но в этот момент поднялся неистовый шум – вошла какая-то небольшая группка людей под предводительством невысокого человека в огненно-красных шелковых одеждах. Он поднял вверх руки, и в толпе завопили:

– Рива!

И хотя Бен не знал, что означает это «рива» – имя, титул или же какое-то оскорбление, – ему было совершенно очевидно, что этот человек здесь хорошо известен и именно на нем, а не на Бене, сосредоточилось внимание толпы. Бен принялся изучать спутников этого невысокого человека, двоих из них он узнал в лицо. Их появление, да еще вместе, сразило его, как выстрел в голову. Первым шел Коттон Мэтер, священник из его родного города, а за ним – Черная Борода, пират.

Неожиданно ноги у него стали, как ватные, и он испугался, что вот сейчас с ним снова сделается горячка, из которой он только что выбрался, или, что еще хуже, он сойдет с ума. Бен схватился за плечо Роберта, чтобы не упасть и не утратить связь с реальностью. Но в этот момент Роберт так заорал, что перекрыл шум толпы:

– Дядя!

И рванулся сквозь толпу в сторону Мэтера и Черной Бороды. Бен, превозмогая шум в голове, бросился за ним следом. Они все сошлись в том самом месте, где было возвышение, на котором стояли Карл и командир турецких солдат (наверное, отец Хасима), что встретил их в первый день на въезде в город. Рива со своей командой поднялся к ним на возвышение, и толпа взревела.

– Дядя! – вопил в свою очередь Роберт, и тут человек в красном английском камзоле оглянулся, и лицо его от изумления вытянулось.

В следующую секунду эти двое бросились друг другу в объятия. Бен остался стоять на своем месте, пытаясь сообразить, что здесь происходит. Черная Борода нахмурился, глядя на двух обнявшихся, а затем его взгляд упал на Бена. Его глаза вспыхнули и удивленно расширились, но пират тут же отвел их в сторону, будто ничего особенного не заметил.

Бен облегченно вздохнул. Тич его не узнал. И это очень хорошо, потому что, когда они виделись в первый и последний раз, три года назад, он обманул пирата и отправил его плыть по морю в дырявой лодке. И это было справедливо, потому что до этого пират дважды пытался его убить, но Бен отчего-то сомневался, что Эдвард Тич придерживается того же мнения, что и он, скорее всего, не видит справедливости в поступке Бена.

Но за прошедшее время Бен вырос на целую голову, и черты его лица изменились, и одет он совсем по-другому. Может, благодаря судьбе Черная Борода его действительно не узнал. Но конечно, когда придет время официального знакомства – а оно обязательно придет, судя по тому, с каким воодушевлением Роберт и человек в красном камзоле что-то кричат друг другу на ухо, – вот тогда-то и грянет гром среди ясного неба.

Пока, к счастью, гроза прошла стороной, ее отголоском громовой голос Карла неожиданно вознесся над гудящей толпой.

– Братья! – выкрикнул он по-немецки, и стоявший рядом с ним человек, с такой же луженой глоткой, как и у короля, выкрикнул то же самое, но уже на свистяще-шипящем турецком языке. – Янычары! Воины, равных которым не создавал Всевышний на земле, вы не оставите своего шведского друга в беде, вы защитите его!

Человек тридцать в шведских желто-синих камзолах встретили его речь неистовыми криками, в воздух поднялся лес рук со сжатыми кулаками. Рев в зале стоял оглушающий.

Каким-то чудом Карлу удавалось его перекричать.

– Мы все знаем, зачем мы здесь собрались. Чтобы решить нашу судьбу и судьбу нашего города – Венеции. Чтобы решить, как будут жить наши жены и дети, как будет процветать торговля.

Человек из толпы бесцеремонно перебил шведского короля. Стоявшие за его спиной люди, видно, его сторонники, принялись что-то скандировать.

Хасим нагнулся к самому уху Бена:

– Он говорит, что король Карл печется о своей собственной судьбе, а не о судьбе Венеции. Он говорит, что опасность угрожает только Карлу. Якобы Карл хочет, чтобы янычары оказали открытое неповиновение султану только ради своих интересов, а не интересов Венеции. Они кричат: «Убирайся в Швецию, Железная Голова».

Неожиданно к общему гвалту добавились крики боли, и тут Бен понял, что имел в виду Хасим под словом «пинаться». Группа противников Карла, которая только что спокойно стояла, вдруг запрыгала-заплясала на месте: шведы и поддерживающие короля янычары яростно молотили их ногами по щиколоткам и голеням, если те не успевали увернуться, отдавливали им ступни. Один упал, и его принялись бить ногами по ребрам, голове.

Выступающие будто не замечали происходящего побоища, и еще один турок перекричал остальных:

– Он говорит, что Карл хочет втянуть нас в войну, в которой мы не можем победить, он хочет, чтобы мы дрались с джиннами и пери, с летающими кораблями, и все только ради своей гордыни, – перевел Хасим. – Он спрашивает, кто заплатит нам за это. Раньше нам жалованье выдавали бей и султан. А будет ли Карл платить? Покроет ли он все наши потери в войне с русскими демонами?

Карл взметнул вверх сжатые кулаки, и, будто повинуясь одной лишь его силе воли, столпотворение стихло. Возможно, усмиряюще подействовали его гордая осанка солдата и лицо короля, выражающее надменную ярость.

– Я вижу, как трясутся ваши поджилки, я слышу речи робких женщин! – выкрикнул Карл. – Где те янычары, что взяли неприступный Константинополь? И те, что плыли в реках собственной крови к стенам Вены? Куда подевались ваша смелость и отвага сейчас? Копите монеты на бесславную старость? Хотите пожить всласть и понянчить внуков? Но что вы скажете вашим внукам, когда они спросят вас о сегодняшнем дне? Когда вы, вместо того чтобы оставаться доблестными воинами, повели себя как дряхлые старухи и позволили русским, которые разбили вас в Пруссии, взять город без малейшего сопротивления! Вы уступили им свои постели, чтобы они тешились с вашими женами и дочерьми? Что услышат о вас ваши внуки, вы, бравые янычары?

В два прыжка король оказался в самом центре толпы и изо всей силы пнул вопящего противника. Турок завизжал и упал. Его сторонники подскочили к Карлу, но ударить не посмели.

За спиной Карла стоявший на возвышении турок начал торжественную речь.

– Это мой отец, – гордо произнес Хасим. – Он говорит, что султан велел нам покинуть свои дома. Покинуть своих детей, жен, оставить дела, забыть честь. Султан должен быть пристыжен, у султана нет чести и достоинства. Может быть, и у янычар больше не осталось чести и достоинства.

Из толпы вырвался еще один голос, который утверждал, что все дела пойдут прахом, если они взбунтуются против Порты, им тогда не с кем будет торговать. В этот момент в словесный бой вступил Рива, который от имени Черной Бороды и его компаньонов заявил, что у них есть не только корабли, готовые вступить в бой, но и еще они ищут купцов, которые будут поставлять хороший товар в американские колонии.

Произошло нечто сверхъестественное: вдруг военный совет смешался с купеческим собранием, в один котел сыпались слова о барышах, смелости и отваге, торговых сделках и малодушии воинов. Казалось, уже никто не решал вопрос, воевать с русскими или нет, – обсуждали, как выгодно устроить жизнь после сражения.

Поорав так с полчаса, собрание резко вернулось к главной теме.

– Мы не можем победить их! У нас нет магов, чтобы одолеть их демонов! У них воздушные корабли, а у нас нет против них оружия! – слышались крики.

– Ну, тогда расходитесь по домам! – присоединился к хору голосов Карл. – Расползайтесь по своим норам! Я буду воевать один! Я сохраню вам ваш город, защищу ваших детей и женщин, а вы сидите и тряситесь от страха в той дикости, в которой приучил вас жить султан. Расходитесь все!

– Вот это серьезный разговор! Ты скажи, как нам надо драться? Скажи, шведский король, скажи!

Настал решающий момент, и Бен вдруг почувствовал, что сам воздух пришел в колебание, как чаши весов. Споры балансировали на грани гордости и здравого смысла. Здравый смысл говорил, что янычарам драться не надо. Гордость говорила обратное – должны. При других обстоятельствах Бен посоветовал бы им держаться здравого смысла, но, с другой стороны, если Карл вынужден будет бежать из Венеции или сражаться в отчаянном одиночестве, то тогда уж наверняка Бену никогда не видать ни Ленки, ни записей Ньютона. Их нужно убедить остаться и вступить в бой, и в этом деле важно использовать Ньютона – это ключ к победе.

Настроенный таким образом, Бен посреди немного стихшего шума во все горло закричал:

– Я знаю, как можно победить русских! Я знаю, как вести бой!

Переводчик, переводя его слова на турецкий, закричал еще громче его, и вдруг все стихло. Внимание всего собрания сосредоточилось на нем.

– Что это за мальчишка? – выкрикнул кто-то.

– Это ученик великого мага из Праги, – выкрикнул в ответ Карл. – Вы спрашивали, где маги, чтобы сражаться с демонами русских? Один из них уже стоит перед вами!

– Пусть покажет! – закричали в толпе. – Пусть покажет свои чудеса!

Неохотно Бен полез в карман поддетой под низ парадного платья эгиды, грязной, пропахшей человеческим и лошадиным потом. Вставил ключ и исчез.

Зал возопил.

Бен выждал минуту и вновь появился.

– Да это все фокусы! – закричали в толпе. – Одни фокусы! Какая от них польза?!

– Я знаю много таких фокусов! – выкрикнул Бен. – Есть много способов уничтожить воздушные корабли! Но я не могу здесь о них всех рассказать!

– Ну вот видите! Видите теперь! – закричал Карл. – Теперь только самые последние трусы могут отказаться от славной победы!

И вдруг в одну секунду толпа превратилась в беснующихся сумасшедших. Сотня людей кинулась пинать друг друга ногами.

Краем глаза Бен заметил расплывчатые очертания фигуры человека, и что-то заставило его обернуться. Взгляд уперся в зловеще улыбающееся лицо Черной Бороды. В следующее мгновение тяжелый сапог с невероятной силой ударил его по голени. У Бена затрещали кости, а пират вновь обрушил на него свой сокрушающий удар. Слишком поздно Бен сообразил, что надо бить в ответ, удар его получился слабым, потому что он еще не совсем оправился после ранения и изнурительного путешествия из Праги в Венецию верхом. Новый удар Тича сбил его с ног, и на него дождем со всех сторон посыпались удары.

Красные Мокасины был совершенно сбит с толку турецким диваном. Рива нашел для них переводчика, но у того оказался слишком слабый голос, чтобы перекричать общий гвалт, и к тому же он стоял, конечно же, рядом с Мэтером, так что Красные Мокасины практически ничего не понял из того, о чем шла речь в зале.

Да его это и не особенно интересовало – он занялся тем, что наблюдал за собравшими здесь людьми и тем, как они вели переговоры. Переговоры шли между стоявшими на возвышении – человеком в синем кафтане, как ему сказали, это был шведский король, турком и Ривой, – с одной стороны, и различными группами людей, собравшихся в зале, от имени которых, очевидно, выступали избранные ораторы. Турецкий диван резко отличался от всех тех советов, на которых Красным Мокасинам приходилось бывать и где переговоры велись неторопливо, речи произносились обдуманно, в последовательности, определенной положением говорящего.

Ему хотелось знать, кто тот парень с каштановыми волосами, с которым обнимался Нейрн, и кто тот юный ихт ахолло, которого Черная Борода не выпускает из поля зрения и который чудесным образом исчез, а потом вновь появился из хошонти – туманного облака, о котором рассказывали легенды. В конце концов Красные Мокасины все свое внимание сосредоточил на этом юноше. Рядом с ним он не заметил ни дитя Тени, ни каких иных духов, и он не мог понять, что дает ему такую силу.

Вот уж чего Красные Мокасины совершенно не ожидал – равно как и никто другой в их компании, – так это того, что Черная Борода, воспользовавшись общим беспорядком, начнет избивать этого юношу. Новый друг Нейрна бросился на выручку первым. Подлетев, он кулаком нанес удар Черной Бороде в лицо, тот зашатался. Красные Мокасины вспомнил, как их предупреждали, что в диване запрещено пускать в ход кулаки. Похоже, Нейрн не собирался нарушать этого правила и ногами отбивал удары турок, сыпавшиеся на упавшего юношу. Красные Мокасины, так и не понимая до конца, в чем тут дело, направился к юноше, чтобы помочь ему подняться.

В это время Черная Борода пришел в себя, зарычал, как зверь, и бросился на парня с каштановыми волосами. Тот стоял, не сходя с места до самого последнего момента, и, когда пират уже замахнулся, резко отскочил в сторону, изо всей силы пнул пирата по голени и толкнул его в толпу, где на него тут же роем налетели турки и принялась пинать. Черная Борода, отбиваясь, барахтался в этом живом море людей, как огромный кит. Наконец он поднялся на ноги, и оба его громадных кулака обрушились на головы турок.

В этот момент, словно из-под земли, появились вооруженные люди. Черная Борода оказался окруженным лесом алебард. Страшно ругаясь, он отпустил турка, которого мутузил. Свирепо зыркая по сторонам, Черная Борода позволил увести себя из зала. Рива что-то прошептал на ухо их переводчику, и они оба поспешили всех остальных – Нейрна, исчезающего юношу, парня, который ударил кулаком Черную Бороду, Бьенвиля и его самого – провести сквозь толпу к выходу. Красные Мокасины помог новому другу Нейрна тащить избитого юношу – тот хоть и был в сознании, но сам передвигаться не мог.

Когда они выходили из зала дивана, Красные Мокасины почувствовал, как будто кто-то вонзил ему нож в спину. Он резко повернул голову, приготовившись защищаться. На мгновение ему показалось, что он заметил крылья, блеск чешуи, сверкающие глаза, и все это видение тут же исчезло, сзади шли только Нейрн и Мэтер, а за их спинами в зале осталась сотня очень странно ведущих себя людей.

Бен поморщился от ударившего в лицо яркого солнца и, превозмогая боль, попробовал вдохнуть. С одной стороны его держал Роберт, с другой – какой-то незнакомец, который выглядел как настоящий индеец.

– Спасибо, – едва слышно пробормотал Бен, обращаясь к ним обоим.

– Не понимаю, с чего это капитан Тич на тебя набросился, – сказал человек в красном камзоле.

– Мы с Черной Бородой уже встречались… раньше, – пояснил Бен. – Я надеялся, он меня не узнает, мистер…

– Нейрн, – подсказал ему парень с каштановыми волосами, – Томас Нейрн.

– Нейрн? – как эхо повторил за ним Бен.

– Это мой дядя, – пояснил Роберт. – Ты как, в порядке?

Удивленный, Бен пробормотал:

– Кажется, ничего. Вот только больно очень.

– Дядя Томас, – сказал Роберт, – а это Бенджамин Франклин из Бостона.

– Франклин? – переспросил Мэтер. – Не родственник ли старика Джошуа Франклина и его убитого сына Джеймса?

– Сын первого и брат второго, – ответил Бен и закашлялся. – Вы меня, наверное, не помните, преподобный отец, но я очень рад встрече с вами. – Он помолчал, комок подступил у него к горлу. – Вам ничего не известно о моем отце?

– Как же не известно – известно. Сейчас он оплакивает троих своих сыновей. Сын мой, я был бы рад услышать, что же с тобой случилось.

– Я тоже был бы рад, если бы вы мне рассказали, как там, в Бостоне, – ответил Бен. – Я надеюсь, что, если Черная Борода меня не убьет, мы с вами поговорим. Куда они его увели?

– Его взяли под стражу, – сказал Хасим. – Он позволил себе в диване нанести удар янычарам руками. Это очень плохой поступок. Если захотите, с ним можно будет потом повидаться.

– Честно говоря, – сказал Мэтер, – лучше бы нам его никогда больше не видеть, но он нам нужен, без него нам не совладать с его командой. Но сейчас меня интересует другое: когда диван примет решение?

– Он его уже принял, – ответил Хасим. – Янычары будут драться.

Победная улыбка осветила лицо Бена, но последовавшие за этим слова Мэтера отрезвили его.

– Господи, спаси и помилуй нас, грешных! – взмолился священник.