Текст книги "Головы"

Автор книги: Грег Бир

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

– Если Совету вздумается остановить Ро, будем биться с ними до последнего. Пустим в ход все, что под руку попадется. Я не сандовал по происхождению, но считаю, что община просто обязана за нее постоять.

– Вряд ли дело зайдет далеко, – успокоил я Вильяма. – Вся эта муть, именуемая политикой, яйца выеденного не стоит.

– Скажи им, что с нас довольно чертовой политики, – мягко сказал Вильям, присоединившись к голосу большинства лунных граждан, спаянных между собой крепкими узами, но при этом дорожащих собственной индивидуальностью. „Довольно политики!“ – как часто приходилось мне слышать эту фразу. – Это проект Ро. Если я… если мы позволили ей использовать Ледяную Впадину, то кому какое дело? Что вообще творится с Луной, черт возьми!.. Ты веришь во все, что слышал о логологистах?

– Не знаю. Но наверняка они считают себя не такими, как ты или я. – Я подошел в окну и встал рядом с Вильямом. – Спасибо тебе.

– За что? – удивился Вильям.

– За то, что ты позволил Ро делать то, что она хочет.

– Ро еще более чокнутая, чем я, – вздохнул Вильям. – Она говорит, ты вначале тоже был не в восторге.

– Приятного в этом мало, – признал я.

– И все-таки ты заинтересовался.

– Да.

– И особенно после беседы с заместителем Таск-Фелдер.

Я кивнул.

Вильям рассеянно постучал по толстому оконному стеклу.

– Мики, Ро всегда находилась под защитой Сандовалов, потому что жила на Луне. И Луна, с ее свободным духом и маленьким населением, с массой возможностей для молодых людей проявить себя, всегда вдохновляла ее на смелые поступки. Она чуточку наивна.

– Как и все мы, – добавил я.

– Ты – возможно. Я-то хлебнул в своей жизни.

Я посмотрел на него оценивающе, чуть склонив голову набок.

– Смотря что ты подразумеваешь под наивностью. Если ты думаешь, что она ничего не смыслит в драках, то сильно ошибаешься.

– Она знает все это теоретически, – объяснил Вильям. – Учитывая ее порывистость, большего ей и не требуется, пока не пришлось ввязаться в грязную драку.

– А ты считаешь, что нас ожидает грязная драка?

– Я никак не могу взять в толк, что происходит. „Четыреста мертвых голов“ – конечно, звучит отвратительно, но ведь они совершенно неопасны. На Земле их терпели целое столетие…

– Все потому, что не было результатов, – сказал я. – Сейчас, очевидно, терпению землян тоже пришел конец.

Вильям сдавил лицо растопыренной ладонью, еще больше сужая и без того узкий рот.

– Возможно, по философским причинам, – добавил я.

– Или по религиозным, – кивнул Вильям. – Ты читал логологистскую литературу?

Я сознался, что нет.

– И я нет. Уверен – Ро тоже не читала. А между тем пора бы нам заняться небольшим исследованием. Как ты считаешь?

Я пожал плечами и поморщился.

– Не думаю, чтобы это пришлось мне по вкусу.

– Это все предрассудки, Мики. Ей-богу, чистой воды предрассудки. Вспомни о моем происхождении. Может быть, Таск-Фелдеры не настолько уж отталкивающие существа.

Обвинение в предрассудках возмутило меня до глубины души. Я решил сменить тему разговора, тем более что меня так и подмывало спросить о его работе. Вильям уже показывал мне К.Л., но, казалось, умышленно избегал демонстрировать, на что тот способен.

– Могу я перемолвиться с ним словечком?

– Что?.. – недоуменно спросил Вильям, а потом проследил за моим взглядом, обращенным к платформе. – А почему бы и нет? Он ведь сейчас слушает нас. К.Л., позвольте представить вам моего друга и коллегу – Мики Сандовала.

– Рад познакомиться, – произнес К.Л. бесполым, абсолютно нейтральным голосом, как и у всех остальных мыслителей.

Я удивленно взглянул на Вильяма. Перед нами стояло вполне нормальное, получившее домашнее воспитание, почти ручное существо. Вильям понял мое разочарование.

– Ты можешь описать мне Мики? – спросил он у мыслителя, приняв мой вызов.

– По форме он не сильно отличается от вас, – сказал мыслитель.

– А каков его объем понятий?

– Не такой, как у вас. Он находится в свободном, динамичном состоянии. Связь с вами не имеет для него первостепенного значения. Им нужно управлять?

– Нет, К.Л. – Вильям победно улыбнулся. – Он не прибор. Он такой же, как я.

– Вы – тоже прибор.

– Да, – согласился Вильям. – Но мы так условились, для твоего удобства.

– Он считает тебя частью лаборатории? – спросил я.

– Так с ним гораздо легче работать, – пояснил Вильям.

– Могу я задать еще один вопрос?

– Да сколько угодно.

– К.Л., кто здесь босс?

– Если под боссом вы подразумеваете лидера, то его здесь нет. Лидер появится несколько позже, когда все приборы заработают в едином режиме.

– Когда мы добьемся успеха, – объяснил Вильям, – появится босс, лидирующее начало, и это само по себе станет важным результатом.

– То есть К.Л. думает, что, если ты получишь абсолютный нуль, этот нуль и станет боссом?

– Что-то в этом роде, – улыбнулся Вильям. – Спасибо, К.Л.

– Всегда рад вам помочь, – ответил К.Л.

– Подожди, – попросил я, – у меня остался еще один вопрос.

Вильям сделал жест, означающий нечто вроде – „На здоровье. Задавай хоть тысячу“.

– Что, по-вашему, случится, если температура в ячейках опустится до абсолютного нуля?

Переводчик смолк на какое-то мгновение, а потом заговорил уже чуть другим голосом.

– В предыдущий раз, переводя ответ мыслителя, переводчик натолкнулся на определенные трудности, – сказал он. – Давайте уточним, что вас больше устроит: прямая визуальная проекция постбулеанских математических символов, или то же самое, но в переложении на язык дисковвода, или перевод на английский?

– Как ты понимаешь, я уже задавал этот вопрос, – сказал Вильям, – и получил математический ответ. Он выдал мне несколько версий, несколько разных возможностей.

– Хотелось бы в переводе на английский, – обратился я к мыслителю.

– Тогда позвольте вначале предупредить вас, что ответ все время меняется, – сказал переводчик. – Возможно, эти изменения отражают волнообразное колебание теоретических концепций внутри К.Л. Другими словами, он еще не сформулировал адекватного предсказания и не способен этого сделать. Мыслитель представит вам несколько ответов на английском, но предупреждает, что ни один не годится для полного понимания проблемы. Не исключено, что такое понимание вообще невозможно для человеческого мозга, созданного из органики. Согласны ли вы получить ответы, которые, возможно, уведут вас в сторону?

– Ну что ж, давайте попробуем, – сказал я, чувствуя, как во мне поднимается дух противоречия.

Вильям сел к пульту ручного управления, предоставив мне возможность поспорить в одиночку.

– Согласно постулату К.Л., достижение абсолютного нуля внутри экспериментального образца, как результат даст новое состояние вещества. Поскольку существует связь между движением вещества во времени и пространстве с силами, скрытыми внутри вещества, особенно внутри атомного ядра (по этому принципу и построена работа дестабилизирующего насоса), то новое состояние вещества может оказаться стабильным; потребуется значительный приток энергии извне, чтобы вернуть его в состояние термодинамического равновесия. Существует вероятность, хотя она и невелика, что в новом состоянии вещество станет проводником сил на квантовом уровне и вызовет схожее состояние у близко расположенных атомов.

Я взглянул на Вильяма.

– Вероятность действительно невелика, – сказал Вильям. – Я поставил необходимую защиту. Атомы меди заперты в ловушке Пеннинга и ни с чем не контактируют.

– Продолжайте, пожалуйста, – попросил я переводчика.

– Еще одна возможность – не наблюдавшееся прежде слияние временного пространства и термодинамического движения вещества. Если законы термодинамики перестанут действовать внутри образца, природа временного пространства вокруг него может измениться. Не исключено, что основные квантовые состояния также подвергнутся соответствующему воздействию. Ограничения на взаимное расположение атомов вызовут усиление поляризации и других квантовых эффектов, включая выброс на большое расстояние информации о квантовых состояниях, как правило, циркулирующей между несколькими частицами и недоступной для тех, кто не участвует в этом обмене.

– Ясно, – пробормотал я, окончательно сраженный. – Вильям, мне нужен переводчик для твоего переводчика.

– Математические же символы гласят, – сказал Вильям с горделивым видом, – что произойдет своего рода кристаллизация временного пространства.

– Ну и?..

– Обычное временное пространство, выражаясь поэтическим языком, аморфно. А в кристаллизированном пространстве произошло бы множество интересных вещей. Например, появятся так называемые эксклюзивные каналы и станет возможной утечка информации о квантовых состояниях и расположении атомов, обычно циркулирующей лишь между расположенными рядом частицами. Вполне реально даже распространение квантовой информации обратно во времени.

– Звучит не очень-то весело, – сказал я.

– Явление это примет сугубо локальный характер, – успокоил меня Вильям. – Но, конечно, все это будет захватывающе и даст простор для исследований. Представь себе, что пространство превратится в сверхпроводник информации, перестанет быть той сдерживающей средой, в которой мы существуем сейчас.

– Велика ли вероятность, что это произойдет?

– Совсем невелика, – сказал Вильям. – Насколько я понимаю, ни к одному из подобных предсказаний К.Л. нельзя относиться всерьез.

Фермерские хозяйства Ледяной Впадины и подсобные штольни занимали примерно тридцать пять гектаров, обеспечивая работой девяносто членов семьи. Не так много для изолированного исследовательского объекта. Но старые привычки умирают неохотно. На Луне каждая станция, большая или маленькая, строилась так, чтобы в случае природных бедствий или политической катастрофы действовать автономно. Если учесть, что станции находятся на большом расстоянии друг от друга, привычка эта обретает глубокий смысл. Кроме того, каждая станция является независимой социальной единицей, наподобие земной деревни. До ближайшей крупной станции – Порта Инь мы добирались на шаттле пять часов.

В тринадцатилетнем возрасте я уже стал подбирать себе подружку внутри общины и в результате обзавелся целой дюжиной. Две из них жили в Ледяной Впадине. С одной из них я встречался лишь изредка, но другая, Луцинда Бергман-Сандовал, уже в шестнадцать лет стала моей возлюбленной. Луцинда работала на ферме, снабжающей Станцию продуктами. В последнее время мы виделись примерно раз в месяц. Я переключил внимание на женщин из других семей, как и положено мужчине, достигшему брачного возраста. Но встречи по-прежнему доставляли нам удовольствие. В тот вечер мы решили увидеться в кафе неподалеку от фермы, просто чтобы поболтать.

Внешность женщины меня никогда особенно не волновала. Я хочу сказать, необыкновенная красота не сводила меня с ума. Возможно, потому, что я тоже не из платины сделан. У сандовалов до– и послеродовые трансформации давно вошли в норму, как в большинстве лунных семей. Поэтому любой уроженец Сандовальской общины был довольно привлекательным. Луцинда появилась на свет естественным путем, а в семнадцать лет произвела легкую трансформацию. Теперь это была темноволосая девушка с кожей кофейного цвета, пурпурными глазами, высокая и стройная, с длинной шеей и приятным широким лицом. Подобно большинству лунных детей, она была бихимична, могла переселиться на Землю или другую планету с повышенной гравитацией и быстро адаптироваться в новой среде.

Мы встретились в кафе, окна которого выходили на шесть гектаров поля, простиравшегося на поверхности. Толстые, высокопрочные стекла отделяли нас от вакуума. На тот случай, если у кого-нибудь взыграют темные инстинкты, кафе обнесли медной решеткой, сведя к нулю шансы вывалиться на риголит или купол из чистого поликамня.

Луцинда была девушкой спокойной, умной и доброжелательной. Какое-то время мы обсуждали наши отношения. Незадолго до этого к ней посватался инженер из общины Нернстов по имени Хаким. У меня тоже наметились кое-какие перспективы, но это не мешало мне регулярно ходить на дискотеки.

– Хаким предлагает, чтобы после брака его имя стояло на втором месте, сказала она. – Он такой великодушный.

– А детей он хочет?

– Конечно, но согласен, чтобы их вырастили внематочно, если мне будет тяжело рожать.

– Похоже, он подходит к делу радикально.

– Нет, просто Хаким очень… великодушный. Думаю, он и вправду прекрасно ко мне относится.

– А какие тебе это даст преимущества?

Она улыбнулась с оттенком самодовольства:

– Самые разные. Та ветвь рода, к которой он принадлежит, контролирует заключение контрактов между Нернстами и Триадой.

– Возможно, мы закажем Нернстам одну штуковину.

– Ну-ка расскажи поподробнее, – попросила она.

– Пожалуй, не стоит. Я еще не все обдумал…

– Что-то серьезное?

– Похоже на то. Возможно, Президент Совета попытается приостановить один проект, которым занимается моя родная сестра.

– Неужели? – Луцинда удивленно вскинула тонкие брови. – Но на каком основании?

– Пока не могу сказать точно. Президент из общины Таск-Фелдеров…

– Ну и?..

– А значит, она логологист.

– Ах вот оно что! Но ведь и они обязаны играть по правилам.

– Конечно. Но я пока никого ни в чем не обвиняю. Кстати, что ты знаешь о логологистах?

Луцинда задумалась.

– Когда дело касается контрактов, то они ведут себя крайне жестко. Дауд, брат Хакима, руководил строительными работами по контракту, заключенному со станцией Независимость, что возле Фра Мауро. Это станция Таск-Фелдеров.

– Да, знаю. Месяц назад меня приглашали к ним на дискотеку.

– И ты ходил?

Я покачал головой.

– Слишком много работы.

– Дауд говорит, что монтажники-нернсты вкалывали на них восемь недель и прокляли все на свете. Им там настоящую каторгу устроили. Таск-Фелдеры влезали в каждую мелочь. Их менеджеры пресекали любую попытку мыслить самостоятельно. Конечно, Дауду это пришлось не по душе.

– У нас ведь тоже не сахар, – улыбнулся я. – В прошлом году при ремонте рефрижераторов и наращивании мощности теплообменников мы им здорово нервы потрепали.

– Да брось ты! Дауд говорит – вы просто ангелы по сравнению с Таск-Фелдерами.

– Довольно лестно услышать такое от представителей братской общины.

Луцинда фыркнула. В это время нам подали еду на тележке-арбайтере.

– Конечно же, я слышала про Ио. Но верится в это с трудом. А ты читал что-нибудь из работ Тьери? Во времена нашего детства они были очень популярными.

– Бог миловал, – поморщился я. – Знаю только, что К.Д.Тьери, кинопродюсер земного происхождения, величавший себя философом, с замашками диктатора-гуру, в конце двадцатого века основал учение хромопсихологии, позже преобразованное им в логологию.

– Он написал около сотни книжек и Лит/Видов. Я прочитала две: „Планетарный Дух“ и „Иссушим наш разум?“. Довольно странные опусы. Он хотел разработать правила на все случаи жизни, как будто до него люди не умели ничего: ни мечтать, ни правильно усесться на стульчак.

Я расхохотался:

– И как тебе удалось осилить этот бред?

– Я сканировала множество Лит/Видов, – пожала плечами Луцинда, – из тех, что хранились в библиотеке. Я заказывала их и платила примерно половину обычной стоимости Лит/Вида. В них множество великолепных видеоматериалов с земными пейзажами. Искрящиеся на солнце озера и реки, а на их фоне Тьери, путешествующий по миру на своей яхте с солнечными аккумуляторами. Что может быть привлекательнее для девушки с Луны?

– А тебе попадались факты, объясняющие историю с Ио?

– Кажется, Тьери утверждал, что люди – это сонм воинственных богов, сверхсуществ, живших еще до рождения нашего Солнца. По Тьери, в душе каждого из нас спрятаны частицы персоналий этих богов.

– Допустим.

– А все прочее, что осталось от богов, включая их разум, было заточено, похоронено под слоем серы на „Дьявольской Луне“. Это, конечно же, дело рук их врагов. Боги ожидали нас как освободителей, чтобы соединиться с нами. Примерно так.

Окончание этого рассказа я знал из файлов с курсом новейшей истории, которые приходилось штудировать в средней школе. В 2090 году логологисты подписали с Триадой контракт о тысячелетней аренде Ио – с целью разработки ее природных ресурсов, той полной опасностей и совершенно бесполезной Ио, на которую лишь раз ступала нога человека. В 2100 году община, взявшая эту планету в аренду, установила на ней станцию с человеческим персоналом, погибшую со всеми ее обитателями во время формирования нового серного озера. Семьдесят пять приверженцев логологизма остались там навеки, замурованные в черную серу.

Логологисты никому не позволили заняться поиском утраченных богов.

Я пожал плечами.

– Я никогда не знал их устремлений. Ты рассказываешь очень интересные вещи.

– Все это жутко, – сказала Луцинда. – Я перестала его читать, когда поняла, что он пишет историю. Эти ребята его считают богом.

– Неужели?

– Тебе ведь приходилось с ними общаться. Неужели ты не знаешь их образа мыслей?

– Пробелы в моем образовании стали притчей во языцех. И что же это за бог такой?

– Они говорят, что Тьери не умер, что здоровье у него было прекрасное. Он освободился от тела, как от ненужной шелухи, и теперь, как они считают, обращается со спиритическими посланиями к избранным среди его учеников. Их появляется несколько в каждом поколении. Тьери якобы помечает их „голубым холодом“. Уж не знаю, что это такое. Так чем же Ро им не угодила?

– Прости, но пока я держу рот на замке. Скоро сама Ро устроит пресс-конференцию.

– Но Президент-то знает?

– Полагаю, она должна знать.

– Что же, спасибо тебе за доверие, Мики. – Она едва заметно улыбнулась, давая понять – пошутила. И все-таки я почувствовал себя неуютно.

– Признаться, мне и самому все это не по душе. Слишком много осложнений.

– Так не лучше ли тебе заняться основной работой?

Чем дальше углублялся я в дебри логологии, тем больше она меня завораживала и одновременно отталкивала. Но в конечном счете интерес все-таки брал верх. Это было кредо, не подкрепленное никакой философией, система, не содержащая ярко выраженного метафизического начала. Какие-то неразвитые, ребяческие гипотезы, а то и просто явные фантазии, преподнесенные как откровение. Все это основывалось на предполагаемом проникновении в человеческий разум. Постулаты этого учения, одновременно дерзкие и смехотворные, таили в себе какую-то особенную притягательность.

К.Д.Тьери эксплуатировал всеобщее безотчетное желание участвовать в Большом Событии. В этом он не особенно отличался от других пророков и мессий. Подлинное отличие заключалось в другом. Чем больше я узнавал о Тьери, тем смешнее мне казалась мысль, что этот человек мог быть носителем какой-то великой правды.

В молодости Тьери подвизался на актерском поприще. Играл маленькие роли в плохих развлекательных фильмах и даже промелькнул пару раз в эпизодах хороших фильмов. В ту пору его вряд ли кто-то знал, кроме заядлых киноманов. Позднее он обнаружил в себе деловую жилку и стал кинопродюсером и даже режиссером.

В конце 1980-х годов он уже сделал себе имя как постановщик серии фильмов с причудливо-мистическим сюжетом. Присущее им своеобразие, даже чудинка, и тонкая ирония быстро завоевали ему массу поклонников. Он уже почитывал лекции в колледжах и университетах. И спустя некоторое время якобы заявил одному нью-йоркскому сценаристу: „Фильмы – всего лишь бледная тень бытия. Религия – вот куда нам следует податься“.

Так он и поступил. Человек достаточно образованный, он присоединился к хору тех, кто собирался низвергнуть с пьедестала последние жалкие остатки фрейдизма. Попутно Тьери решил выбросить на свалку психологию как таковую, и, поскольку первая жена его занималась психотерапией, расставание их было мучительным и запомнилось обоим надолго.

Затем, в возрасте сорока трех лет, пришло долгожданное откровение. На пляже в Ньюпорте, в Калифорнии, к нему явилась высоченная, как небоскреб, фигура, так он, во всяком случае, утверждал, и одарила Тьери кристаллом величиной с кулак. Фигура обладала женскими формами, но в ней угадывалась мужская сила. Она сказала ему: „У меня не так много времени. Я слишком долго была мертва, чтобы оставаться здесь и лично разговаривать с тобой. Этот кристалл поведает тебе обо всем“.

Тьери предполагал, что громадная фигура была голограммой. Мне же показалось, что такая технология слишком примитивна для бога, решившего заявить о себе всему миру. Однако не следует забывать, что воображение Тьери было ограничено рамками того времени, и, чтобы привлечь на свою сторону ученых простачков, ему приходилось использовать жаргон и концепции, принятые в девяностых годах XX века.

Он долго вглядывался в кристалл, а потом запечатлел свои наблюдения в серии засекреченных трактатов, так и не опубликованных при его жизни. Чуть позже Тьери издал сжатый конспект этих работ для массового потребления. Он назывался „Старая и новая человеческая раса“. В работе приоткрывалась завеса над космической наукой – хромопсихологией.

Огромная голограмма была не чем иным, как последним из Подлинных Людей, а дарованный им кристалл помог Тьери высвободить энергию своего разума.

Он издал книгу и способствовал ее распространению. В первый год он продал десять тысяч экземпляров, во второй год – пятьсот тысяч. В позднейших изданиях некоторые доктрины космической науки и ее название подверглись пересмотру. Окончательно отвергнув даже само слово „психология“, Тьери назвал свое учение логологией.

„Старая и новая человеческая раса“ стала вскоре доступна массовому читателю не только на бумаге, но и в виде кубических текстов – Лит/Видов, а также через все пять средств массовой информации.

Организовав серию семинаров, Тьери убедил своих приверженцев, все более многочисленных, в том, что человечество некогда обладало божественным могуществом, а сейчас на нем висят оковы, делающие нас ничтожными, зависимыми от своего тела и глупыми. Каждый человек, вещал Тьери, способен трансформировать себя в свободно странствующий и очень могущественный дух. Кристалл рассказал ему, как сбросить оковы при помощи ментальных упражнений. Враги человечества, кроме одного, которого он называл Шаятана, давно мертвы и не способны остановить процесс духовного самоосвобождения. Все, что требуется для освобождения, – это концентрация воли, самообразование и дисциплина, а также пожизненное членство в церкви логологистов.

Шаятана представлял некий гибрид Локи и смутно обрисованного Сатаны, слишком слабый, чтобы уничтожить нас или хотя бы помешать могучим индивидуумам избавиться от цепей, но достаточно коварный и настойчивый, чтобы убедить нас в неизбежности смерти.

Все, кто противостоял Тьери, были либо одурачены Шаятаной, либо добровольно вошли в его когорту. К последним относились Юнг, Фрейд, Адлер и другие психоаналитики. Сатане удалось обмануть также многих президентов, священников и пророков.

В 1997 году Тьери попытался купить маленький остров в южной части Тихого океана и создать на нем общину Сбросивших Цепи. Получив отпор у местных жителей, он перенес едва зародившуюся колонию в Айдахо, где основал собственный городишко, Оуранус, названный по имени зачинателя человеческого самосознания. Оуранус стал политическим центром Айдахо. Тьери нес частичную ответственность за раскол штата в 2012 году, после которого его северная часть стала называться Зеленым Айдахо.

Он по-прежнему писал без устали и время от времени выпускал фильмы. Его последние работы освещали все аспекты жизни логологистов – от ухода за беременными женщинами до похоронных обрядов и форм надгробных памятников. Он создавал Лит/Виды с материалами по мировой политике и экономике и постепенно становился отшельником. Начиная с 2031 года, то есть за два года до смерти, он перестал видеться с кем-либо, кроме своей любовницы и трех личных секретарей.

Тьери объявил, что после его собственного освобождения наступит кризис и что в пределах одного столетия он вернется, освободившись от оков плоти, чтобы утвердить логологистскую церковь в качестве светской власти над всеми земными нациями. „Наших врагов мы обратим в пепел, – обещал он, – а истинным приверженцам гарантировано вечное духовное блаженство“.

Перед смертью он весил сто семьдесят пять килограммов и мог передвигаться лишь с помощью массивной конструкции – чего-то среднего между инвалидным креслом и роботом. В газетных материалах и свидетельствах верующих его смерть описывалась как добровольный уход из этого мира. Теперь он сопровождал дух, явившийся на калифорнийском пляже, в скитаниях по Галактике. Личный врач Тьери, его ярый приверженец, утверждал, что перед смертью тот находился в отличной форме и что тело изменило свое внутреннее строение, чтобы вырабатывать то количество энергии, которое будет ему необходимо для первых нескольких лет спиритического вояжа.

Тьери они называли Вознесшимся Повелителем. Предполагалось, что он ежедневно сообщает о захватывающих подробностях путешествия своей пассии. Она дожила до глубокой старости, отказываясь от любых форм омолаживания, становясь все более тучной, и в конце концов присоединилась к возлюбленному в его странствиях.

Год спустя после его смерти одного из секретарей Тьери арестовали в Зеленом Айдахо и обвинили в изготовлении детской порнографии. Хотя не нашлось никаких улик, подтверждающих участие самого Тьери в этой деятельности, но выплеснувшийся наружу скандал едва не уничтожил церковь логологистов.

Церковь возродилась невероятно быстро, когда стала финансировать программу поддержки молодых актеров Лит/Вида. Использовав эту программу как плацдарм, логологисты перешли в наступление и вскоре завоевали признание политиков и широкой общественности. О скандальном прошлом общины постепенно забыли, и новые руководители, безымянные, напористые и довольно бесцветные, завершили дело, начатое Тьери. Они превратили логологизм в общепринятую альтернативную религию для тех, кто продолжал искать утешения в вере.

Процветающая церковь уже начала распространять свою деятельность на Пуэрто-Рико. В 2046 году, за четыре года до того, как остров стал пятьдесят первым штатом, логологисты основали на нем госпиталь и центр „психотренинга“. Вскоре остров оказался под полным контролем логологистов, составлявших шестьдесят процентов его населения, и стал крупнейшим религиозным центром на Земле. Все представители Пуэрто-Рико в конгрессе были логологистами. Остальное было мне более или менее известно, включая историю покупки и освоения Ио.

Перерыв горы материалов, я ощутил в душе пустоту и неверие. У меня возникло чувство, что я лучше понял человеческую сущность, посмотрев на нее со стороны, как человек, не принадлежащий к логологистам, не зачарованный фантазиями и ложью Тьери.

Той ночью мне снилось, что я прохаживаюсь вдоль оросительного канала в Египте. Приближающийся рассвет уже окрасил небо синевой на востоке, но над головой по-прежнему мерцали звезды. За ночь канал замерз, и это мне нравилось. Теперь он представлял собой нагромождение ледяных кубиков, прозрачных, как стекло. Кубики, словно живые существа, складывались вместе, образуя плоские плиты. „Порядок, – думал я. – Фараон останется доволен“. Но, вглядевшись в глубь канала, я заметил рыбу, придавленную слоями ледяных кубиков. Распластанная подо льдом, она не могла пошевелиться, и только жабры отчаянно трепыхались. Осознав, что совершил грех, я гневно посмотрел на звезды. Но они отказались разделить со мной ответственность. Потом я оглядел берега канала и обнаружил по обе стороны, в зарослях камыша, медные торусы, бесшумно всасывающие воздух. И, содрогнувшись всем телом, проснулся.

Семьсот часов. На моей персональной линии деликатно замигал огонек. Я сделал запрос и выяснил, что за ночь поступило два послания: одно – от Ро, два часа назад, другое – от Томаса Сандовала-Райса, часом позже.

Послание от Ро было голосовое и достаточно короткое:

„Мики, директор хочет увидеться с нами сегодня, в Порте Инь. В десять он пришлет сюда свой персональный шаттл“.

Другое послание содержало обширный текст и устное обращение секретаря:

„Томас Сандовал-Райс хотел бы встретиться с вами в Порте Инь, и как можно быстрее. Желательно, чтобы Розалинда прибыла вместе с вами“. К этому прилагался Лит/Вид по логологии, содержащий примерно те же материалы, что я изучал накануне.

Я отдал все необходимые распоряжения по работе и отменил встречу с инженерами из нашей семьи по поводу эксплуатации генератора.

Встретившись с Ро в зале ожидания на Четвертой Площадке, я нашел ее необычно грустной. Снаружи царила лунная ночь. Прожекторы на полях затмевали звезды своим искрящимся сиянием. Земля, повисшая над нами, была видна полностью – голубоватое пятнышко размером с ноготь. За окнами простиралась пепельно-серая, ноздреватая поверхность Луны. Груды камней, оставшиеся после прорытия штолен десятилетия назад, безликое, словно залитое бетоном, поле.

– Такое чувство, будто меня ткнули носом в пыль, – проронила Ро. На горизонте уже показались огни служебного корабля. – Просто фантастика какая-то! Когда еще директор уделял нам столько внимания.

– Еще бы, ведь не каждый день среди твоего улова попадаются наши прабабушка и прадедушка, – попытался я ее ободрить.

– Дело не в этом. Он прислал целую кипу материалов по логологистам.

– И мне тоже. Ты их читала?

– Конечно.

– И что ты думаешь по этому поводу?

– Бесспорно, они люди со странностями, но все равно я не вижу ни малейшей причины тормозить этот проект. Они утверждают, что смерть не станет освобождением, если ум человека не просвещен. Значит, замороженные головы – это их потенциальные приверженцы…

– Быть может, Томас знает больше нас, – сказал я.

Через некоторое время корабль совершил посадку. Это была последняя модель реактивного лунного вездехода с гладким, лоснящимся корпусом красного цвета. Мне не приходилось разъезжать на сандовальских служебных лимузинах. Внутреннее убранство поражало своей роскошью: кресла с автоматической корректировкой положения, ресторанный отсек. Я пожалел, что уже съел завтрак. Правда, это не помешало мне уписывать за обе щеки яичницу с беконом, предназначенную для Ро. Из коммуникационного центра мы могли связаться с Землей, Марсом и любым из астероидов, используя ретрансляторы общелунной сети и даже спутники Триады.

– Только сейчас я понимаю, насколько мы отстали от других сандовалов, сказал я Ро, когда она поставила пустую тарелку на движущуюся ленту.

– Совершенно не жалею об этом. У меня есть все необходимое.

– Вильям бы вряд ли с тобой согласился.

– Он не за роскошью гонится, – улыбнулась Ро.

Порт Инь стал межпланетным торговым центром, одним из крупнейших городов и доком для многих станций, разбросанных по Океану. Бурный Океан был основной территорией, на которой проживала Сандовальская община, хотя, помимо этого, она располагала двадцатью станциями и двумя небольшими портами в горной местности, на обращенной к Земле стороне Луны. Являясь транспортным узлом, Порт Инь к тому же был опоясан фермами, снабжавшими продовольствием южную и западную части Океана. Для лунных граждан фермерская станция достаточных размеров служит также и курортным местом, откуда можно полюбоваться лесами и полями. Мы пронеслись мимо матовых куполов, накрывавших тысячи гектаров почвы на южной оконечности порта, и прибыли на частное сандовальское поле за полчаса до назначенного времени. Таким образом, у нас осталось время проехаться в вагонетке, а затем пройтись пешком к центральному порту, протискиваясь через толпы горожан.