Текст книги "Шакалий обед"

Автор книги: Гордон Руперт Диксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Ложь! – воскликнул Чхан. – Это морах, а не человек. Вы можете обманывать себя в этом, однако наша привилегия – играть формой живых существ, отливать их в форму, которая даст нам возможность развлечься. И форма, которой мы играли в этом случае, ваша. Будьте осторожнее в ответах. Хотя я не стану рассматривать ваше преднамеренное похищение мораха как оскорбление, нанесенное специально чтобы спровоцировать меня.

– Морах Чхан, – сказал Дорму бесцветным голосом, – мне такая акция с вашей стороны представляется неправдоподобной, как и возможность того, что Морах Чхан отдал приказ выпустить этого типа на свободу специально для того, чтобы создать нам затруднения в ходе переговоров.

Веки Чхана скользнули вниз так, что остались открытыми щелочки едва ли толще карандашных линий.

– Не вы обвиняете меня, человек! Я обвиняю вас! Задето мое достоинство. Не более чем через час после того, как я подниму корабль с этого планетоида, я могу привести сюда флот, и от всего здесь останется лишь огромное пепелище.

Он умолк. Дорму не сказал ничего. После долгого молчания глаза мораха приоткрылись.

– Но я буду добр. Не исключено, что ваше поведение не предумышленно. Вы были введены в заблуждение вашими досье, а также заверениями тех медиков-дилетантов, которых вы, люди, называете врачами и хирургами. Слушайте мое мнение. Я, Морах Чхан, уверен, что ваш пленник морах, один из моих собственных морахов, а не человек. Поэтому требую, чтобы вы сейчас же, немедленно, вернули его в том же виде, в каком он был похищен.

– Вот это-то уже никак не возможно, – сказал Дорму.

– Почему?

– Человек умирает.

Чхан сидел неподвижно и безмолвно так долго, как долго человек способен сдерживать дыхание. Затем произнес:

– Морах. Мне не хотелось бы напоминать еще раз.

– Приношу извинения Мораху Чхану, – сказал Дорму бесцветным голосом. – Я уважаю его убежденность, но вынужден верить нашим досье и квалифицированным специалистам. Человек, я говорю, умирает.

Неожиданно Чхан встал на ноги. Маленькие уродцы помчались к двери.

– Сейчас я иду в помещение, которое вы, люди, дали мне, и подготовлю свою свиту к отбытию. Через ваш час я подниму свой корабль. У вас осталось только это время, чтобы вернуть мне моего мораха.

Он повернулся, обошел свое кресло и вышел из комнаты. Дверь за ним захлопнулась.

Дорму вышел в дверь, расположенную на его стороне комнаты. Винн следовал за ним. За дверью они увидели ожидающего их Стая. Винн открыл было рот, но Дорму опередил его.

– Мертв?

– Умер несколько минут назад, почти сразу же после того, как вы ушли беседовать с Чханом.

Винн беззвучно закрыл рот. Стай стоял, не говоря ничего более. Оба они ждали, наблюдая за Дорму, который, казалось, не замечал их пристальных взглядов. После ответа Стая его лицо стало непроницаемым, глаза пустыми.

– Итак, – сказал Винн после долгого молчания, – теперь это всего лишь тело.

Дорму все еще стоял с отсутствующим видом. Винн вперил в него свой взгляд. Внезапно маленький человек вздернул голову и повернулся к маршалу.

– Да, – сказал он каким-то странным голосом. – Он должен быть похоронен, не так ли? Вы не будете возражать против похорон со всеми воинскими почестями?

– Какие, к дьяволу, могут быть возражения? – воскликнул Винн. – Он заслужил это. Когда?

– Прямо сейчас.

Дорму испустил легкий вздох, подобный тому, какой издает грузный человек, чей долгий день еще далек до конца.

– Прежде, чем Чхан отбудет. И не скрытно. Транслируйте на весь аванпост.

Винн шепотом выругался, на его лице была безрадостная гримаса.

– Займитесь этим, – приказал он Стаю.

После того, как Стай вышел, он мягко обратился к Дорму.

– Прошу меня извинить. Вы – хороший человек, когда доходит до дела, господин посол.

– Вы так думаете? – Дорму криво усмехнулся. Внезапно он повернулся к лифту. – Нам лучше спуститься на посадочную площадку. Чхан обещал нам час, но может и не ждать так долго.

Чхан не ждал. Он ускорил свое отбытие, как загоревшийся какой-либо идеей стремится осуществить ее, не ожидая, пока события переубедят его. На посадочной площадке он был уже через двадцать минут, и то потому только, что согласно морахскому этикету его свита должна была погрузиться раньше него. Он еще стоял на причале, когда первые звуки сигнала "Внимание" прозвучали над аванпостом.

Чхан остановился, ступив уже одной ногой на сходни своего корабля. Обернувшись, он увидел, что солдаты военной полиции, охраняющие проход к его кораблю, стоят по стойке смирно, повернувшись к ближайшему трансляционному экрану, трех метров шириной и двух высотой, который только что ожил на стене главного пакгауза. Глаза Чхана сами собой уставились на изображение, возникшее на экране – на открытую могилу, вооруженных солдат, капеллана и горниста.

Капеллан читал уже последний параграф заупокойной службы. Религиозное содержание человеческих слов ничего не говорило Чхану, но его глаза понимающе уставились на Дорму, стоявшего вместе с Винном возле сходен.

Чхан сделал шаг и оказался не далее чем в полутора метрах от маленького человека.

– Я вижу, он мертв.

– Умер во время последней нашей беседы, – ответил Дорму невыразительно. – Мы воздаем ему последние почести.

– Я вижу… – вновь начал Чхан.

Его прервал оружейный залп. Заупокойная служба закончилась, и черный гроб начал опускаться в могилу, выжженную в скале аванпоста. С экрана прозвучала команда. Солдаты, только что стрелявшие, взяли на караул, как и все солдаты, находившиеся на посадочной площадке, только горнист поднял свой инструмент, и зазвучал "отбой".

– Да, – сказал Чхан. – Вы – глупец.

Он оглядел отдающих салют военных, затем вновь посмотрел на Дорму.

– Я не предполагал, что такой человек, как вы, может оказаться таким дураком. Вы обсудили мое требование, приняли решение, но какое значение имеет мертвец, кем бы он ни был? Если бы вы вернули его, я не стал бы предпринимать никаких действий, по крайней мере сейчас, после уступок по поводу поселений. Но вы не только лишились всех ваших достижений – вы бросили мне в лицо наглый вызов, захоронив это тело прежде, чем я покинул аванпост. Теперь у меня нет выбора. Я обязан действовать.

– Нет, – сказал Дорму.

– Нет?

Чхан уставился на него.

– Вас никто не обижал. У вас нет повода начинать военные действия. Вы заблуждаетесь, потому что недопоняли.

– Недопонял? – спросил Чхан. – Я недопонял? Я не только не недопонял, я приложил огромные усилия к тому, чтобы вы не поняли неправильно. Я не позволю красть у меня мораха только потому, что он похож на человека. Это был именно морах. Вам не нужны были ни досье, ни врачи, чтобы установить это. Моего слова было достаточно. Но вы позволили своим эмоциям и советам мелких людишек повлиять на вас, к вашему несчастью. Вы думаете, я не знаю, что чувствовали все эти солдаты? Но я – Морах Чхан. Не думаете ли вы, что я стал бы лгать по столь незначительному поводу, как заблудившееся домашнее животное, игрушка.

– Уверен, не стали бы, – сказал Дорму.

– Теперь, – сказал Чхан, – вы поставлены перед фактом. Но уже поздно. Вы оскорбили меня. Я говорил вам, что мы умеем и любим играть с обликом существ, делать их такими, как мы хотим. Я говорил вам, что он морах. Вы же захоронили его на свой манер, думая, что он человек – ваш пропавший воин.

Он уставился сверху вниз на Дорму.

– Я говорил вам, что он морах.

– Я верил вам, – сказал Дорму.

Глаза Чхана остановились. Они расширились, вспыхнули и вновь стали карандашными черточками.

– Вы верили мне? Вы знали, что он морах?

– Да, знал, – сказал Дорму. – Я был офицером связи в разведывательной службе в то время, когда Эдмондс был послан, и позже, когда вернулось его тело. У нас не было провалившихся агентов.

Его голос не изменил тона, лицо не меняло выражения. Он твердо смотрел вверх, в глаза Мораха Чхана.

– Как я только что объяснил Мораху Чхану, – чуть педантично произнес Дорму, – он заблуждается вследствие неправильного понимания. Мы – разумные люди, мы любим мир. Чтобы сделать довольным Мораха Чхана, мы готовы покинуть поселения и сделать такие уступки его требованиям, какие только можем. Но Чхан не должен путать одно с другим.

– Что путать? – потребовал Чхан. – С чем другим?

– Есть нечто, чего мы допустить не можем, – сказал Дорму.

Внезапно к удивлению Винна, маленький человек показался высоким. Спина его выпрямилась, голова поднялась, глаза оказались почти на одном уровне с глазами-щелками Чхана. Голос его звучал тихо, но твердо.

– Морахи принадлежат Мораху Чхану. Как вы говорите, ваша привилегия – играть их обликом. Играйте ими как угодно, за одним лишь исключением. Вы забавлялись этим обликом и потеряли право на то, что мы похоронили. Запомните это, Морах Чхан! Облик человека принадлежит только человеку!

Он стоял, пристально глядя прямо в прищуренные глаза. Труба пропела последние ноты, и экран погас.

Солдаты опустили оружие.

Через несколько секунд, тянувшихся бесконечно долго, Чхан отвел глаза, затем бросил:

– Я вернусь!

Он повернулся так, что красный кильт обвился вокруг его ног, и крупными шагами зашел по сходням на корабль.

– Но он не сделает этого, – пробормотал Дорму с гримасой удовлетворения.

Он уставился на трап, который начал втягиваться в корабль, готовившийся к отлету.

– Не сделает? – слегка запинающимся голосом спросил Винн, стоявший позади него. – Что вы имеете в виду… не сделает?

Дорму повернулся к маршалу.

– Если бы он действительно собирался вернуться с оружием, не было бы нужды говорить мне об этом.

Дорму слегка улыбнулся, но все еще мрачно.

– Он ушел с угрозой – значит, это был единственный способ сохранить свое достоинство.

– Но вы…

Винн вновь стал запинаться, теперь уже от злости.

– Вы знали, что эта тварь не Эдмондс! И знали с самого начала! Если бы люди на аванпосте знали, что это вонючий морах, его вернули бы в ту же минуту. Вы заставили всех нас рисковать жизнями из-за этой твари, смахивающей на человека.

Дорму посмотрел на него.

– Маршал, – сказал он, – я говорил вам, что у нас была конфронтация с Чханом. Она и сейчас есть. Два часа назад Чхан и другие лидеры морахов думали, что знают о нас все. Теперь они – существа, для которых облик – дело второстепенное, обнаружили, что имеют дело с расой, которая считает свой облик неприкосновенным. Саму эту идею они по своей природе не способны понять. И если такова правда о нас, что еще может оказаться справедливым? Они внезапно осознают, что очень во многом не понимают нас. Морахи не дураки. Они вернутся и изменят свои планы. Теперь – все свои планы.

Винн бросил на него гневный взгляд, открыл рот, чтобы говорить, закрыл его снова, но затем все же заговорил.

– Однако вы рисковали, – бросил он.

Он перестал трясти головой в гневном замешательстве.

– И вы велели мне похоронить это дерьмо с почестями?

– Маршал, – устало сказал Дорму, – ваша работа – выиграть войну после того, как она началась. Моя работа – выиграть ее прежде, чем она началась. Так же, как и вы, я использую для этого любые доступные средства.