Текст книги "На Меркурии"

Автор книги: Гордон Джайлс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

День сто пятьдесят второй. К вечеру

Стартовали удачно, но потом случилась беда.

На высоте около тысячи миль над Меркурием Тарнэй доложил, что целая группа хвостовых дюз вышла из строя. Без них нет возможности развить достаточную скорость, чтобы достичь Земли меньше, чем за год.

Не рискуя садиться обратно на Меркурий с нашими искалеченными дюзами, капитан Атвелл приказал спуститься на спутник.

Мы сели на него без особых трудностей благодаря его крайне малому притяжению. Эта крохотная луна немногим больше, чем большая глыба камня или металла. Мы попытаемся исправить наши повреждения в двигателе. Как вы можете догадаться, виновата в этом ртуть. Ее пары, постоянно окружая корабль, разъели внешние трубки. Она амальгамировалась с металлом дюз, ослабив их. Ртутные пары имеют губительное влияние на все твердые металлы, если времени для этого довольно, а в нашем случае его было предостаточно.

Говоря откровенно, все системы двигателя не выдержат и часа скоростной работы. Ремонт… Ну, ладно, посмотрим.

Перспективы мрачные, но мы еще не потеряли ни одной жизни – пока. Мои батареи нужны сейчас для сварки. Возобновлю передачу, когда позволят условия.

Первая Меркурианская экспедиция кончила.

III. ПУТЬ РАЗУМА

АЛЛО, Земля, Марс и Венера! Первая Меркурианская экспедиция возобновляет связь после трехмесячного перерыва, в день двести сорок второй своего пребывания. Радист Джиллуэй на ключе.

Все десятеро еще живы и здоровы! Мы даже гордимся этим, так как пробыли на Меркурии вдвое больше, чем намеревались, – дольше, чем могли позволить наши запасы воздуха, пищи и воды. Как мы сделали это – длинная история.

Но больше оставаться не хотим и решили сделать перелет в ближайший удобный момент для этого. Но как? Наши хвостовые дюзы все еще бесполезны для длительного перелета. Нам осталось всего восемнадцать дней, чтобы решить эту задачу.

Мы знаем, что способ есть, если только Омега подскажет нам. Омега – это одно из разумных растений. Чтобы объяснить его появление, нужно рассказать все сначала.

Три месяца назад, спустив ртутное озеро и найдя свое горючее, мы взлетели. Неприятности начались сразу же. Ртутные пары амальгамировались с материалом ракетных дюз и разъели их. Ракетные дюзы, как известно, должны быть чрезвычайно прочными. Они делаются из сплава платины с иридием и должны выдерживать самые высокие температуры и холод мирового пространства. Ничтожнейшее ослабление делает их бесполезными. Ртутные пары озера превратили их в мягкую амальгаму. Когда часть дюз вышла из строя, капитан Атвелл приказал спускаться на маленький спутник Меркурия, чтобы обследовать его и осмотреть дюзы.

Фаэтон, как назвал эту луну Маркерс, невелик – миль десять в диаметре. Это сплошная масса оплавленных металлов, совершенно лишенных воздуха, воды и жизни. Он вращается вокруг своей оси с бешеной скоростью – по обороту в час. Каждый час небеса, словно движимые колесами, совершают вокруг нас полный оборот.

Это, действительно, кружило головы. У нас было такое ощущение, словно мы вот-вот соскользнем и умчимся в пространство, выброшенные центробежной силой, как камень из пращи. Это было единственное в своем роде ощущение. Фон Целль, например, едва выйдя из корабля, распластался на земле и схватился за скалу, чтобы удержаться. При несуществующем почти притяжении маленького спутника утес вырвался у него из рук и взмыл кверху, как воздушный шарик. Он годился для якоря не больше, чем перышко.

Все смеялись, несмотря на наше трудное положение. Пока Тарнэй и Карсен осматривали двигатель, остальные развлекались как могли. Мы хватали комки породы, швыряли их и смотрели, как они безвозвратно улетают в пространство. Скорость отрыва невероятно мала, что-то вроде тридцати футов в секунду, и легко доступна нашим мускулам.

Нам даже стало как-то страшно, когда мы поняли, что можем швырнуть камень на Солнце, хотя на перелет ему понадобятся годы. Бросали камни и на Меркурий, создав таким образом искусственные метеориты.

Робертсон слишком усердно пробовал свою силу. Он прыгнул и взлетел в своем скафандре, как ядро из пушки. Мы пришли в ужас, потому что он поднимался все выше и выше. К счастью, он вскоре появился, спускаясь плавно, как пушинка. Спустившись, он ухватился за нас, бледный и взволнованный.

– Господи! – выпалил он, – я думал, что еще минута – я я улечу совсем!

Человеку нетрудно сделать это, стоит лишь посильней оттолкнуться.

Но большинство из нас только стояли и смотрели вверх на великолепные вращающиеся небеса. Полчаса дня, полчаса ночи… Солнце мчалось вокруг нас, как большая комета. Звезды мелькали так быстро, что оставляли за собой слабый след. Это было похоже на фильм, запущенный с большой скоростью, и производило незабываемое впечатление.

Странно думать о нашей способности восхищаться этим зрелищем в то время, как наши шансы вернуться на Землю оставались еще неизвестными. Но хорошо, если люди могут смеяться и с любопытством заглядывать прямо в оскаленные зубы опасности. Я говорю о всей человеческой породе, не только о нас.

Тарнэй и Карсен после тщательного обследования сделали доклад. Мы не можем лететь. Дюзы не выдержат ускорения. Нельзя оставаться и на планетоиде.

– Назад на Меркурий, ребята, – заявил капитан Атвелл. – Придется нам остаться еще на три месяца. Их как-то нужно прожить.

День двести сорок третий

Через пять часов мы сманеврировали в Сумеречную зону. Наш корабль поднял ртутные волны, сев на озеро, перелившееся в долину. Капитан Атвелл приказал подсчитать запасы.

– Горючего больше, чем требуемый минимум для перелета, – сообщил Линг. – Провизии на три недели. Воды дней на десять. Кислорода на неделю.

Мы переглянулись с нескрываемой тревогой. Недельный запас кислорода, немного больше провизии и воды, а наши двигатели почти бесполезны! Негостеприимный пейзаж Меркурия словно издевался над нами. Фон Целль немного истерически засмеялся.

– Мы никого не потеряем, ребята, и останемся все вместе. Все десять здесь!

Капитан Атвелл, сильно размахнувшись, ударил его по лицу, прежде чем он успел прибавить что-нибудь еще. Но удар, на деле, предназначался нам всем. Фон Целль просто успел высказаться.

– Держитесь, – резко крикнул капитан Атвелл. – Не все так плохо, как кажется! На Ночной стороне есть воздух, которым можно запастись. Есть там и чистый лед. Мы пойдем сначала за воздухом, потом за водой. Не все сразу. А что касается пищи и машин, то посмотрим.

– Простите, капитан, – прошептал фон Целль за всех нас.

Дисциплина – странная вещь, потому что она или есть, или ее нет. С тех пор она у нас была, вернее, был капитан Атвелл. Его имя войдет в историю, встанет рядом с именем Александра, Цезаря, Наполеона и будет звучать гораздо громче их. Это я говорю неофициально. Если бы Атвелл услышал, он бы, наверное, вместо меня посадил радистом Линга.

Теперь об Омеге. Вскоре после того как мы сели на ртутное озеро, Суинертон вдруг закричал. В последующий момент, надев скафандр, он кинулся в шлюз, а потом на ртуть. Как неуклюжий конькобежец, он бежал изо всех сил, но едва продвигался вперед.

С трудом преодолев сотню футов, он подобрал что-то и вернулся. Задыхаясь, биолог показал это нам. То было одно из мыслящих растений, или растительных мозгов, – первое, которое мы увидели. Мягкая, белая масса, в извилинах, как обнаженный мозг, сидящий в чашечке из толстых, зеленоватых листьев. Стебель и корень у него были оторваны. Острые глаза Суинертона заметили его на поверхности ртути.

Как оно выжило, испытав сокрушительный ревущий поток металлической жидкости, заливший его подземную пещеру? Суинертон пробовал выяснить это, опрашивая существо вслух. Он говорит, что таким образом беседовал с ними в пещере. Они улавливали мысли, высказанные им вслух, и давали телепатические ответы, казавшиеся Суинертону внутренним голосом.

Так он, во всяком случае, рассказывает. Но теперь на одного знака не было от этого растительного мозга, ни малейшего мысленного шепота, хотя все затаили дыхание в ожидании его.

– Он умер, – скорбно произнес Суинертон. – Омега, последний из своей разумной расы!

Остальные улыбнулись. Пораздумав, мы посчитали смешным ожидать от растения способности мыслить. Если всмотреться, то оно было похоже больше на цветную капусту. Суинертон только вообразил, что разговаривал с ними под землей, подумали мы.

– Живой он или мертвый, – насмешливо оказал Маркерс, – вы никогда не говорили с ним телепатически.

Суинертон готов был с гневом ответить, но тут вмешался капитан Атвелл.

– Отряд за жидким воздухом выйдет через час. Парлетти, Тарнэй, Робертсон, фон Целль и я. Готовьтесь, ребята.

Спасибо за музыкальную передачу, Земля. Нам уже надоели те несколько записей, имеющиеся у нас. И спасибо, Президент Мира, за вашу речь от лица всей планеты, за то, что вы так рады нашему спасению. Мы едва можем поверить, что Земля, от полюса до полюса, ликовала, когда мы вчера возобновили связь, и что целую ночь все радиостанции, газеты и телевидение праздновали это событие. Мы так глубоко взволнованы этим, что не можем даже говорить.

День двести сорок четвертый

Немного времени займет рассказ о том, как мы пополнили свои запасы воздуха и воды, хотя это потребовало недели на подготовку и работы.

Экспедиция капитана Атвелла в обогреваемых скафандрах нашла на Ночной стороне озеро жидкого воздуха в трех днях пути. Оно питается каким-нибудь подземным источником из страны жестокого холода.

Века назад, объяснил Парлетти, когда Меркурий перестал вращаться, большая часть его атмосферы замерзла на Ночной стороне. По краям этого полушария, где оно соприкасается с более теплой Сумеречной зоной, газы тают и текут.

Я называю озерцо, которое мы используем, "жидким воздухом", но этот воздух не похож на Земной. В нем всего семнадцать процентов кислорода. Остальное – по большей части азот, а также высокое содержание инертных газов (до пяти процентов) – неона, аргона и криптона. Но здесь был живительный кислород, а это самое главное.

Работая посменно, мы запасли кислорода на две недели. Парлетти и Робертсон перекачивали жидкость из озерца в открытый круглодонный сосуд из листового металла. Потом они тащили его пять миль в Сумеречную зону, где находились Тарнэй и Линг со своими приборами. Они засасывали жидкость в трубку, давали ей испариться и накачивали воздух в баки под давлением. Насосом была наша гидростатическая система из двигателя, временно снятая с корабля. Энергия поступала от моих аккумуляторов, непрестанно заряжавшихся при помощи селеноустановок под постоянными лучами Солнца.

Мы с Маркерсом таскали баки взад и вперед, от корабля к месту перекачки. Это место выбрано на такой широте, чтобы край диска Солнца находился как раз под горизонтом и прямые лучи не достигали его. Еще шаг "южнее" – и жидкий воздух стал бы кипеть слишком быстро.

И вот наш экипаж дышит новой смесью. Увеличив давление, мы справились с низким содержанием кислорода. Все неприятные симптомы предотвращены тем, что давление увеличивалось постепенно, в течение суток. Теперь мы живем под высоким давлением бедного кислородом воздуха уже три месяца, без всяких неприятных последствий. Человеческий организм умеет приспосабливаться. Однако после нескольких лет эта смесь может оказаться вредной.

Вода была более простой проблемой. Большие глыбы льда лежат на Ночной стороне, где Солнца не было невообразимо давно. Вода в своей кристаллической форме всегда чиста, свободна от примесей солей. Мы просто свезли эти глыбы на корабль и оттаяли в баках.

Но с пищей дела похуже. Здесь-то Омега и помог нам.

Алло, Венерианская Вторая! Рады получить привет от вас. Вы говорите, что отдали бы правые руки за один взгляд на Солнце и звезды сквозь толстый слой тамошних туч? Вы бы никогда не захотели нашего Солнца, даже той половины его, которую видим над горизонтом Сумеречной зоны. Оно паляще. Мы обгорели до черноты.

День двести сорок пятый

Пока часть людей пополняла запасы воздуха и воды, капитан Атвелл, фон Целль и Суинертон занимались проблемой пищи.

Сначала они совершили поход миль на сто вдоль Сумеречной зоны, найдя еще одну глубокую долину, в которой сохранилась жизнь. Должно быть, вокруг Меркурия идет целая цепь таких долин, скрывающих остатки флоры и фауны, которые, вероятно, были роскошными до того, как вращение планеты замедлилось.

Застрелив несколько крылатых животных, охотившихся друг за другом, отряд принес их домой для исследования.

Химические пробы фон Целля показали, что мясо пропитано металлоорганическими соединениями.

Венера, Земля и Марс породили формы жизни, взаимно съедобные друг для друга. Но Меркурий, обильный различными металлами, дал единственную в своем роде жизненную форму. Медь, цинк, свинец, даже платина – все это есть в меркурианской протоплазме. Это промежуточная стадия между строго углеродной жизнью на Земле и кремниевой жизнью, имеющейся на Меркурии.

Суинертон покачал головой и с несчастным видом пожал плечами. Мясо меркурианских животных – смертельный яд для нас. Наши запасы провизии истощаются. В отчаянии он целыми часами кипятил это мясо, надеясь осадить металлы. Фон Целль нашел их в мясе довольно много, и поэтому оно все еще оставалось ядовитым. Мы пробовали кислоты, потом щелочи, но металлы упорно отказывались осаждаться. В цепных органических соединениях металлы удерживаются очень прочно.

Месяцем позже мы были вынуждены взяться за наши неприкосновенные запасы. А что мы будем есть в перелете, если и вылетим отсюда? Вода и воздух у нас есть, но пищи нет.

Все помрачнели, особенно Суинертон. Он иногда часами стоял перед Омегой и смотрел на него. Кстати, Омега не умер. Суинертон поместил его сломанный корень в водный раствор сахара и фосфата. Мыслящее растение отрастило себе корешки, и, по-видимому, посвежело.

– Омега, – бормотал нередко Суинертон, – послушай меня! Ответь мне! Как ты спасся от ртутного потопа?

Фон Целль и Суинертон сделали еще одну последнюю попытку. Они попробовали зажарить меркурианское мясо, но металлы и тут не осели.

– Все еще яд! – простонал фон Целль. – Ладно, теперь я согласен, что ничем нельзя сделать это мясо съедобным!

– А вы пробовали осаждать металлы электролитическим методом? – спросил кто-то.

Фон Целль выпрямился и, пораженный, замер.

– Вот оно! – чуть не закричал он. – Металлы легко перейдут в ионную форму и уйдут из раствора. Тарнэй, вы спасли нас!

– Не приписывайте мне слишком много, – отказывался Тарнэй. – Это Карсен сказал.

– Нет, не я, – ответил Карсен. – Это вы, Парлетти, не правда ли?

Вскоре все с подозрением смотрели друг на друга. Кто сказал это?

– Омега, – спокойно заявил Суинертон, – То есть, он сказал это телепатически.

Биолог оглядел нас с торжеством. Мы все слышали это, хотя каждый воспринял по-своему. Я перевел вольно. Это было больше похоже на тонкое впечатление, вкравшееся в наши мысли, словно звук на границе слышимости. Тарнэй жаловался потом, что слышал еще и слова: "Какие дураки".

Во всяком случае, это было решение. По торопливому приказанию фон Целля я соединил все батареи вместе. Он погрузил кусок меркурианского мяса в солевой раствор, как в электролит, и начал пропускать ток.

Через час на дне сосуда осела металлическая грязь. Фон Целль нашел мясо свободным от тяжелых металлов! Он сам ел его первым, послужив нам морской свинкой. Кто-то должен был сделать это, и он настоял на своем, так как доверял процессу очистки.

– По вкусу похоже на хорошую говядину, – сообщил он.

Через три часа с ним ничего не случилось, и мы вздохнули свободно. Итак, проблема пищи была решена. Отряды охотников приносили дичь ежедневно. Мои селенобатареи постоянно стояли у осадительного чана, давая ток и очищая мясо от тяжелых ядовитых металлов.

Но фон Целль солгал нам. Мясо было все-таки жесткое, с привкусом ворвани, но мы благодарны и за это. Оно удовлетворяет наши желудки, если не языки. Мы разнообразим свой стол меркурианской зеленью и кореньями, также обработанными электричеством.

День двести сорок шестой

Теперь мы уверены, что будем жить: под рукой у нас есть три основы жизни пища, воздух и вода. Первая наша трапеза из очищенного меркурианского мяса стала радостным событием. Все чокнулись за здоровье Омеги стаканами воды. Никому не хотелось портить удовольствия и вспоминать о дюзах.

Этот меч, однако, все еще висит у нас над головами. Проблема дюз высится перед нами, как гора, хотя мы и преодолели такие холмы, как пища, вода и воздух.

Но возвращаюсь к Омеге…

Суинертон, конечно, был чрезвычайно взволнован тем, что его питомец нарушил наконец свое долгое молчание. Он также и сердился на него.

– Омега, – спросил он, – почему вы молчали так долго?

– Я думал. – Было отвечено таким тоном, который можно назвать флегматичным.

Разговор, который я описываю, дается по соглашению между нами. Все мы "слышали" слегка различные версии поразительной телепатической речи Омеги.

– О чем? – продолжал Суинертон.

– Вы не поймете.

– Разве вы не знали все время о нашем неприятном положении? Почему вы не подсказали нам раньше?

– Какая разница, решили бы вы свою проблему, или нет? – спокойно спросил Омега. – Я сказал только потому, что вы по своей крайней глупости не видели ответа.

Омега был грубияном, если еще не чем-либо иным. Суинертон покраснел за всех нас и переменил тему.

– Как вы спаслись от ртутного потопа? – спросил он.

– Создал вокруг себя экран из энергии. Я едва успел, потому что меня сорвало с корня. Окруженный защитным экраном, я плавал на поверхности.

Суинертон спросил еще об этом экране, но ответ был непонятен. Тарнэй прошептал что-то об "управляемой вибрационной оболочке" и замолчал.

– Мы должны были спустить это ртутное озеро, чтобы спастись самим, – сказал Суинертон в виде извинения: – Вернее, нам казалось, что это так. Нам жаль, что вас сорвало с корней.

– Это не имеет значения, – равнодушно возразил Омега.

– А другие тоже спаслись?

– Нет.

Суинертон ошеломленно покачал головой и вернулся на более твердую почву.

– Давно ли вы живете?

– Миллион того, что вы называете годами.

– Я хочу сказать лично о вас как о личности, а не о вашей расе.

– Я и говорю о себе лично. Я пробыл один в этой пещере десять тысяч лет.

– Невероятно, – неуверенно прошептал Суинертон. – Как вы питались? Ведь там нет достаточной поверхности почвы, чтобы прокормить вас все это время.

– Я не растение и не питаюсь химическими веществами. Я извлекаю чистую энергию из материи. Кубического фута любого вещества мне хватит на тысячу лет. Того, что вы положили в воду, мне не нужно. Нужна одна только вода. А если ее нет, то воздух, пары или просто космические лучи.

– Сколько вас осталось? Вы это знаете?

– Да. Я нахожусь в телепатической связи со всеми моими соплеменниками. Нас осталось 129. Нет, 128, – поправился он. – В тысяче миль отсюда одного только что раздавило упавшим камнем.

Суинертон задавал еще вопросы, но Омега молчал. Он заговорил снова только через три дня. Омега так и вел себя все время, разговаривая с нами по нескольку минут, а потом скрывал свои мысли, молчал, словно нас и на свете не было.

Это, вероятно, покажется вам коллективной галлюцинацией. Может быть, это и так. У нас нет доказательств. Фон Целль и сам мог придумать электролитическое осаждение.

День двести сорок седьмой

О жизненных потребностях мы уже позаботились и теперь сосредоточились на проблеме дюз.

Из наших шестидесяти четырех ракетных двигателей девять отскочили при предыдущем отлете. Запасных у нас двенадцать. Мы не подумали, будучи на Земле, что их может понадобиться и больше. Оставшихся трех запасных недостаточно, говорит Тарнэй. Если мы отлетим, могут отскочить десять или двадцать других.

Влияние ртутных паров сильно размягчило дюзы. Ртуть может амальгамироваться со всеми металлами, давая в результате непрочный сплав. Первые же взрывы ракет выжгли эту амальгаму, оставив сильно изрытую поверхность. Наша единственная надежда – снова покрыть ослабленные стенки твердым металлом, а для этого годится только платино-иридиевый сплав.

Металл у нас есть. Парлетти нашел почти химически чистые самородки платины и иридия. Они лежат на невыветривающемся Меркурии, как желуди. Гораздо труднее найти нужную нам глину. Мы можем расплавить эти самые тугоплавкие металлы с температурой плавления в 1770 и 2450 градусов по Цельсию. Тарнэй, Маркере и я придумали для этой цели дуговую печь. Но мы не можем расплавить сразу достаточное количество металла. Наша дуговая печь плавит всего по нескольку граммов. Нам как-то нужно расплавить и сохранить в таком виде несколько фунтов металла в глиняном сосуде. Дюзы нужно опускать туда, одну за другой, на всю их длину, чтобы они покрылись нацело новым слоем платино-иридиевого сплава. Чтобы сделать дуговую печь таких размеров и емкости, нам понадобится вдесятеро больше оборудования, чем у нас есть.

Мы пришли к этому неизбежному выводу шесть недель назад.

Обескуражила нас и другая неприятность. Карсен заболел три дня назад, и Парлетти нашел у него мышьяковое отравление! Даже электролитическим способом нельзя удалить все металлы из нашей меркурианской пищи. Следы мышьяка остаются; хуже, что остаются и небольшие количества свинца. Свинец кумулятивный яд. Он накапливается в организме, пока не приведет к смерти.

Парлетти говорит, что два-три месяца меркурианской пищи убьют нас, отравив свинцом и мышьяком. Карсена пришлось кормить до выздоровления нашей драгоценной земной пищей.

Охотников иногда застигают короткие, но ужасные штормы, бушующие в зоне между Дневной и Ночной сторонами; при этом выпадает металлический град. Однажды Робертсон и Линг вернулись избитыми и окровавленными и вынуждены были пролежать три дня.

Похоже, что Меркурий собирает весь свой скрытый гнев и предупреждает чужаков об уходе. Нам непременно нужно вылететь в ближайший удобный момент. Он наступит через две недели, а мы еще не починили свои двигатели.

Алло, Венера! Держитесь бодрее. Плесень уничтожила тогда и у нас половину запасов продуктов. Но вы убедитесь, что венерианские животные – хорошая пища. Хотел бы я сказать то же и о Меркурии.