Текст книги "Майра"
Автор книги: Гор Видал
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)
Конечно, живые картинки будут снимать всегда и показывать если не на сцене, то на телевидении. Вот только природа этих картин меняется, потому что телевидение создает новый тип человека, а тот создает новый тип искусства, и так по кругу, и бег по нему только начинается. Интригующий момент! И хотя я романтически тоскую по классическому кино сороковых, я знаю, что его ничем уже не заменить, ибо время его ушло, как ушли в прошлое Великая депрессия, Вторая мировая война и национальная наивность, которая только и дала возможность Пандро С. Берману и многим другим вдохнуть американскую мечту в сотни тысяч зрителей. Тогда была цельность, которая теперь утрачена, и ни Ален Рене, ни Энди Уорхол (единственные современные режиссеры, сравнимые по масштабу с великими прошлого) не смогут дать нам произведений, которые не были бы безнадежно фрагментарными. За исключением «Спящего человека» Уорхола, разбившего новые принципы эстетически; он предложил радикальную теорию, которой я всегда придерживалась, но никогда не решалась сформулировать открыто: при нормальных обстоятельствах скука в искусстве является исключительно следствием глупости.
К обоюдному удовлетворению, мы сидим вдвоем с Мэри-Энн среди публики, собравшейся на телевизионное шоу по письмам зрителей. Ведущий плоскими шутками пытается разогреть нас. Через несколько минут мы будем в эфире: организаторы, операторы, аудитория, зрители – все, кто создает магию экрана. Это шоу я как раз нахожу абсолютно несъедобным; но я здесь потому, что Мэри-Энн хотела, чтобы пришла, а я теперь делаю так, как она хочет, – мы удивительным образом сблизились на почве исчезновения Расти. Разумеется, она по-прежнему верит, что он мне не нравится и я считаю его обезьяной; и я ничего не предпринимаю, чтобы разубедить ее. Мне до боли, почти непереносима, сладостна мысль, что придет день, когда я завладею тем, что она считает безраздельно своим; если, конечно, Расти когда-нибудь вернется. Мэри-Энн думает, что если он не в тюрьме (это, кстати, вероятнее всего, ибо тот, кто хоть раз попал в полицию в Лос-Анджелесе, обречен на постоянные необоснованные аресты; здесь только профессиональные преступники гарантированы от ее «забот»), то он куда-нибудь укатил со своими дружками, возможно в Мексику. Я очень стараюсь успокоить ее, и мы ведем долгие разговоры «между нами девочками» о мужчинах и о жизни… и о ее карьере.
В отличие от других студентов у Мэри-Энн может получиться профессиональная карьера. Мисс Клафф абсолютно права, и я готова идти напролом, чтобы представить ее какому-нибудь агенту, не дожидаясь июня – обычного времени, когда студенты демонстрируют свое умение; традиционные пути здесь явно недостаточны. Мисс Клафф говорит, что за семь лет, пока она работает в Академии, она не помнит случая, чтобы кто-то из студентов получил работу на телевидении или появился в кино. Впечатляющий результат. Некоторые становятся моделями, но это нередко оказывается просто прикрытием для проституции.
Когда я заговорила с Баком о том, сколь убоги достижения его студентов в профессиональном мире, создалось впечатление, что он не понимает, о чем речь.
– Голубушка, – сказал он, прекрасно зная, что я ненавижу, когда меня называют «голубушкой», как бывшую первую леди, – важнее всего сделать людей счастливыми, а пока детки здесь, они счастливы. Должен признать, конечно, что, когда приходит июнь, наступает разочарование и наши дети обнаруживают, что в том большом и страшном мире шоу-бизнеса им нет места. Я согласен, это ужасно, и я даже некоторое время носился с идеей запретить агентам и всем другим деятелям посещать июньские представления, но, конечно, если это сделать, я потеряю бизнес, так что всем нам придется пройти через Июньские Разочарования, за которыми сразу же последует Июльский театральный фестиваль Бака Лонера с целой кучей наград Академии, с массой различных Оскаров (или «Баков», как их называют дети), вручать которые будут знаменитости вроде Бобби Дэрин, так что уверяю тебя, Июньские Разочарования растают как дым.
– Да, но рано или поздно им придется жить в настоящем мире.
– Почему? – он откровенно удивился. – Если они в состоянии наскрести достаточно денег, чтобы платить за уроки, они могут оставаться здесь вечно. Возьми Ирвинга Амадеуса. Он пришел сюда студентом четырнадцать лет назад, собираясь стать певцом, как Пол Робсон, и он все еще среди нас, он в штате, он неоценимый преподаватель, и на его счету три сотни записей. И если это хуже, чем стать «настоящей звездой», то я не знаю…
Эта удивительная человеконенавистническая философия делала Бака богатым. И если быть честной, получается, что за свою долю именно этого богатства я и борюсь в данный момент. Да еще за карьеру Мэри-Энн, которую она не принимает всерьез. «В семье только одна звезда – это, ясное дело, Расти». На что я неизменно отвечаю: «Это ты звезда. Он механик в гараже».
Сейчас я уже продолбала Мэри-Энн так, что она по крайней мере согласилась встретиться с агентом до наступления июня. Это означает, что я должна начать готовить смотрины сама и постараться найти того, кто ее поддержит, хотя у нее голос классического тембра, как у Джинетт Мак-Дональд (и потому не пользующийся спросом на современном рынке), она может петь и другим, более джазовым голосом, очень похожим на позднюю Лаверне, самую талантливую из «Сестер Эндрю». Я уверена, что если она разовьет свой голос а-ля Лаверне, то сможет со своей великолепной и неотразимой внешностью стать настоящей звездой.
Вчера вечером я проиграла для нее несколько записей, и, хотя ей никогда раньше не приходилось слышать «Сестер Эндрю»(!), она сразу определила, что окраска голоса у них необыкновенная, а это значит, что она поняла суть! Звучание их голосов действительно уникальное, сказочное, они стали частью фольклора о старых добрых временах Америки.
Мэри-Энн слегка толкнула мою руку.
– Правда, мисс Майра, вы не должны писать вот так на людях!
Она вежливо напоминает мне, что писать в общественном месте в электронный век значит совершить непристойность, антиобщественное деяние.
Чтобы сделать ей приятное, я убираю блокнот и слушаю шутки этого комедианта, в ответ на которые должен следовать стерильный смех аудитории, частью которой я являюсь, ибо внезапно оказывается, что все мы – какое счастье! – уже в эфире!
22
Как я и ожидала, семьдесят два процента студентов мужского пола подверглось обрезанию. Вечеринка у Клема напомнила мне о той неразборчивости, с которой американские врачи делают обрезание мальчикам; я не одобряю эту практику и полностью солидарна с издателем, рекламировавшим в книжном обозрении «Нью-Йорк тайме» работу, в которой утверждается, что обрезание необходимо только очень небольшому числу мужчин. Для остальных, в терминологии издателя, это означает «грабеж пениса». До сороковых годов в Америке только верхи или образованные классы делали обрезание. Обычные люди избегали подобного насилия. Однако в богатое послевоенное время эта операция стала рутинной, давая заработок докторам, также позволяя американским матерям калечить своих детей, надо полагать, для того, чтобы те никогда не забывали их прежнюю власть над ними. Сегодня только бедные бостонские ирландцы, поляки Среднего Запада да южане Аппалачей имеют шанс остаться невредимыми. Майрон так и не простил Гертруде сделанное ему обрезание. В самом деле. Однажды он при мне обвинил ее в этом. Она защищалась, объясняя, что доктор рекомендовал обрезание из гигиенических соображений; разумеется, это звучит не очень убедительно, поскольку крайнюю плоть нетрудно содержать в чистоте. Что действительно здесь чудовищно, так это тот факт, что при удалении крайней плоти на пятьдесят процентов снижается чувствительность головки пениса, результат, несомненно, приятный для пуританских американских матерей, равно как и для их единомышленников – пуританских еврейских докторов, которым доставляет удовольствие уродовать себе подобных тем же жестоким способом, каким их религия (и их матери) уродовали их самих.
Однажды я обсуждала этот вопрос с доктором Монтагом, который признался:
– Когда я слышу слово «обрезание», я физически заболеваю.
Уверена, что Моисей жарится в преисподней вместе с Иисусом, Святым Павлом и Гертрудой Перси Брекинридж.
Мне не удалось найти медицинскую карту Расти, и я не знаю, обрезан он или нет. Надеюсь, что нет, потому что я предпочитаю невредимый пенис… чтобы грабеж был совершен мною, а не безвестным хирургом!
23
Баку Лонеру нравилось встречаться за ланчем с разными знаменитостями, сидя в алькове кафетерия на виду у студентов. Сегодня это была известный агент Летиция Ван Аллен; я присоединилась к ним, чем привела Бака в бешенство, которое он с трудом скрывал. Мисс Ван Аллен – крупная красивая женщина лет сорока со стального цвета глазами. Мы прекрасно поладили, к неудовольствию Бака.
– Талант, мисс Ван Аллен, – это не то, с чем имеем дело мы с Дядюшкой Баком, – сказала я, легонько коснувшись крепко сжатого кулака Бака. – Мы имеем дело с мифами. В каждый данный момент миру нужна одна пышная блондинка (Джин Харлоу), одна безупречно красивая брюнетка-сирена (Хеди Ламарр), один сильный немногословный грубиян (Джон Уэйн), один привлекательный жизнерадостный чаровник (Мелвин Дуглас), один знавший лучшие времена развратный любовник (Хамфри Богарт), одна добропорядочная жена (Мирна Лой), один наивный птенец с широко раскрытыми глазами (Лон Маккалистер), одна ласковая поющая девушка (Сюзанна Фостер), один жеребец-победитель (Кларк Гейбл), один жеребец «вне закона» (Джеймс Кэгни) и так далее. На Олимпе есть место для разных богов и богинь, они вечны… до тех пор, пока не свалятся оттуда и кто-то другой не займет их место, ведь правила требуют, чтобы пантеон всегда был заполнен. Так что те, кого мы ищем – а вы, мисс Ван Аллен, время от времени находите, – это как раз такие мифические фигуры, которые в нужный момент могли бы быть помещены на пьедестал. Например, после смерти Мэрилин Монро пышной белокурой богини на ее место так и не нашлось, и, если бы я занималась поиском звезд, я бы искала золотокудрую девушку, способную заполнить именно эту нишу. По сути, как и в любом другом бизнесе, мы должны начинать с исследования рынка. Это значит тщательно проанализировать Олимп и поискать, какие архитипические роли временно свободны и кто может на них претендовать. В данный момент существует большой спрос на учтивых молодых соблазнителей, тогда как сбитый с толку нормальный человек, живущий по соседству, полный нелепых фантазий, – товар неходовой, так, самое большее на полторы картины Джека Леммона в год. Но белокурая богиня, темноволосая богиня, поющая девушка и немногословный герой всегда нужны кому-нибудь, кто стремится вдохнуть божество в живую плоть или в целлулоид. Именно сейчас, возможно, в этой самой комнате есть неизвестные юноши и девушки, кому предназначено взойти на Олимп, если только мы сможем найти и узнать их. Поэтому-то и вы, и я, Летиция, – можно я буду вас так называть? – похожи на тех тибетских монахов, которые после смерти далай-ламы должны отыскать его преемника. Как и им, нам приходится, несмотря ни на какие личные трудности, постоянно искать и оценивать молодых людей Америки, чтобы найти всего несколько поистине блистательных, которые станут бессмертны и явятся воплощением наших старых неизменных богов.
Когда я закончила, наступило долгое молчание. Бак изучал свой пирог, в то время как Летиция просто таращилась на меня. Потом она сказала:
– Это самая ужасная и самая жестокая правда об этой вшивой лавочке, какую я когда-либо слышала. Ну-ка, давайте выпьем. Бак, у тебя в офисе есть что-нибудь выпить, ты, старый ублюдок? – Она взяла меня за руку. – Во всей круге он самый крупный мошенник в бизнесе, но тут он, кажется, встретил достойного соперника. Похоже, у вас есть что-то на примете, а поскольку я тоже старая мошенница, то хотела бы посмотреть.
Я произвела необыкновенное впечатление, к чему, собственно, и стремилась.
Мы выпили по бокалу шотландского виски у Бака, после чего Летиция заявила мне, хотя и не очень вразумительно, что, если я когда-нибудь захочу оставить Бака, в ее офисе всегда найдется местечко для энергичного человека вроде меня.
Бак просветлел, когда услышал это:
– Ну, дорогуша, это шикарная идея, а? В этом болоте тебе не развернуться, здесь не место для такого таланта, как ты.
На что я скромно ответила:
– Может, это болотце и невелико, но оно наше, Дядюшка Бак, ваше и мое (видите ли, Летиция, мне принадлежит половина собственности), и я никогда не брошу Дядюшку Бака.
Лицо Бака вытянулось, и он потерял дар речи. Эта перемена не ускользнула от мисс Ван Аллен, поскольку в этот момент я как раз подсунула ей несколько фотографий Мэри-Энн Прингл.
– Приятная девочка. Но не Мэрилин Монро, – она протянула фотографии обратно.
Я объяснила, что дело в голосе.
– В этом ее потенциальное бессмертие. Она – та самая божественная Поющая Девушка, ждущая своего шанса.
– Сейчас такого рода фильмы не снимают. Но, возможно, она могла бы выступать в ночном клубе или в каком-нибудь музыкальном театре на Бродвее. Во всяком случае, ради вас я ее послушаю… но не сейчас. А как насчет жеребцов?
Боюсь, Летиция моносексуальна. Ее возбуждают только мужчины.
– У нас есть несколько прекрасных мальчиков… – начал Бак, но я быстро оборвала его:
– Если один – возможно. Тип: молчаливый герой. Его зовут Расти Годовски…
– Такое имя стоит того, чтобы продвинуть его, я постараюсь, – Летиция обратилась ко мне: – Встретимся на следующей неделе, Майра… за ланчем… Мне интересны ваши идеи. Вы, с востока, мыслите весьма оригинально, и это сейчас модно. Я все время говорю им на «Юниверсал»: «Ну не будьте вы такими калифорнийцами, ради бога! Мир намного богаче и разнообразнее, чем могут представить себе прямолинейные жители Большого Лос-Анджелеса». – После этих слов она удалилась.
Я не могла сдержать торжество.
– Держись за меня, – сказала я вконец растерявшемуся Баку, – и может случиться, кто-нибудь из твоих студентов будет работать в шоу-бизнесе.
Бак не успел ответить – пришла массажистка, молодая азиатка в очках и белой куртке. При расставании я напомнила Баку о моем условии. Или он полностью заплатит мне мою долю до первого апреля, или…
ДНЕВНИКИ БАКА ЛОНЕРА
Запись № 763, 4 марта
Я могу по крайней мере о чем-то думать если бы мысли не приходили мне в голову не знаю сколько я бы смог выдержать с новой массажисткой это продолжалось больше часа кое-что не дает мне покоя и это кое-что Майра Брекинридж дьявол Флеглер и Флеглер по их словам делают все что только возможно чтобы накопать что-нибудь на Майру но пока абсолютно ничего они даже прослушивают ее телефон и только что прислали запись ее разговора с Нью-Йорком с охотником за головами по имени Рандольф Монтаг они считают что это может быть важно запись прилагаем подшиваем или как вы это там называете
Детективное агентство Голден Стейт представляет вашему вниманию неофициальную запись телефонного разговора, являющуюся строго конфиденциальной. Голден Стейт не несет никакой ответственности за владение и использование этого документа.
ТЕЛЕФОНИСТКА: Лос-Анджелес вызывает доктора Рудольфа Мон… еще раз, милочка, имя?
МАЙРА: Монтаг, Рандольф Монтаг, не Рудольф, и потом, почему вы не…
ТЕЛЕФОНИСТКА: Говорите с Лос-Анджелесом, доктор Мундог… есть?
ГОЛОС: Мамочка (два слова неразборчиво) позже (три или четыре слова неразборчиво) кошка заболела…
ТЕЛЕФОНИСТКА: Мальчик, ты не можешь сказать папе, что звонят из Лос-Анджелеса?
МАЙРА: Черт, доктор Монтаг не женат…
ТЕЛЕФОНИСТКА:…Ответьте Лос-Анджелесу и…
ГОЛОС:…катается по полу…
МАЙРА: О господи, девушка, вы неправильно соединили…
ТЕЛЕФОНИСТКА: Я слышу вас, мисс, не надо кричать…
МАЙРА: Номер…
ТЕЛЕФОНИСТКА: Я наберу снова, мисс.
Шумы. Слышно дыхание телефонистки и/или Майры.
ГОЛОС: Это автоответчик. Номер, который вы только что набрали, недействителен.
МАЙРА: Девушка, пожалуйста, я не могу весь день…
ТЕЛЕФОНИСТКА: Похоже, номер, который вы мне дали, недействителен…
МАЙРА: Позвоните еще раз, черт возьми! Вы глупая (неразборчиво).
ГОЛОС: Да?
ТЕЛЕФОНИСТКА: Лос-Анджелес вызывает доктора Руперта Мунмана, это вы?
ГОЛОС: Да, да. Это доктор Мунман, то есть Монтаг, если быть абсолютно точным. Кто спрашивает?
МАЙРА: Рандольф, это Майра…
ТЕЛЕФОНИСТКА: Вам отвечают, говорите, мисс…
МАЙРА: Я не писала, потому что…
ТЕЛЕФОНИСТКА: Доктор Мун на проводе…
МАЙРА: Знаю, знаю, будьте любезны, отключитесь…
МОНТАГ: Кто его спрашивает?
МАЙРА: Это Майра Брекинридж, идиот!
МОНТАГ: Майра! Я очень рад…
МАЙРА:…Не писала, потому что очень много работы…
МОНТАГ:… как там погода у вас?
МАЙРА:…нужна ваша помощь…
МОНТАГ:…здесь холодно, может быть, градусов десять, моя пациентка на десять часов не пришла, так что я могу поговорить…
МАЙРА:…по поводу этого проклятого наследства…
МОНТАГ:…как ваше здоровье?
МАЙРА: Прекрасно как никогда, не в этом дело, крайне нужна настоящая мозговая атака, чтобы…
МОНТАГ: Я имел в виду ваши зубы. Тот зуб мудрости, который доставил нам столько хлопот…
МАЙРА: Ради бога, Рандольф, я заказала три минуты, перестань тратить время на зубы… Все в порядке…
МОНТАГ: Когда зубы в порядке, то и голова хорошо работает…
МАЙРА:… я хочу, чтобы вы сказали, что были свидетелем, когда я выходила замуж в Мексике, в Монтеррее. И, бог это знает, поистине так оно и было и…
МОНТАГ: Конечно, в определенном смысле, я был свидетелем и с удовольствием скажу об этом, но здесь же есть юридический аспект…
МАЙРА:… придется приехать сюда и в решающий момент, который может возникнуть, а может, он и не возникнет, заявить, что вы присутствовали, когда мы с Майроном поженились. А что касается Майрона, то вы…
МОНТАГ:…Я полагаю, все это из-за собственности Гертруды…
МАЙРА:…эта свинья Бак Лонер пытается выбросить меня из документов о владении имуществом, и он хочет доказать, что мы никогда не были в законном браке…
МОНТАГ:…я тут думал о бедном Майроне…
МАЙРА: Вы бы лучше обо мне подумали.
.....
МОНТАГ:…при такой враждебности надо быть осторожным…
МАЙРА:…в затруднении, смерть Майрона…
МОНТАГ: Майрон был что-то вроде Христа…
МАЙРА: И удачно нашел хорошего доктора с двумя кусками дерева и тремя гвоздями…
МОНТАГ:…опять нужна помощь. Почему бы вам не приехать сюда и не провести несколько сеансов…
МАЙРА: Я заканчиваю, я чувствую себя совершенно разбитой, вы сделаете то, что я прошу…
МОНТАГ: Конечно, но…
МАЙРА: Письменно!
МОНТАГ: Это необходимо?
МАЙРА: Возможно. Договорились? Вы что, язык проглотили?
МОНТАГ: Нет, я прикуривал сигару, оральное удовлетворение рекомендуется в моменты дискомфорта…
МАЙРА: Вы чувствуете себя неуютно?
МОНТАГ: А как вы думаете, Майра, конечно. Кому понравится положение, в которое вы меня ставите? Что ж, в конце концов наши отношения гораздо теснее, чем просто у психоаналитика и пациента. Я также ваш дантист, и вообще, я испытываю к вам большое расположение. Да, разумеется, я скажу, что был свидетелем на вашей свадьбе, с оговоркой…
МАЙРА: Никаких оговорок, если вы не хотите, чтобы вас лишили вашей лицензии психоаналитика в штате Нью-Йорк за нарушение закона…
МОНТАГ: Я чувствую в вашем голосе явную враждебность, Майра…
МАЙРА:…и есть явная. Речь идет о деньгах.
МОНТАГ: Конечно, я помогу, но…
МАЙРА: Прощайте, Рандольф…
Конец записи.
ДНЕВНИКИ БАКА ЛОНЕРА
Запись № 763 (продолжение)
Нечто явно сомнительное вопрос в следующем Майра возможно выходила замуж: в Монтеррее как можно понять из их разговора но почему тогда этот доктор так нервничает и не хочет ничего подписывать скажу Флеглеру и Флеглеру чтобы они потрясли этого доктора потому что я должен хоть умри узнать правду я не собираюсь отдавать половину всего что выстроил с нуля новый абзац да я был ошарашен когда Летиция Ван Аллен за которой я когда-то приволакивался и которая была в хороших отношениях с Бобби Дин так расположилась к Майре эта просто влезла в наш ланч в кафетерии и тут же начала один из своих бесконечных спичей и размазала меня по стенке как теперь говорят но Летиция самая крутая тетка в этом городе ногой дверь в «Юниверсал» открывает кто бы мог подумать что она клюнет на высокопарную чушь да Майра свое дело сделала и теперь две крошки стали закадычными подружками что конечно малоприятно теперь все зависит от того удастся ли прищучить Майру Брекинридж раз и навсегда может связать ее с наркотиками правда она наверное сможет получить деньги и в тюрьме будь она проклята купить цикорий для Бобби.
24
Летиция Ван Аллен услышала голос Мэри-Энн! Она в восторге! Я встретилась с Летицией вчера в ее конторе на Мелроуз-авеню, она там занимает целый дом в классическом стиле, напоминающий Тару [26]26
Поместье Скарлетт О’Хара, героини романа «Унесенные ветром» Маргарет Митчелл и одноименного кинофильма.
[Закрыть], отличительный знак позднего Дэвида О. Зельцника. Все комнаты обставлены так, будто это южный дворец, а не актерское агентство. Собственный офис Летиции (мы теперь обращаемся по имени) – это очаровательное просторное помещение на втором этаже, скорее похожее на будуар, нечто немыслимое для знаменитого агента и вместе с тем невероятным образом ей соответствующее. Летиция работает за стоящим в нише голландским столом, в глубине комнаты видна кровать под пологом, удерживающимся на четырех столбах. Эффект потрясающий.
Салат и творог на ланч были менее впечатляющими (в последнее время у меня разыгрался необыкновенный аппетит, и впервые в своей жизни я начала беспокоиться, как бы не располнеть). Мы болтали о чем угодно и находили много точек соприкосновения. Она считает, что я могла бы стать прекрасным агентом, и я не сомневаюсь в ее правоте, да только я предпочитаю свой собственный путь – критика и мифотворца и, конечно, толкователя мыслей Паркера Тайлера. Как и Майрон, я придерживаюсь традиционных принципов Мортимера Брюстера, театрального критика из «Арсеник энд Оулд Лейс», человека, для которого, как изумительно заметил Тайлер, «факты помешательства, девственности и смерти (последней маски бессилия) неразделимы».
Выпив сухого мартини после ланча (подозреваю, у Летиции проблемы с алкоголем), мы прослушали запись Мэри-Энн – она исполнила несколько песен сороковых годов, отобранных мной и аранжированных мисс Клафф. Летиция слушала, прикрыв глаза. Когда запись окончилась, она снова попросила фотографию. Я дала, и Летиция долго ее изучала.
– Хорошо, – сказала она, – я встречусь с ней. Договоритесь с моим секретарем – любое свободное время на следующей неделе. – Летиция поставила ногу на скамеечку в стиле эпохи Регентства. – Почему вы проталкиваете это дитя?
– У нее есть талант. Таких немного.
– Но согласно вашей теории это может обернуться против нее. И если позволите приватный вопрос: может, у вас есть причины более личного свойства?
Впервые за долгие годы я смутилась.
– Если вы имеете в виду, что я пытаюсь ее сплавить, то это не так. Абсолютно. Наоборот, я заинтересована в ней из-за ее приятеля, который куда-то исчез из города, и мне ее жаль…
– Видите ли, нет ничего плохого в том, чтобы устранить соперницу.
Летиция в задумчивости пускала дым кольцами. На мгновение мне показалось, что она все же не одобряет этого. Однако она быстро дала понять, что мое первое впечатление о ней было совершенно правильным.
– Эта кровать, – она показала на балдахин, поддерживаемый резными столбами, – знакома едва ли не с каждым жеребцом в этом городе из тех, кто хотел стать актером. Я вас шокирую?
– Можете ли вы меня шокировать, если мы с вами так похожи? Новые американские женщины, использующие мужчин, как те когда-то использовали женщин.
– Господи Иисусе, Майра, вы очень сообразительны! Какую бы мы могли составить команду! Вы уверены, что не хотите еще мартини? В шейкере уже одна вода. Ну, тогда я выпью, – она налила себе полный бокал. – Послушайте, дорогая, если вы встретите кого-либо действительно интересного среди этих бесталанных малышей Бака, посылайте его побеседовать с Летицией.
– С удовольствием.
– И вы заходите тоже, – Летиция одарила меня ослепительной улыбкой, на что я ответила не менее ослепительной. Встретились две властные женщины, и не родился еще мужчина, который был бы способен выдержать наш объединенный натиск. Мы испытывали взаимное расположение с первого момента нашей встречи, и, хотя теперь было ясно, что моя задача – поставлять ей жеребцов, перспектива быть использованной в таком качестве нисколько меня не беспокоила. Женщины вроде нас должны помогать друг другу, дабы противостоять объединенному вражескому фронту. Тем более что в ответ на мою услугу она попытается найти работу для Мэри-Энн. В общем, я не испытывала такого удовольствия от какой-либо встречи, с тех самых пор как доктор Монтаг предложил нам свои услуги в «Голубой сове».
25
Является ли тщательное описание всего и вся положительным свойством? Этим вопросом задавались еще французские романисты. Ответ здесь, как и на многое другое, – «ни да ни нет». Вероломство слов общеизвестно. Я пишу, что мне «нравится Мэри-Энн». Но что это значит? Ровным счетом ничего, потому что я не могу сказать, чтобы она была мне приятна всегда или какое-то время во всех отношениях. Если придерживаться абсолютной точности (а этого требует наш научный век), я должна сказать, сидя сейчас в своей комнате за ломберным столом в старой пижаме Майрона, что мне нравятся ее глаза и ее голос, но не ее рот (слишком маленький) или руки (слишком грубые). Я могла бы исписать кучу страниц, излагая все свои «за» и «против», и так и не прояснить читателю, что же я ощущаю сейчас, в семь часов вечера двенадцатого марта. Невозможно разложить по полочкам, что чувствует, человек в некий конкретный момент в связи с неким конкретным предметом или явлением, и может, самым мудрым будет никогда не воспринимать никакой предмет иначе, как многообразие, воплощенное в конкретной форме.
Что думает обо мне Мэри-Энн? Я могу не более чем гадать на этот счет или, скажем иначе, могу только предполагать, как бы она сама ответила себе на этот вопрос: нравлюсь я ей или она испытывает ко мне враждебные чувства, я привлекательна или вызываю отвращение, преувеличивает ли она собственную значительность или готова на самопожертвование, – все это сплелось в клубок, в котором невозможно выделить главное – явное стремление человека властвовать над другим. А ведь это важнейший человеческий показатель, остальное – приложение.
Доктор Монтаг все еще пытается время от времени подвергать сомнению мою теорию. Однажды он заговорил о материнском инстинкте как о том, что не подразумевает власть. Разумеется, он не прав в самом прямом смысле мать по своему усмотрению может дать ребенку сиську (или бутылочку) – источник жизни, а может отобрать. Если существуют примеры более полной власти одного человека над другим, то мне они неизвестны. Разумеется, большинство людей скрывают свое стремление к власти, в том числе и от самих себя. Тем не менее желание господствовать неизменно и неумолимо. Взять того милого, внешне абсолютно неагрессивного человека, произносящего свои совершенно дурацкие шутки, заставляющие людей смеяться. В определенном смысле он имеет такую же власть над людьми, как, скажем, Гитлер: в конце концов его слушатели смеются тогда, когда он их заставляет. И так происходит всегда и везде, на любом уровне. Моя уникальность – просто результат самопознания. Я знаю, чего я хочу, и я знаю, что я есть. Я – свое собственное творение, и сейчас я готовлюсь совершить прорыв в ту область, в которую я до смерти Майрона могла заходить только в мечтах. Теоретически уже разрушив идол мужской силы, я должна теперь разбить его практически – в лице Расти, который опять появился в городе.
И все же, кто я? Что я чувствую? Существую ли я в конце концов? Вопросы без ответа. В данный момент я будто нахожусь в состоянии амнезии, как в «Завороженном» [27]27
Фильм 1946 г. с Грегори Пеком в роли душевнобольного.
[Закрыть], ощущая, что вот-вот случится нечто странное. Я испытываю тревогу, какое-то смутное волнение.
26
Зазвонил телефон. Это была Мэри-Энн. Я никогда не слышала, чтобы она была так взволнована.
– Он вернулся! Расти вернулся.
Я сделала вид, что это для меня новость. На самом же деле сегодня во второй половине дня Ирвинг Амадеус сказал мне:
– Это сокровище только что опять появилось на древних ритмах. Ему здорово досталось от нас за прогулы.
Я тут же направилась к Баку в офис, чтобы навести справки у секретаря; та поначалу отказалась говорить о деталях, но, когда я пригрозила, что пойду и расспрошу обо всем Бака лично, сказала, что Расти был задержан вместе с двумя другими молодыми людьми на мексиканской границе по подозрению в контрабанде марихуаны. К счастью, явных улик против них не было, и их отпустили. Тем не менее Расти продлили испытательный срок, и инспектор по наблюдению за условно освобожденными просил Бака не спускать с него глаз.
Расти ничего не рассказал Мэри-Энн.
– Знаете, он был с этими двумя ужасными парнями в Мексике, и они разбили машину. Они настолько поиздержались, что не могли наскрести денег даже на автобус обратно, и в конце концов их вызволил американский консул, когда они уже были на грани голодной смерти.
Расти – истинный представитель своего времени, в этом нет никаких сомнений: его фантастические истории служили для Мэри-Энн, равно как и для него самого, защитой от жестоких вторжений реальной жизни.
Хотя я не могу сказать, чтобы чужая радость когда бы то ни было порождала во мне что-либо кроме глубокой меланхолии, была почти рада за Мэри-Энн.
– Вы должны быть очень счастливы, – прошептала я подобно Филлис Такстер из «Тридцати секунд над Токио» с великолепным Ван Джонсоном.
– И мы бы хотели пообедать с вами сегодня вечером, если вы не против. Я рассказала Расти, как хорошо, просто чудесно вы относились ко мне, пока его не было.
– Мне кажется, вам было бы приятнее, если бы сегодня он целиком принадлежал вам. Кроме того, вы уверены, что он хочет меня видеть?
Возникло легкое замешательство, за которым последовали горячие уверения в том, что в действительности Расти восхищается мной, особенно после того, как я помогла ему на занятиях по пластике.
27
Сейчас полночь. Это был волнующий вечер. Во многих отношениях. Мы встретились с Расти и Мэри-Энн в «Быке и петухе» на Стрипе, по-видимому, это любимый ресторан Расти, и кормят там действительно сытно и вкусно. Он был необыкновенно весел и энергичен и поначалу не испытывал, казалось, никакой неловкости. Он легко импровизировал по поводу своих похождений в Мексике, ни на минуту не переставая жевать пшеничные лепешки с малиновым джемом. Я ограничилась маленьким кусочком индейки. Я очень боюсь стать такой же толстой, как Гертруда, которая в последние годы была похожа на запеченную грушу.