Текст книги "Вторая Гаммы"
Автор книги: Гоар Маркосян-Каспер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Не сейчас, Дан, – сказал он.
– А когда? В следующий раз? – спросил Дан насмешливо. – И долго его придется ждать? Или ты полагаешь отвертеться от меня, как отвертелся от Бетлоана?
– Сомневаюсь, что мне это удалось. Я насчет Бетлоана.
– Нет?
– Боюсь, они уделяют чрезмерное внимание всему, что связано с процессом воспроизводства, – сказал Маран задумчиво. – Впрочем, понять их можно. Как мне сегодня объяснили, у них тут действительно перманентная война. И длится она с незапамятных времен. Они просто не знают, что такое мир, им незнакомо само это понятие.
– Но почему?!
– Так им завещал их патриарх. Или пророк, этого я не разобрал. Но не бог. Конкретная личность с биографией, жившая где-то здесь, в центральной части континента в историческую эпоху. Правда, вряд ли ее можно так назвать, у этих ребят, если я правильно понял, нет не только истории, даже устной, но и отсчета времени. Во всяком случае, систематического, из поколения в поколение.
– Это уже совсем невероятно, – заметил Дан. – По-моему, счет времени вели уже древние египтяне.
– Египтяне были цивилизованным народом, – возразил Маран.
– Но даже земные варвары, я думаю, имели представление…
– Ты не вполне осознал, с чем мы тут столкнулись, – прервал его Маран. – Земные варвары, все эти готы, вандалы, да даже гунны, соседствовали с цивилизованными народами и перенимали от них начатки этой самой цивилизованности. А тут мы имеем дело с варварством в чистом виде. Первозданным, не отягощенным привнесенными извне частицами иного устройства или понимания жизни, как хочешь. Незамутненным. Дистиллированным, я бы сказал.
– И за что же они все-таки воюют? – спросил Дан после того, как Маран закончил свою речь.
– Да за мир и воюют, – ответил Маран насмешливо.
– Каким образом? Ты же говоришь, что у них и понятия такого нет.
– Понятия нет. Я имею в виде лексическое, лингвистическое, как его там. Но есть туманные представления о том, что возможна жизнь без войны.
– А почему бы им этот мир не заключить? – поинтересовался Дан.
– Представь себе, я задал ему такой вопрос. Почему бы, спросил я, вам, правителям воюющих племен, не собраться и не договориться о том, чтобы прекратить войну.
– И что?
– Он долго и невнятно объяснял мне, почему это невозможно. Долго, невнятно и малопонятно. Кое-какие выводы я, конечно, сделал…
– Ну и? – спросил Дан с любопытством.
– Ты обратил внимание, что в словаре, который составил с тобой Паомес, нет таких понятий как честь или доверие?
– Конечно, обратил! Но, может причина в том, что абстрактные понятия трудно иллюстрировать?
– Да, есть и такая вероятность. Но я попробовал вытащить тебя из твоей камеры под честное слово.
– И?..
– Не смог втолковать. Пытался так и эдак.
– Ин-те-рес-но, – протянул Дан.
– Есть еще одна сторона дела. У этого их патриарха или пророка были свои представления о мире. Мир, мол, это окончательная победа над врагами. Что-то вроде того.
– А кто враги? – спросил Дан.
– В том-то и дело! На сегодня это соседняя орда, с которой они уже две жизни – время жизни двух поколений, надо понимать – не могут поделить территорию.
– Пастбища?
– Не совсем. Пастбища истощаются, приходится перебираться с одного на другое, так что бери шире. – Он замолчал, потом сказал: – Давай прервемся, Дан. Тут кто-то ходит. Как бы чего не вышло.
– А что может выйти? Никакому варвару никогда не придет в голову, что возможно переговариваться на расстоянии, – начал Дан и умолк, вспомнив недавний разговор с Бетлоаном. А какой варвар способен вообразить, что возможно ездить без коней или стрелять без стрел? Он не стал продолжать, а только добавил: – Доброй ночи.
Он долго не мог заснуть, думал, но не о Земле и доме, как почти каждый вечер, и не о вечной здешней войне, а о злополучной Генисе и о том, как кочевники, оказывается, обращаются со своими женщинами, думал, сокрушался, ворочался, вздыхал, потом задремал, и ему приснился идиотский сон, он видел Нику, угодившую в лапы здешних варваров и танцевавшую совершенно нагой среди блюд и кувшинов. Он немедленно проснулся и снова ворочался и, соответственно, в итоге продрал глаза далеко не ранним утром, что определил по степени освещенности – окошечко в потолке он держал открытым, через него проникал не только свет, но и свежий воздух, видимо, камера его находилась если не за пределами «шапито», то на самом краю того – продрал глаза и сразу услышал разноголосый шум, коммуникатор Марана был включен. В первые минуты до него доносился только отдаленный разговор неизвестных ему людей на отвлеченные темы – о каотах, какой-то драке, десятке погибших… Нет, не совсем так, постепенно обрывки фраз сложились в более или менее ясную историю: ночью угнали большое стадо каотов, воины настигли похитителей, произошло очередное побоище… от дальнейшего осмысления подробностей его отвлек голос Марана.
– Мне нужен мой товарищ, Бетлоан, – сказал он твердо.
– Зачем? – спросил правитель подозрительно.
– Он может мне помочь.
– Каким образом?
– Он лучше знает местность.
– Почему?
– Потому что я поручил ему изучить ее. Сам я был занят другим делом. Починкой повозки, – добавил он, предвосхищая очередной вопрос Бетлоана.
– Ладно, – сказал тот неохотно.
Наверно, соответствующее распоряжение он отдал знаком, Дан ничего не услышал, но сразу вскочил, чтобы успеть более или менее привести себя в порядок до появления стражников или кого там за ним послали.
Когда он вошел в тронный или, вернее, полифункциональный зал, на сей раз рабочий кабинет (закутков, на которые был разгорожен шатер, на то, чтобы выделить под каждое из необходимых назначений отдельное помещение, явно недоставало), он увидел, что часть шкур в центре снята и сложена стопкой в стороне, и над обнаженным участком земляного пола стоят, склонившись, Бетлоан и Маран. Последний держал длинный толстый прут, указывая им на какое-то место чертежа или рисунка, надо полагать. И, наверно, рисование на земле было принятым у кочевников способом общения или передачи информации, во всяком случае, Бетлоан воспринимал этот метод, как должное.
– А, Дан! – сказал Маран обыденно, словно сидел в библиотеке Разведки за компьютером. – Иди сюда.
Дан подошел и уставился на пол в некотором замешательстве. Рисунок на полу представлял собой карту. Холмы, озеро, большой стан, в котором они на данный момент находились, несколько мелких, небольшие лески, разбросанные по степи.
– Отметь, где второе крупное становище. То, которое в этой части континента, – попросил Маран, протягивая ему свой прут.
Дан не сомневался, что в действительности никакая помощь Марану не нужна, он и сам отлично все помнит, скорее, как некогда на Перицене, он хотел – с каким-то дальним прицелом – доказать аборигенам полезность товарища. Или просто извлечь его из камеры на случай, если предоставится возможность бежать? Неважно. Он молча взял прут и, присмотревшись, нарисовал кружочек там, где находилась ближняя к ним крупная орда.
– И все мелкие, какие помнишь, – добавил Маран.
Дан закрыл глаза, пытаясь мысленно восстановить всю картину территории, которую охватывала карта, потом стал медленно, но уверенно ставить тут и там точки.
– Хотел бы я знать, – сказал скептически Бетлоан, наблюдавший за его работой, – как можно столь точно обозначить то, чего нельзя увидеть глазами. Вот ты говоришь, что такая картина возникает, когда на землю смотришь сверху, с неба. А если нет? Почему я должен верить, что все именно так и есть?
Маран заколебался, потом решился.
– Видишь ли, Бетлоан, – сказал он спокойно, – дело в том, что наша повозка умеет передвигаться не только по земле, но и по небу.
Дан ожидал, что правитель или недоверчиво рассмеется или просто выйдет из себя, но тот после короткого молчания только криво усмехнулся.
– Я все ждал, скажет кто-нибудь из вас об этом или нет.
Маран молчал, и он пояснил:
– Мы видели, как вы… – он использовал незнакомый глагол, должно быть то самое, не упомянутое Паомесом «летать». – Но ни ты, ни твой друг…
– Я боялся, что меня сочтут лжецом, – вмешался Дан. – Или сумасшедшим.
– Почему же? – сказал Бетлоан с иронией. – Какая разница, ездить по земле или по небу? Коли уж найден способ управляться без каотов…
Дан не нашелся, что ответить. Странный человек, ничем его не удивишь, подумал он. Земные варвары наверняка… А что, собственно, земные варвары? Первобытная наивность, невежество – да, но почему они обязательно должны быть основой недоверия? Может, наоборот, они заставляют верить чему угодно? Он промолчал, но Маран спросил с вежливым безразличием:
– И откуда вы знаете о наших повозках? Я понял так, что мы первые странники, добравшиеся к вам из-за гор.
Дан не думал, что правитель ответит, но тот, видно, не относил тему, затронутую Мараном, к секретным.
– Об этом говорится в «Искушении прародителя (или прорицателя, патриарха, с точным термином для перевода Дан никак не мог определиться) Беомина». – Он посмотрел на Дана, потом на Марана. – Вы не знаете о прародителе? Я удивлен. Если вы даже с самого края мира, слава Беомина должна была коснуться вашего слуха.
– Разделяющие нас горы неодолимы не только для пешего или верхового, – сказал Маран, – но даже для повозок, которые умеют ездить без каотов. Только когда придумали повозки, умеющие летать, стало возможно перебраться через них.
– Так ваши повозки придуманы недавно? – спросил Бетлоан.
– Да.
– Это меня радует, – сказал правитель неожиданно. – А то тут у нас многие высказывали сомнения…
– Какие? – спросил Маран.
Бетлоан вместо ответа дважды хлопнул в ладоши. Начальник караула, кажется, постоянно находившийся где-то поблизости, просунул голову в дверь. Бетлоан приказал:
– Пусть сюда придет Паомес. – И когда через несколько минут молчаливого ожидания в зал вошел Паомес, велел ему: – Прочти «Искушение».
– Все?
– Начни, я скажу, когда остановиться.
Паомес минуту постоял, невидяще глядя в пространство, видимо, сосредотачиваясь, потом стал нараспев декламировать:
– К вечеру одного из многих дней своего предпоследнего странствия прародитель Беомин достиг необыкновенного становища у самого подножия малых гор. Ни одного каота не бродило меж шатров, не бегали дети, не горел огонь в очагах, не кипели котлы, и прародитель решил, что стан покинут. Однако, оказавшись между шатрами, он с удивлением увидел, что те возведены из камня, а потом навстречу ему вышли существа, издали похожие на людей, но когда они приблизились, Беомин с ужасом увидел, что на руках у них по три пальца.
Дан вздрогнул и посмотрел на Марана, тот ответил ему предупреждающим взглядом, потом поднял руку и подержал растопыренные пальцы перед глазами.
– Три? – переспросил он с несколько демонстративным (последнее, впрочем, только для знавшего его сдержанность Дана) удивлением.
– Три, – сказал правитель коротко, а Паомес продолжил свое повествование:
– Тогда прародитель понял, что это не люди, а… – следующее слово Дан слышал впервые, по смыслу оно должно было означать нечто вроде духов, – поскольку они не нуждались в пище и питье, да и во сне, потому что никто не способен спать среди положенных друг на друга камней, которые в любое мгновение могут обрушиться на голову. Он испугался и хотел уйти прочь, но духи не дали ему этого сделать, они обступили его и стали нашептывать лживые и льстивые слова. Они обещали Беомину, что если его народ станет жить в дружбе с ними, духи научат его множеству чудесных умений, например, как складывать камни, чтобы те не падали, или как варить мясо без огня. Они говорили, что помогут людям переплыть море, подняться на самые высокие горы, притронуться к звездам. Они показали прародителю повозку, которая ездила без помощи каотов по земле и по небу, луки, которые стреляли без стрел, меч, который разил на расстоянии…
– Достаточно, – уронил правитель, и Паомес перевел дух.
– А чем все кончилось? – полюбопыствовал тем не менее Дан, Паомес вопросительно глянул на Бетлоана, но тот сказал нетерпеливо:
– Это слишком длинная история.
– А если в двух словах? – спросил уже Маран.
Правитель пожевал губами, потом буркнул:
– Паомес… Коротко.
– Беомин вернулся к своему народу, – заговорил тот, оставляя длинные паузы между словами, наверно, обдумывал на ходу, что в это «коротко» вместить. – Он собрал людей и рассказал им о своем путешествии. Он говорил, что духи хотят обмануть их, усыпить своими сказками, отвлечь дарами, отнять у них каотов и заставить умереть голодной смертью, чтобы потом завладеть их пастбищами и шатрами. Он призвал народ к войне с духами. Люди стали воевать с духами и победили.
– Понятно, – сказал Маран.
– Победили, то есть убили духов? Или изгнали? – спросил Дан.
– Убили. Разрушили их стан и уничтожили все, им принадлежавшее.
– Что было глупостью, – заметил Бетлоан. – Убить врага доблесть, но зачем лишать себя военной добычи?
– Беомин считал, что такая добыча опаснее самого врага, – возразил Паомес. – Поддавшись соблазну, люди могли отказаться от того, что имели, а потом…
– Понятно, понятно, – остановил Бетлоан его небрежным жестом. – Я не так глуп, как ты думаешь. – Он заметил, что Паомес смотрит на карту и сказал: – Ты можешь идти. – А когда тот вышел, недовольно бросил: – Мы тратим много времени на пустяки. Что дальше?
– Ты закончил? – спросил Маран Дана, и когда тот кивнул, забрал у него прут и обратился к правителю: – Вот здесь мы с тобой находимся, – он показал на кружочек, обозначавший орду. А вот здесь… Это в стороне восхода, ехать туда на каоте примерно… – он на секунду задумался, потом сказал: – Полутра. Кто там, твои, чужие?
Пока Дан размышлял о сложностях ориентации в этом дурацком мире, где не знали ни часов, ни мер расстояния, Бетлоан, не мигая, смотрел на карту. Вопреки скепсису Дана, он понял, что от него требуется и торжественно объявил:
– И в сторону восхода, и в сторону заката, и в другие стороны на день пути всеми становищами правлю я.
– Понятно. – Маран очертил прутом круг, охватывавший довольно большую зону с десятком обзначенных Даном точек, и пошел дальше. – А на день и ночь?
– По-разному, – отозвался Бетлоан. Он снова хлопнул в ладоши, вызвал пару человек, наверно, военачальников, судя по их осанке и оружию, и все вместе стали уточнять, где свои, где чужие.
Дану это быстро наскучило, тем более, что занимало его совсем другое: кто были несчастные, искавшие дружбы с варварами, глеллы или палевиане? Судя по тому, что они предлагали оружие, то были палевиане, но тогда, выходит, история, изложенная в «Искушении», случилась не так давно? Развалины, над которыми они пролетели перед тем, как совершить посадку у озерка, казались невообразимо древними, древнее египетских пирамид, но, может, это оттого, что ослепленные жаждой разрушения победители буквально сравняли поселение пришельцев с землей? Или обнаруженные ими груды камней и вовсе руины иного города, не имеющего ничего общего с глелльской цивилизацией ни в каком ее варианте, а принадлежавшего какому-то оседлому местному народу, ныне исчезнувшему?
Через какое-то время сделали перерыв на обед или завтрак, для Дана, не успевшего утром поесть, уж точно последнее, меню оказалось довольно обильным, отличаясь от вчерашнего, в основном, отсутствием спиртного. Едоков набралось всего шестеро, Бетлоан с его полководцами, вновь появившийся во время дискуссии Паомес и Маран с Даном, оказавшиеся рядом, был ли то недосмотр тюремщиков, или Бетлоан уже не видел для себя опасности в их общении, но никто как будто не обращал на них внимания, и Дан, улучив момент, когда кочевники о чем-то громко заспорили, шепнул Марану:
– Как тебе понравилось «Искушение»?
– Отвратительные убийцы, – бросил Маран, прикрывшись кувшином, из которого только что отпил.
– Номады?
– Увы! Нет. Мы все. Homo sapiens, которого вообще-то следовало бы именовать homo sanguineus.
– Иногда мне чуть ли не кажется, что ты предпочел бы родиться глеллом, а не человеком, – пошутил Дан.
– Может, и предпочел бы.
– А как же неспособность испытывать оргазм? – спросил Дан лукаво.
Маран сердито глянул на него, но промолчал.
После еды всей компанией вышли на пустырь, где состоялось нечто вроде военного парада или показательных выступлений, а скорее, того и другого вместе. О маршировке, разумеется, местные солдатики понятия не имели никакого, целая рать, на глаз несколько тысяч человек, хлынула густой толпой к «шапито», испуская дикие вопли и потрясая оружием. Знамен не было, до символики тут, видно, не доросли. Покричав, воины расступились, освободив небольшую площадку, на которой пять или шесть пар их из числа тех, кто был вооружен мечом, таких в войске оказалось процентов десять-пятнадцать, начали демонстрировать свое воинское умение. Фехтовали они прескверно, ни о каких приемах не ведали, а попросту колошматили друг друга повернутыми плашмя мечами, и, естественно, несколько человек были тут же расцарапаны до крови, двое даже ранены, что, впрочем, никого не смутило, ни самих пострадавших, ни тем более зрителей. Дан смотрел на них и представлял себе, как такая неловкая, но дикая армия атакует несчастных глеллов, в языке которых нет даже самого слова «война». А может, когда-то оно все же было, как и явление, которое им обозначалось? Если и да, все, связанное с кровопролитием, исчезло из их жизни так давно, что и памяти о нем не осталось… Хотя с памятью на Глелле вообще обстояло неважно… В любом случае, у Дана защемило сердце, когда он вообразил себе жуткую картину разгрома крошечного глелльского поселения ордой не ведающих ни жалости, ни милосердия варваров. Конечно, к глеллам он относился особо, как, впрочем, и остальные члены экспедиции, нежность, которую они питали к этому вымирающему космическому племени, была, наверно, сродни чувству, какое вызывают у детей состарившиеся родители. Состарившиеся, беспомощные, впавшие в детство… Хотя нет, если цивилизация Глеллы и впала в детство, о самих глеллах этого сказать было нельзя. Все они, и старые, и молодые, были вполне дееспособны, разумны, даже по-своему энергичны, вот только детей у них почти не рождалось, непонятно, почему. Как-то во время вечерних дискуссий, которые они, вымотавшись за бесконечный тамошний день до полуобморока, проводили обычно лежа на своих кроватях, Патрик высказал печальную мысль о том, что, видимо, состарившаяся цивилизация, как и индивидуум, теряет способность к воспроизводству. Маран нахмурился, но возражать не стал, и Дан понял, что подобная идея приходила в голову и ему. Впрочем, возражай не возражай, а они в этих вопросах дилетанты, генетический материал, взятый у жителей планеты, они отослали на Землю, и теперь только земные биологи могли вынести окончательный приговор: будет существовать ставший дорогим их сердцу народ, или все их усилия по его спасению окажутся тщетными… Ему стало совсем грустно, а потом он сердито подумал, что, возможно, генетики уже к чему-то пришли, а они с Мараном торчат здесь и ничего не знают, в очередной раз мелькнула мысль о побеге, и опять-таки, поглядев по сторонам, он ее отбросил, уже в первые минуты после выхода на площадь-пустырь он насчитал восемь человек, явно стороживших его, Дана, он даже был слегка польщен подобным вниманием, так вот стражники никуда не делись, стояли поблизости, одни впритык, другие чуть подальше… Он вспомнил, что забыл спросить у Марана про станнер… хотя в такой толпе никакой станнер не подмога… Да и Маран… Теперь он был почти уверен, что тот потребовал его позвать потому лишь, что предпочитал иметь его рядом на случай, если предоставится хоть какая-то возможность бежать, вряд ли ему так уж нравилось общество людей, которых он назвал отвратительными убийцами… Собственно, не совсем их или не только их… Дан хмыкнул. Да ладно, это сгоряча. А на самом деле, убийцы даже не сами их нынешние сотрапезники и собутыльники (а вернее, сокувшинники), а их предки, бог знает, сколько сотен, если не тысяч лет прошло с тех пор… Он вернулся мыслями к «Искушению» и подумал, что, наверно, на Безымянной, так он про себя стал называть новооткрытую планету, высадились все-таки не глеллы, а палевиане, стиль скорее их… Но что из того? Он обнаружил, что даже палевиане, которых он после первой экспедиции на Палевую ненавидел всеми силами своей души, пылко и неотступно, как ненавидят только личных врагов, даже палевиане, заставившие его почувствовать себя трусом и предателем, теперь ему ближе, чем эти тут…
Наконец беспорядочные потасовки на пустыре закончились, и все благородное общество, включая Дана, прошествовало обратно в зал, где был накрыт уже настоящий обед, с выпивкой. Опять бесконечная пьянка и омерзительное обжорство.
На этот раз Паомес присутствовал на пиру с самого начала и не преминул, как и вчера, устроиться рядом с Даном, тот был рад компании, тем более что Марана опять усадили рядом с Бетлоаном. По правую руку. А слева от правителя сидели два воина, лучше прочих проявившие себя в фехтовании, если это можно так назвать. Дан невольно вспомнил Эдуру и королевский прием, на который попал после кулачного боя, выигранного Мараном у наследника Стану Горта. Здесь наследники, надо полагать, подобной ерундой не занимались, да и не было видно никаких наследников, может, дети Бетлоана слишком малы? Но, прикинув возраст правителя, Дан в своем выводе усомнился, выглядел Бетлоан лет на сорок-сорок пять даже с учетом здешних темпов жизни. Он принял у Паомеса кувшин и спросил:
– Давно правит Бетлоан?
Паомес мотнул головой и расставил руки, отмерив некое расстояние. Не слишком большое, но и не самое малое.
– А как у вас передается власть? – поинтересовался Дан, отпив «вина», горьковатого, как и водный настой.
– Как у всех, – сказал Паомес. – На поединке.
– Поединке?
– Тот, кто хочет стать правителем, вызывает того, кто правит, на бой. Сможет выиграть, значит, за него… – Паомес возвел очи горе, и Дан понял, что он имеет в виду высшую силу. Ага, стало быть, бог или боги у них все же есть…
– А если проиграет? – спросил он.
Паомес выразительно провел пальцем по горлу. Сурово, подумал Дан. Но, может, оправданно, а то все, кому не лень, вызывали бы правителя на поединок, пришлось бы ему вместо правления целый день мечом махать.
– А у вас по-другому? – спросил Паомес.
– У нас власть переходит от отца к сыну, – сообщил Дан необдуманно и спохватился, что, возможно, сморозил глупость, неизвестно ведь, как на этот счет высказался Маран, расхождение в столь важном вопросе сулило немалые неприятности… Но нет, скорее, всего, Маран до сих пор эту тему не затрагивал, в противном случае, предупредил бы, а что касается будущего… Дан был совершенно уверен, что Маран, хоть тот и принимал живейшее участие в разговоре правителя с воинами и примостившимся с той стороны «стола» военачальником, не упустит ни слова, услышанного по «кому», в этом отношении Маран был натуральный Наполеон Бонапарт, он мог переговариваться по фону, одновременно составлять рапорт или программировать зонд, а потом еще подойти к занятым болтовней товарищам и вставить реплику, доказывавшую, что он полностью в курсе их беседы…
– К сыну? – удивился Паомес. – К какому сыну?
– Старшему, – сказал Дан.
– Старшему? – Паомес часто-часто замигал, потом хмыкнул. – А если он трус? Или дурак?
Дан заколебался. В своих виртуальных странствиях по средневековой истории он не раз задумывался над схожим вопросом, пытаясь решить для себя, искупают ли выгоды наследственной власти те печальные последствия, когда на престол попадает никуда не годный правитель. К определенным выводам он так и не пришел и теперь храбро заявил:
– Если он трус или дурак, его смещают.
– Кто? – немедленно спросил Паомес, и Дану пришлось на ходу изобретать систему, до которой не додумались за тысячу лет средневековья.
– Собрание высших лиц… Военачальников то есть.
– А если они не придут к согласию?
– Тогда поступают так, как считает правильным большинство, – внедрил Дан в свою систему элемент демократии.
– Но ведь большинству военачальников как раз выгодно, чтобы правителем был трус и дурак, – заметил Паомес. – Чем слабее правитель, тем сильней каждый из них.
Дан прикусил язык и, чтобы выиграть время, крепко приложился к кувшину.
– Один такой законник, как ты, Дан, – услышал он вдруг насмешливую реплику на интере, – способен ввергнуть в междоусобицу целое феодальное общество.
– Что ты сказал? – немедленно спросил Бетлоан, и Маран тут же перешел на язык аборигенов:
– Есть у нас одна пословица, – сообщил он правителю. – Два меча лучше, чем один, не говоря о четырех, но даже пятью пять мечей не спасут дурную голову.
– Как это надо понимать?
– А так, что перед тем, как пускать в ход оружие, надо поставить над воинами умелого полководца, – пояснил Маран, правитель хмыкнул, а Дан не успел разобраться в предмете их беседы, поскольку ему пора было переключаться на Паомеса.
– Ты, конечно, прав, – сообщил он ему, – у этой системы есть недостатки.
– Я в ней ничего, кроме недостатков, не вижу. Если у сильных воинов не будет права на власть, они станут без конца устраивать смуты.
– А что случится, если Бетлоан падет в бою? – возразил Дан. – Тоже смута.
– Почему это? Будут поединки между желающими занять его место, кто победит во всех, тот и станет правителем.
– А если выиграет дурак? – нашел наконец Дан уязвимое место в его построениях. – Для победы на поединке достаточно иметь силу. Но правитель ведь не только воюет, у него есть и другие обязанности.
Паомес пренебрежительно махнул рукой.
– Главное это война. А для другого найдутся советники. – Последнее слово он произнес значительно, даже с затаенной гордостью, убедившей Дана, что он не ошибся в своих предположениях относительно роли Паомеса при Бетлоане.
– А что за советы даешь правителю ты? – спросил он, чтобы сменить тему, но Паомес нахмурился, то ли функции его, как советника, были второстепенными, то ли держались в тайне, во всяком случае, он неопределенно повел рукой и впился зубами в мясо, Дан же на ответе не настаивал, довольный уже и тем, что прекратились дебаты о престолонаследии. Он хотел было попросить Паомеса прочесть продолжение «Искушения», но поостерегся, подумал, что не стоит слишком интересоваться судьбой неизвестных пришельцев, сущность сомнений, на которые намекнул Бетлоан, была ему в общем-то ясна, особенно после того, как Маран столь выразительно пересчитал собственные пальцы, словом, он предоставил Паомесу обгладывать очередную кость, что тот проделывал с неизменным энтузиазмом, не уступавшим рвению прочих едоков, а сам вернулся к мыслям о глеллах. Конечно, вряд ли Беомин общался с ними так кратковременно, как повествовалось в «Искушении», одно только устранение языковых барьеров… Хотя несомненно у глеллов в лучшие их времена была техника машинного перевода, позволявшая расшифровывать язык моментально, так, во всяком случае, предположил Патрик после одной из ночей (ибо подобными вещами он занимался в свободное от прочих, связанных с переездом глеллов забот, время, обычно ночью), проведенных в компьютерном зале Глеллы-города… Да и если б прародитель не был догматиком и человеком поверхностным и пробыл в городке пришельцев подольше, у него был бы случай увидеть, что они и едят, и пьют, и спят… Собственно, вряд ли он сбежал так быстро, чтобы этого не обнаружить, конечно, очагов и котлов у глеллов или палевиан оказаться не могло, но тюбики и бутылки… Просто не в интересах Беомина было их заметить или упоминать о них… Поосторожнее надо с этими кочевниками, вот что! Они сидят с тобой за одним столом и вроде не выказывают враждебности, но черт знает, что они о тебе думают, и как в действительности намерены с тобой поступить. Земные варвары ведь в большинстве своем считали доблестью обман и предательство…
За своими раздумьями он чуть не пропустил момент, когда отодвинулась занавеска, и в зал вошли девушки. Он сразу высмотрел Генису, сегодня та стояла потупившись, никаких умоляющих взоров в его сторону, то ли потеряла надежду, то ли интерес… Неужто?
– Гениса, – позвал он негромко, но она услышала, вздрогнула и подняла голову.
– Послушай, – спросил Дан Паомеса, – а я имею право на… ну могу я выбрать себе женщину?
– Разумеется, – сказал Паомес, насмешливо улыбаясь. – Ты ведь зван на пир. А это такое же угощение, как все прочее.
Угощение! От одного этого слова у него чуть не пропала всякая охота! Но девушка следила за ним взволнованно и тревожно, и Дан встал. Встал и поманил ее к себе, она прямо порхнула к нему и уцепилась за его руку. Однако, что делать дальше, он не знал, уйти так просто, даже в свою камеру, он вряд ли мог. Подумав, он подозвал одного из стражников, как и вчера стоявших вдоль стены, и объявил, что хочет вернуться к себе… объявил, и самому стало смешно, прозвучало так, словно какой-нибудь герцог просит у сюзерена разрешения удалиться в свое поместье. Стражник тем не менее кивнул и ушел за распоряжениями, а Дан хотел пока сесть обратно, но когда попробовал потянуть за собой девушку, та уперлась.
– Нельзя, – пролепетала она, побледнев то ли от страха, то ли от смущенья, – мне… нам нельзя.
Он не стал выяснять, почему, и остался стоять рядом с ней, наблюдая, как рьяно гости разбирают «угощение». Интересно, а что Маран, подумал он, собственно, краем глаза он все время за тем следил, Маран сидел с непроницаемым видом и пил или делал вид, что пьет, во всяком случае, маленький глиняный кувшин был у него в руках, и он то и дело подносил горлышко ко рту. Надеялся ли он, что пронесет и на сей раз? Правитель уже несколько раз бросал на него ироничный взгляд, но молчал, число же жавшихся в середине комнаты друг к другу женщин все убывало, в сущности, на всех присутствующих их хватить никак не могло, поскольку было вдвое меньше, чем участников пира. Может, и пронесет, подумал Дан, но тут увидел женщину, которая вошла в зал и сразу же скинула покрывало с головы и плеч. В первое мгновение, увидев дерзкий взгляд и вызывающую улыбку, он подумал, что наконец удостоился чести лицезреть высокопоставленную особу женского пола, но стоило ей сделать несколько шагов, как он понял, что ошибся. Чтобы разгадать эту женщину, никаких бакнианских навыков не требовалось. Натуральная нимфоманка, наверняка неутомимая в постели и на этой самой постели зацикленная. Она прошла через зал и остановилась перед Бетлоаном, Дан удивился, неужели у правителя могла быть такая подружка, эротоманом он никак не выглядел, но Бетлоан кивнул ей на Марана, она повернулась к тому, и Дан увидел на ее лице изумление. Не ожидала? Предполагала увидеть какого-нибудь изувеченного в боях беззубого дикаря? Маран сидел с равнодушным видом, она уставилась на него, широко открыв глаза, потом стала медленно разматывать свое покрывало, показались округлые плечи, верхняя часть груди… Маран поставил кувшин и окинул ее оценивающим взглядом, внимательно, даже с любопытством. И улыбнулся.
