Текст книги "Убийства в Солтмарше"

Автор книги: Глэдис Митчелл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава VI
Почитатели Диккенса

Утром, примерно в половине шестого, меня разбудил Уильям Куттс. Я открыл глаза и увидел над собой его лицо – вспотевшее, сияющее нечестивой радостью и волнением.

– Слушайте, Ноэль! Да вставайте же, балда эдакий, послушайте меня! Ноэль! Ноэль!!

Он энергично меня толкал и пыхтел в мое правое ухо – я лежал на левом боку. Первой моей мыслью было, что я каким-то образом опять очутился в школе; я сел в кровати, обдумывая, как я сейчас схвачу этого умника и надаю ему тумаков. Потом, опознав обидчика, я вернулся к реальности, протер глаза и собрался его хорошенько обругать. Однако не успел я подобрать приличествующие случаю выражения, как Уильям сказал:

– Вставайте! – И добавил: – Я его нашел!

– Что? – Теперь уж я совсем проснулся. – Где?

– В загончике. Не могу его вытащить. Он на цепи.

Не тратя времени на переваривание столь удивительной новости, я натянул рубашку и брюки, сунул ноги в туфли, не забыв, конечно, завязать шнурки, и через двадцать секунд скатился вслед за Уильямом по лестнице.

В деревне посреди небольшого скверика есть загончик для потерявшегося скота. Можно сказать, исторический памятник – никто им никогда не пользовался. А теперь сюда угодил викарий. В середине загона в землю воткнули шест, и к нему-то и привязали Куттса – собачьей цепью с ошейником. Рот ему заткнули шоферской перчаткой и замотали портянкой (есть, кажется, такой предмет одежды у военных). Руки ему связали, и вид у него был самый что ни на есть дикий и срамной. Ошейник застегнули на замок, но мне кое-как удалось открепить цепь и вынуть кляп.

– Не пытайтесь разговаривать, сэр, – сказал я. – Ладно еще Уильям нашел вас так рано.

Викария основательно поколотили – разбили рот, а кожа на костяшках пальцев была сильно содрана.

– Да уж, – заметил он с мрачным, как выражаются в книгах, удовлетворением. – Будь то местные хулиганы – их мигом бы разыскали. Я уверен – совершенно уверен! – что понаставил им отметин.

Разговаривали мы уже после того, как он отдохнул и поел хлеба с молоком. Я от души плеснул ему в тюрю бренди. Миссис Куттс начала протестовать, но мы впервые в жизни не обратили на нее внимания. Я и сам сторонник трезвости, однако, если кто когда и нуждался – именно нуждался! – в глоточке янтарного зелья, так это бедный старина Куттс. Он был едва жив и не валился с ног только за счет жуткой злости на обидчиков. Рассказал он презанятные вещи; выслушав, я немедленно заявил:

– Миссис Брэдли – вот кто непременно во всем разберется!

Вкратце история произошла следующая.

После потасовки с сэром Уильямом старина Куттс отправился по своему обыкновению домой, налил себе стаканчик лимонада, взял хлеба с сыром и пригоршню изюма и уселся перед приемником, собираясь провести приятный вечерок. Однако из-за ссоры ему было не по себе, да еще по радио постоянно шли помехи – какая-то дурацкая зарубежная радиостанция глушила концерт, который он хотел послушать. Будучи сыт по горло, викарий решил прогуляться, причем как можно дальше от веселящихся прихожан.

Пока он возился с приемником, пытаясь избавиться от помех, пока перекусывал, прошло много времени, и потому, когда он уходил из дому, было, наверное, около девяти или чуть больше. Желая держаться подальше от парка, где тарахтел оркестр, викарий отправился в сторону каменоломен – к бухте. Шагал он быстро, немного устал и потому присел на камень у воды полюбоваться морем, а потом решил искупаться. Он, нечего и говорить, в душе спартанец, наш старик.

Уже почти совсем стемнело. (До бухты от дома викария не меньше полутора часов ходьбы.) Он разделся, сложил одежду у входа в пещеру. Прилив почти закончился. Поплавав совсем немножко, Купе начал вытираться носовым платком – никогда, кстати, не пробовали? – и тут, к его удивлению, со стороны моря кто-то три раза махнул фонарем, видимо, с борта корабля. Викарию стало любопытно, потому что с чего бы какому-то судну бросать здесь якорь? Ведь это довольно рискованно. Очевидно, корабль стоял у пустынного островка под названием Скэлл Рок; однако проход к острову, загроможденный подводными рифами, знали очень немногие, и только местные жители. Большое судно здесь пройти не могло, и даже маленькое сильно рисковало. Да и незачем тут причаливать, потому что рядом хорошая гавань, где фарватер помечен буями.

Викарий протер глаза и попытался разглядеть, кто там. Тут прямо в него уперся луч судового прожектора и сразу отскочил. А фонарь опять три раза переместился туда-сюда, только теперь он горел чуть повыше, как будто на мостике.

Все это казалось странным, но викарию стало холодно, и он немного побегал, чтобы согреться, и начал одеваться. Когда он уже нагнулся за шляпой, кто-то, подкравшись тихо, точно кошка, сильно ударил его в спину, и викарий упал. Не успел Куттс ничего сообразить, как сверху на него навалились, и он задал хулигану от души (если судить по костяшкам его пальцев, то так оно и было). Однако тут подоспел второй, и Куттса мигом скрутили, заткнули ему рот, завязали глаза и потащили окольными путями к загончику. Вот ирония судьбы – похитители наверняка заметили наши фонари, когда мы искали Куттса. Или же он к тому времени был в загончике… Все деревенские либо веселились на празднике, либо спали. По мнению викария, похитителей никто не видел. Ясное дело! И все равно какая наглость! Нападавшие вычернили себе лица. Старый разбойничий прием. И ни один не произнес ни слова. Переговаривались мычанием. А ведь трудно узнать человека по мычанию, тому свидетельством разные нудные салонные игры, хорошо нам всем известные. Одна называется «Чей пищит поросеночек?», а другая как-то еще… И вот, переговариваясь с помощью мычания, они воткнули посреди загона шест и поступили с викарием, как я уже описал. Повязку с глаз сняли, а кляп оставили.

Мы пытались разобраться, кто же это был, но викарий никого не разглядел и не узнал. Ведь уже совсем стемнело, он их, по сути, вообще не видел. Искать нужно, сказал он, двоих здоровенных парней, у одного из которых физиономия такая, словно он врезался в поезд.

– Второго я вообще не достал, зато первый похож на букварь в многодетной семье, – похвалился Куттс. – И если они местные…

Вмешивать в это дело миссис Брэдли викарий не хотел, но я настаивал, и он уступил. Мы с Дафни пошли к Манор-Хаусу; мне, в частности, не терпелось взглянуть на сэра Уильяма. Он человек крупный. Правда, мне как-то не верилось, что он станет чернить лицо или звать на помощь какого-нибудь отчаянного головореза, чтобы расквитаться за личную обиду. С другой стороны, они с викарием ужасно поссорились, и совпадение выходило очень странное.

Нрав у сэра Уильяма бешеный, а викарий из чувства собственного достоинства мог просто не открыть имени обидчика, даже если и узнал его…

Я как раз объяснял все это Дафни, когда мы подошли к воротам парка и направились к дому сэра Уильяма.

Что говорить об утре после праздника, о гадости запустения…

Парк являл собой ужасное зрелище. Куски дерна выворочены, трава затоптана, замусорена клочками бумаги, банановой и апельсиновой кожурой, битыми бутылками, конфетти. На дорожке валялась шляпа, три разные перчатки (это я говорю лишь об увиденном по пути!), обертки от шоколада, куски кокосовой кожуры – всем свинарникам свинарник. Я состою в обществе борьбы за чистоту и отлично знаю, что может натворить толпа – гидра многоголовая, но, честное слово, никогда не видел ничего подобного тому, что делалось в парке сэра Уильяма в то августовское утро. А ведь еще ночь выдалась без дождя, иначе было бы куда хуже. Нет, словами не передать, ужас, настоящий ужас!

Лицо у сэра Уильяма было в порядке, если не считать заплывшего глаза, куда ему врезал викарий. Сэр Уильям выслушал наш рассказ, а с ним – миссис Брэдли, Брэнсом Бернс, финансист, Маргарет Кингстон-Фокс и стоявший у стола дворецкий Стори. Последний, желая обратить на себя внимание, кашлянул.

– Если позволите, сэр Уильям…

– Да?

– Вероятно, это контрабандисты взялись за старое.

– Глупости, Стори, мы же не в Америке!

– Конечно, сэр Уильям. Мне просто вспомнилось, что во времена моего прадеда в нашей гавани орудовали контрабандисты. Мне даже доводилось слышать о существовании подземного хода, ведущего в таверну, хотя теперь, думаю, он засыпан.

– Послушайте, Уэллс, – неожиданно обратился ко мне сэр Уильям. – Дело-то нешуточное. Как мировой судья, должен сказать, что это весьма серьезно. Викарий деревни Солтмарш подвергся нападению в собственном приходе! Случай беспрецедентный! Он им, говорите, тоже задал?

– Одному, сэр Уильям, – ответил я, сохраняя серьезное выражение лица. Ведь он сам едва не создал прецедент, просто викарий врезал ему первым.

Дафни заметила:

– Да уж, бедные его руки.

– Ага! Значит, нам остается найти парня, которого викарий так отделал, узнать от него имя сообщника и отправить обоих негодяев на каторжные работы. – И сэр Уильям осторожно потрогал ушибленный глаз.

Маргарет заметила:

– Они, видимо, не местные, папа.

Миссис Брэдли спросила:

– В загончике, говорите?

– Да.

– Любопытно. Ведь только что, в воскресенье, миссис Гэтти назвала его быком. Бык забрел в чьи-то владения, и его заперли в загоне.

Она уставилась на меня своими черными глазками.

– Вы читали «Записки Пиквикского клуба», молодой человек?

– Да, я читал. – Нужно сказать, я вообще обожаю эту книгу.

– Ага. Немного Диккенса, немного Гэтти – и вырисовывается любопытная ситуация.

Она издала свое обычное жуткое клохтанье и принялась за жареные почки и ветчину. (Мы явились прямо во время завтрака.)

– О чем вы, миссис Брэдли? – спросил я.

С дьявольской усмешкой она погрозила мне вилкой.

– Что произошло, когда капитан Болдуиг нашел спящего в тачке мистера Пиквика?

– Это когда они охотились?

– Да, а потом он хорошенько закусил и в тачку рухнул без сил. – И миссис Брэдли радостно гукнула, довольная своей остротой.

– Капитан Болдуиг велел слуге отвезти мистера Пиквика в загон для потерявшейся скотины. Но Пиквик, кажется, нарушил границы частных владений? А мистер Куттс никаких границ не нарушал. Он…

– Оказался там, где был совершенно лишний, – закончила миссис Брэдли.

– Ясно! – воскликнул я. – Возьму помощников, и мы пойдем к тому месту и посмотрим, что будет. Думаю, впятером или вшестером с двумя хулиганами мы точно управимся.

– Не ходи, Ноэль, – вмешалась Дафни.

– Пусть идет, девочка. Совершенно ничего не случится, – успокоила ее миссис Брэдли.

– Откуда вы знаете? – сказал сквайр. – Я сам с вами пойду, Уэллс, и возьму полдюжины ребят, которым полностью доверяю. Встретимся возле дома Берта в девять вечера.

Приключение намечалось увлекательное, и идя по деревенской улице, я чувствовал себя точно глава чикагской полиции, готовящийся очистить город от криминальных элементов.

Однако вышло иначе. Когда мы и вправду отправились проверять берег, искать уже пришлось не тех, кто напал на викария, а человека, убившего Мэг Тосстик.

Словно мало было таинственных слухов вокруг бедной девочки, так теперь нам довелось узнать, что между девятью и половиной одиннадцатого в ночь праздника несчастную задушили и что ребенка нигде нет. Она расставалась с жизнью, а народ вовсю танцевал, а я, наверное, как раз гадал самым последним клиентам.

Никогда еще не получал я таких ужасных, таких страшных известий.

Вскоре после нашего с Дафни возвращения из Манор-Хауса к викарию явился уставший и запыхавшийся констебль Браун и рассказал о случившемся. Куттсу пришлось в свою очередь поведать о ночном приключении; утаить его он не мог, поскольку ему сильно досталось.

Старина Браун горестно вздохнул.

– Попомните мои слова, сэр, – значительно произнес он. – Это все одна банда. Чего они, интересно, хотят?

– А как ее убили? – спросила миссис Куттс.

– Задушили вязаным шелковым галстуком. Он был у нее на шее, и завязан спереди, ну, словно кто-то вроде бы в шутку обмотал ей шею, а потом сделал турникет из деревянных плечиков для одежды. Да, мэм, зрелище не из приятных. Вот уж бедняжка так бедняжка. Еще ее стукнули по голове, но доктор говорит, умерла она от удушения.

Вот так мы узнали новость.

Брауна вызвал на место преступления Лори после того, как миссис Лори, принеся девушке завтрак – та еще почти не вставала, – увидела ужасную картину. Браун вызвал доктора Фосса, потом позвонил в полицейский участок в Уаймут-Харборе, и ему сказали, что пришлют инспектора.

В тот день Браун сделался важной персоной, да и супругам Лори досталось немало славы. У входа в таверну постоянно околачивалась небольшая толпа, а мальчишки неотступно сопровождали Брауна.

Как ни посмотри, дело это казалось необъяснимым. Понятно, если девушку убивают до рождения ребенка; тогда уж, что называется, концы в воду. Таких примеров полно – могут и тело изуродовать, и голову отрезать, чтобы никто жертву не опознал, – и все в таком духе. Однако в нашем случае удивляло больше всего то, что после рождения ребенка прошло уже одиннадцать дней. А ведь кроме как из-за ребенка убивать ее было незачем – ну кому бедная девочка могла встать поперек дороги? Если только соблазнитель не хотел признавать своего отцовства… ну и что? Неужели он так боялся, что Мэг его выдаст? В чем же дело?

Потрясенный неожиданной догадкой, я спросил у миссис Куттс:

– А Мэг и вправду родила?

– В каком смысле? Когда она от нас уходила, то была, вне всяких сомнений, беременна.

– А, ну ладно. Мне просто пришло в голову: если ребенка никто не видел, а после убийства он и вовсе исчез, то, может, его и не было?

А что, очень даже глубокая мысль.

– На этот счет не беспокойтесь, – злобно сказала миссис Куттс. – Ребенка пристроил куда-то его отец с помощью тех же Лори. А прятали его, дорогой мой Ноэль, по весьма простой и разумной причине. Точно вам говорю! Полагаю, слишком уж он похож на своего отца, и тот себе места не находил. Вот вам и весь секрет!

Все это она протараторила, как на пишущей машинке прострекотала.

– Значит, по-вашему, отец ребенка убил Мэг, чтобы она его не выдала? – Таким мне виделось логическое завершение событий. – Так, наверное, и полиция считает.

Впрочем, я ошибался.

Миссис Куттс вдруг пошатнулась и рухнула вперед. Никогда раньше не видел, как теряют сознание. Она упала словно подкошенная, и я страшно перепугался. То ли у меня сработал рефлекс, то ли чистое везение, но я успел ее подхватить, не дал удариться головой. Да, у нее слабое сердце. С той ночи, когда напали на Куттса, она стала сама не своя. На ногах едва держалась.

В течение дня в Солтмарш явились полицейские из Уаймут-Харбора, и инспектор, и начальник полиции графства; деревня буквально гудела. Кругом шатались толпы возбужденных репортеров и доморощенных детективов (в основном отдыхающие из Уаймут-Харбора) – искали улики, а точнее, сувенирчики на память. Да, люди, нечего и говорить, народец гадкий.

Уильям Куттс тоже ходил, поглядывал и забрел в осиное гнездо – Бунгало. Он перед этим провел два нелегких часа в бухте и у каменоломен и решил заглянуть к Берту, чтобы напасть на свежий след, сказал он, но, по-моему, мальчишка просто надеялся напроситься на угощение. Дверь, как обычно, была открыта, он и вошел, и уже хотел завалиться в гостиную, как вдруг услышал крики и сообразил, что у Берта и Коры жуткий скандал. Он, нечего и говорить, сразу убрался, но до него донеслись слова:

– …хорошую трепку, если еще узнаю! Вот чертов делец, развлечений захотел, разрази его гром!

– В этой мерзкой дыре даже свинья затоскует!

– Уж я знаю, кто свинья! Давай шевелись, а то на поезд опоздаешь!

Видно, Берт и Кора основательно поругались. Оба они такие несдержанные, а общительной и темпераментной женщине вроде Коры вряд ли по нраву жизнь, которую они ведут.

Однако все эти события меркли рядом с тем ужасом и трепетом, что мы испытали, узнав об убийстве.

Уильям теперь спал не иначе как с самой большой рогаткой под подушкой, и я сильно подозреваю, что миссис Куттс клала рядом с кроватью кочергу. А я сопровождал Дафни, даже когда она выходила в огород набрать гороха или крыжовника. Перед сном я неизменно стучал в дверь ее комнаты и спрашивал, все ли в порядке. Все, нечего и говорить, было в порядке.

Во вторник, во второй половине дня, мужчины из деревни, возглавляемые сквайром и викарием, перед лицом ужасных событий забывшими о своих распрях и поддерживаемые Уильямом Куттсом и его скаутами, решили в поисках каких-либо следов убийцы прочесать местность. Я пригласил старину Берта – с его-то мозгами и силищей он справится с любым разбойником. Он охотно согласился помогать, потому что все равно был не при деле – Кора Маккенли получила роль в пьесе «Пташки» и отправилась на гастроли до самого Рождества. Впрочем, он, кажется, не очень-то огорчался. Наверное, не мог забыть того скандала.

С семи вечера почти до часу ночи мы обходили окрестности бухты, но ничего не произошло. И все же я никак не мог поверить, что убийство девушки и нападение на викария не связаны. Да, в нашей деревне есть убийца.

Когда мы вернулись, миссис Куттс и Дафни уже легли спать. Викарий зашел к жене и через минуту позвал меня.

– Попросите у Дафни нюхательную соль.

Я, нечего и говорить, лучше полюбовался бы спящей Дафни, но пришлось будить ее из-за пустяка.

Как выяснилось, миссис Куттс ходила нас искать, заблудилась и едва не упала в карьер. Чувствовала она себя совсем скверно.

И я буду не я, если в среду не произошло таинственное событие, нагнавшее немало страху на меня и Дафни.

Поскольку миссис Куттс жаловалась на головную боль, и на сердце, и на общую слабость, Дафни пришлось вместо нее играть на органе на еженедельном женском молитвенном собрании. Дафни играла нечасто и потому решила прийти пораньше и порепетировать. Да, органистка из нее не очень, и без репетиции ей не справиться, и мы пошли вместе – поиграть с половины седьмого до половины восьмого. «Вместе» – потому что после нападения на нас с Уильямом у дверей Бунгало Дафни постоянно нервничала, и я завел обыкновение «держаться поблизости». Этот приятный обычай мы не разглашали, ибо миссис Куттс его бы не одобрила.

Я отвел Дафни в церковь; она играла, я надувал мехи. Посреди гимна «Веди нас, благостный свет», Дафни, неплохо справлявшаяся, вдруг прекратила играть.

– Давай, смелей! – громко подбодрил я. Ответа не было, и я кинулся к ней.

– Ноэль! – Дафни обняла меня, крепко прижалась. – Кто-то дотронулся до моей шеи. Взялся за нее руками!

Шел восьмой час, служитель успел зажечь свечи, начали появляться первые прихожане. Честно говоря, я решил, что у Дафни разыгрались нервы. В помещение можно было войти только из ризницы, а ее всегда запирали. Сами мы, не желая беспокоить викария, прошли через главный вход.

– Когда я почувствовала на шее чьи-то руки, позвала тебя, – сказала Дафни на обратном пути. Куттс остался и беседовал с прихожанами. Случившееся меня сильно встревожило, но обсуждать это с Дафни мне не хотелось. Ей наверняка все примерещилось, думал я. Однако пообещал «держаться еще ближе» и посоветовал ей запереть на ночь дверь, чтобы меньше нервничать. Да, в те дни мы все в той или иной степени нервничали.

О происшедшем я, нечего и говорить, рассказал миссис Брэдли. Она восприняла это серьезнее, чем я ожидал.

– Не отпускайте ее одну, Ноэль, – посоветовала она. – Ведь убийцу Мэг Тосстик еще не задержали. Может, его и схватят со дня на день. Однако все равно приглядывайте за Дафни. Вдруг они арестуют не того?

И издав свое жуткое гуканье, она потрепала меня по плечу.

Глава VII
Эдви Дэвид Бернс – его фортели

Арестовали, нечего и говорить, Боба Кэнди. Наверное, при расследовании убийств полиция принимает во внимание лишь две вещи: мотив и возможность. Да, бедняга Боб возглавил список подозреваемых по обоим критериям. Тем, кто плохо знал Боба, дело казалось ясным. Как известно, он встречался с Мэг; никто не верил, что ребенок от него. Будь он отцом – женился бы, как полагается, и тем бы и кончилось. Ну, если не считать десятка детей, которых они с Мэг произвели бы на свет и из которых двое-трое дожили бы до зрелости и тоже, в свою очередь, дали бы жизнь нескольким отпрыскам.

Боб не признавал отцовства, и все, в том числе и полиция, ему верили, считая, что он убил Мэг за измену. Если говорить о возможности, так они жили под одной крышей, и Боб легко мог пробраться ночью в ее комнату и задушить. По поводу же способа убийства никаких сомнений вообще не возникало, ибо задушили несчастную вязаным галстуком, который и был на трупе, когда утром в комнату вошла миссис Лори. Как выяснилось, этот самый галстук жертва подарила Бобу на день рождения, связала, как твердил со слезами ее отец – гнусный старый черт! – «своими собственными руками». Боб признал, что галстук его, но, дескать, разозлившись на Мэг за измену, он зашвырнул его куда-то и поклялся больше не носить. Вспомнить, куда именно его дел, он не мог, кинул, мол, куда-то, и все. Он взял его вместо поводка, когда в субботу перед праздником его попросили привести со станции в таверну собаку. Боб печально заметил, что галстук на редкость прочный. Да уж, прочный.

Сэр Уильям заплатил адвокату Боба и всем рассказывал, что не верит в его виновность. Наш констебль Браун тоже не желал верить. Арест после дознания произвел приезжий инспектор. Бедный старина Браун сильно расстроился.

– Вот ведь, мистер Уэллс, – говорил он. – Эти ребята из города по-своему неплохи, но они же парня совершенно не знают. А я-то помню его с тех пор, как ему семь было или восемь, и уверен: он не убивал. И инспектору то же самое говорю, а он мне: «Доказательства! Доказательства!» Я только в затылке почесал. Всё ведь и вправду против Боба, как по-писаному. Ну, его и арестовали. Я вам вот чего скажу. Кто-то же это сделал, верно? И вовсе не Боб. Значит, нам остается что? Найти того, кто убил, да поскорей, пока беднягу Боба не засудили и не казнили.

Тут он попал в точку, но у Боба был железный мотив. Кому еще кроме Боба нужно убивать девушку? Так я и сказал старине Брауну. Он снял шлем и стал протирать его изнутри носовым платком.

– А вы не думаете, мистер Уэллс, – спросил он, – что убить мог отец ребенка?

– Да, наверное. Правда, с другой стороны, ребенку уже больше недели, то есть он уже, образно выражаясь, не кот в мешке. Обычно в таких случаях женщину убивают, пока не успела родить, правда ведь?

– Да ну? Так или иначе, мистер Уэллс, я буду держать и уши, и глаза открытыми. У нас много чего странного творится; нельзя же все списывать на Боба Кэнди. Во-первых, у него и мозгов-то не хватит, во-вторых, у него нет сообщников. Я насчет нападения на викария.

Да уж, если говорить о мозгах бедняги Боба, то и тут всё против него. Достаточно вспомнить его беглого сумасшедшего предка. Душить молодых женщин – самое подходящее занятие для психа, и тут родословная Боба Кэнди говорит отнюдь не в его пользу.

На второй неделе августа, обходя прихожан, я встретил миссис Брэдли.

Она шла, опустив очи долу, и не замечала меня, пока я ее не поприветствовал.

– Добрый вечер!

– Ах, вот вы где, – очень деловито начала она.

Я огляделся в поисках помощи, но никого не увидел.

– Вы мне нужны. – Миссис Брэдли сверлила меня страшным взглядом василиска. – Познакомьте меня с некоторыми здешними семьями. Например, со славным малышом Эдви Дэвидом Бертом. Вы с ним дружны?

Можно было и так сказать. Берт самоотверженно исполнял роль ведущего в игре в кокосы во время моего вынужденного отсутствия. Отличный парень этот Берт.

– А что такое? – осторожно поинтересовался я.

– Я иду по следу убийцы, и мне нужно убрать с пути все лишнее.

– Включая Берта? – с деланной веселостью спросил я.

– Включая забавного малыша Берта, – серьезно ответила миссис Брэдли, беря меня за рукав. И добавила с коварной улыбкой: – Вы, констебль Браун и я – мы предадим убийцу в руки правосудия.

– Вы хотите сказать…

– Мне требуется ваше содействие. Я не справлюсь без вашей бесценной помощи, мой мальчик. Кого все в деревне уважают, как не молодого и серьезного помощника викария? Кого все любят, как не симпатичного молодого оболтуса, не слишком ученого, не успевшего ни разу даже поссориться с начальством? – Миссис Брэдли весело взвизгнула, отпустила мой рукав и ткнула пальцем в ребро.

– Вы верите, что убил Боб Кэнди? – поинтересовалась она.

– Нет, – честно признался я. – Уверен, что не он.

И отодвинулся подальше от ее хищной лапки.

– Тогда – по коням! – И миссис Брэдли взяла меня за локоть. – К дому Берта – «шпоры, седло, на коня – и вперед!» [5]5
  Миссис Брэдли цитирует стихотворение Роберта Браунинга (1812–1889) «Песни кавалера».


[Закрыть]

Берта дома не оказалось, но это ничуть не обескуражило мою энергичную спутницу.

– Ничего страшного. Пойдем поговорим с мистером и миссис Гэтти. Мне просто не терпится задать нашей милой парочке несколько вопросов.

Мистер и миссис Гэтти были дома. Он обрезал засохшие розы, она подстригала газон. Увидев нас, оба бросили работу и подошли поздороваться.

– Мы насчет убийства, – сообщила миссис Брэдли. – Надеюсь, такие уважаемые люди, как вы, не откажутся подписать петицию в защиту бедного Боба Кэнди?

– Против него еще даже обвинение не выдвинули, – возразил коротышка Гэтти.

– Нужно подготовиться заранее, – торжественно пояснила миссис Брэдли. – Идемте в дом и подпишем. Это недолго. Пойдемте с нами, мистер Уэллс. Засвидетельствуете подписи.

– Петицию составила миссис Куттс, – сказала она Гэтти, который, положив ножницы и рабочие перчатки в тачку, шел следом за нами к дому. На двери своего угрюмого жилища он взирал с неудовольствием.

– Никак не уговорю Элизу переехать, – заявил он. – Терпеть этот чертов дом не могу и боюсь, но она к нему очень привязана.

Его замечание меня просто ошеломило. В деревне никто не сомневался, что нервы миссис Гэтти совершенно расстроены именно из-за того, что она живет в бывшей клинике для душевнобольных. И теперь, услышав, что, оказывается, все наоборот – мистер Гэтти нервничает из-за дома, а миссис Гэтти желает в нем жить, – я был потрясен и уже хотел возразить, но миссис Брэдли меня опередила:

– А я думала, вашей жене этот дом не нравится.

– Никоим образом. Так где ваша петиция? – И он улыбнулся. Да, вылитый волк, ничего не скажешь. Меня вдруг осенило:

– Скажите, а не вы были на крыше Бунгало в ту ночь?

Гэтти смутился, но не замедлил ответить:

– Я, мистер Уэллс.

– Ну и ну – вот все, что я могу сказать.

– Что-что вы можете сказать? – переспросила миссис Брэдли, одаривая меня не слишком сердечным взглядом, который я смело встретил. Она меня как будто хотела запугать!

– Я имел в виду – он мог кого-нибудь убить, – пролепетал я. Мне хотелось как-то умилостивить спутницу, ибо смотрела она уже свирепо. А еще очень хотелось – просто не терпелось – выяснить, чего ради Гэтти швырялся черепицей.

– Так в чем же дело? – сурово спросил я.

Гэтти вдруг как-то сник, словно ростом меньше стал. У меня-то рост пять футов и одиннадцать дюймов – без обуви.

– Это Берт виноват, – вымолвил он, слегка покраснев. – Не нужно было меня запирать. Я и думать не думал, что он сыграет со мной такую шутку.

Я едва не вскрикнул от удивления, но тут миссис Брэдли нечаянно выбила из рук Гэтти ручку, и все мы нагнулись и стали ее искать. Прошло немало времени (подозреваю, что ручка была у миссис Брэдли, поскольку она в конце концов и передала ее хозяину). Затем она протянула ему лист, на котором уже стояло несколько подписей, и он вписал свое имя. Мы помахали на прощание миссис Гэтти и вышли на дорогу.

– Когда-нибудь, – задумчиво молвила миссис Брэдли, – нужно будет заняться изучением лжи как таковой. Интересно, почему лжет миссис Гэтти? Из страха, ради спокойствия или же просто развлекается?

– А она лжет?

– Несомненно. И кстати, молодой человек, если вы и вправду желаете помочь, не задавайте вопросов людям, с которыми я беседую. Так вы мне все испортите. Расскажите-ка подробнее о происшествии в Бунгало.

– Про Гэтти? – уточнил я.

– Про Гэтти. Приятно знать, что это был не разбойник. И поподробнее, пожалуйста.

Я рассказал ей все от начала до конца.

– Мне нужно вернуться в Моут-Хаус, – заявила она. – Следует уточнить кое-какие детали. А вы, мой мальчик, побудьте здесь.

– Я – с вами.

Миссис Брэдли казалась такой хрупкой, а этот Гэтти с волчьей улыбкой доверия у меня не вызывал.

Теперь супруги поменялись местами: он подстригал газон, а она занималась розами.

– О, крокодил и козлик опять пришли! – сообщила миссис Гэтти мужу. Он оставил газонокосилку и подошел.

Я невольно восхитился манерой миссис Брэдли вести беседу. Она без предисловий спросила:

– Так как, говорите, вы попали в часовню?

– Меня затащили туда Берт и его слуга.

Я едва не поперхнулся. Раньше он говорил, что заключил пари! Видно, уже позабыл. Выходит, перед нами сразу два лжеца!

– А почему? – поинтересовалась миссис Брэдли. – Вы ему чем-то досадили?

– Не думаю. Наверное, у него есть какой-то секрет, и я его случайно чуть не раскрыл. В тот вечер у меня на выезде из Уаймута сломалась машина, и я шел домой мимо бухты и каменоломен. Пробирался в темноте, и тут они на меня набросились и потащили в церковь. Не знаю, почему нас никто не видел. Когда вы меня выпустили, я решил пойти к Берту и устроить что-нибудь в отместку. Ведь – подумать только! – я просидел в этой жуткой часовне почти тридцать шесть часов! Я влез на крышу Бунгало – сначала, конечно, отдохнул и перекусил – и заглянул в окно мансарды, но уже стемнело, и я ничего не разглядел. Пока я там ползал, нечаянно расшатал пару черепиц. Они упали, как раз когда мистер Уэллс и юный Куттс вышли из дому. Я ужасно перепугался – думал, ушиб их. Я прятался от Бертова револьвера за трубой, и плитки выскользнули у меня из рук. У Берта наверняка есть какие-то тайные делишки, и я намерен все выяснить.

– Замечательно! – сердечно сказала миссис Брэдли. – Удачи вам в подстригании газона.

Мистер Гэтти посмотрел на нее как на сумасшедшую, вздохнул и взялся за газонокосилку. Миссис Брэдли повернулась к стоявшей рядом миссис Гэтти.

– Дорогая моя, – начала та, – зачем крокодилу разговаривать с волком?

– Милый мой страус, а кто сообщил вам, что волк заперт в часовне?

– Никто не говорил. – Глаза миссис Гэтти ласково смотрели из-под золотых очков – обычная, нормальная женщина средних лет. – Я сама его там нашла. Ой нет! Мне мистер Берт сказал. Наверное, думал, что мне нужно пойти и выпустить волка. – И она захихикала.

– А вы его не пытались выпустить? – спросил я, и миссис Брэдли ткнула меня в ребро. Я успел позабыть о ее инструкциях и теперь стал лепетать какие-то извинения. Однако сказанного не воротишь. Миссис Гэтти тут же сделалась серьезной.

– Нет, не пыталась. Очень уж хорошо получилось, правильно. Я на него только посмотрела, а он меня не видел и не слышал, и вернулась домой, и все думала, а потом, когда решила, что он уснул, пошла поговорить.