Текст книги "Ужасы перистальтики"

Автор книги: Глеб Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Ой, здоровье – это самое главное! – запричитала Федорова. – Вот я занимаюсь теннисом, лыжами. Это помогает сохранять отличную форму! – конечно же не могла не подчеркнуть она.

– Ну вы когда меня с собой возьмете на лыжах, а?! – весело заговорил с ней директор, словно бы позабыв за секунду и о Замелькацком и о совещании. – Я вот все хочу на лыжах покататься!.. Как в школе, знаете, на уроках физкультуры... А то все приятели все этими горными занимаются... А я вот хочу на беговых, обычных, так, знаете ли, по рабоче-крестьянски...

– Ой, да бросьте вы, по рабоче-крестьянски... Да вся Норвегия только на беговых и катается... Мы вот недавно с мужем были там, у знакомых... – опять подчеркнула она свой активный образ жизни...

– Ну Мария Ивановна! Что же вы меня-то опять с собой не взяли! – весело воскликнул директор. – Ну я бы знакомых ваших конечно был не стал обременять, где-нибудь там рядом остановился в гостинице! Ну вот, опять не дали на лыжах покататься... – директор весело хлопнул ладонью по столу.

– В Норвегии! – воскликнул Маркин. – Сергей Васильевич! А чего вам эта Норвегия, вы поезжайте вон в Рязанскую область... Только лыжи получше смажьте... А то как за вами там мужички погонятся... – Маркин заржал.

– Все ты опошлишь! – покачал головой директор.

– Нет, а почему опошлишь?.. – возразил Маркин. – У меня вон у сына у одноклассника велосипед отобрали... Да-а, остановили в соседнем дворе, ссадили и привет!..

– Ой, ну Маркин опять эти свои ужасы начинает рассказывать – где ты их только выкапываешь...

– А он, Марь Иванна, просто вам завидует... Оправдывается, почему он спортом не занимается... Вон у него, смотрите, какой уже живот висит... Мол, с велосипеда садили, лыжи отобрали... Не на чем мол заниматься... – весело продолжал директор.

– Ой, да Маркина, пожалуй, ссадишь... – проворила Богачева. – Он сам у кого хочешь велосипед отберет...

– А вдогонку еще и лыжами по голове огреет!.. – заржал директор.

Один Замелькацкий не принимал участия в общем веселом разговоре.

– Не делайте из меня монстра!.. – проговорил Маркин. – Лыж у меня нет. Есть гантели. Но я их с собой не ношу. Так что не бойтесь...

– Иногда-то, признайся, все-таки носишь? – прищурившись, лукаво спросил директор.

– Ну если только в «Гарант» иду...

Все, кроме Замелькацкого, заржали: у их фирмы с «Гарантом» был долгосрочный контракт на поставку оборудования и запчастей, по которому «Гарант» непрерывно предъявлял всякие малообоснованные претензии...

– То-то я смотрю у тебя карманы оттопыриваются!..

– Сергей Васильевич, вы же знаете, там не только гантели!..

– Да уж, – проговорила Федорова. – Гантелями там вопроса не решишь...

– Нет, почему... Если они будут из золота! – опять весело заржал директор.

Все знали, что управляющий «Гаранта» получает от их фирмы постоянное вознаграждение.

Директор вдруг посмотрел на часы. Потом уставился на Замелькацкого:

– Будем считать совещание оконченным... Соберемся по тому же вопросу через неделю... А ты подготовь пока свои предложения, как увеличить продажи... Так сказать, о причинах колебания спроса мы от тебя теперь знаем, надо подумать, как им управлять...

Все поднялись. Опасаясь, что кто-нибудь, а может, даже сам директор продолжит с ним разговор, Замелькацкий неловко сгреб со стола свои бумажки и толком даже не сложив их, так и держа в руках эту бесформенную кипу торчавших друг из-за друга листков, поспешил прочь из зала для совещаний.

Выскочив за дверь, он, ни на кого не глядя – он прошел мимо секретарей – направился к двери туалета. Когда он взялся за ручку и открыл дверь, он обернулся: выйдя из переговорной, директор с ехидной улыбочкой смотрел на него... Замелькацкий дернулся и шагнул внутрь...

Он вышел из туалета. Дух его был, разумеется, в ужасном состоянии. Но особенно он в эти мгновения думал о последней сцене с директором – она произвела на него странное впечатление: неужели он обо всем догадался?! Но как?! Это невозможно!.. И чем это ему грозит?..

Он вошел к ним в комнату. Кроме него в ней сидел еще один и одно рабочее место было свободно – сотрудник, который на нем раньше сидел, уволился, а нового так и не взяли. Сейчас в комнате был только один человек – Смирнов, его ровесник. С ним у него были отношения лучше, чем с другими – те были просто коллегами, со Смирновым они были друзьями.

– Черт знает, кого набирают... Пока тебя не было...

– Я был на совещании.

– На это место привели новенькую.

– Ну и как тебе новенькая сотрудница?

– Она приехала из какого-то очень далекого городка...

– Что же, никого поближе не нашлось?

– Видишь ли, наше общество вымирает.

– Это всем известно...

– Да, именно, вымирает... Понимаешь... Все очень хреново. Я сейчас говорил с Фадеевым – это был начальник департамента персонала – брать совершенно некого. Нет сотрудников подходящей квалификации. Я вот только что прочитал тут на одном сайте – доля престарелого населения увеличивается с восемнадцати процентов, которые есть сейчас, до двадцати шести, которые будут в скором времени...

– Какая тебе-то разница?

– Разница такая, что все, друг, очень скверно. Засыпая сегодня в одном обществе, мы не знаем, в каком проснемся на следующее утро.

Замелькацкий, наконец, уселся на своем стуле. Компьютер его был включен.

– Да, именно, ничего не знаешь про то, что наступит для тебя завтра!.. А ведь завтра очень многое может наступить!

– Послушай, как бы ты отнесся к тому, что у тебя вдруг начало бы обезображиваться лицо?.. – вдруг проговорил Замелькацкий.

– Не знаю... – испуганно ответил Смирнов. – Наверное, сходил бы ко врачу... А почему ты спросил?..

– Да так... Ни почему...

Смирнов замолчал и уткнулся в экран своего компьютера. Некоторое время они сидели молча.

– Нет, погоди... – Смирнов опять повернулся к нему. – А почему у меня должно начать обезображиваться лицо?

– Да не должно, конечно, я просто так проговорил.

– Ты бы сам-то поверил, что кто-то что-то говорит просто так?.. Почему-то же ты спросил. Почему вообще лицо может начать обезображиваться?..

Чувствуя, что Смирнов нервничает и просто так не отстанет, Замелькацкий принялся объяснять:

– Понимаешь, вчера я был на почте и там одна баба другой сказала, что по нашему району бегает какой-то бомж – у него страшно заразная болезнь, от которой обезображивается лицо... Вот и все.

– Ничего себе! – лицо Смирнова вытянулось. В глазах засквозила тревога. – Глупость какая-то!.. Нет, а почему ты меня спросил, что я стану делать...

– Да просто так! Что ты в самом деле!..

– Нет, ну просто так же не бывает ничего...

– Согласен. Не бывает!.. Тут сложный ряд ассоциаций... – начал, не выдерживая, раздражаться Замелькацкий. – Ты ведь сказал, что никогда не знаешь, в каком мире проснешься завтра...

– Да, говорил...

– Ну вот!.. А я вчера как раз вечером проснулся, подошел к окну, смотрю – во дворе стоит какая-то машина – как будто как из будущего. Я таких никогда в жизни не видел. Я и подумал... Знаешь, фантазия такая: думаю, а вдруг я заснул летаргическим сном и проснулся уже в будущем, где все другое – машины другие... Ты как сказал сегодня про то, что не знаешь, в каком мире проснешься, я сразу про это и вспомнил. А поскольку я после этого вчера сразу прошел на почту, то я тут же и про этого бомжа вспомнил...

– Постой, так ты что, с ним встретился?!

– Да нет, я про рассказ этой бабы вспомнил...

– А-а... – Смирнов внимательно разглядывал его.

– Ты смотри!.. – через некоторое время проговорил он. – Ты ведь нас обязан предупредить...

– О чем?..

– Если ты болен заразным заболеванием, ты обязан предупредить... Как это!.. Тем более...

– Ничего я не должен! – в раздражении воскликнул Замелькацкий. Весь этот разговор начал надоедать ему. Он жалел, что сказал про обезображенное лицо.

– Как это не должен?!.. – начал еще больше нервничать Смирнов.

– Ну хорошо: должен, должен!.. Успокойся... – Замелькацкий принялся перелистывать на компьютере листы отчета, всем своим видом показывая, что не хочет продолжать этот разговор.

Смирнов еще некоторое время с тревогой смотрел на него, но потом отвернулся...

В комнате воцарилась гнетущая тишина. Прошло несколько мгновений и Смирнов встал и вышел.

Замелькацкий остался один... Он продолжал механически перелистывать на компьютере свой собственный отчет. Что же, черт возьми, произошло?!.. С ним и раньше подобное случалось... Со всеми случается. Когда это случилось вчера, подумал: «Что ж, случилось в самый неподходящий момент... Что ж!..» Но сегодня – опять! И опять неподходящий момент!.. Можно, конечно, грешить на пирожок. Но позавчера он не ел пирожков, а вчера утром это произошло!.. А потом весь день ничего не было: чувствовал себя нормально, не считая какой-то особенной сонливости. Что-то здесь не так... У него не болит желудок, все нормально... Уже два раза за два последних дня в самый неподходящий момент с ним происходит что-то совершенно ужасное!.. Да ведь именно эти два дня он живет на новой... То есть старой!.. На новой старой квартире!..

Он слышал, при переезде желудок может реагировать на воду, – на какие-нибудь непривычные примеси, содержащиеся в воде на новом месте... Но он переехал всего лишь из района в район!..

Вдруг он ощутил, что живот у него сводит. Страшно испугался, но тут же вспомнил – он же так и не завтракал сегодня! Сводит-то от голода!.. Боже мой, он совсем не следит за собой! Надо поскорей, поскорей пойти поесть!..

Он вскочил со своего места, подошел к вешалке, надел куртку и торопливо направился вниз, на улицу...

6

Он вышел на улицу. Опять перед глазами начало возникать ухмыляющееся, как будто все понимающее лицо директора... Унизительно подвело его здоровье. Не уволили бы!.. Главное, конечно, в продажах... Сразу вспомнилась сестра: постоянно говорила, что он бездарно тратит время, занят совсем не тем, дурак и ничтожество... И верно: что он и кто?.. Уже приближается к тридцати, а нет ни карьеры, ни семьи, ни подруги.

Не хотелось больше об этом думать!.. Но опять встало перед глазами ухмыляющееся лицо директора. Еще раз мысленно он пережил всю унизительную сцену.

Вот и магазин, он дернул за ручку. Дверь не открывалось. Только тут разглядел: магазин не работает. Он развернулся и медленно пошел по улице: черт знает что! За жратвой он всегда ходил именно в этот магазинчик!.. С тоской Замелькацкий посмотрел по сторонам: какая весна!.. Разве стал бы он несколько лет назад брести вот так по улице – униженный, грустный, то и дело вспоминающий какого-то козла, надсмехавшегося над ним?! Это при такой-то погоде!.. Да у него в прежние времена весной крылья вырастали!.. А сейчас?!.. Два утра подряд он переживает какие-то унизительные ситуации...

Да скинуть с себя всю эту грязь, весь этот мрак к чертовой матери!.. Утро прошло, он испытал после него облегчение и не на вечно ни этот директор, ни этот товар, который не хочет продаваться, ни Маркин с Федоровой! Достаточно просто перестать думать о них.

Радость волной окатила его: именно так!.. Все лишь проходной эпизод. А сейчас надо устроить немного праздника. Хоть на полчаса он сбежит от директора. Он бросил торопливый взгляд на часы – он совершит безрассудство и поедет... До метро – всего ничего, от центра города отделяет несколько станций, а там один ресторанчик быстрого питания. В нем ему особенно нравилась атмосфера.

Он представил себе оживленную, нарядную улицу – о, как любил он эти центральные улицы! Он пройдется по ней, потом зайдет в ресторанчик и попробует всего, что у них предлагают на завтрак. И его желудок прекрасно со всем справится. И благополучно вернется назад – он был в этом уверен. Счастливая эйфория охватывала его все сильней. Она появлялась неожиданно, и никогда не подводила. Он знал: запомнит эти мгновения надолго.

Он уже быстро шел к метро...

«Эх! Эхма! – думал он. – Здорово!»

Он зашел на станцию, миновал турникеты, съехал на эскалаторе вниз и вошел в вагон как раз подошедшего и открывшего двери поезда. Он чувствовал себя чрезвычайно уверенно – как и предполагал. Двери закрылись, поезд побежал в тоннель... Он настолько был в себе уверен, что ничто не могло поколебать его знания о том, что вот сейчас он проедет эти несколько остановок совершенно без всяких проблем... Так и произошло... В вагоне, кстати, было пусто, пассажиры, как на подбор, все чистые и культурные, не было этих толкавшихся баб с тележками, испитых, разящих перегаром мужиков... Как белый человек он уселся на свободный диван, раскинул широко руки, облокотив их о спинку, закинул ногу на ногу – он кайфовал!..

Никто не обращал на него внимания, никто не смотрел на него осуждающе...

«Эх! Эхма! – думал он. – Всегда бы так ездить!.. Ну почему, почему таких мгновений на жизнь выпадает... Да всего несколько!.. Впрочем, жизнь только начинается! Да сколько ему лет?! Подумаешь!.. Да он так молод еще!»

И он уже совсем не думал, как только недавно, что уже не за горами его тридцатилетие, и нет ни карьеры, ни намека на карьеру, ни семьи с детками, ни подруги, ничего... Ничего и не надо!.. Сидя так, в таком вагоне больше не надо ничего... Кайф!..

«Да, жаль, что такой взрыв хорошего настроения, всю эту эйфорию невозможно намеренно вызвать, спровоцировать, – думал он. – Но его можно запомнить и хранить потом, как драгоценный сувенир!..»

«А ну ее на фиг эту старую бабкину квартиру! – подумал он отчего-то, как-то без связи с предыдущим. – Поеду сегодня ночевать обратно, домой... Сегодня поеду, а там, дальше видно будет... Что и как... Хрен с ним! Хрен с ним со всем!»

Вот и станция!.. Он вышел из вагона, с каким-то даже сожалением глянув назад, на опустевший диванчик, на котором сидел – его прекрасно было видно через окно. Здоровская поездка!.. Здоровский диванчик!.. Жаль, что все – недолго он на нем сидел!.. Эскалатор... Поднялся наверх. Перед ним шел какой-то дядечка: дядечка, как дядечка. Но там где выход со станции, где болтались то внутрь, то наружу тяжелые метрополитеновские двери, дядечка неожиданно придержал для него дверь – учтивость эта была сама по себе редка – мало осталось в грубой и хамской Москве людей, готовых подержать незнакомому человеку дверь, но еще более поразительно – когда Замелькацкий не сразу смог подхватить эту дверь и даже сделал какое-то неловкое движение – он случайно встретился с дядечкой глазами и тот ему как-то по-доброму, снисходительно улыбнулся... Это чужое благородство подняло бы настроение Замелькацкому, да только оно и так уже было настолько хорошим, – куда еще можно поднять такое прекрасное настроение!..

В одном из киосков у самого выхода со станции было включено радио, играла музыка... «Вот бы сейчас послушать того веселого, жизнерадостного негритоса!» – отчего-то подумал Замелькацкий. Он все еще провожал глазами своего доброго дядечку, он все еще улыбался ему в ответ широкой, счастливой улыбкой, хотя тот давно уже не смотрел на него. И тут по радио запел тот самый негритос...

В последнее время по радио крутили одну песенку, которую пел веселый американский негр – Замелькацкий несколько раз видел его по телевизору. У поющего негритоса была потрясающе добрая, веселая физиономия. Стоило Замелькацкому увидеть ее, плохое настроение поднималось, а хорошее становилось еще лучше. То, что сейчас, с учетом всех событий, негритос запел, едва он пожелал его услышать, Замелькацкий воспринял, как знак судьбы!.. Такого прекрасного настроения у него давно не было!.. Никогда!..

Такой ликующий оптимизм ни разу еще не охватывал его от пяток до макушки. Он шел по своей любимой центральной улице и все вокруг было именно таким прекрасным, как он и предполагал с самого начала. Он глазел по сторонам, наслаждался видом шикарных витрин, весной, теплым воздухом, нарядными прохожими... В голове у него звучала песенка веселого негритоса, он ни на минуту не забывал об учтивом дядечке, подержавшем ему дверь... Вот и его любимый ресторанчик!..

Дешевый, быстрого питания, но самый любимый! Здесь какая-то отменная, душевная атмосфера. Все-таки умеют иностранцы делать дело! Где они, там обязательно вот такая вот... Прелесть!.. Ресторанов этой сети по городу было полно, но в этом было как-то по-особенному... То ли сказывалось место, в котором он расположен – какой-то особый перекресток двух улиц, особые дома, видные изнутри ресторанчика сквозь стеклянные стены... Он подошел к свободной кассе – да впрочем все они были совершенно свободны! – и принялся изучать меню... Сотрудница ресторана приветливо улыбнулась ему. Он тоже блаженно улыбнулся. Должно быть, в эти секунды он выглядел полным идиотом!.. Да ведь конечно идиотом – для них, для окружающих идиотом, ведь они не знали ни про кардинальную перемену в его настроении, ни про побег, ни про веселого негритоса и мило улыбнувшегося дядечку, что подержал дверь... Ничего-то они не знали!..

Он выбрал салат, по одной из каждого вида котлет, пирог, мороженое, какао, кофе... Поднос получился внушительный!.. Так ведь и аппетит у него сейчас был зверский!.. Шутка ли – не позавтракать!

Боже!.. В ресторанчике тоже запел веселый негритос!.. Не должен был, а запел!.. Нет, что-то в его судьбе происходило – какие-то счастливые знаки выдавала ему судьба на каждом шагу.

– Попробуйте еще этот новый десерт! – приветливо улыбаясь порекомендовала кассирша. – Необыкновенно вкусный! Тает во рту!.. Как говорится, пальчики оближете!..

Замелькацкий опять блаженно улыбнулся...

– Давайте...

Он расплатился, подошел к ближайшему столику, сел, начал есть... Все-таки ему надо было торопиться... Он глянул на свои наручные часы – прошло не так много времени. Складывалось все удачно, как он и предполагал.

Он сосредоточился на еде. Все, что он купил, было удивительно вкусным. Впрочем, иного в такой момент он и не ожидал. Прикончил котлеты, – все несколько видов, запивая их сладким какао, десерт с кофе – действительно, новый вид десерта таял во рту, пирожок, мороженое... Уф!.. Сколько можно жрать!.. Откинулся от столика и, скомкав салфетку, бросил ее на поднос. Опять глянул на свои наручные часики, на этот раз с некоторой озабоченностью – пора и честь знать!.. Вот теперь уже надо двигаться в сторону работы.

Он встал и двинулся к дверям на улицу...

– Боня!.. – с ударением на первом слоге вдруг вскрикнул он.

– Боня! – закричал он во всю глотку.

Те немногие посетители, что были в этот момент в ресторанчике, повернули к нему головы.

Боня и так давно заметил его и сам первый шел в его сторону... И это тоже было удивительно!..

Он никак не мог подумать, что Боня после стольких лет помнит его, помнит его лицо да еще и сам первый пойдет в его сторону при встрече... Вид Бони поразил его.

Боня учился с ним в одной школе и с тех школьных пор они не виделись. Боня в их школе был какой-то особенной личностью! Он учился на класс старше Замелькацкого и был сыном каких-то очень значительных родителей. Но, конечно, особенным его делало не это. Вернее, не только это. Боня был потрясающе добр и невероятно общителен. При том, что он был самым-самым в их школе – он всегда был лучше и моднее всех одет, он дружил с самыми красивыми девушками, он постоянно отирался в самых модных барах и увеселительных заведениях, – он был потрясающе добр. Стоя где-нибудь у киоска неподалеку от школы он мог вдруг подойти и накупить всякого угощения и раздать его не только тем, с кем он дружил больше всего, но и случайно оказавшимся рядом ученикам младших классов.... Причем щедрость его шла ни от какого-то особенного богатства, а именно от доброты... С ним дружила вся школа. То есть он вряд ли мог запомнить всех своих знакомых по именам – по крайней мере так Замелькацкому казалось, но всегда на перемене вокруг него образовывалась толпа – он со всеми как-то очень заинтересованно беседовал, интересовался делами каждого, с особенным, конечно, восхищением и обожанием взирали на него ученики помладше...

Сейчас Боня был одет в темно-серый костюм – совершенно скромный по покрою и расцветке, но глядя на костюм этот, с первого взгляда становилось понятно, что стоит он вовсе не дешево... Но галстук, но рубашка, но ослепительные черные ботинки – вот что оттенял якобы скромный Бонин костюм!.. Боня-джентльмен был в бело-небесно-голубой рубашке и сине-голубом галстуке с косыми белыми полосами, но самое, что поразило Замелькацкого – был платочек, торчавший из нагрудного кармана пиджака – разумеется, в тон всему – рубашке, галстуку и костюму. Конечно знал Замелькацкий, что такой платок в принципе носят, но никто в его окружении никогда такие не носил, да и, наверное, не осмелился бы носить... Потому что это – чуть ли не вызов!.. Конечно, только среди определенных групп населения... Но Боня-то был из другого мира!..

Боня, конечно, не мог не оказаться чем-то, что при встрече, при самом первом взгляде произвело на Замелькацкого потрясающее, восхитительное впечатление... Через левую руку у Бони было перекинуто что-то: куртка или короткий плащик, правую он протянул для рукопожатия... Он, видимо, тоже только что закончил есть... Да конечно же – это ведь он сидел там, в углу, спиной и читал иностранную газету!.. Внимание Замелькацкого, только вошел, привлекла именно эта иностранная газета, на нее он бросил взгляд, а на того, кто ее читал он посмотрел как-то вскользь, невнимательно...

Боня из другого мира не мог не оказаться добрым, как и подобает могущественному волшебнику.

– Привет, старичок! Привет! – радостно улыбаясь пожал он Замелькацкому руку.

Все-таки Боня не помнил, как его зовут, не мог помнить, но счастье и то, что он узнал его и первым пошел в его сторону.

– Боня! Боня! – захлебываясь начал Замелькацкий. Он в сущности, тоже не помнил, как Боню зовут. Боня – это было прозвище, от фамилии, а имени его он, кажется, никогда и не знал.

– Как я рад тебя видеть!.. – говорил ему Боня, чуть-чуть приобнимая и совершенно не удивляясь щенячьему восторгу Замелькацкого.

– Боня! Боня, я с работы удрал! – заговорил Замелькацкий. Голова его кружилась от счастья.

Сомнений быть не могло, что Боня с самой первой секунды, с самого первого слова поймет все, что с Замелькацким произошло и происходит. Не может не понять! Ведь добрый бог знает про всех все и каждую секунду следит с небес за всеми...

– Боня, я работу прогуливаю!..

– Старичок, это абсолютно нормально!

– Боня! – захлебываясь говорил он. – Этот ресторан... У меня было такое плохое настроение!.. Так достала эта работа!..

– Старичок, ты ни в коем случае не должен позволять им портить тебе настроение. Они предъявляют к тебе какие-то требования?! Отлично! Это их право. Но при этом они думают только о своих интересах. Ты же должен думать в первую очередь об интересах своих. И в этом нет ничего предосудительного. Это тоже твое законное право. Это даже твоя обязанность!.. Ты должен думать о себе!.. Должен беречь себя!.. И не только ради себя. Ради своих близких, ради тех, кто любит тебя!.. Если ты думаешь, что что-то или кто-то на тебя давит – ты просто обязан избавиться от этого давления!..

– Боня!..

– Все верно!.. Конечно, тебе может показаться, что ты принимаешь через чур решительные меры... Но ведь у тебя просто не было времени подумать. Ты обязан был что-то сделать. И даже если твой шаг не был самым рациональным из всех возможных – не терзайся и ни в чем себя не обвиняй!.. Ты сделал все правильно!.. Ты сделал попытку как-то изменить свою жизнь в лучшую строну. Пусть всего на несколько часов... Но сама по себе эта попытка дорогого стоит. Она очень важна!..

– Этот ресторанчик!.. Мне всегда в нем так здорово!..

– Все правильно!.. Этот ресторан – нечто вроде твоего талисмана. Старичок, у каждого человека есть что-то вроде талисмана. У меня это один кинотеатр здесь неподалеку... Сходишь в него, посмотришь какой-нибудь интересный фильм и сразу все становится тип-топ... Вот тут как-то было отвратительнейшее настроение... Сделка сорвалась... Я был в таком дерьме...

– Боня! Ты и в дерьме?!.. – страшно поразился Замелькацкий. Испуганными глазами он смотрел на своего старшего товарища. Так дети во время новогоднего представления замирают, если их любимому герою грозит какая-то опасность...

– Да, да!..

Медленно они двинулись к выходу. Точнее Боня двинулся, а Замелькацкий шагнул вслед за ним. Все – кассиры за кассами, уборщики со швабрами, немногочисленные посетители ресторана – кто не скрывая этого, кто – исподтишка, смотрели на них.

– Я пошел в кинотеатр, – Боня был страшно серьезен. Вот так же в школе, во время перемены он рассказывал толпе восторженных почитателей о том, как накануне он был в баре, как он велел приготовить бармену один очень сложный коктейль, которого никто в Москве готовить правильно не умеет...

Боня накинул курточку.

– В этот кинотеатр я всегда хожу только один. Посмотрел отличнейший штатовский фильм. И сразу – отличное настроение... И главное – сделка: неожиданно на следующий день она состоялась!..

– Боня! Но как?! Сделка и какое-то посещение кинотеатра?!.. Этого же не может быть!..

Они уже были на улице.

– Старичок, а кто сейчас знает, что может быть?!.. Нет, ну так-то, по-серьезному... Ведь чем больше мы узнаем, тем сильнее мы понимаем, как мало мы на самом деле знаем. Старичок, ты пойми – раньше религия и наука боролись друг с другом, современная же наука почти подошла к тому, чтобы математически доказать существование бога! Ты понимаешь, что это значит?!.. Это же революция!.. А ты говоришь!..

– Боня! Но сделка и кинотеатр...

Замелькацкий был счастлив – его герой был вне опасности. Но все же избавление от нее казалось слишком волшебным, а оттого – ненадежным...

– Старичок! Ты не веришь, что я заключил эту сделку?!.. – только тут Боня позволил себе снисходительно улыбнуться. У него были ровные, идеально белые зубы человека, снимающегося в рекламе зубной пасты. – Да знал бы ты в каком шоколаде я после нее!.. Посмотри на меня!..

Глядя на Боню сомневаться в том, что он процветает не смог бы никто...

– Да, да, Боня! Я верю! Ты что думаешь, я не верю?!.. Ну ты даешь?!.. Да как же я и могу не верить?!..

– Боня, а где ты сейчас работаешь?

– На фондовой бирже, старичок, на фондовой бирже... Чем занимаюсь – долго объяснять... Но я, может слышал, играю... Играю на всех этих делах!..

Боня достал пачку каких-то очень красивых и судя по всему дорогих сигарет. Предложил Замелькацкому, тот повертел головой. Боня закурил и шагнул к краю тротуара.

– Боня, где твоя машина?!..

– Старичок, ну кто сейчас ездит на машинах?.. Такие пробки!.. Я устаю от этого. Хочется хотя бы на пол часа закрыть глаза, расслабиться, продумать план на вечер... Где это делать, как не в дороге?.. Я просто не могу себе позволить отвлекаться на баранку, все эти рычажки... Нет, я понимаю, машины стали очень комфортными. Но мне-то что за дело?.. Если я сижу на заднем сиденье, максимум, что меня может интересовать, это есть ли в машине кондиционер. Но я неприхотлив. Знаешь, все эти выпендрежи – это чистой воды жлобство. Поверь, то, что скромность украшает – это не просто фраза...

Непонятно почему, но рядом с Боней почти сразу остановилось желтое такси... Стоя к машине вполоборота, Боня как-то машинально открыл дверь, но разговаривать продолжал с Замелькацким. Водитель такси терпеливо ждал...

– Старичок, мне кажется тебе надо больше думать о самом себе и меньше о работе. Ты должен делать себе маленькие приятные мгновения... Пойми, если ты будешь грустным и уставшим, то от тебя и в деле толка никакого не будет. Это я тебе по собственному опыту говорю. Деньги любят счастливых и отдохнувших... Приди домой, завались беззаботно на диван, почитай детективчик... И больше приятных мгновений! Больше приятных мелочей!.. Иначе ты так долго не выдержишь! Смотри!.. – очень серьезным строгим тоном закончил Боня.

Он наконец сел в машину.

– Пока!.. Очень рад был тебя видеть!.. Передавай там всем своим привет!..

Боня закрыл дверь и такси тронулось.

Осчастливленный Замелькацкий по прежнему стоял на тротуаре и смотрел ему вслед... Проехав метров пятнадцать такси неожиданно затормозило и задним ходом вернулось обратно.

Боня открыл дверь:

– Старичок, может тебя подвезти?.. Извини, я не спросил!..

– Нет, нет, Боня, ты что!.. Я доеду сам, мне здесь недалеко!..

– Если недалеко, то лучше пройтись пешком... Это я тебе по собственному опыту говорю... Зайди в какой-нибудь магазинчик – здесь попадаются неплохие – сделай себе подарок. Просто так: не к какой-то дате, а просто к сегодняшнему дню и хорошему настроению. Купи в киоске какой-нибудь новый детективчик на сегодня-завтра...

– Хорошо, Боня! Я так и сделаю! – счастливо произнес Замелькацкий.

– Всего!.. – устало, но удовлетворенно проговорил Боня и наконец закрыл дверь. Такси вновь отъехало от Замелькацкого. Он смотрел ему вслед, пока оно не скрылось за поворотом.

Медленно, весь во власти услышанного и увиденного он вышел на центральную улицу и побрел по широкому тротуару.