Текст книги "Шанс номер два"

Автор книги: Глеб Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Загодеева подняла сына с полу, взяла на руки. Теперь их с Алексеем разделяло не более полушага.

– Скверно, очень скверно... – глядя в глаза, произнес тот. – Значит, в кабак не получится?.. Раз сына оставить не с кем...

– В кабак?.. – не отведя взгляда, задумчиво прищурившись, переспросила она. – В кабак, конечно, не выйдет... Да и куда нам, лаптям, в кабаки...

И вслед, перейдя на "ты":

– А если домой ко мне завтра придешь...

– Скажи адресок, приду... – Алексей почувствовал, как заломило зубы. Так бывало, когда нервничал, волновался.

– Боровая, дом где продуктовый, квартира семнадцать... Надо чего по делу спросить?.. Давай быстрей, а то он сейчас обоссытся...

* * *

«Обалдеть! Верняк! Сомневался: корреспондент, испугается... Как по маслу. Да она больше меня хочет!» – Алексей едва справлялся с возбуждением, настроение было лихорадочно-приподнятым. В таком состоянии внешнее спокойствие давалось нелегко. От утренней подавленности не осталось и следа, – крайние перепады настроения Алексею были свойственны. Сейчас, осторожно ступая, он возвращался к столику, за которым поджидала совсем не та, о которой он думал, а «шанс номер один» – Ирочка, молоденькая выпускница факультета журналистики, неделю назад поступившая на работу в редакцию.

Алексей поставил на столик расписанный розочками поднос с двумя большими стаканами, до краев наполненными шампанским, плиткой шоколада "Аленка". На шампанское Ирочка взглянула с явным воодушевлением.

Бедняжке невдомек: единственный повод пригласить ее – Алексей просто не мог провести вечер дома. – С семи до часу болтаться по квартире, думая лишь о завтрешнем дне?!.. Потом то же самое – с часу ночи и пока не заснет? А заснет не сразу... Так что нужно было просто скоротать вечерок. Посидеть и ничего более. Сегодня он не тронет даже жену. Ведь в гости, где обещают подать любимое блюдо, лучше пойти на пустой желудок...

– Один скабрезный анекдот... – Алексей хлебнул шампанского и облизал сухие губы. – Можно?..

– Только один!.. – Ирочка нервно хохотнула. Ей передалось возбуждение парня. По влажно блестящим глазам поняла: тот хочет. И сильно!

* * *

Дворники энергично слизывали с лобового стекла воду, но казалось: в какой-то момент устанут, прекратят работу, и ехать дальше окажется невозможным. Прислонив голову к боковому стеклу «Волжанки», Алексей, не столько под мухой от шампанского и коньяку, сколько уставший, безучастно взирал на летевшие навстречу перекрестки, светофоры, здания. Вспомнив, какой удивленной и разочарованной выглядела Ирина, когда он спокойно распрощался с ней у метро, Алексей усмехнулся. Сел прямо.

Сцена замечательная, – девушка не сомневалась, что ее довезут на квартиру... – всего хорошего, Ириша! По опыту Алексей знал: ничем так не обидишь женщину, как поманив, но в последний момент не став... "Пошла ко всем чертям!" – подвел итог встрече Алексей и отдался приятным воспоминаниям.

"– Значит, в кабак не получится?

– Куда нам, лаптям, в кабаки... А вот если домой ко мне придешь..."

Верно. Почему он сам не подумал: он и Загодеева вместе в кабаке – странная пара. Вызывающая вопрос: что общего?.. Какими глазами смотрели бы на них окружающие? От косых взглядов у него очень быстро портится настроение. И уж в такой ситуации наверняка бы пропало желание лечь с Загодеевой в постель, – захотелось поскорее выйти на улицу и идти до метро так, чтобы было непонятно -вместе они или нет. А у метро можно сказать, что ему на троллейбус... Называется, отбить себе охоту. Слава Богу, не произошло, Загодеева оказалась умнее. Впрочем, Бог ему в этом деле вряд ли помощник.

"...Талию молодой работницы скрывал мешковатый халат, но по легким упругим движениям представлялось: крепкая, не успевшая ожиреть, сильная самка. На красивых, немного волосатых ногах, -стоптанные домашние тапочки".

Неужели получится?!

Обогнали автобус, подъезжавший к остановке, на которую лишь вчера поспешно вышел спасавшийся от контролера Алексей.

* * *

Приметой, по которой определил, – спокойно лечь спать не удастся, – был свет, горевший в обеих комнатах квартиры. Весь одиннадцатый этаж уже погрузился во тьму и только Вера устроила иллюминацию. Неожиданные гости исключались. Но тогда, ближе к полуночи, Вера обычно ложилась в кровать и, читая при свете слабенького ночника, ждала возвращения мужа... Сейчас он поднимется в лифте на этаж, войдет в квартиру, и начнется ссора. Именно ссора, потому что скандалов Верочка никогда не устраивала...

Открыл дверь своим ключом и постарался придать лицу злое, хищное выражение. Знал, нападение – лучший способ защиты.

Злоба и без того клокотала в нем. Какого черта жена вечно недовольна?! Иногда он возвращается слишком поздно, порой не ночует дома вовсе, но разве свобода не дана ему от рождения?! Вправе ли отнимать ее ЗАГС, жена, теща и ее знакомые, для которых Алексей – любимая, пикантная тема для разговоров?! Он легко представляет их раскрасневшиеся лица:

"Не удивлюсь, если бедняжка Верочка наложит на себя руки... Нет, просто ей следует найти себе хорошего друга... Слишком чиста для подобного выхода... Каков! Слыхали, к ним на квартиру заявилась целая процессия – родственники попавшейся ему на удочку несовершеннолетней девочки. Могло плохо кончиться..."

Ханжи, настраивают Верку против него! Половиной семейных ссор обязан им.

Алексей скинул ботинки и прошел в комнату.

Первое, показавшееся вдвойне необычным, – она сидела, забравшись с ногами на диван и не обращала на него внимания: ни укоризны в глазах, ни намека на слезы, ни подчеркнуто холодного "здравствуй". Вообще ничего. Словно и не вошел в комнату. Второе – несколько толстых книг по медицине: популярная энциклопедия на английском языке, купленная Вериным дедушкой в Америке, учебник для медвузов "Педиатрия" – наследство Алексея от бабушки, подшивка журналов "Здоровье" за год и еще незнакомый Алексею фолиант с медицинской эмблемой на обложке.

Вера была бледна и выглядела измученной. Алексей подметил: она в джинсах и в пушистом свитере, словно только пришла откуда-то и не успела переодеться в домашний халат. Однако, на журнальном столике – пустая чайная чашка и блюдце с недоеденным бутербродом. Засохшие чаинки на донышке подсказывали Алексею: жена вернулась давно. Взглянув на часы – было семь минут первого.

Итак, пришла давно, но спать не ложится, чем-то взволнована, читает медицинские книги. На секунду мелькнуло: он чем-то заразил ее! Но вслед рассудок отмел предположение. Алексей тщательно берегся, – в одной из папок на полке (якобы с журналистскими материалами) – солидный, быстро расходуемый и заботливо восполняемый запас резиновых изделий.

Алексей подошел к серванту, достал пачку индийского чая, отправился на кухню. Разгадывать поведение жены не собирался. Если ждет плохая новость – воспримет ее спокойно. Ибо что может быть хуже неба, старающегося низкими тучами прижаться к земле, и жизни, подернутой дымкой мозглого тумана. И ты ведешь бесконечную погоню за чем-то ускользающим. Гонишься и вдруг, шагая по собственному двору, понимаешь – перестал испытывать удовольствие, наоборот – чувствуешь себя озябшим и одиноким человеком, в который раз возвращающимся домой слишком поздно. Утратившим способность не только радоваться, но и страдать по-настоящему.

Впрочем, возможно, эти мысли навеяны чрезмерной порцией коньяку, выпитого в баре, и чересчур нервным днем...

* * *

– Думала, будет ребенок, ты угомонишься. Нет, не способен даже на это? – сказала Вера.

Дождь на улице прекратился, и сквозь неплотно сдвинутые шторы спальни проникал тусклый свет выглянувшей между тучами луны.

– На что?.. – не понял Алексей.

Полчаса назад она отдалась легко и непринужденно, и было подумал: медицинские книги – не связанное с их семьей любопытство. Но Верочка неожиданно заговорила...

– На то, чтобы сделать мне... – произнесла она и осеклась, даже в темноте, лежа чуть ли не с головой под одеялом, чувствовала неловкость, говоря об интимном: – Сделать мне ребенка! – ей удалось пересилить себя.

– Ясно... В книгах этим же интересовалась? – голос Алексея зазвучал спокойно, даже равнодушно. Но от недоброго предчувствия его сердце тягостно сжалось и вновь, второй раз за день, заныли зубы.

– Да! – ответила она. – И не только в книгах.

– Вот как?! Где же еще?

– В медицинском кооперативе. У очень хорошего, пожилого профессора. Кстати, и обследование прошла...

– И что же для себя выяснила? – он говорил так, словно вопрос касался и мог взволновать лишь Верочку, Будто не его судьба поворачивалась неожиданной, горькой гранью.

– Совершенно здорова. Могу иметь кучу детей! Но до сих пор нет и одного. Почему?..

* * *

Ночь он провел плохую, бессонную. Притом, что выяснения отношений не было, – риторический вопрос Верочки стал последним в разговоре.

Если бы Алексея три дня назад спросили, что будет чувствовать, когда подобное произойдет – Верино посещение врачей, недвусмысленный намек на его неполноценность, – вероятно бы ответил: "Удар переносим. Ведь мужское самолюбие для меня главное. Просто с ума сойди от отчаяния: – я – неполноценный мужчина?!..

Ничего подобного, – не испытал каких-либо сильных эмоций. Не потому, что надеялся: Верины подозрения беспочвенны. Наоборот, сразу поверил, – жена близка к истине. Однако следующей мыслью стало: разве это открытие отразится на завтрашнем визите к Загодеевой или возможности послезавтра пойти к какой-нибудь другой женщине?.. Не отразится... Верочка от него уйдет? Пусть. Давно в глубине души поражается, застав ее очередным поздним вечером в квартире, – ждет, что жена как-нибудь сбежит 'к матери. Тогда ее не вернут ни его железный характер, ни штамп в паспорте, ни умение привязывать к себе женщин.

В переживаниях этой ночи не было испуга или отчаяния. Просто взглянул на себя другими глазами. Ведь прежде представлял жизнь так: любимая работа, семья и, – вино, украшающее скучный стол, одна сильная страсть: женщины. Я – раб, гребущий на галере страсти, думал он.

Оказалось, душа раба уже переселилась в галеру. Раздвоилась, и половина, ставшая определяющей, пожирала носом воду, безразличная к мукам прикованного к веслу человека.

* * *

Серая, брежневского периода, башня, сразу произвела на Алексея неприятное впечатление: с просторными балконами, на многих этажах забитыми никчемной рухлядью, с серыми подтеками, которые образовали на стенах не прекращавшиеся вторую неделю дожди, – походила на гигантскую колымагу старьевщика, сделавшего здесь короткую остановку. К тому же, – Алексей обратил внимание, – перед единственным подъездом стоял канареечно-желтый милицейский «Уазик» – его ребристые протекторы залеплены свежей грязью.

"Бр-р!" – ночью неожиданно похолодало, и теперь Алексей зябко поправил воротник плаща. Казалось, вот-вот посыплется мокрый, тающий при соприкосновении с землей, снег.

Он толкнул дверь подъезда. На второй, внутренней двери разломанной, исцарапанный неприличными словами, кодовый замок. В середине кнопочного пульта – здоровенная вмятина: сплющенные кнопки наводили на мысль, – саданули увесистым предметом. Скрипнув, внутренняя дверь распахнулась.

В подъезде пахло сигарным дымом, паром из подвала и пролитым вином. Алексей вызвал лифт. Загодеева жила высоко.

Обычно в последние минуты перед встречей его охватывала нервная, возбужденная дрожь, – каждая клеточка существа готовилась к атаке. Ловкий, хитрый, продумывающий очередной жест, слово, – в подобные мгновения Алексей собирался как никогда. Будто ловец перед решающим броском сети. Сегодня же этого не было, ночь накануне не прошла даром. И теперь действовал больше на уверенной, выработанной опытом привычке, а не на вдохновении.

Не потому ли Алексей не сделал правильного хода, когда лифт остановился на этаже. Ведь в проеме раскрывшихся дверей показался милиционер. Алексею следовало вторично утопить– кнопку, словно исправляя случайную ошибку техники. Уехать вверх или вниз, постараться покинуть дом. Но никак не выходить на этаж.

Привычка подвела: глядя на милиционера, вышел из лифта, будто перед ним стоял не страж порядка, а любовница, навещаемая не впервые. За спиной сомкнулись автоматические двери. Милиционер смотрел на него заинтересовано и не отрываясь, – даже пепел с сигареты забыл стряхнуть. Тот осыпался на форменный китель. Дверь квартиры, украшенная стилизованной табличкой – сорок семь -была открыта.

"Влип! – осознал, впрочем, без страха, Алексей и следом голова заработала лихорадочно. – Только не надо бестолково лепетать: ошибся домом... Пришел по объявлению... Выложить правду – корреспондент. Пусть кто-либо докажет, что именно теперь мне не потребовалась срочная информация от Загодеевой!"

Он без колебаний прошел в квартиру. Краем глаза заметил – милиционер двинулся за ним.

В залитой светом комнате, – прямо напротив входа, – на стульях расположились понуро опустивший голову молодой мужчина, обутый в домашние тапочки, Татьяна, – левый глаз подбит, лицо заплаканное, – за столом – другой милиционер, сосредоточенно составлявший протокол. На середине комнаты стоял дешевенький матерчатый чемодан в красную клетку. Бока его оттопыривались.

Алексей на мгновение задержался, но милиционер, прежде куривший на лестничной площадке, грудью втолкнул его в комнату.

Другой милиционер, писавший за столом, вопросительно посмотрел сначала на Алексея, потом – на старичка и старушку, стоявших возле стены. Из коридора увидеть их было невозможно.

– А этого мы не знаем... – подобострастно тараща глаза на слугу закона, прошамкал беззубым ртом старичок. – Врать не станем. Верно, Дуся? – он повернулся к бабульке.

– Не станем, – живо откликнулась та. – когда, значит, они тут хулиганили... Это... когда мы вас вызвали... Двое за стенкой орали: он (старушка кивнула на молодого мужчину в тапочках) да Танька, прости ее, Господи! А более никого слышно не было! Врать мы не будем. Зачем напраслину наговаривать? Раз не было, значит не было.. она хотела сказать еще что-то, но милиционер, оформлявший документ, строго взглянул на нее, и бабулька умолкла.

В этот момент Татьянин муж, – без сомнения, это был он, -только что сидевший, глядя в рол, резко вскинул глаза, уставился исподлобья на Алексея. В зрачках поблескивали злые огоньки.

– Зордынов, гражданин вам знаком? – спросил мужа стоявший за спиной у Алексея милиционер.

– Ах ты, сука!.. – прозвучало вместо ответа. – Вот для кого она в такую рань постелила... Вот же, вот! – закричал он и попытался вскочить со стула.

Неизвестно, что произошло бы дальше, не метнись от стола к Татьяниному мужу милиционер, грубо не толкни его обратно на стул.

Татьяна взвизгнула от страха. Алексей стоял, не шелохнувшись. Ревность супруга выглядела чересчур театрально, а потому не пугала. Будь у Алексея основания, он бы даже заподозрил в этой сцене спектакль. Словно за ревностью пытались скрыть подлинную причину скандала.

Темно-синяя рубаха, надетая на муже, распахнулась до самого пупа, обнажив смуглое, волосатое тело. Только тут Алексей заметил: пуговицы рубахи вырваны с мясом. В образовавшиеся дыры тоже явственно проглядывало тело.

– Товарищ капитан! – взвыл Татьянин муж. – Вы же сами видите ... Врала, что не выспалась, что пораньше лечь хотела... Правильно не поверил! Я эту лживую суку... А меня!..

– Угомонитесь, Загодеев! – вновь раздалось за спиной у Алексея.

Татьянин муж всхлипнул. Второй милиционер вышел от двери на середину комнаты:

– Гражданка Загодеева, вам знаком этот... Этот мужчина?

– Впервые вижу! – выпалила Татьяна. Иного ответа Алексей не ожидал.

– Товарищ Загодеева, видимо, понервничала. Вот и говорит...

Что не соответствует действительности, – спокойно, но твердо произнес он. – Я из газеты. Корреспондент. В эту квартиру меня привел материал о чае. Наша газета готовит его с Татьяниной помощью...

Вот и вся причина.

Милиционеры переглянулись, капитан – серьезно, второй, что стоял под люстрой (Алексей плохо разбирался в званиях) с ухмылкой.

– Надо же, корреспондент! – удивилась бабулька.

– Документы у вас есть? – спросил капитан.

Алексей подошел и положил перед ним на стол свое редакционное удостоверение:

– Паспорта, извините, не захватил...

Капитан извлек из коричневого планшета тетрадь и начал переписывать в нее данные, значившиеся в удостоверении. В комнате стало тихо. Лишь старик шумно и невесело вздохнул.

– Живете где? – обратился к Алексею капитан.

В голове Алексей мелькнула мысль назвать вымышленный адрес, однако вслед он указал свой.

– Берите... – капитан подвинул удостоверение по столу в сторону владельца.

Сегодня у вас здесь ничего не выйдет, – произнес страж порядка серьезно. И его младший по званию напарник удержался от улыбки.

– Могу идти? – деловито осведомился Алексей.

– Идите, – капитан щелкнул замком планшета.

Алексей повернулся и, не говоря больше никому ни слова, вышел из квартиры. У другого бы в голове стучало: "Счастье, что случилось только это и ничего хуже. Ведь как влипнуть мог! Дай Бог, если история не будет иметь продолжения..." Однако, Алексей ничего подобного не думал.

"Сорвалось!" – мозг сверлило сознание неудачи, И с каждым мгновением на душе становилось тяжелее: сейчас придется выйти на улицу и шагать к метро мимо деловито спешащих после работы домой прохожих, мимо зазывающих афиш, мимо... Возвращаться к Верочке, ощущая: шаг за шагом по каждой клеточке твоего естества расползается прежняя, не нашедшая выхода, неудовлетворенность. А ведь складывалось идеально!

Можно ли запросто смириться с неудачей?!

* * *

Вновь наступило утро. Он чувствовал себя разбитым. Верочка ходила по квартире притихшей, настороженной, как ему показалось -напряженно что-то обдумывавшей.

Без аппетита позавтракал. Подперев голову руками, остался за столом. Что поделаешь: ноги отказываются идти, голова вместо идей набита осколками разбитых планов. Даже желания думать не осталось. Верочка, деловито вытиравшая посуду, и та не вызывала привычного раздражения.

Упала и, звякнув, разбилась чашка, – нечаянно смахнул локтем. Верочка не обернулась. Ей тоже стало на все наплевать?.. Алексей поднялся и вышел из кухни. На темно-синем линолеуме остались белеть осколки...

Похоже, Алексей вступил в полосу кризиса: слишком больны неудачи и чересчур серьезны новости. Впрочем, Верины домыслы нуждались в проверке. Но как бы ни было – нельзя поддаваться депрессии. На удары судьбы он привык отвечать контрударами. Теперешний решил начать с ванной комнаты. Однако сперва телефонный звонок:

–Сергей Витальевич, могу я сегодня пропустить летучку?.. Совершенно неотложные семейные обстоятельства... А в остальном у меня все готово – завтра материал будет на вашем столе!

Слава Богу, редактор был душевный и никогда не отказывал подобным просьбам, – теперь на работу можно не идти. Тайм-аут! Мнение же, что холодный душ лучше принимать до завтрака, а не после оного, Алексея мало смущало. Положив трубку на рычаги, отправился прямиком в ванную комнату и там долго стоял под ледяными струями. В конце концов, на улице тоже шел дождь и маленькая репетиция помешать не могла.

* * *

Окно профессорского кабинета выходило в уютный палисадник, разбитый во дворе клиники. Сам профессор – крупный светило медицинской науки – сидел напротив Алексея за своим, загроможденным книгами, толстыми папками, стаканчиками с ручками и карандашами, перекидными и техническими календарями, столом.

Алексей не знал, что консультировал Веру, однако человек находившийся перед ним, заслуживал явно не меньшего, а даже большего доверия. Ибо в своей области слыл высшим авторитетом. Алексея с ним, как и с многими неизвестными людьми, свела работа журналиста. Глядя в одновременно печальные и насмешливые глаза Левона Мкртчяна, Алексей думал о необъяснимой взаимной симпатии, способной возникнуть у двух людей, разных по возрасту и профессиональным интересам. Впрочем, разницу в возрасте корреспондента и профессора нельзя было назвать пропастью, – пятнадцать лет.

Два года назад Алексей взял у Мкртчяна одно из своих первых интервью. Потом случайно встретились в ресторане. Столики оказались рядом, а подружки Алексея и Левона – одногодками. Последнее выяснилось в конце вечера, – четверо встретились в гардеробе, а затем долго и безуспешно пытались поймать такси. Мкртчяну и его спутнице повезло: уехали первыми. А на следующий день Левон позвонил в редакцию и предложил Алексею заехать в клинику – был интересный материал для новой статьи.

– Ты не нервничай! – сказал Левон теперь.

– А я и не нервничаю... – ответил Алексей.

– Зря. Я бы на твоем месте очень нервничал, – продолжил Мкртчян. – Но если она в порядке – не значит, с тобой неладно. Понял? – Левон пригладил черные, с ранней проседью волосы. На мгновение задумался, произнес:

– Ответ даст только обследование. Хочешь, устрою... Но результата придется подождать. Надеюсь, не запьешь от неопределенности? – легким прикосновением мизинца Левон сбил с сигареты нагар в стоявшую перед ним фарфоровую пепельницу.

– Нет, – твердо ответил Алексей и потом добавил: – Вы же знаете, Левон Борисович, не мое амплуа!..

Кусты, тщательно ухоженные гравиевые дорожки во дворе клиники, бетонный забор, увитый с внутренней стороны вьющимися растениями, – и в нынешнюю мерзкую осень вид из окна был чистым и аккуратным. Вероятно, призван вызывать у больных светлые, спокойные мысли. Надежду.

Именно поэтому Алексей сжал руку в кулак и хотел резко опустить его на стол, – в заборе мерещился другой – чаеразвесочной фабрики. Что же касалось веры в будущее – его жизнь замкнулась на двух неделях дождя и серого неба, а все устремления – на Татьяне Загодеевой.

Сдержался, – в последний момент остановил кулак у поверхности стола, удар получился легким, неслышным.

Не нервничай, не волнуйся. Все будет хорошо! – успокоил Мкртчян.

И последние фразы неожиданно заставили сердце Алексея забиться чаще, веселее. Ведь раз он, Алексей, переживает, мучается, значит... Осталась в душе какая-то яркая краска, не позволяющая ему слиться в одно с бесконечными темными днями!

* * *

Случаются дни, похожие на миг перед хлопком стартового пистолета. Еще секунда, и время устремится в темпе скоростного забега.

Но до сих пор события развиваются, как рассчитывал, урчит мотор такси, в бумажнике – клочок бумаги с номером амбулаторной карты. Сотрудники Мкртчяна впишут в нее данные первых анализов. По радио, – на передней панели салона работает маленький транзистор, – передают сводку погоды. На будущей неделе синоптики ждут перемен. Любителям загородных прогулок советуют готовиться к пикету, – грядут солнечные дни. Сообщение радует, – порядком надоел дождь. Хотя ты и терпимо к нему относишься. В голове приятные мысли: Мкртчян убедителен – рано волноваться. Глупая Верочка обвиняет Алексея необоснованно. Кто сказал, что он...

* * *

Наташа, двоюродная сестра Алексея, любила смешивать коктейли. Занятие вызывало в ней почти сексуальное возбуждение именно, как Наташе представлялось, экстравагантностью и необычностью. Отчасти следуя своей профессии, – художник-декоратор, – отчасти характеру, она не терпела заурядного. А в частенько посещаемых ею кампаниях пили без затей: рюмку водки, стакан вина, бокал шампанского, когда всем на все наплевать – на брудершафт из горлышка или из пепельницы под столом. Лишь в последнем способе усматривался столь почитаемый ее «налет аристократизма».

Плебейская незатейливость жизни Наташи удручала. Потому, оставаясь в квартире одна, – мама работала переводчицей и временами уезжала в командировки, – молодая художница позволяла себе фантазировать. Она возвращалась после всех дел домой, предвкушая, медленно раскрывала мини-бар, встроенный в мебельную стенку, волокла из холодильника кубики льда, из буфета – стакан и трубочки. Из тайника за диваном извлекала литровую бутыль спирта. Основной компонент уважала за крепость. Приносил его кавалер, время от времени предлагавший ей выйти за него замуж. Наташа деликатно отказывалась, но спиртом не пренебрегала.

Первый коктейль делала обязательно в чем вернулась домой, – зимой в шубе, шарфе и шапке, осенью – в пальто и непременно бросив на пол истекающий влагой зонтик. По мере, как градусы ударяли в голову, а за первой порцией следовала вторая, медленно, частями раздевалась. Когда чувствовала, что "готова", обычно оказывалась нагишом. Только теперь, оставив расставленными по комнате бутылки, стаканы и тарелочки с легкой закуской, шла в ванную комнату. Принимать душ...

Сегодня "расслабуха" шла по обычному сценарию. Вот только позабыла выключить телефон. Едва ополовинила первый стакан, раздался звонок. "Коли не вырубила – отвечу", – решила Наташа и взяла трубку.

– Ты уже дома? Чувствую, одна... – раздался голос брата.

Алексей часто звонил, заходил к сестре домой. Несмотря на

то, что она немного старше его, между ними – настоящая дружба. Отношения поддерживали не только из-за того, что связаны родственными узами. Просто уважали друг друга и поболтать, поделиться секретами, о которых не расскажешь ни жене, ни матери, почитали за благо.

– Дома, где же мне быть? *Или, как это... С вами разговаривает автоответчик!.. Короче, я на месте. Мамаша, как всегда, умотала.

– Слушай, я с улицы. От "Щелковской". В двух минутах от тебя. Выбрался из такси позвонить. Можно зайду?.. В тот раз забыл папку... Не выбросили?..

– Во-первых, ты мне сейчас совершенно ни к чему. Жду гостя. Во-вторых, папку забери, но она уже пустая. В-третьих, давай скорей ! – Наташа положила трубку.

Сбросила пальто на кресло. Повалилась сверху сама, едва не расплескав содержимое бокала. Допила коктейль. Решила, что в комнате жарко. Подошла к окну и раскрыла форточку. С резким порывом ветра в нее ворвались таявшие на лету снежинки. Неужели к ночи за окном станет бело?.. В такую погоду стоит выпить! И где только обещанное синоптиками потепление?

* * *

– Слушай, Коваленкова, по-моему, с тебя довольно... – он вольготно откинулся на спинку кресла, затем – чуть подался вперед и, протянув руку поставил на столик свой, почти нетронутый стакан. – Пару раз пригубил для виду, не более. – Не думал, что ты такая хронь{2} ... Впрочем, на моей свадьбе, помню, киряла{3} лихо...

Не успело после звонка пройти и десяти минут, как Алексей уже стоял на пороге сестриной квартиры. И если бы Наташина голова соображала сейчас лучше, она, без сомнения, встревожилась: брат, вопреки обыкновению, сдержан, серые глаза смотрят цепко. Но временами в них сквозит злое отчаяние и какая-то озабоченность. Он натянуто улыбается, отказывается от выпивки и в иные моменты словно "отключается", устремив неподвижный взгляд в лежащий на полу ковер.

– Дико извиняюсь, учти – старалась сделать лучше. Забирай папку, а материала нет – отдала, – с этими словами Наташа протянула Алексею обыкновенную красную картонную папку с завязочками. Он забыл ее здесь в прошлый приход. Тогда в квартире царил беспорядок: Наташина мама только вернулась из Италии, наполовину разобранные чемоданы громоздились прямо посреди комнаты. Алексей забрал несколько шмоток, привезенных на заказ для него и Верочки, а вот папку умудрился в неразберихе оставить. И теперь просил вернуть.

– Ты что, с ума сошла?! – он даже приподнялся на локтях в кресле. – Это и так была копия. Больше ничего не осталось!

– Погоди, не кипятись, – урезонила Наташа. – Говорил, что первый экземпляр отдал в "Новое время"... Работа не пропала. Опубликуют, получишь много типографских копий, нет – вернут машинописную. Какие проблемы?!

– Опубликуют – верняк! Редактор заверил! Так не завтра же! Нужно копать тему дальше... Чем думала, когда отдавала! И куда, зачем?.. – Алексей начинал выходить из себя. Бесцеремонность, с которой сестра лишила его последней копии статьи, бесила. На мгновение забыл и про дождь со снегом, и про Мкртчяна.

– Стой... Хлебни и успокойся: Объясняю: у меня новый друг. Матери ни слова. Женат и уже лысеет. Но я его... Короче, тоже журналист-международник. После Каира второй год в Москве. Скоро уезжает заведовать корпунктом в Дамаск. Как и ты, свободно владеет арабским...

– Ясно! Немало почерпнул для себя из моего материала. Использует!.. – Алексей встал с кресла и зашагал по комнате. Просто черт знает что! Сплошные расстройства. Но что причиной нового станет – Наташка – не ожидал!

– Слушай, не надо... Если хочешь, он сам предложил помочь. Узнал: ты арабист, пишешь по проблемам... А тут эта статья валялась ...

– Решила преподнести ему подарок!

– Все, аллес{4}. Ухожу на кухню! – она действительно встала с диванчика и сделала пару шагов к двери. Но остановилась и продолжила: – Виктор передаст материал в какой-то дайджест. Дико понравились твои мысли по поводу... Даже записала, – она взяла с полки блокнот. – ...Дезориентирующих последствий недавних событий для неприсоединившихся стран. Об отмене резолюции семьдесят пятого года. О ее влиянии на ближневосточные процессы... Дам телефон, позвони ему!

– Удобно?.. – щеки Алексея порозовели. Настроение сразу поднялось.

– Почему нет? Он сам предложил... – Наташа плеснула себе в бокал коньяку. – Кстати, пойми правильно, Виктор очень удивился, узнав... Не обидишься? – она виновата посмотрела на брата.

– Давай, говори! – Алексей знал продолжение.

– Когда узнал, в какой занюханной газетенке прозябаешь. Правда, я ему сказала, что вообще-то после университета тебе предложили неплохое место. В системе "Воениздата", но ты не захотел надевать погоны, и в результате... Теперь пишешь в солидные издания внештатно.

– А он как отреагировал?

– Сказал, долго так не продержишься – скатишься вниз. Твоя статья – больше академический прогноз, чем... В общем, нужен свежий материал. Поездки, контакты. Впрочем, похоже, у тебя теперь иное увлечение, – Наташа подмигнула. – Чайку хочешь?..

Сестра знала, что он готовит для своей газеты большой материал о чае. Но для Алексея издевка таила еще и второй смысл...

* * *

«В Чакве находился филиал научно-исследовательского института чая и субтропических культур. На чайные плантации Аджарии, – и этим поначалу гордились, – впервые в мире вышли чаеуборочные машины „Сакартвело“...».

Текст материала, работу над которым Алексей заканчивал в эти недели, казался чужеродным, даже враждебным.

Таксист бросал косые взгляды на молодого пассажира, который презрительно морщась, читает разложенные на коленях листы.

"Мечтал увидеть могилу Салаха ад-Дина{5}, – думал Алексей. -Осмотрел задворки Махинджаури{6}. Учился писать о политике, интересуюсь чайным кустом. Грош не цена!.. Простая фабричная работница, – и той добиться не могу".