Текст книги "Глас небесный"

Автор книги: Глеб Голубев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

«– Мистер Уилсон, лондонские газеты пишут, что колдовство в Англии переживает сейчас самый большой „бум“ со времен средневековья…

– Так оно и есть!

– А чем вызвано это явление?

– Я думаю, оно объясняется тем, что церковь уже не в состоянии удовлетворить людей. Они стали разумнее и не хотят беспрекословно принимать на веру все то, что утверждает религия. Церковь не приспособилась к современному миру. Она осталась на том же уровне, на каком была в средние века. Что же касается колдовства, то оно не обременено грузом догм…

– Много ли молодежи среди ваших приверженцев?

– Среди них есть люди всех возрастов.

– Как вы определили бы сущность колдовства?

– Колдовство – это поклонение природе… Церковь распространяет о ведьмах всевозможные порочащие слухи. Мы вовсе не портим скот и не вредим урожаям. Наоборот, мы, колдуны и ведьмы, стараемся помочь людям.

– Скажите, пожалуйста, м-р Уилсон, каждый ли желающий может присоединиться к вашей организации?

– Разумеется. Ни о какой дискриминации не может быть и речи.

– Есть ли у вас какие-нибудь основания жаловаться, что вы не встречаете поддержки и сочувствия со стороны властей?

– Нет, решительно никаких оснований!»

«ТАЙНОЕ ВОЛШЕБНОЕ ЗЕРКАЛО „ФАКИР“ Служит в качестве важного вспомогательного средства для развития и улучшения ясновидения, для магических и многих других оккультных опытов.

Изготовляется для каждого заказчика персонально в соответствии со специальными астролого-магическими предписаниями. При заказе необходимо выплачивать по крайней мере половину стоимости».

Я переворачиваю газету и смотрю на дату. Нет, число сегодняшнее, отнюдь не средние века.

Интервью с Ахиллом д'Анджело, именующим себя «Великим магом Неаполя».

«Только у нас в Неаполе насчитывается семь с половиной тысяч официально зарегистрированных магистров оккультных наук. Государство должно заботиться о будущем своих гадалок и чародеев. Мы платим налоги, а потому имеем полное право на получение больничного страхования, пособий по инвалидности и пенсии…» {Несколько нарушая «литературный этикет», считаю необходимым подчеркнуть: все приведенные здесь имена, факты, цитаты подлинные. Они действительно взяты из различных современных зарубежных газет. (Автор.)}

В газетах, с фотографиями, сделанными при помощи новейшей техники, вся эта мистика выглядела все-таки курьезно и нереально. Но теперь я понимала, что имею дело с самым настоящим «бизнесом», извлечением денег у невежественных и суеверных.

Каждое утро, просыпаясь, я с ужасом думала, какой-то увижу сегодня тетку. Что ей внушит «голос». Что она выкинет?

Несколько раз она вдруг переставала всех узнавать и разговаривала со мной, с доктором Ренаром, с окончательно перепуганной прислугой вполне логично, здраво, изысканно вежливо, но как с людьми совершенно посторонними и незнакомыми, которых она впервые видит.

И нам лишь оставалось неумело подыгрывать ей, тоже притворяться, будто впервые ее видим, – и какой же тогда начинался в доме сумасшедший любительский спектакль, поневоле разыгрываемый бездарными актерами!

Потом тетя на несколько дней впала в детство.

Она проснулась рано и выбежала на террасу, весело напевая давно забытую песенку своих детских далеких лет и нянча на руках какой-то сверток, который ей заменял куклу.

Что она только не вытворяла в эти дни! Видеть это было смешно и страшно.

Вырвав у меня из рук газеты, она, шаловливо приплясывая и показывая язык, отбежала в угол и начала старательно и неумело делать бумажный кораблик.

Потом сдвинула в угол несколько стульев и, устроив из них домик, спряталась в него, время от времени выкрикивая: «Куку!» – и хитро поглядывая на нас.

Уколов случайно палец булавкой, она захныкала, послюнила клочок бумаги и наклеила его на место укола – я сама так делала в детстве.

Доктор Ренар наблюдал за ней с горящими от научного любопытства глазами.

– Сколько вам лет? – спросил он у тети.

Она захохотала, запрокинув голову.

– Чему вы смеетесь?

– Как ты смешно меня называешь. На «вы»… Словно я большая.

– А ты еще маленькая?

– Да.

– Сколько же тебе лет?

– Семь

– Когда ты родилась?

– В одна тысяча восемьсот девяносто четвертом году.

– А теперь какой у нас год?

Тетя замялась и пожала плечами, нерешительно поглядывая на него.

– Не знаешь? – спросил Ренар. – А в школу ты уже ходишь?

– Да.

– Ты хорошо учишься?

– Я еще недавно хожу в школу,

– Как же недавно?

– Один год перед этим я ходила совсем немного.

– Скажи, ты уже умеешь читать, писать, считать?

– Да, но это скучно. Можно, я лучше поиграю в саду? И, получив разрешение, весело запрыгала к двери на одной ножке…

– Нет, доктор Жакоб, кажется, был прав, – повернулся ко мне старик, – а я ошибался. Это все-таки гипноз, а не душевное заболевание. Поразительно! Я читал о таких опытах по внушению возраста в книгах, но вижу впервые. Кто мог внушить ей все это?

– «Голос», – угрюмо ответила я.

– Чепуха, мистика, – сердито отмахнулся Ренар. – Никакого «голоса» нет и быть не может. Это просто галлюцинация. «Человек суеверен только потому, что пуглив; он пуглив только потому, что невежествен». Гольбах.

У тети даже изменился и стал совсем детским, неуверенным почерк. Это показал опыт, который не преминул специально устроить любознательный доктор Ренар. Как строгий школьный учитель, он продиктовал тете несколько фраз. Она записала их, от напряжения высовывая кончик языка и поминутно облизывая губы. При этом она покосилась на меня, прикрыла листочек ладонью и совсем по-детски сказала:

– Чур, не подсматривать!

Мы сравнили эту запись с одной из школьных тетрадей, сохранившихся у тети с детских лет. Совпадение было порази тельным, полным – вплоть до грамматических ошибок, от которых тетя, став взрослой, уже давно избавилась.

По словам доктора Ренара, этот удивительный опыт тоже доказывал, что тетя впала в детство, несомненно, под чьим-то гипнотическим внушением. Значит, Жакоб прав.

Настал подходящий момент, решила я и снова тщательно обыскала тетину спальню, пока она резвилась в саду.

Я обшарила и выстукала, как это делают в шпионских романах, даже стены в тщетных поисках спрятанных где-нибудь потайных репродукторов или микрофонов, но ничего не нашла и с тоской думала: «Где же прячется этот проклятущий „голос“?» Может быть, все-таки существует телепатия и эти космические чудотворцы ведут внушение на расстоянии без всяких приемников и передатчиков, напрасно мы их ищем?

Жалко, не с кем поделиться мыслями. Если позвонить Жакобу, он меня высмеет. А доктор Ренар ответит какой-нибудь очередной назидательной пословицей, в телепатию он тоже не верит.

Как мне тоскливо и одиноко!

К тетиным выходкам я вроде уже начала привыкать и переносила их с каким-то тупым, апатичным терпением. Но, видно, эта струна терпения была натянута в моей душе до предела и настало время ей лопнуть…

За обедом, когда я попыталась повязать ей фартучек – впав в детство, тетя баловалась за столом и ела неопрятно, – она вдруг обеими руками вцепилась мне в горло и стала душить! Доктор Ренар подскочил к нам и пытался освободить меня. Но тетя вцепилась мне в горло мертвой хваткой, глаза ее горели ненавистью. Руки у нее стали словно железными…

Я уже начала задыхаться, когда доктор Ренар вырвал меня из рук тети и увел ее с немалым трудом в спальню…

А я бросилась к телефону и стала звонить Жакобу.

– Она пыталась меня задушить, – рыдала я в трубку. – А еще утром притворялась семилетней девочкой. Я больше не могу. Вам хорошо рассуждать, вы не видите этих ужасов. Ведь они окончательно сводят тетю с ума, эти космические бандиты. Или она уже рехнулась?

– Нет, этого они не сделают, – быстро ответил он.

– Почему? Откуда у вас такая уверенность?

– А зачем им нужна сумасшедшая жертва? Ведь она еще не отдала им все деньги, верно?

– Пока нет.

– А им только от нее и нужно, чтобы она поскорее подарила или завещала им все деньги.

– Почему вы так думаете?

– Для того чтобы завещание признали законным, ваша тетя должна подписать его, выражаясь юридическим языком, «в здравом уме и твердой памяти». А в таком состоянии, как сейчас, никакой нотариус ее, конечно, не признает нормальной. Я чувствую, вы очень устали, приезжайте сюда. Вам нужно отдохнуть.

Положив трубку, я кинулась навстречу вошедшему в комнату Ренару.

– Что с ней?

– Мы уложили ее в постель, и она уже крепко спит. Ой, какие ужасные синяки оставила она у вас на шее. Надо сделать примочку…

– Пустяки, пройдет, – отмахнулась я. – Доктор Жакоб советует мне уехать на несколько дней к ним, в Монтре…

– Очень разумная мысль. Если припадок повторится, мы отвезем ее в психиатрическую лечебницу. А вам, дорогая девочка, надо уехать, – поглаживая меня по голове, настойчиво сказал доктор Ренар.

11. В СТРАННОМ МИРЕ

На вокзале меня встретил доктор Жакоб.

– Что вы так на меня смотрите? – сердито спросила я у него, когда мы сели в машину и тронулись. – Отвернитесь. Да, я постарела на десять лет. Любуетесь, какие синичищи на шее? Даже припудрить не успела. Я так извелась. Почему вы ничего не предпринимаете? Чего вы ждете?

Насупившись, он помолчал, а потом ответил:

– Простого, вульгарного убийцу не так уж сложно поймать и посадить на скамью подсудимых. А бесплотный «глас небесный» в суд не потянешь. Один я его поймать не могу, нужна помощь моего друга Вилли. Он очень талантливый инженер. Изобретает для меня оригинальную аппаратуру. Не беспокойтесь, мы их поймаем. Время у нас еще есть, они непременно должны оставить пока вашу тетю в покое.

Мне стало немножко стыдно за то, что я так на него напала.

Морис Жакоб сидел рядом со мной, погруженный в свои мысли. Вид у него был такой удрученный, что мне вдруг захотелось погладить его по голове, приласкать как обиженного ребенка…

Доктор Жакоб и матушка Мари были внимательны ко мне и уговаривали пожить эти дни у них.

Днем Жакоб работал у себя в лаборатории на втором этаже. Иногда я заходила туда, но ненадолго, боясь помешать.

Тут царила строгая атмосфера. Хромом и сталью поблескивали в стеклянных шкафчиках всякие инструменты. Жакоб и два молодых бородатых ассистента в накрахмаленных белых халатах возились с какими-то сложными приборами, изредка перебрасываясь учеными фразами, звучавшими для меня загадочнее марсианских.

Они проводили опыты с собаками, большая свора которых носилась по всему саду, отпугивая от ограды редких прохожих, с обезьянами, кроликами, даже со змеями.

Нередко подвергали они довольно жестоким, по-моему, опытам и самих себя: силой самовнушения изменяли ритм сердца, за несколько секунд повышали у себя температуру на четыре-пять градусов, заставляли организм выделять больше инсулина, и все это контролировалось приборами.

Иногда Жакоб и боготворившие его ассистенты усыпляли друг друга и проделывали в гипнотическом сне удивительные вещи: вспоминали то, что казалось совсем забытым, моментально останавливали нарочно вызванное кровотечение (увидев это своими глазами, я начала верить в чудесную способность некоторых людей «заговаривать кровь»), вызывали самые настоящие ожоги прикосновением совершенно холодной металлической палочки.

Глядя, как они священнодействуют, я в самом деле начинала верить, что Морис ведет важную научную работу.

Но вечерами, когда он надевал чалму и набедренную повязку и превращался в Короля Современной Магии на подмостках какого-нибудь варьете или на арене цирка, эта моя вера опять начинала убывать…

Я посещала все его представления и видела поразительные вещи. Чего только не проделывал доктор Жакоб, превращаясь в Бен-Боя!

Показывая все свои удивительные трюки, он каждый раз настойчиво напоминал и втолковывал зрителям, что для выполнения их вовсе не нужно обладать сверхъестественными способностями, что нет в них никакой мистики и чудес – все дело лишь в тренировке и силе воли, превращающей его тело в чудесный послушный инструмент.

Однажды Морис показал мне фотографию какого-то щуплого паренька с бледным, исхудалым лицом. – Кто это? – спросила я,

– Я. Таким заморышем я был в тринадцать лет. Надо будет эту карточку тоже поместить в мой музей «чудесных исцелений».

Он уже показывал мне свой забавный «музей», где хранились костыли, ставшие ненужными инвалидам, которых доктор Жакоб внушением вылечил от нервного паралича, фотографии прозревших слепцов и заговоривших немых.

– Я много лет занимаюсь тренировкой своего тела и воли, не пропуская ни дня. Теперь я могу на несколько минут останавливать свое сердце, выдерживать на грудной клетке, одним лишь волевым усилием напрягая мышцы, до полутонны груза. Даже аппендицит мне вырезали без наркоза, – я просто как бы «выключил» боль,

– Вот бы мне так научиться. А я реву, уколов палец булавкой.

– Ничего, я уверен, что все люди в конце концов научатся свободно владеть собственным телом и управлять своей психикой. Для этого мы и работаем. И до чего же это интересно!

Во время таких бесед в лаборатории за чашкой утреннего кофе или в машине по дороге после выступления Морис делился со мной своими замыслами и мечтами. Рассказывал о том, как было бы интересно овладеть секретами памяти, чтобы научиться управлять ею – вспоминать в малейших деталях любое пережитое прежде событие или моментально запечатлевать в мозгу прочитанные страницы.

Слушая Жакоба, я начинала проникаться все большим уважением не только к тем опытам, какие он вел в тишине лаборатории, но и к его факирским выступлениям, так долго меня, признаться, немножко шокировавшим. Теперь я начала в самом деле понимать, что и здесь, на эстрадных подмостках, Жакоб не только в увлекательной форме несет людям научные знания и борется со всякими суевериями, но и проводит сложнейшие опыты над своим телом и мозгом, раскрывая их скрытые возможности и совершенствуя их.

– К тому же учтите еще одно, – сказал он мне как-то после очередного выступления, – деньги, которые я добываю факирскими фокусами в поте лица своего, идут целиком на науку. Без них никогда бы не иметь мне такой лаборатории.

Да, жить в мире доктора Жакоба было очень интересно, если бы не постоянные гнетущие мысли о несчастной тете.

Как она там? Что с ней?

12. МОЖЕТ, ВСЕ-ТАКИ ТЕЛЕПАТИЯ?

На третий день после моего отъезда из дому позвонил доктор Ренар. Он сообщал хорошие вести: вчера тетя заявила, что теперь будет совершенно здорова. Так приказал «голос»,

– Отлично. Дело близится к развязке, – сказал доктор Жакоб, когда я передала ему эти новости. – Пора снова навестить эту шайку. Когда у них ближайший спектакль? Они оставили вашу тетку в относительном покое лишь на время, чтобы у окружающих не было сомнения в том, что она поправилась, стала нормальной и вполне отвечает за свои поступки. Как видите, мои прогнозы оправдываются, значит, мы разгадали их тактику. Теперь они перейдут к решительной атаке, и, чтобы их опередить, нам нужно непременно узнать, каким образом проникает к вам в дом этот хитроумный «голос». Тетю тревожить сейчас нельзя, потому следует начать разведку боем с другого конца – с передатчика.

– А вдруг никакого передатчика и нет? И незачем ждать вашего инженера… Жакоб прищурился и насмешливо спросил;

– Телепатия?

– А почему бы и нет? Или вы считаете всех, кто верит в телепатию, жуликами и шарлатанами?

– Ну, зачем же так утрировать! Многие просто честно заблуждаются, принимая случайные совпадения мыслей или свои неясные ощущения за телепатические явления. Но и жуликов много. Они любят промышлять в мутной водичке, а в этой области наших знаний о человеческой психике как раз еще очень много темного.

Он неожиданно засмеялся.

– Рассказать, какую забавную штуку выкинули два таких жулика с моим учителем, профессором Рейнгартом? Он увлекается телепатией и даже написал несколько нашумевших трудов по так называемой парапсихологии. В частности, он описывал удивительные способности этих двух хитрецов. Они проделывали у профессора в доме такой опыт. Один из них – индуктор – поднимался на второй этаж в кабинет, и там профессор Рейнгарт называл ему какое-то слово, цифру или целую фразу. Индуктор клал профессору руки на плечи, несколько минут не отрываясь смотрел ему в глаза, сосредоточивался, потом говорил: «Готово!» Профессор спускался по лестнице на первый этаж, где его поджидал второй телепат – перципиент, как они называют себя, и тот, положив ему руки на плечи и так же пристально глядя в глаза, совершенно безошибочно называл загаданное число или слово. С точки зрения теории вероятностей угадываемость была стопроцентной. И переговариваться тайком оба телепата между собою не могли, находясь на разных этажах большого дома, в комнатах без телефона.

– Поразительно! Что же тут смешного? Неужели вас этот пример не убеждает?

– Нет, потому что это было элементарным жульничеством.

– Как так?

– Оказалось, индуктор держал в кармане кусочки липкой бумаги и незаметно, в кармане же, каракулями записывал на них те слова или цифры, которые ему называли. Потом, проделывая внушительную церемонию с возложением ладоней и заглядыванием в глаза, он приклеивал эти записочки на плечи ничего не подозревавшего «исследователя», Когда профессор приходил к перципиенту, тот читал, что написано на его плечах, и таким же торжественным жестом незаметно снимал с них записочки. Уважаемый профессор служил просто-напросто почтальоном между двумя пройдохами.

Мы посмеялись, потом Я спросила:

– И конечно, разоблачили все это вы?

– Ну, – ответил он скромно, – у профессора есть и другие ученики… Но этот забавный случай лишний раз показывает: мало быть профессором для того, чтобы уличить шарлатанов. Тут требуются специалисты, знатоки всяких трюков…

– Фокусники? Рыбак рыбака…

– Вот именно.

– Странно, что ваш учитель не передал вам свой интерес к телепатии. Или после этого случая он тоже перестал верить в нее?

– Увы, нет. Просто огорчился, какие бывают на свете нехорошие люди, и начал искать новых, талантливых телепатов. К сожалению, каждого жулика приходится разоблачать заново. Об этом напоминал в свое время еще Энгельс…

– Энгельс? – переспросила я.

– Да.

– Он тоже занимался разоблачением шарлатанов?

– И весьма успешно. Написал специально статью по этому поводу, называется «Естествознание в мире духов».

– Простите за мой вопрос, но… вы коммунист? – не удержалась я.

Доктор Жакоб посмотрел на меня с усмешкой и ответил:

– Допустим, да. А почему это вас беспокоит? Или вы боитесь довериться коммунисту?

– О нет, что вы, – пролепетала я и, чтобы как-нибудь выпутаться из неловкого положения, поспешно добавила: – Но я вас перебила, простите. Так что же говорил Энгельс?

– Не помню дословно, но смысл такой: пока не разоблачишь каждое отдельное мнимое чудо, у шарлатанов остается еще достаточно почвы под ногами. В этом-то и вся трудность. Я люблю тайны, но они не дают мне покоя, пока я их не разгадаю, – продолжал Жакоб. – Я предпочитаю искать разумное объяснение тайнам, хотя прекрасно понимаю, что если ключ к некоторым из них будет найден в ближайшие годы – и хорошо бы при моем участии, – то другие останутся неразгаданными еще какое-то время… Не надо обманывать себя и других и создавать загадки искусственно, где их нет. «Нет сказок лучше тех, которые рассказывает сама жизнь», – я очень люблю этот мудрый афоризм Ганса-Христиана Андерсена. А уж он-то понимал толк в сказках – верно?

– Вы становитесь мудрым и поучающим, как старенький доктор Ренар, пошутила я. – Но, по-моему, все-таки нехорошо быть таким трезвым рационалистом…

– Это я-то трезвый рационалист? – возмутился Жакоб. – Выступаю факиром в цирке, по первому вашему зову ввязываюсь в тайну «гласа небесного»…

– Но ведь вы все это делаете, чтобы разоблачить какие-то тайны, развеять чьи-то мечты,

– Вредные мечты, мнимые тайны! – резко ответил он. – Только такие, которые мешают людям жить, закрывая им глаза мистической пеленой и делая их жалкими рабами первых попавшихся проходимцев.

– Но что опасного или нехорошего в моей вере в телепатию? – защищалась я. – Как вы меня ни убеждаете, а я в нее все-таки верю. Верю – и все!

– Ну и на здоровье, – засмеялся Морис. – Я просто пытался вам объяснить, что дело с телепатией обстоит гораздо сложнее, чем вам кажется. А чем сложнее, тем интереснее. И скажу вам по секрету, – добавил он, понизив голос и наклоняясь ко мне, – в ученом труде я бы в этом не признался, но тут нас, кажется, никто не слышит, – я тоже разделяю ваше желание, чтобы телепатия все-таки оказалась реальностью. И даже больше того: считаю, что есть факты, которые это как бы доказывают.

– Какие же? – загорелась я.

– Прежде всего опыты по мысленному внушению с животными, в особенности с собаками. Их немало провел замечательный русский дрессировщик Дуров. В некоторых опытах принимал участие и большой ученый, академик Бехтерев, оставивший протокольную запись, так что достоверность этих наблюдений вне всяких сомнений…

– Что же можно внушить собакам? – недоуменно спросила я.

– Ну, скажем, пойти в прихожую и принести оттуда одну из трех телефонных книжек, лежащих там на столике.

– И собака это делала?

– В большинстве случаев – да. Или, скажем, подбежать к пианино, вскочить на подставленный к нему стул и ударить лапой по правой части клавиатуры. Собака так и делала.

– И это ей внушалось мысленно?

– А как же иначе? Ведь собаке не скажешь: «Пойди туда-то и принеси то-то и то-то». Она этого не поймет. А вот если мысленно, максимально сосредоточась, как бы самому проделать то, чего хочешь добиться от собаки, то, оказываемся, она это каким-то образом воспринимает и делает. С животными нельзя заранее договориться. Так что тут возможность обмана исключается… Правда, телепатия это или внушение, подобное гипнозу, сказать трудно.

– А вы не пробовали проводить такие опыты?

– Нет, все только собираюсь, – виновато ответил Жакоб. – Но я занимался внушением на расстоянии, это тоже весьма любопытно. Несколько раз мысленно приказывал своему ассистенту Жану, вы его знаете, спуститься из лаборатории ко мне в кабинет.

– И он слушался?

– Обычно – да. И забавно, что не мог объяснить, зачем он пришел. Когда я его спрашивал об этом, то он сам удивлялся и отвечал смущенно: «Не знаю, шеф… Так просто… Захотелось прийти». Но, правда, опыт нельзя признать совсем чистым, потому что я его раньше подвергал гипнозу.

– А это что-нибудь меняет?

– Конечно. Такие люди потом легче поддаются внушению. Вспомните, как предварительно обрабатывали ту женщину, что так эффектно прозрела под вопли «космических голосов».

Закурив сигарету, Жакоб добавил:

– Я пробовал и усыплять Жана на расстоянии… Правда, всего только из соседней комнаты.

– Вы опасный человек, я все более убеждаюсь. И получалось? Он кивнул.

– Получалось, но при одном условии. Если я просто мысленно приказывал: «Засыпайте! Спите!» – как на обычном сеансе гипноза, то ничего не выходило. Надо было мне непременно представить себе зрительно, как он постепенно засыпает. Это чрезвычайно важно. Точно так же, как у Дурова с собаками, обратите внимание!

– Вот видите, а пытались меня разубедить! – воскликнула я. – Вы сами себе противоречите. Почему же вы сомневаетесь, что и эти поклонники «Космического Пламени» не могут общаться между собой мысленно?

– А вы подумайте сами, ключ я вам только что подсказал.

– Вы что – надо мной тоже опыты ставите? – недовольно спросила я. – Все пытаетесь устраивать мне какие-то экзамены точно школьнице, или психологические проверки… Как они там у вас называются?

– Тесты. Но вы ошибаетесь, я вовсе не проверяю ваши умственные способности…

– Благодарю вас!

– Пожалуйста. Мне просто хочется, чтобы вы тоже приняли участие в расследовании этого довольно хитрого дела и повнимательнее наблюдали за тем, что творится вокруг. Ведь вы – мои глаза, только через вас я и/ могу держать под наблюдением вашу тетю.

– Слышать это, конечно, лестно, но я все-таки не могу сама догадаться, в чем тут фокус. Подскажите.

– Вспомните хорошенько, какие вопросы задавали на космическом шабаше спящей красавице.

– Q видах на урожай винограда, о каких-то биржевых сделках…

– Вот именно.

– Все-таки не понимаю, я, видно, очень тупа. Это что – тоже улика?

– Конечно! И весьма важная улика. Ведь я вам только что рассказывал, как и у Дурова в опытах и у меня при мысленном внушении выполнялись лишь такие задания, которые давались непременно в образной форме: открыть дверь, пройти в прихожую. Или закрыть глаза, сладко потянуться, начать засыпать… Эти космические шарлатаны взяли самую распространенную и шаблонную гипотезу, будто телепатия – биологическая радиосвязь, и довольно ловко разыграли спектакль со мнимым мысленным внушением. Но они не учли, что нельзя мысленно передать отвлеченные, абстрактные понятия: биржевые акции, урожай. Такие задания, как у них, мысленно передать невозможно. Этим они и выдали себя. И вспомните, какие сложные задания дает вашей тете этот «глас небесный». Внушение тут бесспорное, но телепатия ни при чем.

– Скажите, а можно ли внушить человеку, чтобы он совершил преступление? – спросила я, с ужасом отчетливо вспомнив искаженное ненавистью лицо тети, бросившейся меня душить.

Видимо, Жакоб догадался об этом, потому что, прежде чем ответить, внимательно посмотрел на меня.

– Вообще-то в научной литературе считается, будто это невозможно. Но я думаю, – добавил он, помедлив, – что это все-таки возможно. Если только построить внушение таким образом, чтобы оно не противоречило чувству совести или долга.

– Каким образом?

– Очень просто. Внушите усыпленному, что через какое-то время после пробуждения на него набросится тигр. И тогда вместо человека, которого вы задумали убить его руками, он увидит тигра и, спасая свою жизнь, не задумываясь, выстрелит ему в голову.

– Ужас, – прошептала я. – Какие страшные вещи вы мне говорите. Значит, от этого «голоса» можно всего ожидать. Чего же мы тогда медлим?

– Мне нужен Вилли, – развел руками Жакоб. Зазвонил телефон, требовательно и настойчиво. Жакоб тут же передал трубку мне, и я снова услышала взволнованный голос доктора Ренара.

– Алло, это вы, Клодина? Алло!

– Да, да, я слушаю!

– Приезжайте немедленно, она хочет вас видеть.

– А что случилось?

– Она собирается вызвать нотариуса и сделать какое-то распоряжение. Хочет, чтобы вы при этом присутствовали. Слышите?

– Да, слышу. Одну минуточку, доктор. – Прикрыв ладонью трубку, я повернулась к Жакобу. – Она требует нотариуса. Что делать?

– Ага, началась решительная атака, – пробормотал Морис. – Вам надо ехать к ней. Я кивнула и сказала в трубку:

– Дорогой доктор, я еду! Сейчас же выезжаю ближайшим поездом.

– Поезжайте и постарайтесь ее переубедить, – сказал Жакоб. – Как только появится Вилли, мы поспешим к вам на помощь. Хотя бы потяните время, разъяснял Жакоб. – Старайтесь отговаривать ее спокойно, логично, не горячась, всячески подчеркивайте, что считаете ее совершенно здоровым и разумным человеком. И непременно звоните мне каждый вечер, от шести до семи. Я буду дежурить у телефона.

13. ВОЗВРАЩЕНИЕ В АД

Тетя встретила меня приветливо и тепло. Выглядела совершенно спокойной, здоровой, нормальной, даже поправилась, и на щеках у нее опять появились прежние лукавые ямочки, в которые с детства я так любила, бывало, ее целовать, отправляясь после ужина спать.

Как в добрые, безмятежные старые вечера, мы снова сидели втроем на веранде и пили чай с душистым клубничным вареньем. Тетушка заботливо расспрашивала меня, хорошо ли я отдохнула. Доктор Ренар посасывал свою кривую трубочку. Тетя не поминала о нотариусе, и я не задавала никаких вопросов. И впервые за много дней я крепко заснула в этот вечер.

Спокойным и безмятежным выдалось и утро следующего дня. И только за завтраком тетя мимоходом вдруг сказала!

– Да, я звонила нотариусу, он сегодня приедет.

Стараясь говорить так же спокойно и буднично, как она, я словно невзначай спросила:

– А зачем тебе нужен нотариус, тетя?

– Нужно составить, наконец, одну бумагу. Я тебе потом расскажу.

После завтрака мы с тетей остались одни, и она сказала:

– Я много думала последние дни и твердо решила: нам надо изменить свою жизнь. Мы не так живем, недостойно…

Она строго посмотрела на меня, но я молчала, ожидая продолжения.

– У нас слишком много денег, и они мешают нам жить так, как пристало порядочным людям. Я решила оставить себе только этот дом, все деньги отдать на святые дела. Ты неплохо зарабатываешь своими рисунками, и нам этого хватит – если, конечно, ты не бросишь меня.

Дальше молчать уже было неприлично, и я торопливо проговорила:

– Конечно, нет, тетя, как ты могла подумать! А кому ты решила отдать деньги?

– Братству Голосов Космического Пламени, – коротко ответила она.

Я помнила наказ доктора Жакоба и как можно спокойнее и мягче спросила:

– Но почему именно им, тетя? Можно передать деньги какому-нибудь фонду защиты детей… Наконец просто раздать нуждающимся. А это «братство»… Ты ведь его совсем не знаешь, никогда у них не была. Почему тебе в голову взбрела мысль отдать деньги именно им?

Тут тетя сразу помрачнела, насупилась.

– Ты опять пытаешься изобразить меня ненормальной? – грозно спросила она.

– Нет, что ты. Просто меня немного удивило твое решение. Ведь мы ничего не знаем об этих «братьях»…

– Я знаю, что они – достойные, честные люди и творят добрые дела. Поэтому я и хочу им помочь… Я все-таки не удержалась и спросила:

– Это тебе сказал «голос»?

Вот этого-то мне уж, конечно, совсем не следовало говорить! Тетя встала, не глядя на меня, безапелляционно сказала:

– Пожалуйста, после обеда никуда не отлучайся. Приедет нотариус. И доктора Ренара попроси, пожалуйста, от моего имени не уходить. Вы подпишетесь как свидетели, – и, не ожидая моего ответа, ушла к себе.

Я побежала в сад, нашла доктора Ренара и рассказала о нашем разговоре,

– Ведь она ненормальна, и ей можно запретить подписывать эту бумагу, взволнованно сказала я.

– Она совершенно нормальна, – покачал головой Ренар.

– Но ведь ей эту бредовую идею внушил «голос»! Доктор вздохнул и покачал головой снова.

– Это вы так утверждаете с доктором Жакобом. Но доказательств пока нет никаких. Она действительно была одно время нездорова, но теперь поправилась.

– Нет, она больна, больна, уверяю вас! – продолжала настаивать я.

– Любой консилиум признает ее совершенно здоровой и юридически дееспособной.

Я кинулась звонить Жакобу. Но на мои звонки никто не отвечал. Злиться было бесполезно. Не мог же Морис из-за меня целыми днями сидеть у телефона, словно на привязи. Он ждал звонка по вечерам.

Но ведь надо что-то предпринять.

Я снова кинулась к доктору Ренару и попросила:

– Милый доктор, а вы не можете все-таки объявить ее ненормальной? Хотя бы на несколько дней, пока Морис что-нибудь придумает…