Текст книги "Луганское направление"

Автор книги: Глеб Бобров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

Необстрелянные пацаны Александра Погорелова

Стройная девчонка-тростиночка – неброский макияж, скромная одежда, минимум украшений. Тонкие черты лица с большими внимательными глазами. С виду Виктория обычная луганская студентка. Но еще и дочь ополченца. Вот изящные девичьи руки неловко держат канцелярский файл. В нем, словно в обычном пакете, сложены бумаги, документы и фотографии. Это всё, что осталось от её отца: свидетельство о рождении, паспорт, аттестат, военный билет, свидетельство о смерти. Там же – последняя фотография. Потухший взгляд переставших улыбаться глаз, сеть окопных морщин да натянутые в искусственной улыбке губы. Явно неудачное фото так и не пригодилось – служебное удостоверение сделать не успели. Впрочем, возможно, подойдет теперь для могильной плиты.

Краткий рассказ девушки под стать этой стопочке бумаг. За свои сорок пять Александр Иванович Погорелов не успел накопить материала на подарочную хронику своей жизни: дом, работа, дети, внуки и снова много тяжёлой работы. А потом он ушёл защищать свою Родину. Сам. По велению собственной совести. И погиб там, как солдат. Просто и безыскусно, спасая другие жизни. В том числе жизни своих детей и своего внука. Простая короткая жизнь простого честного мужа – отца и гражданина рожденной в огне артобстрелов и безжалостной блокаде молодой Республики.

«Правильный Иваныч»

Вика рассказывает об отце скупо. Любое уточнение всегда сталкивается с её стандартным ответом: «Да он же всё время работал…. Некогда было за себя рассказывать». И, действительно, рукастый, мастеровой Иванович всегда был при деле и дома практически не сидел. Так уж сложилась. Родился в 1970 году в простой донбасской семье. После школы поступил 100-е ПТУ и по окончании сразу пошёл работать. Оттуда прямиком в армию.

Служил водителем-заправщиком на Байконуре. Там чудом выжил в страшной аварии. Насколько все было серьезно можно судить хотя бы по тому, что об этой трагедии писали в газетах – факт для советских реалий образца 89 года весьма показательный. Вот и здесь делился воспоминаниями крайне скупо:

– Был страшный пожар – рванул склад ракетного топлива. Много людей погибло… солдат, офицеров, гражданских специалистов. Мы всех, кого могли, стаскивали в ров убежища. И живых, и обожженных, и трупы, – тут же закуривая, вспоминал он.

После демобилизации в 89-м году в его военном билете появилась отметка об использовании в военное время – государство приравняло его службу к участию в боевых действиях. Тем не менее, армия оставила в душе уважение и чёткое понимание образующих смыслов. Иваныч, сам по жизни строгих правил, впоследствии не раз говорил: «Оба мои сына будут служить. И никак иначе. Без армии парню мужиком не стать».

После демобилизации работал в разных местах, но так, чтобы обязательно иметь возможность «шабашить» – руки-то золотые. Семья вспоминает, что выходных у него практически не было, – все время кто-то обращался за помощью, а он никогда никому не отказывал.

Очень быстро женился. Жена – Марина, санитарка. Сразу пошли дети: старшая – Виктория, за ней следом брат Виктор. Последним родился Ванечка, ему сегодня всего пять годочков. После рождения младшего, супруга ушла на хозяйство – добытчик остался один.

Жили они не богато, но дружно: всего – главного, им хватало. Детей поднимали в доме «частного сектора» по ул. Социалистической, что в районе 3-го километра. Считай, по Луганским меркам, чистый посёлок хоть и промзона.

Когда дети стали подрастать, Иваныч за двором самостоятельно расчистил заброшенный пустырь, изготовил биты и фигуры, научил всю улицу играть в некогда популярную, а ныне практически забытую игру «городки». Ни на кого не рассчитывал, по кабинетам не ходил, никого не упрашивал – взял и сделал. Там, потом, и взрослые, и дети с азартом рубились в городки, бывало, что и до ночи.

Детвора тем временем подрастала.

Старшая Виктория в восемнадцать родила, но что-то не заладилось, и девчонка все эти годы поднимала сына в одиночку. Иваныч тяжело переживал дочерину неустроенность и безумно любил внука Ромку. Однако, когда тот стал что-то понимать и заговорил, очень четко обозначил семейные роли: «Я тебе дедушка, а отца мы тебе, родненький, все равно рано или поздно сыщем». Как в воду глядел….

«Позывной Кулибин»

– Когда всё это началось, – рассказывает сегодня Вика, – Отец нам с братом строго-настрого запретил ходить на любые митинги. Он очень за нас переживал. Вообще боялся за семью. Но и я не могла сиднем сидеть – многие мои друзья и знакомые уже помогали ополченцам в палаточном городке под зданием СБУ. Мы же видели, куда всё катится… И я пошла помогать. Он же только сказал: «Смотри, Вика, там люди разные. Есть хорошие, а есть такие, что плюнуть да забыть. Будь осторожна».

Тем временем у дочери развивался её многолетний роман с молодым человеком, приглянувшимся ей и сумевшим построить отношения с её сыном. А тут война. Вскоре избранник оказался перед дилеммой – выезжать из блокадного Луганска или остаться с любимой и её сыном. Парень выбрал Вику, Ромку и осажденный город. Иваныч не сразу поверил будущему зятю, но факт, что тот в свое время честно отслужил, как-то сразу выстроил меж ними некий тонкий мостик доверия. С началом обстрелов парнишка переехал в дом Погореловых.

Сам Александр Иваныч в мае потерял работу сантехника в сети супермаркетов «Spar». Магазины закрыли, всех сократили. К весне «шабашки» отпали окончательно, да и разовых подработок с каждым днем становилось меньше. Однако уехать – бросить семью и дом он не мог. Вскоре кончились деньги, ведь каких либо финансовых запасов в небогатой семье отродясь не водилось.

После бомбоштурмового удара по зданию областной государственной администрации Иваныч пришел домой и сказал, что, дескать, надо бы идти в ополчение. Что и как он там видел, рассказывать не стал. Семья была категорически против.

К 1-му августа никакой работы не было уже несколько недель. В доме закончились продукты, сигареты, деньги. Город к тому времени обстреливали по нескольку раз в сутки. И Иваныч не вытерпел: пошёл к зданию облгосадминистрации, встретил знакомого парня, на тот момент служившего в комендатуре, и заявил: «Иду в ополчение. Дома сидеть – сил моих нет! С этими бабами я просто с ума схожу!»

Оформили сразу. С первого же дня нашлась работа, да так, что головы не поднять. Тут же намертво прилип и позывной – «Кулибин». Следом для Иваныча началась и война…

Где и как воевал, он никогда особо не рассказывал. Однако вскоре случилась беда – умерла бабушка. Связи тогда не было – начались поиски. Нашелся боец Погорелов на рубеже обороны под Счастьинским направлением.

К осени стало потише, активные боестолкновения практически закончились, люди стали потихоньку возвращаться. Появилась какая-то работа, и он решил вернуться. Уволился из комендатуры в ноябре, нашел заказы, стал работать, а все свободное время проводил в семье с детьми и внуком. Однако счастье вернулось ненадолго…

«Разведчик Погорелов»

С возобновлением вооруженного противостояния Иваныч сразу засобирался в «боевые». Семье объяснил просто:

– Там пацаны необстрелянные в бой идут. А я служил, воевал, все уже здесь видел… Что же мне – отсиживаться у них за спиною?! Это неправильно, я считаю…

12 января боец Александр Погорелов был зачислен во 2-ю разведроту ОРБ Корпуса Народной милиции ЛНР.[14]14
  Отдельный разведывательный батальон – прим. ред.


[Закрыть]

Сорокапятилетний отец семейства возрастом уже не подходил для такой службы, но для него это не стало преградой. Крепкий, сильный мужик, к тому ж, не моргнув, совравший, что, дескать, служил в Афгане – благо ветеранская отметка в военном билете безадресная. Ну, и как такого не взять в разведку?!

Разговоров на тему «сиди дома» в семье больше не шло. Как-то перед зимней кампанией по местному каналу «Луганск-24» шёл репортаж об ополчении, где показывали воюющих женщин. Иваныч встал, ткнул пальцем в экран телевизора и сказал – громко и для всех: «Видели? А я ж мужик. Я ж не могу сидеть дома, когда служат молодые девчонки и ребята». Вопросов тогда больше не задавали.

Ну и попал, как хотел – в самое пекло. Начались бои за Дебальцево. Иваныч практически не приезжал домой. В редкие отпускные был немногословен и, как заметили родные, подавлен. На настойчивые расспросы как-то скупо ответил: «Вика, мы бывали в таком аду, что ты себе не представляешь».

В тот приезд собрал всю ненужную детскую одежду. На вопрос «зачем?» – ответил: «Под Дебальцево есть места в поселках, где дети буквально голые, а уж близко зима». Потом, помолчав, рассказал:

– У нас там дети…. хлеба просили…. Я просто смотреть на это спокойно не могу. Мы с пацанами пытались поддержать их – сухпайками, хлебом, всем, чем могли. Разорвешь, дашь одному краюху, а он не ест – бежит к матери, сестрам, другой ребятне, к ним прибившейся, и делиться там со всеми пытается. Мы им все своё поотдали. А как иначе?! У наших мужиков слёзы на глазах. Как на это смотреть можно?!

На фронте, под Дебальцево, Погорелова больше всего волновало, что дети страдают от этой войны. Очень переживал за внука, за младшего сына. Болела душа и за старшего.

– Мне, старому, тяжело воевать. Не могу смотреть, как, считай, Витькины одногодки под пули подставляются. Душа болит за пацанов. Вот я-то, к примеру, пожил, а им ведь жить и жить. У меня-то семья, дети, внук… а они мальчишки 18–19 лет, мне их жалко, – как-то поделился с Викой Иваныч.

– Однажды под обстрелом вытянул из под завала парнишку с роты. Того привалило во время обстрела. Пацанёнку, как Витьке нашему, ну восемнадцать-девятнадцать не больше, а он туда же – воевать пошел…. Ну, как мог, дотащил его до окопа. Еле-еле его откачали, привели в чувство. Отправили в больницу в Луганск, – рассказывал он.

Да и Вика помнит этого парня, навещала его потом вместе с папой.

Тем временем пришло время решать судьбу Виктории. Как-то вечером, выйдя покурить, Иваныч о чем-то громко заспорил с её женихом. А вернувшись, вдруг, неожиданно благословил их будущий брак. Вика только посмеялась: «А меня вы спросили, поженив за перекур на дворике?». Тогда все смеялись. Да вот только на быструю фронтовую свадьбу Иваныч так и не попал – со службы не отпустили, а дома перенести торжество не смогли. А ведь грозился-то как: «Эх, Виконька моя! Уж на твоей-то свадьбе я неделю гулять буду!»

«Батины пацаны»

В январе Иваныч несколько раз побывал дома. После Дебальцевских боев он заметно сдал: изменился в лице, потускнел его некогда живой взгляд. Теперь это заметно даже по его последней фотографии на служебное удостоверение. Дочь пыталась добиться: что с ним случилось, что его ломит изнутри, что же он такое увидел? Ответ поразил. Казалось, звучит речь другого человека. Виктория утверждает, что её отец раньше так никогда не разговаривал.

– Вика! Я видел многое в жизни, но там против нас нелюди. Там пекло. Ад. Не поймешь, кто куда стреляет. Под мёртвыми телами могут находиться живые. Живые и мертвые, в одном окопе. В одной воронке…, – сокрушался он.

– Мы понимали, что там происходят ожесточённые бои, но не представляли насколько страшные, – рассказывает сегодня Виктория.

Семья была против его возвращения на фронт, пытались отговорить, приводили доводы про возраст и утихание боев, даже ругались, но куда уж там.

– Мне совесть не позволит и сна не будет, если я останусь, а пацаны там за меня воюют, – отвечал Иваныч.

Виктория считает, что у него, скорее всего, было предчувствие, что он погибнет: «25 января он с нами как будто прощался. Хотел увидеть всех и меня и внука. Взгляд не тот, потухший, да и глаза все время отводил. Словно боялся заплакать при мне. Он уже знал, на что идёт», – рассказывает дочь.

– Большую часть времени в тот раз провёл с внуком. А потом Ромка у меня спрашивал, а чего это дедушка с нами прощается? Я спрашиваю сына: «А что он тебе говорил-то?» Дедушка, говорит, просил прощения и просил меня не помнить плохого, – вспоминает она.

Последний раз семья увидела отца 25 января 2015-го. Следом пришла трагическая весть.

Вот, что рассказывает Вика со слов сослуживца: «Вечером воскресенья 1-го февраля, рядом ударил снаряд. Осколком Иванычу отрубило голову и кисть руки. Видимо перед взрывом инстинктивно прикрылся. Погиб на месте. Сразу наповал. Не мучился».

Сын Ваня с 30 числа стал плохо спать, всё звал папу. Семья до последнего надеялась, что это ошибка. Тем страшнее была открывшаяся правда. Из-за тяжелых боёв тело привезли только 10 февраля. 14-го Александра Ивановича похоронили в закрытом гробу рядом с его отцом в поселке им. Тельмана. На похоронах сослуживцы рассказывали, что Погорелов успел многим людям спасти жизнь.

Разведрота серьезно помогла с похоронами, поддерживала семью продуктами. Это помогало выжить, но не перенести утрату. Мама на неделю впала в беспамятство. Все тяготы легли на Викторию. Дети очень тяжело перенесли трагедию. Сыну Ванечке начали сниться кошмары: «Мой папа воевал, шел на большой и опасный танк, а потом прилетела большая-пребольшая мина и отрезала папе голову вместе с рукой». Так детское воображение отреагировало на неосторожный рассказ подвыпившего на поминках родственника. Для внука родные придумали сказочку, но тоже не очень помогло – четырехлетний Рома перестал говорить.

Однако Иваныч ушел не просто так. Да, он не увидел свадьбы дочери. Не обнимет сходящую с ума жену. Не соберет портфель внуку. Но сына он все же вырастить успел.

Через несколько дней после похорон девятнадцатилетний Виктор Погорелов был зачислен добровольцем во 2-ю разведроту отдельного разведывательного батальона Корпуса Народной милиции ЛНР.

Спасение одной Ольги

Непривычная урбанизированная планировка светлых, совсем не больничных, коротких коридоров. Везде стерильная чистота, бросающаяся в глаза новизна обстановки «с иголочки» и какой-то совершенно не вяжущийся с медицинским заведением детсадовский уют. Однако мы в больнице, на территории медицинской гордости Луганщины – Республиканского перинатального центра.

Перед входом – обязательный обряд переодевания: бахилы, накидка, шапочка. Марлевую повязку, посовещавшись, врачи нам милостиво разрешили не надевать. Идем проведывать Ольгу Борисову. Ту самую двадцатидвухлетнюю беременную женщину, ставшую жертвой бесчеловечности киевских силовиков.

За жизнь Оли и её еще нерожденного ребенка две недели самоотверженно бились врачи Луганской Республиканской клинической больницы – реаниматологи, нейрохирурги, анестезиологи и акушеры-гинекологи. Девчонку, вопреки всем негативным прогнозам, вытянули. Спасли и плод.

* * *

Вот мы и в палате. По-деревенски смущенная улыбка, аккуратные ненакрашенные ноготочки, теребящие угол одеяла, и заметный даже под покрывалом округлый животик. Обычная поселковая девчонка, таких тысячи в богатом на студентов Луганске. Все ничего, если бы не взрослый взгляд серых глаз. Да страшный, незаживший еще полукруглый шрам под широкой йодовой полосой, охватывающий правую часть головы. Видно, что часть черепной кости отсутствует.

Рядом с кроватью стоит мама Татьяна. Сложно представить, что пережила эта женщина, дотащившая в конце своих мытарств свою «деточку» до больницы.

– Ну, рассказывай про себя, героиня? – мы пытаемся шутливым тоном снять повисшую в палате настороженность.

– Да что рассказывать? Борисова Ольга Валерьевна, 1993 года рождения. Живу в Большой Черниговке,[15]15
  Село великая черниговка, Станично-Луганского района Луганщины – прим. ред.


[Закрыть] – тихим, неокрепшим голосом начала она свой рассказ. Сама, при этом, всё время виновато улыбается, словно чувствует за собой некую вину в чужой жестокости и абсолютном, нечеловеческом бездушии.

Потом все же оттаяла. История маленькой жизни вышла короткой, простой и незатейливой.

Семья самая обыкновенная – работящая. Училась она, по сельским меркам, неплохо. После школы поступила в Луганское высшее профессиональное училище № 44 на специальность «повар». Но на этом не остановилась – по окончании продолжила учебу и перед самой войной, весной 2014 года, окончила Луганский колледж экономики и торговли, получив специальность техника-технолога общественного питания.

Девчонка не знает, как бы сложилась ее жизнь дальше, но с началом боевых действий стало совсем не до дальнейшей учебы. Работы тоже никакой не стало, от слова «совсем». Да и жизни на оккупированных территориях – тоже.

С молодым супругом рванули в Россию – на заработки. Однако там оказалось весьма непросто. Работала в Анапе, но дальше рядового кассира без документов подняться не удавалось. Тут беременность, плюс муж – студент. Пришлось вернуться. Думали, дома и стены помогут. Однако судьба распорядилась иначе.

В мае на волосистой части головы вдруг образовалась небольшая шишечка. Начала беспокоить. В селе какая медпомощь? В Луганск дороги нет. Обратились в Счастьинскую больницу. Там провели несложные манипуляции, обработали рану и… отправили домой. Однако, как оказалось – не вылечили. Болезнь прогрессировала, начались сильные головные боли, при наклонах вперед наливалось лицо, затекал правый глаз.

Ольга, уже с матерью, опять приехала в Счастье – вновь обратилась за медицинской помощью. В ответ ей посоветовали, дословно: «Попей цитрамончику, пройдет».

* * *

Луганские врачи до сих пор не могут осознать произошедшее. Они говорят, что просто не поверили бы в такую историю, если бы не живое доказательство, лежащее на операционном столе. Ведь еще с советских времен повелось, что беременной – а Ольга к тому сроку была уже на 25 неделе – стократное внимание. За любое происшествие в этой области незамедлительно следовало расследование с жесточайшими оргвыводами, если, не дай бог, в деле обнаруживалась, чья бы то ни было ошибка. Ведь материнская смертность – это универсальный интегрированный показатель, где учитывается работа служб акушерства, хирургии, анестезиологии и реанимации. Это – единый комплекс, по которому можно судить об общем уровне медицины в государстве.

Однако факт остается фактом – после неудачного хирургического вмешательства на мягких тканях головы больная была не обследована, а при появлении первых симптомов осложнения почему-то была напрочь лишена последующей медицинской помощи. Дословно ей сказали следующее: «Езжай в Северодонецк, там посмотрят». Ну, «ватница» – не иначе.

Однако к тому времени у Ольги подошло время планового УЗИ плода. Да и в Луганск, где она состояла на учете, добираться было несоизмеримо ближе, а уровень квалификации врачей Республики однозначно выше.

Но тут, как назло, семья попала в тот самый период, когда на украинской стороне начали вдруг без объяснения каких-либо причин произвольно закрывать границу. И их остановили.

Бедная мать чуть ли не на коленях, со слезами на глазах тысячу раз объясняла ситуацию: показывала документы, указывала на беременный живот дочери и кляла медицинские бинты на голове. Безнадежно. Киевские силовики были непреклонны: «Мамаша! Езжайте в Северодонецк, там больница и генерал, отвечающий за пропуски. Тут – неможна!»

Через третьи руки несчастные люди сообщили о своей беде на другую сторону Станичного моста. Там живо отреагировали бойцы комендатуры ЛНР и отдельной казачьей сотни Станично-Луганского района. Переговоры шли со всех сторон. Кого «напрягли», неизвестно, но, в конце концов, измученную семью пропустили.

К этому времени Ольге стало совсем плохо: началось косоглазие, потеря ориентации в пространстве и времени, девушка стала впадать в ступор и терять сознание.

Вызвали «скорую» и на реанимобиле девушку доставили прямо в Луганскую Республиканскую клиническую больницу. Здесь после быстрого дообследования сразу положили на операционный стол: нейрохирургия, реанимация, еще одна черепно-мозговая операция, вновь палата интенсивной терапии, потом отделение патологии беременности в перинатальном центре – и вот будущая мамочка уже встает, ходит, дает интервью.

Вытащили…

Теперь мать Татьяна живет рядом с дочерью прямо в палате, а будущий отец вместе с родней снимают где-то угол. Будущее лежит в туманной дали. Ведь молодого супруга киевские силовики пропустили последним, сказав напоследок: «Иди-иди, студент, и смотри – это твой билет в один конец. Назад тебе дороги нет». Впрочем, и матери перед пропуском на территорию ЛНР тоже говорили: «Выбирайте! Или Украина или…». Татьяна тогда ответила:

– Что мне выбирать?! Вас, героев, или две жизни – дочери и ее ребенка? У самого мать-то есть? – после такого ответа замолчали…

Теперь Татьяна скромна и незаметна. Несколько серьезных организаций, включая профсоюз медицинских работников ЛНР, услышав об этой драме, предложили семье Борисовых различную, в том числе, и материальную помощь. Татьяна дала мягкий, но категоричный отказ: «Для нас и так много сделано. Мы на медикаменты копейки не дали, а потрачено на нас – страшно представить». Действительно, бюджет такого лечения для любой семьи просто неподъемен. Но здесь, в Республике, решили: «Матери и ребенку – жить». И вытянули. Причем, буквально – с того света.

* * *

Врачи по сравнению с нашими предыдущими визитами чуть оттаяли. Ведь вначале ни о каком свидании с Ольгой и речи не шло – они нам прямо запретили называть само её имя. Сегодня прогноз относительно благоприятен, но доктора все равно очень осторожны и более пяти минут пробыть в палате нам не дали. Хотя пациентка уже встает и даже вышла сегодня на свою первую прогулку.

– Лечение предстоит долгое и непростое, – рассказывает исполняющая обязанности руководителя перинатального центра, заведующая отделением патологии беременности и экстрагенитальной патологии Юлия Яцкив.

– До родов Ольгу никто никуда не отпустит, будет находиться здесь в отделении до августа. Потом, после родов, ей предстоит еще как минимум одна операция пластики черепа. Ведь у нее удалена часть свода, и сейчас мозг прикрывает лишь кожа головы.

Вся эта эпопея прошла у Юлии Викторовны, что называется, на глазах:

– Больная поступила в тяжелом состоянии. Менингоэнцефалит, подострое течение с преимущественным поражением базальных отделов мозга. После дообследования ей был поставлен диагноз абсцесс головного мозга. И в этот же день больная была прооперирована. Черепно-мозговая операция, трепанация черепа, а женщина на 25-й неделе беременности. Следом, 25-го мая, повторная операция. Был удален абсцесс головного мозга. После этого хирургического вмешательства состояние женщины сразу начало демонстрировать положительную динамику. После реанимационных мероприятий она была вновь переведена в отделение нейрохирургии, а оттуда уже к нам – в отделение патологи беременности перинатального центра.

Под конец нашего общения наш «строгий доктор» заметно смягчилась:

«Да. В целом мы ставим хороший прогноз – беременность пролонгируется, состояние внутриутробного плода удовлетворительное. Так что выносим лялю», – смеется врач.

«Самое главное, – отмечает завотделением, – после такого серьезного хирургического вмешательства, двух черепно-мозговых операций, мы не наблюдаем неврологического дефицита. Нет никакого нарушения подвижности конечностей и каких-либо изменений в интеллектуальной, чувствительной и эмоциональной сферах ее личности. Оля нормально общается, сама кушает, гуляет. Вот сегодня впервые вышла на улицу».

Главный врач Республиканской клинической больницы Олег Вольман в своих прогнозах осторожен, но также верит в благоприятный исход этой эпопеи. При этом он четко дает понять, что это маленькое медицинское чудо – заслуга всего врачебного коллектива главного научного и медицинского центра Луганской Народной Республики:

– Тут заслуга всего коллектива больницы. Однозначно! В первую очередь, нашего нейрохирурга Александра Евтушенко. Это он успешно осуществил две сложнейшие черепно-мозговые операции. Отлично сработали все врачи – реаниматологи, бригады анестезиологов под руководством Ирины Катилевской. Акушеры-гинекологи нашего главного акушера Республики Олега Валиева. Молодцы врачи перинатального центра. Спасение этой больной – коллективная заслуга всех наших врачей.

«Плюс, мы всей этой ситуацией буквально болели. Каждый день я докладывал министру, а ведь она такие вопросы понимает очень хорошо.[16]16
  Министр здравоохранения ЛНР Лариса Айрапетян по своей медицинской специальности акушер-гинеколог – прим. ред.


[Закрыть] Ведь это вопрос материнства и детства, здесь спрос серьезный», – отмечает главврач.

Вообще, у нас сложилось впечатление, что наши доктора самую чуточку, но остались верны традициям профессионального суеверия. Все видят очевидную положительную динамику, но упорно говорят вслух об осторожно-позитивном прогнозе.

Тут мы их понимаем. Молодая беременная девчонка, прошедшая через такие мытарства, ее Мать-Татьяна, вымолившая все глаза на украинских блокпостах, юный супруг с билетом в один конец в кармане – все они, после этих страданий и горя, безусловно, заслужили свое право на тихое семейное счастье.

Поправляйся, Оленька. Дай бог тебе материнского и человеческого счастья. Будь здорова!

* * *

PS В субботу 15 августа 2015 года в перинатальной центре Луганской Республиканской клинической больницы была проведена успешная операция кесарева сечения и Ольга стала мамой. У нее родилась девочка массой 3,72 кг и ростом 53 см. Руководили действиями врачей и непосредственно участвовали в проведении операции министр здравоохранения ЛНР врач-гинеколог Лариса Айрапетян и главный акушер-гинеколог Республики Олег Валиев. Также присутствовал главный врач Луганской республиканской клинической больницы Олег Вольман.

Обретение судьбы

Говорят, у Истории нет сослагательного наклонения. Ведь прошлое можно изменить только в ролевых играх и в жанре альтернативной истории. Но это все равно будет лишь одна из вариаций виртуальной реальности. Сложнее с будущим. Его сложно предугадать, зато можно придумать. Сочинить, как роман. С заданными условиями действия и рамками мотивации. Подогнать под схему героя, насытить его характер плотью деталей и чувств, а затем подвести под хэппи-энд с моральным выводом. Если счастливого конца не случится, в выигрыше все равно остается читатель. Потому что это его урок, его переживания и размышления в симуляторе вероятности.

А что если придуманная автором картина окажется ужасной явью? Вылезет с бумажных страниц и экрана монитора со всеми апокалиптическими прелестями в обыденную жизнь? В 2007-м году Глеб Бобров написал роман-предупреждение «Эпоха мертворожденных». Роман, причисленный к разряду «у нас это невозможно». В 2014-м страшные картины из его книги с фотографической точностью стали воплощаться в гражданской войне в Донбассе – колонны беженцев, мародёры, артобстрелы городов, танковые атаки, яростные бои ополченцев…

Парадокс, но география и характер сражений на 90 % совпадают с уже написанным восемь лет назад. И кажется, что тогда писатель просто оглянулся в будущее. В котором он сам тоже оказался на передовой. Журналистом. Чтобы свидетельствовать о случившемся. О наступившей жестокой реальности, где передовая линия обозначала себя разрывами снарядов возле его дома в Луганске. Разница между вымыслом и бытием оказалась в людях. В правде их характеров! Даже самая совершенная литература не выдерживает сравнения с жизнью и её поворотами. Так и люди. Самые обыкновенные и малозаметные в буднях, в стрессовых, экстремальных ситуациях они проявляют невиданную ранее силу духа и невероятное мужество вкупе с человеческим достоинством. Документальная фиксация событий, но – главное! – характеров и судеб и стало основным делом и миссией Глеба Боброва в этот непростой год.

Его итог – сборник очерков о событиях гражданской войны в Донбассе, на участке разлома Русского Мира, где идет борьба за выбор своей исторической судьбы и своего национально-культурного самоопределения. Где рождается новое понимание жизни, рождаются новые люди с ясным осознанием добра и зла, подлинных ценностей. Они, эти люди, и являются главным открытием сборника и для читателя, и для самого писателя. Они и есть та настоящая реальность, ради которой и стоит жить и бороться. Они и есть обретение «утраченного смысла» и являются подлинной альтернативой мрачной безысходности глобализма. Эти обыкновенные герои жизни в настоящем могут и должны стать героями литературы ближайшего будущего. Потому что с ними Правда. Правда родной земли и речи. С этой силой они выстоят, как и деды. С нею и победят!

Владимир Олейник, критик, кандидат педагогических наук, г. Курган, Российская Федерация