Текст книги "Радуга"

Автор книги: Глеб Корин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

– Но это ужасно!

– Это правда, а она не бывает ужасной. Церковь – часть общества, и болеет она теми же болезнями . Есть достойные архиереи, есть. Просто сегодня это редкость большая. Подождем. Бог не оставит своих.

– Простите за такой кощунственный вопрос, но как же соотносятся подобный образ жизни пастырей и христианское вероучение? Совершенно естественно возникает вопрос о его истинности!

– Сергий, если некий математик – стяжатель, вор и подонок, из этого разве следует, что математика – лженаука?

– Но почему Бог все это терпит? Вообще все, что творится там?

– А потому, что Господь бесконечно уважает свободу человека. Любую свободу. Человек же, простите, имеет обыкновение наделать здоровенную кучу дерьма, а потом кричать к Богу с обидой: «Как же ты терпишь все это, Господи? Ну-ка, давай разгребай все это за мной!» Не так ли?

Сергей молча покивал.

Отец Виссарион указал на одну из скамеечек в густой зелени:

– Если вы не спешите, может, присядем? В душе вашей, я вижу, много вопросов накопилось. Спрашивайте смело. Нет-нет, вы меня ни от чего не отрываете. До вечерни еще много времени.

– Понимаете, батюшка, всю свою сознательную жизнь я был атеистом.

Отец Виссарион рассмеялся:

– Вы не верите в Бога – ну и что? Зато Господь верит в вас. К тому же, вряд ли вы были антитеистом, сознательным богоборцем. Атеист же просто в силу разных причин привык думать о Боге не более, чем, скажем, о положении дел в Зимбабве.

Сергей поразмыслил.

– Мне всегда казалось, что наука доказала отсутствие Бога.

– Сергий, серьезный ученый не может позволить себе такого некорректного утверждения. В науке нет доказательств, что Бога нет. Замечу, что и верующий человек не может доказать, что Бог есть. Иными словами: ученый верует, что Бога нет. Мы веруем, что Бог есть. Человек свободен – он делает свободный выбор.

– А что вы думаете о нашем новом мире? Он создан Богом? Насколько мне известно, в Библии упоминается только земной мир и небесный.

– Понимаете, Сергий, Церковь никогда не позволяла себе скоропалительных суждений. Моя совесть и знания не позволят и мне. Повторю лишь слова Христовы: «В доме Отца моего обителей много».

– Я понимаю вашу осторожность – в конце концов, причиной может оказаться и некая неизученная сила Мироздания, так?

Отец Виссарион усмехнулся:

– Вы смотрели сериал «Звездные войны»? Там тоже упоминается некая Сила, которой служат джедаи. При этом вначале говорится, что это просто энергетическое поле, объединяющее все живое и неживое во Вселенной. Однако в последующих сериях возникает интересный момент: зритель вдруг узнаёт, что в крови людей живут мидихлории, симбиотические микроорганизмы, сообщающие человеку волю и желания Силы. Вы ничего не замечаете?

Сергей непонимающе пожал плечами.

– Если вы вставите пальцы в розетку, то вас ударит током – электрической силе совершенно безразлично: хороший вы человек или нет. Силе тяжести падающего вам на голову кирпича – также. Сила же, которая имеет понятие о добре и зле, обладает собственной волей и желаниями, которые сообщает другим, называется личностью, Сергий. Придуманная Лукасом Сила имеет Вселенское влияние. А как называется такая Сила, да еще и с признаками личности, а?

– Бог.

– Заметьте, идея Бога вовсе не требовалась для логики этой сказки. У Лукаса это явно нечаянно получилось. Вряд ли он даже сам заметил, что, собственно, сказал. Однако это неизбежно, когда человек начинает мыслить Вселенскими категориями.

– До вас я как-то не думал об этих вещах. Или думал не так.

– Ага, пока хитрый иеромонах не начал охмурять вас, как ксендзы – нежного Козлевича.

– Знаете, отец Виссарион, до встречи с вами я себе монахов представлял несколько другими…

– В форме змеи?

Оба рассмеялись. Сергей вдруг почувствовал себя очень легко.

– Только прошу вас, Сергий, не подумайте, что вы получили от меня ответы. Я просто изложил вам некоторые свои убеждения. Истинные ответы нельзя получить от кого-либо, они сами должны прорасти в душе в свой срок.

***

Василий Васильевич плеснул в снифтер коньяку, а в высокий стакан – водки, почти до краев. Стакан с водкой он пододвинул к Назару Ивановичу.

Полковник улыбнулся краешком губ. Василий Васильевич слегка приподнял пузатую рюмку, в которой «ниже ватерлинии» маслянисто колыхнулась янтарная жидкость:

– Несложно помнить вкусы старых друзей, когда их осталось так мало.

Полковник не спеша опрокинул в себя стакан и кивнул.

– Что-то ты в последнее время частить стал про старую дружбу, – подумал он. – Ну-ну, окучивай дальше, друг Василий.

– Протекает у нас где-то, полковник. Не хочется мне пока идти с разработками на такой стадии к этому мудаку. Ох, как не хочется!

– Вы имеете в виду Президента? – уточнил безразличным тоном Назар Иванович.

– Да… – нехотя подтвердил Василий Васильевич, – вот-вот ему подсунут победные реляции, выдутые из нашей информации, – и пришел песец всем замыслам. Если не опозорит, так ухитрится просрать со своими даже такой шанс!.. Такой шанс… – он покачал головой и умолк.

– Вы хотите успеть заключить хотя бы основные соглашения?

– Я должен успеть, Назар!

– Что меняется в моих обязанностях?

– С этого момента все делаешь сам – и только сам. Почему – сам понимаешь. Что тебе интуиция говорит: когда позвонят?

– Думается, дня через два-три.

– Время-время-время… Назар, от всего сердца прошу: там, где будет от тебя зависеть, постарайся побыстрее. Не дай обойти себя, опер! Ты же всегда был лучшим!

Полковник уже много лет жил один.

Когда его мобильный телефон исполнил первые такты «Песни Сольвейг», он как раз наблюдал, как из медного кратера джезвы стала подниматься густая коричневая лава.

– Где вы находитесь? – спросил он вместо приветствия, левой рукой держа телефон, а правой выключая конфорку плиты. Выслушав ответ, сказал:

– Буду через двенадцать минут.

Полковник схватил серый свитер, висевший на спинке стула, и вышел в прихожую, надевая его на ходу. Через несколько секунд хлопнула входная дверь и лязгнули ригели замка. В джезве на плите медленно опадала кофейная пена.

Троих человек, стоящих спинами к нему у памятника Шевченко, он увидел, как только вошел в сквер. Один из них был необычно высокого роста и крепкого сложения. Осенние листья зашуршали под ногами полковника и люди возле памятника обернулись. У высокого здоровяка и одного из его спутников оказались окладистые ухоженные бороды. Третий был лысоват и казался коротышкой. Полковнику его лицо кого-то смутно напомнило.

– Здравствуйте. Прошу за мной – я на машине, – сказал он с коротким кивком и тут же зашагал в обратном направлении.

Черная «Ауди» прыгнула с места, с визгом вписалась в поворот и понеслась по длинному и прямому проспекту прочь из города. Полковник скосил глаза, нажимая кнопку на телефоне, подождал и сказал:

– Мы едем.

Глухие кованые ворота венчала арка, облицованная черным ониксом. «Ауди», не снижая скорости, неслась прямо на них. На последних метрах створки их с рокотом ушли в толщу высокого забора из лицевого кирпича. Машина проскочила под черной радугой и покатила по прямой аллее с низко подстриженными кустами.

Их ждали у парадного входа. Собственно, Василий Васильевич был один, не считая парочки безликих и безгласных бодигардов.

– Наконец-то! – вырвалось у него. – С прибытием вас. Василий Васильевич! – он протянул руку.

– Ганецкий Семен Ефремович.

– Бреус Иван Ильич.

– Иеромонах Виссарион.

– Прошу, прошу…

Гости вошли. Василий Васильевич улучил момент и вполголоса спросил полковника:

–Тебя «пасли»?

– Все это время. Мне подождать?

Василий Васильевич отрицательно мотнул головой и указал рукой вслед гостям, поднимающимся по широкой мраморной лестнице.

В центре круглого зала с куполом верхнего света стоял низкий круглый стол в окружении кожаных кресел. Как только все расселись, Василий Васильевич немедленно приступил к делу:

– Люди, которых я представляю, проявляют большой интерес к сотрудничеству с вашим миром. Вы имеете полномочия от центральной власти?

Ганецкий переглянулся со своими спутниками и заговорил:

– Власть в нашем мире децентрализована. Общины и округа избирают тот способ самоуправления, который сочтут нужным. Либо обходятся без него. Некоторые функции делегированы координирующему Совету, членами которого мы являемся. Я – выражаясь в понятных вам категориях – представляю светскую власть, отец Виссарион – духовную, а Иван Ильич – нашу промышленность.

– Насколько мне известно, ваш мир – это практически девственная планета на заре колонизации. Насколько разведаны ее природные ресурсы?

– География и природный мир примерно соответствуют земному. Огромные массивы лесов и полей, практически готовых к земледелию. Обилие садов, чистых рек, озер и лето круглый год. Богатые рудные месторождения, в том числе драгоценных металлов и редкоземельных элементов. Найдены газ и нефть.

– Мы могли бы оказать самую широкую помощь в инвестициях, совместной разработке полезных ископаемых, развитии промышленности и освоении свободных территорий. Сотрудничество в банковской сфере…

– Банков на нашей земле нет и не будет никогда. Ни своих, ни чужих – не сочтите за резкость.

– Но почему? – изумился Василий Васильевич.

Ганецкий скромно улыбнулся:

– Чтобы всегда оставаться такими же богатыми, как мы есть. В нашем мире, разумеется, существуют деньги. Мы имеем золотой запас для торговли с этим миром и чеканим золотую монету для внутреннего употребления. Однако потребность в деньгах у наших граждан весьма невелика. Много процветающих общин по многу лет вообще обходятся без денег.

– Однако вы развиваете собственное производство и совершаете основательные закупки промышленных товаров у нас!

Иван Ильич немного приподнял огромную ладонь и пророкотал:

– Мы с удовольствием расширим и ассортимент и количество закупок. Дома же у себя строим и кустарничаем на земной лад потому, что по-другому не умеем. Многие, кто не реализовал себя здесь, с удовольствием отдаются этому делу. Однако хочу заметить, что привычные технологические и цивилизационные потребности наших людей постепенно меняются. Точнее, видоизменяются. Мы не можем пока построить достоверную экстраполяцию на ближайшее будущее – период наблюдения слишком мал. Однако тенденции нами отмечаются. Прогресс, как по инерции понимаем его мы, выходцы отсюда, может принять у наших детей и внуков, родившихся там, совершенно непредсказуемые сегодня формы.

– Корпорация, которую представляю лично я, с удовольствием займется комплексным решением проблем, которые вы опишете.

– Простите, но корпорации также не могут войти в наш мир.

– Ваша политика чересчур осторожна. Надеюсь, это временно.

Отец Виссарион мягко покачал головой:

– Дело не в политике. Таково устроение нашего мира. Он создан для человека, любит и защищает его. К нам не может войти никто и ничто, могущее причинить зло. Радуга не впустит равно вора и банкира, представителя корпорации и грабителя.

– Ваши парные категории несколько странноваты, батюшка!

– Простите меня, грешного. Я до пострига получил хорошее экономическое образование.

Василий Васильевич вдруг ощутил себя десятилетним мальчиком. Волшебный мир, блистающий дивными цветами, лежал перед ним за толстым стеклом. И его нельзя было ни взять себе, ни даже коснуться.

Он увидел, как подергиваются дымкой и тают фешенебельные виллы по берегам чистых озер и морей, лопаются и втягиваются назад в небытие рваные нити нефте– и газопроводов; в последний раз отразив солнце стеклянными гранями, рассыпаются в пыль гордые цитадели корпораций, а зарево рекламных огней постепенно превращается в свет утренней зари над мирными селами.

– Я вам не верю, – сказал он негромко.

Отец Виссарион с сожалением развел руками:

– Воля ваша. Однако, все сказанное нами, – правда.

– Не понимаю смысла игры, которую вы ведете со мною, господа. Скажу откровенно: я огорчен и разочарован. Это очень непривычно для меня. А привык я, господа, добиваться поставленной цели. Чего бы это ни стоило. Прежде всего я намерен получить действительно достоверную информацию. И я ее получу!

Какое-то непонятное выражение появилось в глазах Ганецкого:

– Теперь кто-то из нас должен спросить: «А каким же образом?» Я уже спросил. Продолжайте, Василий Васильевич. И позвольте выразить вам свое разочарование и сочувствие.

Василий Васильевич напрягся в своем кресле, хлопнул в ладоши и бросил быстрый взгляд на полковника. С самого начала встречи тот сидел, скрестив руки на груди и опустив глаза.

Полковник вздохнул и нехотя разлепил губы:

– Зря, Василий Васильевич.

Створки широкой двери распахнулись и в зал неспешно вошла группа крепких парней в серых костюмах.

Хозяин тяжело высвободился из своего кресла:

– Надеюсь, что следующий раунд наших переговоров будет более конструктивным, господа. А теперь прошу меня простить – дела!

Он поклонился и сделал знак рукой:

– Этих – вниз. Разместить по одному. И Доктора сюда с его чемоданчиком.

Парни подскочили к поднявшимся гостям и попытались схватить их. Это было похоже на пантомиму или бесконтактный массаж. Многочисленные руки хаотично и бестолково скользили на некотором расстоянии от тел, словно желая ощупать, огладить, но никак не решаясь прикоснуться.

Василий Васильевич оторопело замер. Полковник вышел из своей медитации и следил за происходящим во все глаза. Ганецкий стоял подбоченясь и наблюдал, как его с обеих сторон обхаживают, отчаянно размахивая руками, два настойчивых молодца. Вокруг могучей фигуры Ивана Ильича кружил ритуальный хоровод. Казалось, это дикари воздают почести своему идолу и вот-вот повергнутся ниц перед ним. Отец Виссарион сокрушенно качал головой, когда крепыш, который с разбегу пытался повалить его ударом плеча, останавливался в полете и обрушивался на пол.

– Отставить! – заорал полковник и вполголоса добавил: – Идиоты…

Гвардейцы Василия Васильевича прекратили бесплодные попытки и сбились в злую сопящую стайку. Полковник плюнул и молча направился к выходу.

Отец Виссарион переглянулся со своими спутниками и те кивнули. За их спинами вспыхнула радуга. Хозяин и его свита замерли.

Ганецкий поднял руку:

– И, тем не менее, уважаемый Василий Васильевич, предложение о взаимовыгодном сотрудничестве остается в силе.

Уважаемый Василий Васильевич, овладевая собой, молча кивнул. Глаза его смотрели за спины гостей. В радужном вырезе был виден склон горы, по которому к петляющей реке спускались сады в яблоневом и вишневом цвету. На маленьком речном затоне весело плескались дети, а луг с достоинством пересекала череда пятнистых коров.

– Вот он, наш мир, прямо перед вами. Любой может попробовать войти в него.

С этими словами Ганецкий поклонился и шагнул под радугу. Отец Виссарион и могучий Иван Ильич последовали за ним.

Василий Васильевич приблизился к радуге, остановился и протянул вперед руку. Он знал, что почувствует преграду и почему-то нисколько не удивился этому. Его «архаровцы» робко попытались повторить опыт хозяина. Незримая броня надежно защищала мир радуги. Они молча стояли и смотрели, как три фигуры не оглядываясь бредут по зеленому лугу. А потом залитый летним солнцем мир погас и перед их глазами вновь оказалась глухая стена в позолоченной лепнине.

8

Петрович отставил в сторону рубанок, стряхнул с себя завитки золотистой стружки и прислушался. Сидящий на одном из новеньких стульев черный пушистый кот перестал вылизывать себя и выжидательно уставился на хозяина. Под покровом огромной липы мерно гудели пчелы, а из-за угла хатки доносились певучие призывы хозяйки, кормящей кур. Петрович вышел из-под навеса мастерской на маленький дворик, с которого открывался вид на реку в зарослях верболоза, луга и поросшие лесом холмы. Он прикрыл глаза козырьком ладони и осмотрелся.

– Шо там таке, Андрию? Спивае, га? – спросила подошедшая сзади жена.

– Не пойму я – наче не спивае, а тильки голос пробуе. Та ще й не одна и не дви, вроде. Як ото цилый хор, когда готовится перед концертом, понимаешь. Николы й не чув такого – а ты шо скажешь, Галю?

Галина Николаевна переложила в другую руку решето, из которого кормила кур, и пожала плечами:

– Шо я тоби можу сказаты, Петровичу, когда сама глуха на это дело! Може, ты ще послухай трохи, а там и до Перепелихи чи до Гната сходы посоветоватысь – га?

Сергей сидел в саду под вишней, держа на коленях фанерный планшет с прикрепленным листом ватмана. Он щурился от дыма забытой во рту сигареты и уверенными движениями карандаша наносил на бумагу общие контуры будущего храма. Временами он останавливался, уставясь на сплетение стремительных и округлых линий и мерно покачиваясь. Потом карандаш занимал место во рту, по соседству с сигаретой, и по бумаге сердито порхала резинка. Затем все повторялось опять.

В беседке поодаль Ольга занималась с младшей группой детского хора. Последние звуки песни затихли, и Сергей поневоле прислушался. Высокий голос Ольги дал настройку на другую тональность, и дети запели о том, что «маленькой елочке холодно зимой». Сергей улыбнулся и выронил изо рта и карандаш, и сигарету. Спохватившись, он вскочил и стал стряхивать пепел с груди и колен.

Песня оборвалась.

– А они тоже собираются петь, как мы, я их слышу!

Сергей узнал голос Леночки.

– Кто «они», доча? – спросила Ольга.

– Я не знаю, мама. Я раньше их никогда не слышала.

– А я тоже сейчас их услышал, честное слово!

– И я! У них там тоже такой хор, как и у нас!

– Они, наверное, тоже репетируют, да?

– И голоса у них очень красивые и очень добрые.

Ольга внимательно окинула взглядом своих питомцев:

– Зайцы, а откуда вы слышите эти голоса?

– Оттуда!

– И оттуда!

– Нет, они там, там!

Дети вскочили и оживленно стали указывать руками в разные стороны.

Ольга посмотрела на Сергея, улыбнулась и пожала плечами. Сергей перевел взгляд на лист. Ряды арок, похожих на радуги, вырастали одна из другой, соединяясь в едином порыве ввысь.

***

– Смотрите, смотрите! Что это?

Прохожие останавливались и оборачивались. Вдоль тротуара стояла маленькая радуга. Пожилая женщина охнула и опустилась на мокрые ступени магазина, едва не выпустив из рук пакет с крупой. Падал и тут же таял снег, а из-под радужной дуги било яркое летнее солнце и зеленый луг в цветах ромашки начинался сразу у тротуарного бордюра.

– Слушай, Вика, это же оно! Мы же только вчера с тобой про это на ЮТубе ролик видели! А ты говорила, что фигня это все!

– Это та самая радуга, мне рассказывали! А я думал, что все это байки!

– Люди! Это правда!

– Эй, не напирайте! Хотите туда – ну так идите себе, я посторонюсь!

– А ну, потрогай, Бодя, не ссы!

– Себя за это дело потрогай, блин!

В глазах сидящей на ступенях пожилой женщины медленно загорелся какой-то свет. Она поднялась на ноги и двинулась вперед, как будто ничего не видя перед собою. Толпа машинально расступалась перед ней. Она шагнула с раскисшего тротуара на траву и пошла вперед, продолжая бережно прижимать к груди пакетик.

–Так! Ща заценим! – сказал обладатель цветущей физиономии и кожаной куртки на меху. Он бесцеремонно раздвинул людей и, по-бычьи наклонив голову, решительно двинулся вперед. «Ща-заценить» не получилось. Налетев с размаху на невидимую преграду, он потерял равновесие и со смачным звуком сел обширной задницей в снежную «кашу» на асфальте.

Молодая женщина остановила детскую коляску и зачем-то вынула оттуда младенца в теплом комбинезоне. Потом резво перепрыгнула через ноги сидящего в изумлении кожаного крепыша и побежала по лугу, поминутно оглядываясь назад.

В Крещатом парке, точно под серой металлической Аркой Дружбы Народов, стояла радуга. Под нею вместо вида на Днепр открывалось желтое море подсолнухов, расступившееся по обе стороны прямой дороги. Впереди по ней уже шли люди.

Мужчина и женщина зачем-то сбросили с себя мокрые куртки у входа и, обняв детей, тоже ступили на полевую дорогу. Вслед за ними потянулась длинная вереница инвалидных колясок. Сидящие в них люди напряженно смотрели вперед и спешно крутили руками колеса. Вокруг растерянно метались несколько человек в милицейской форме. В толпе раздавались невнятные выкрики.

На ступенях у входа в здание Администрации стоял пан Президент под двумя зонтиками, которые с обеих сторон держали над его головой истуканы в черных плащах. Перед ним стоял ряд микрофонов на стойках и несколько видеокамер, прикрытых прозрачной пленкой.

Излучая уверенность при помощи властных поворотов головы и энергичных жестов ладони, Президент нес какую-то околесицу о великой исторической миссии Украины, ее богоизбранном и «спивучем» народе и о великом шансе, который выпал на долю «славных нащадкив козацького роду». Временами он срывался и грозил карами небесными анонимным врагам, которые хотят разорвать на части единую и неделимую Украину, вырвать у ее народа завоеванную в тяжких «вызвольных змаганнях» незалежность и призывал всех «ще тиснише згуртуватысь навколо свого Президента».

– Ага! – громко и глумливо раздалось из толпы. – Вставай, холоп, на защиту господского добра! Грудью, бля…

Рядом с главным входом в здание Администрации Президента Украины полыхнуло – и в радужном вырезе заплескалось солнце на широкой глади озера. Дуга песчаного пляжа уходила в тень раскидистых лип, под которыми поблескивали свежей желтизной сосновые срубы коттеджей.

Толпа колыхнулась и отхлынула от своего Президента. Воинственно топая берцами, набежала когорта при шлемах и щитах и попыталась создать заслон перед радугой.

Президент растерянно кричал в микрофон о предательстве неньки-Украины, о суде истории и проклятиях потомков. Его никто не слушал.

– Дайте нам хоч питы вид вас з Богом, колы житы нэ даетэ, паскуды! – кричал, раздувая жилы на старческой шее дядько сельского вида. – Скильки можна знущатысь над нами? Скильки можна травыты нас? Та вже посып нас усих з литакив якоюсь отравою, шоб мы уси повыздыхалы! А то тильки заважае вам той народ! А вам уже всэ лышиться – и зэмли наши, и хаты и лахмиття сыритське! Може, хоч тоди нажеретеся та вдавитеся!

– Дайте нам возможность просто жить! Наконец-то вам для этого ничего не надо делать! Все уже сделали за вас!

– Отпустите людей!

– Мы хотим просто жить!

Оцепление дрогнуло и распалось. Людской поток хлынул под радугу. На ступенях у главного входа в здание Администрации Президента уже никого не было.

Несколько «беркутов» вдруг с грохотом бросили свои щиты на землю, сорвали с головы шлемы, повернулись и пошли вместе со всеми в сторону вечного лета.

На Софиевской площади кипел митинг.

Бронзовый Богдан Хмельницкий указывал булавой в направлении радуги, стоящей поодаль. Нескончаемый людской поток вливался в нее. Кто нес с собой и толкал на тележках нехитрый скарб; кто, напротив, бросал на сторону какие-то вещи и бумаги.

Полковник открыл окно, выходящее на площадь. Холодный ветер швырнул в лицо мокрым снегом.

– Украина – для украинцив! – вещал стоящий в кузове грузовичка пан в малиновом кунтуше и при бутафорской сабле на боку. – Бог почув наши молитвы – нарешти забираються геть уси москали, жиды и манкурты!

– Геть! Ганьба! Слава Украини! Запануемо на своий вильний земли!– воинственно вторило ему окружение, ряженное опереточными запорожцами.

– Бог в помощь, ребята! – отзывались со стороны. – Наконец-то выясните, какая же это сволочь без конца срала в шаровары славным украинцам!

На другом конце площади ухоженный господин кричал в мегафон:

– Бегство – это не выход! Таким образом не построить хорошую жизнь!

– Для вас?

– А мы попробуем, как это оно – жить без глистов и клопов! Авось, привыкнем!

Полковник закурил и стал смотреть вдаль, словно не замечая ни ветра, ни снега в комнате.

На Владимирской и Андреевском спуске тоже ярко вспыхнуло.

Портал за порталом открывался по всему Киеву.

По всей Украине.

Полковник проснулся среди ночи. В который раз он подошел к окну и стал задумчиво смотреть на город. По-прежнему горели огни рекламы и по улицам двигались машины. Хозяева жизни и правильные потребители стирального порошка остались наслаждаться своим счастьем.

Рядом с темной глыбой памятника по-прежнему стояла радуга. Людей возле нее не было. Полковник стал одеваться.

Ветер гонял по площади старые фотографии и шевелил страницами брошенных документов. Полковник с тяжелым сердцем медленно подошел к радуге. Затем решительно протянул руку и наклонился вперед, почти зная, что ощутит заслуженную преграду.

Он потерял равновесие и провалился под радугу. Ноги его по инерции сделали несколько быстрых шагов по ночному лугу. Полковник посмотрел на огни близкого села, потом поднял лицо к звездному небу. Затем он упал на колени и глухо зарыдал.

9

– Максим, ты забыл о воздушной перспективе! – сказала Леночка менторским тоном.

Максим отложил кисточку и обернулся:

– Что ты имеешь в виду?

Леночка подошла к этюднику брата и указала черенком кисти:

– Вот смотри: это у тебя ближний план, это – второй, а это – третий. У тебя же выглядит так, как будто все планы находятся на одном расстоянии. Видишь – вон та гора дальше, зелень на ней кажется голубоватой. А лес на горизонте вообще голубой и почти прозрачный. Понимаешь?

Максим несколько раз перевел взгляд со своей работы на вид, который открывался со склона горы.

– Понимаешь? – повторила Леночка.

Максим открыл рот, собираясь ответить. Затем замер, прислушиваясь к чему-то.

– Нас зовут.

– Ага. Вперед?

Они взялись за руки и переглянулись.

Затем подпрыгнули и взлетели над лесной поляной.

***