Текст книги "Я не могу без тебя"

Автор книги: Гийом Мюссо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Часть первая
Под небом Парижа

2–
Великий вор

Бывает, что одним людям человек нравится по каким-то причинам, а другие за то же самое его ненавидят.

Рассел Бэнкс

Париж, левый берег Сены

29 июля

3 часа ночи

Париж растворился в прохладе светлой ночи середины лета. По крыше музея Орсэ, прячась за колоннами, пробиралась украдкой чья-то тень, стараясь избегать мест, освещенных лунным светом. Арчибальд Маклейн в облегающем темном комбинезоне привязал хитрым узлом веревку к страховочному поясу, стянутому у него на талии, поправил шерстяную черную шапочку, надвинутую на глаза. Только они и выдавали его присутствие, поблескивая в темноте на фоне измазанного черной ваксой лица. Грабитель застегнул «молнию» на рюкзаке и посмотрел вниз, на город, распростертый у его ног. С крыши знаменитого музея открывался впечатляющий вид на шедевры архитектуры правого берега: огромный величественный Лувр с многочисленными скульптурами и колоннами вдоль дворцовых стен, воздушный купол базилики Сакре-Кёр, роскошный дворец Гран-Пале, большое извилистое кольцо садов Тюильри и зеленый с золотым орнаментом свод Опера-Гарнье. Ночью столица утрачивает временные ориентиры и кажется сказочной, феерической. Этот Париж походил на средневековый город, рожденный воображением Арсена Люпена, Париж эпохи «Призрака Оперы».

Арчибальд натянул перчатки со специальным покрытием против скольжения, как у альпинистов, расслабил мышцы и сбросил веревку вдоль каменной стены. На сей раз игра обещала быть непростой и рискованной. Но это только добавляло ей прелести.

Полицейский

– Да он с ума сошел!

Прячась в машине, капитан полиции Мартен Бомон в бинокль наблюдал из засады за тем, за кем вот уже три года ходил буквально по пятам. Это был самый знаменитый похититель картин в современной истории – Арчибальд Маклейн.

Нервы молодого сыщика были напряжены до предела. Этой ночью он собирался арестовать злостного, выдающегося преступника, такая удача может выпасть на долю полицейского только раз в жизни. Как же он ждал этого момента, тысячу раз проигрывая в уме сцену задержания. Как бы ему сейчас завидовал весь Интерпол, не говоря уж о частных детективах, нанятых миллионерами, которых Арчибальд в свое время ограбил.

Мартен отрегулировал бинокль, чтобы четче видеть картинку, и напряг зрение, вглядываясь в темноту. Наконец тень Арчибальда попала в поле, освещенное лунным светом. Мартен, чувствуя, как колотится в груди сердце, наблюдал, как вор спустил веревку с крыши и заскользил по ней вниз, вдоль каменной стены здания, по направлению к одному из двух громадных циферблатов, обращенных в сторону Сены. На мгновение полицейскому показалось, будто он различает черты лица своей жертвы. Однако Арчибальд был слишком далеко и спускался по веревке к нему спиной. К тому же не следовало и рассчитывать на подобную удачу, ведь за двадцать пять лет его воровской карьеры ни одному полицейскому так и не довелось видеть Арчибальда Маклейна в лицо…

Арчибальд замер на фоне стеклянного циферблата часов, излучавших слабое свечение. Перед этой махиной, семи метров в диаметре, трудно было не чувствовать гнет быстротечного времени. Понимая, что в любой момент его могут заметить со стороны, он все равно обернулся и посмотрел вниз. На набережной все было спокойно, хоть и не безлюдно: проезжали такси, прогуливались ночные прохожие, кто-то просто бродил по ночным улицам, кто-то спешил домой.

Не торопясь, но и не делая лишних движений, грабитель уперся ногой в каменный выступ, опоясывающий часы по периметру, отстегнул от пояса стеклорез с алмазным наконечником. Быстро и уверенно он нарисовал на стекле циферблата круг внутри цифры шесть, по контуру латунной арматуры, которая ее опоясывала. Как он и предполагал, алмаз поцарапал стекло, повторяя круг шестерки. Арчибальд прикрепил в центр окружности пневматическую присоску с тремя насадками. Потом взял в руки алюминиевый цилиндр, по длине и по форме похожий на рукоятку карманного фонарика, и ловко и уверенно прокатал несколько раз поверх линии на стекле, оставленной алмазным резцом. Воспользовавшись настоящим лазерным лучом, Арчибальд провел по наметившемуся контуру, что позволило ему сделать надрез тонкий и глубокий. Трещина распространилась вглубь по намеченному царапиной следу. Как только стекло стало поддаваться, Арчибальд надавил на ручку присоски. От одного прикосновения массивный кусок стекла свободно отошел, без треска, как по маслу, и плавно лег на пол с внутренней стороны, за циферблатом, освободив ему, таким образом, круглый проход с острым, как у гильотины, краем. С ловкостью акробата Арчибальд проскользнул внутрь через отверстие, открывшее ему доступ в один из прекраснейших музеев мира. У него в запасе было всего тридцать секунд до того, как взвоет сирена.

Прильнув лицом к стеклу автомобиля, Мартен не верил своим глазам: Арчибальду удалось легко проникнуть в музей, правда, несколько театральным способом, но зато почти мгновенно и без шума. Вот-вот должна была сработать сигнализация. В прошлом году, после попытки кражи, система безопасности в музее Орсэ была серьезнейшим образом усилена. Тогда шайке подвыпивших типов удалось проникнуть в музей, взломав запасный выход. Несколько минут пьянчуги гуляли по галереям, пока их не задержали. Не теряя времени даром, они успели оторвать от стены знаменитую картину Моне «Мост в Аржантее».

Тогда было много шума. Министр культуры считал недопустимым факт, что пробраться в Орсэ можно так же легко, как залезть на чужую мельницу. В результате все недостатки выявили и ликвидировали. В качестве сотрудника отдела по борьбе с нелегальным вывозом культурных ценностей Мартен Бомон был привлечен к работе. Ему поручили составить перечень возможных мест проникновения в музей и обеспечить их надежную защиту. Теоретически знаменитые галереи, где находились полотна великих импрессионистов, с тех пор стали недоступны для грабителей.

Но сейчас-то почему эта сирена, черт бы ее побрал, все еще молчит?

Арчибальд очутился на одном из столиков кафетерия «Кафе дез Отёр», располагавшегося на верхнем этаже музея, как раз напротив внутренней части стеклянных часов, рядом с музейными залами, где выставлялись картины импрессионистов. Грабитель посмотрел на наручные часы – еще двадцать пять секунд. Он тихо спрыгнул на пол, пересек холл кафетерия и поднялся на несколько ступенек по лестнице, ведущей в залы. Длинные пучки инфракрасных лучей образовывали невидимую сеть, покрывавшую пространство коридоров и экспозиционных залов в радиусе действия до пятидесяти метров. Но он знал, где искать, и быстро обнаружил коробку системы сигнализации, отвинтил защитную крышку и подсоединил к проводам свой миниатюрный ноутбук, размером чуть толще, чем айпод. На экране с головокружительной быстротой замелькали зеленые цифры. Тут же на потолке включились обе камеры, снабженные детекторами, реагирующими на тепловое излучение. Осталось десять секунд…

Не выдержав, Мартен вышел из машины и потянулся так, что хрустнули суставы. Четыре часа он провел в засаде, и у него свело ноги. Мартен отвык от этой работы. Когда он начинал, ему приходилось ночи напролет дежурить в невообразимых условиях: то в багажнике автомобиля, то в мусорном баке или распластавшись в ложных перекрытиях между стенами. Неожиданно подул ветер. Мартен передернулся от холода и застегнул кожаную куртку. Тело покрылось гусиной кожей, что, впрочем, в эту теплую летнюю ночь не вызвало неприятных ощущений. С тех пор как Мартен стал работать в отделе, он не испытывал подобного возбуждения. Выброс адреналина последний раз случился с ним лет пять назад, когда он вкалывал в отделе по борьбе с наркотиками. Собачья работа, по правде говоря, трудный период жизни, под которым Мартен был рад подвести черту. Нынешняя должность нравилась больше, особенно потому, что позволяла совмещать его любовь к прекрасному и профессиональную занятость в полиции.

Во Франции таких счастливчиков было не более трех десятков, кого приняли в Высшую школу при Лувре на курс дополнительного профессионального обучения. По окончании Мартен стал профессионалом в данной области. Отныне он проводил расследования в благородной тишине музейных интерьеров, в торжественной обстановке аукционов, общаясь чаще с антикварами и коллекционерами, чем с наркодилерами и насильниками, хотя в душе все равно оставался сыщиком, который отлично знает свое дело. В год во Франции происходит около трех тысяч краж произведений искусства. «Охотники за культурными ценностями» слетаются в страну, как мухи на сладкое, а их доходы уже сопоставимы с доходами от продажи оружия и с оборотом наркобаронов.

Мартен презирал хулиганов, разоряющих деревенские церкви, посягающих на чаши для церковных пожертвований, разбивающих статуи ангелов и изваяния Пресвятой Девы; питал отвращение к вандалам, портящим скульптуры в парках. Ему были противны грабители, работающие по наводке завистливых коллекционеров или нечестных антикваров. Вопреки расхожему мнению, похитители предметов искусства вовсе не благородные одиночки. Чаще всего они действуют в сговоре с бандитами и являются частью сети организованной преступности, действующей по суровым законам криминального мира, занимаясь, в том числе, вывозом и перепродажей похищенных шедевров.

Опершись на капот своей старенькой «Ауди», Мартен закурил сигарету, не отрывая взгляда от фасада музея Орсэ. В бинокль он хорошо видел зияющую дыру на стеклянном циферблате. Сигнализация пока не сработала, но он-то точно знал, что еще несколько секунд, и оглушительный вой сирен разорвет тишину ночи.

Три секунды.

Две секунды.

Одна секун…

Вздох облегчения невольно вырвался из груди и улыбка коснулась уголков губ, когда Арчибальд увидел, как на экране мини-компьютера застыли шесть цифр, и мелькание прекратилось. Потом нужная комбинация замигала, дезактивируя работу детекторов движения. Все шло по плану, как он и рассчитывал. Вероятно, когда-нибудь наступит день, и он совершит роковую ошибку. В тот день это станет его последней кражей. Но не сейчас, не в эту ночь. Теперь путь свободен, можно начинать представление.

3–
Собрат по одиночеству

Есть два типа людей. Одни живут, играют и умирают. И есть другие, которые только тем и занимаются, что пытаются сохранить равновесие, и так до конца жизни. Есть актеры. И есть канатоходцы.

Максанс Фермин

Мартен закурил еще сигарету, так и не сумев унять нервную дрожь. На сей раз что-то не сработало. Вот уже минута, как сирена должна была громыхать на весь квартал. Впрочем, в глубине души он не испытывал большого огорчения. Может, он даже в тайне надеялся на подобный поворот событий: схватить Арчибальда в одиночку, без помощи охраны и полицейских, управиться своими силами, так сказать, обойтись без посторонних?

Мартен знал, что очень многие коллеги восхищаются «подвигами» Арчибальда, и каждый считал бы для себя большой удачей участвовать в его поимке. Стоит признать, что Маклейн – необычный вор. Последние двадцать пять лет он частенько выставлял в глупом свете полицию многих стран, а у музейных работников от одного его имени на лбу выступает холодный пот. Любитель театральных эффектов, Маклейн возвел криминальное преступление, то есть кражу со взломом, чем, по сути, и занимался, в ранг искусства. Оригинальность задумки и виртуозность исполнения каждого из его дел служили тому доказательством. Он никогда не прибегал к насилию, ни разу не стрелял из пистолета и не пролил ни единой капли крови. Единственным оружием Арчибальда являлись хитрость и дерзость. Ничто его не останавливает, он без колебаний грабит людей, с которыми другие предпочли бы не связываться. Среди его «клиентов» – русский олигарх Олег Мордгоров, связанный с мафией, и наркобарон Карлос Ортега. Ему, видимо, наплевать, что потом приходится скрываться от русской мафии, он готов навлечь на свою голову неприятности и покруче – например, месть южноамериканских картелей. Мартена доводили до бешенства комментарии в прессе о проделках Арчибальда. Журналисты сделали из него чуть ли не героя. Если судить по их репортажам, он был скорее артистом, нежели преступником.

Странно, но в полиции о нем почти ничего не знали: не было сведений ни о его национальности, ни о возрасте, даже следы ДНК не хранились в базе. Этот человек никогда не оставлял следов. Даже на камерах видеонаблюдения редко появлялась его фигура, а если можно было различить черты лица, то они менялись, настолько он владел искусством перевоплощения. Агентство безопасности напрасно обещало большие суммы тому, кто сообщит сведения, необходимые для его поимки, в результате удалось собрать лишь кое-какие отдельные свидетельства. Арчибальд, как хамелеон, легко менял внешний облик и был способен превращаться в кого угодно. У него, судя по всему, не имелось сообщников среди скупщиков краденого или кого-либо из преступного мира. Напрашивался вывод о том, что Арчибальд работал в одиночку, на себя самого.

В отличие от своих коллег и от журналистов Мартен не поддался мистическому очарованию преступника. Для него Маклейн, несмотря на ореол гения преступного мира, так и остался грабителем.

К тому же Мартен не считал похищение произведений искусства банальным воровством. И дело тут не в рыночной стоимости. Любое художественное творение в его глазах являлось священным предметом, исполняя высокую миссию передачи культурного наследия от поколения к поколению. Таким образом, кража произведения искусства, на его взгляд, являлась тяжким преступлением против основных ценностей человеческой цивилизации.

И тот, кто занимался подобным, не заслуживал никакого снисхождения.

Арчибальд ступал тихо, как в церкви, стараясь не выдать своего присутствия: в музее царило спокойствие. Он вошел в экспозиционный зал с благоговейным трепетом. Ночью музейные помещения погружаются в особую атмосферу, изумрудно-зеленое свечение с оттенком синего кобальта придает им сходство со старинным замком, населенным привидениями. Арчибальд позволил себе погрузиться в таинственную обстановку. Он всегда думал, что по ночам музеи могут позволить себе вздохнуть спокойно, утомившись за день от туристов, восторженных возгласов и фотовспышек. Стремясь насладиться искусством, не занимаемся ли мы порчей произведений искусства, не покушаемся ли на их первозданную чистоту? Ведь подобная эксплуатация может закончиться тем, что мы потеряем их навсегда! За год живописное полотно поглощает столько же света, сколько в былые времена накопилось бы за пятьдесят лет. В результате, выставленные для многочисленных просмотров, они теряют блеск, расточают свою жизненную силу, в конце концов медленно умирают.

Арчибальд зашел в первый зал, посвященный Полю Сезанну. За двадцать лет своей криминальной карьеры он посетил дюжину музеев, держал в руках великие шедевры, однако каждый раз испытывал сильное волнение, восхищение до дрожи в руках перед гением мастера. В этом зале выставлялись несколько из самых известных: «Купальщики», «Игроки в карты», «Гора Святой Виктории»…

Грабителю потребовалось усилие, чтобы отвлечься от восхищенного созерцания. Он вытащил из-за пояса тонкий титановый стержень и отвинтил деревянную панель, отделяющую галерею от следующей.

Арчибальд пришел в этот раз не за Полем Сезанном…

Мартен раздавил окурок сигареты о подошву ботинка и сел в машину. Пока не наступил момент обнаружить свое присутствие. Он хорошо усвоил за десять лет службы в криминальной полиции одну важную вещь: даже гениальный преступник рано или поздно допускает ошибку. Такова уж людская природа: лишняя самоуверенность притупляет осторожность, а это, в свою очередь, приводит к ошибке, пусть незначительной, но достаточной, чтобы попасться. За последнее время Арчибальд осуществил ряд блестящих ограблений, которых в мире искусства раньше не предпринимал никто: среди похищенных им шедевров – «Танец» Матисса из Эрмитажа в Санкт-Петербурге, бесценный манускрипт партитуры симфонии Моцарта в Нью-Йорке, божественная скульптура обнаженной работы Модильяни из лондонского музея… Три месяца назад один русский миллиардер, Иван Волынский, после выходных, проведенных на своей яхте в компании друзей, был неприятно удивлен, обнаружив по возвращении, что у него украдена знаменитая картина Джексона Поллока «Номер 666», приобретенная на аукционе «Сотби» почти за девяносто миллионов долларов. Кража, как поговаривали, взбесила олигарха особенно потому, что картину он купил специально для своей новой подружки.

Мартен зажег лампочку в салоне и достал из кармана записную книжку с информацией о последних кражах.

Совпадений было слишком много, чтобы предположить случайность: похоже на почерк «серийного убийцы». Арчибальд Маклейн не случайно выбирал объекты, не хватал что попадется под руку, а следовал определенному modus operandi [2]2
  Способ действия (лат.).


[Закрыть]. Может, хотел таким образом выразить свое почтение. Видимо, он планировал похищение в зависимости от даты смерти художника, которого почитал. Потрясающее тщеславие или просто желание поиздеваться над полицией и дать повод для очередной легенды. Каждый раз на месте преступления Маклейн оставлял визитную карточку, украшенную орнаментом в виде созвездия Южного Креста. Странный тип, оригинальный.

Вычислив его принцип, Мартен перепроверил все донесения Интерпола, но ни в одном из них не обнаружил намека на данную закономерность. Похоже, он – единственный в мире сыщик, которому удалось установить закономерность между датой похищения произведения и датой смерти его автора! Молодому полицейскому было неловко заявлять об этом открытии и признаваться, таким образом, в своем превосходстве. Он не сообщил об этом даже своему начальнику, полковнику Луазо. Мартен предпочел сохранить свои предположения в тайне, чтобы иметь возможность действовать самостоятельно, на собственный страх и риск. Гордыня? Конечно, но и свойство характера. Мартен по натуре был одиночкой, в командной работе не блистал. В полной мере его таланты раскрывались, когда он мог себе позволить работать в индивидуальной манере и действовать по своему усмотрению. Этим вечером Мартен собирался поступить именно так и принести в отдел голову Арчибальда на тарелочке с голубой каемочкой. Как обычно, полковник Луазо и его коллеги не преминули бы записать подвиг Мартена себе в заслугу, но ему было безразлично. Он ведь стал полицейским не ради славы и наград.

Мартен опустил стекло старенькой «Ауди». Ночной воздух наэлектризован, пропитан зловещими предзнаменованиями, полон обманчивых надежд. Там, где-то высоко, за окнами фасада музея Орсэ, можно разглядеть огромные роскошные люстры, следы былого величия. Мартен посмотрел на часы – «Омега спидмастер», коллекционные, между прочим, – подарок бывшей подружки, давно исчезнувшей из его жизни.

Наступило 29 июля, годовщина смерти Винсента Ван Гога.

– Поздравляю, Винсент, – просто, по-приятельски произнес Арчибальд, заходя в следующий зал, где размещались знаменитые картины художника: «Сиеста», «Портрет доктора Гаше», «Церковь в Овер-сюр-Уаз».

Он прошел немного вперед и остановился перед самым известным автопортретом мастера. От картины исходило необъяснимое сияние, рядом с ней даже чувствовалась вибрация пространства, в полумраке зала ее бирюзовые краски и серый цвет полыни с зеленоватым отливом слабо переливались. Из деревянной с позолотой рамы Ван Гог не мигая, искоса смотрел на вора. В его неподвижном взгляде было нечто волнующее – казалось, он пристально следит за ним и одновременно хочет отвести глаза. Резкими мазками обозначены суровые черты изможденного лица, в основном скрытого, как языками пламени, оранжевой шевелюрой и бородкой огненного цвета, а на заднем фоне, за его спиной, витиевато клубится какой-то арабский орнамент.

Арчибальд внимательно всматривался в полотно. Ван Гог, как Рембрандт и Пикассо, часто рисовал свои портреты: наверное, ему нравилось использовать себя как натурщика. В своей неповторимой манере на каждом из этих полотен художник пытался найти свою индивидуальность, и так вплоть до помешательства. Всего им написано свыше сорока автопортретов, и каждый – безжалостное зеркало, отражающее этапы того, как он постепенно сходил с ума. Данный портрет знаменит тем, что Винсенту он нравился больше, чем другие. Возможно, потому, что он писал его в приюте Сен-Реми-де-Прованс, где лечился в психиатрической клинике, в один из наиболее плодотворных периодов своей жизни, но также и наиболее печальных, примерно за год до самоубийства. Растроганный Арчибальд почувствовал волнение и боль, глядя на искаженное страданием лицо художника. Этой ночью с портрета на похитителя смотрел его собрат по одиночеству. Маклейн мог бы похитить картину еще лет десять назад. Но тогда он решил отложить кражу до той поры, когда достигнет апогея в своей воровской карьере.

Этажом ниже раздался шум шагов, но Арчибальд не мог оторвать взгляда от картины голландца, чей гений, по сути, восторжествовал над его душевной болезнью. Словно загипнотизированный, он смотрел ему в лицо. Размышления о судьбе Ван Гога при взгляде на автопортрет навели его на мысли о собственной жизни и судьбе, на вопросы, на которые он сам искал ответа. Кем он был на самом деле? Принимал ли он верные решения в переломные моменты жизни? Чему мог бы посвятить себя на закате дней? И, что особенно важно, найдет ли он в себе смелость сделать шаг навстречу ЕЙ – единственной настоящей женщине в его жизни, чтобы попросить у нее прощения?

– Ну так что, Винсент, пойдем? – спросил Маклейн.

Ему показалось, будто в глазах Ван Гога сверкнула искорка. Разумеется, то была игра света, но он принял ее как знак согласия.

– Ладно, давай снимем тебя отсюда. Будет немного трясти, но это нестрашно! – предупредил он, собираясь вынуть картину из рамы.

В этот момент сработала сирена, и оглушающее завывание раздалось во всех залах музея.

Сирена ревела так громко, что была слышна даже на улице. Мартен был уже наготове и ждал сигнала, чтобы приступить к действиям. Он схватил из «бардачка» служебный пистолет и выскочил из машины на тротуар. Полуавтоматический пистолет «зиг-зауэр» с недавних пор был положен каждому полицейскому в жандармерии и в полиции во Франции. Он проверил магазин на пятнадцать зарядов, положил его в кобуру.

Хоть бы не пришлось им воспользоваться…

Мартен отвык от стрельбы, ему не хватало тренировки. С тех пор как попал в отдел, он не произвел ни одного выстрела, а вот когда работал в отделе по наркотикам, регулярно приходилось пользоваться оружием.

Мартен пересек две полосы проезжой части, чтобы занять позицию у стен музея, на улице Лежьон-д’Оннёр, расположенной перпендикулярно набережной Сены. Улица была пустынна, только двое бездомных спали, завернувшись в спальные мешки, рядом со входом в метро. Молодой сыщик спрятался за колонной и возобновил наблюдение. В бинокль он сразу заметил еще одну веревку, спущенную вдоль стены музея до балконов второго этажа, и почувствовал учащенное биение собственного сердца.

Поторопись, Арчи. Я уже на месте. Я тебя жду.

Как только Арчибальд снял картину со стены, с двух сторон зала молниеносно опустились решетки безопасности, отрезав пути к бегству. Во всех крупных музеях мира теперь действуют подобные системы: вместо того чтобы изобретать новые способы, как защитить от злоумышленников входы в здание, используют дополнительные меры в виде прочных стальных решеток, которые блокируют вора в помещении и не дают сбежать.

За несколько минут охранники обследовали верхние этажи музея.

– Он там, в зале тридцать четыре! – крикнул шеф охраны, проходя по коридору, ведущему к галереям.

Не теряя хладнокровия, Арчибальд надел на лицо респираторную маску, на глаза – очки с тонкими синеватыми стеклами и достал из рюкзака то, с помощью чего собирался ускользнуть. Патруль быстро приближался, преодолевая на полной скорости залы с картинами импрессионистов. Как только охранники ввалились в зал № 34 и очутились перед стальной решеткой, они сразу заметили на паркете три гранаты с сорванным предохранителем. От неожиданности охранники застыли на месте, не зная, как действовать дальше. Гранаты издали звук, похожий на выхлоп, и из них стал выделяться газ фиолетового цвета. Помещение наполнилось густым едким дымом с противным запахом горелого пластика.

– Гад, он нас всех тут хочет отравить! – крикнул начальник охраны, отступая назад.

Не заставили себя ждать детекторы, реагирующие на задымление, и сирена пожарной тревоги внесла свой шумный вклад во всеобщий хаос. Следующим номером программы стали железные жалюзи, автоматически опустившиеся на картины, защищая их от потопа, незамедлительно последовавшего после объявления пожарной тревоги, как только температура в зале повысилась до опасного значения.

На экранах прямого слежения в комиссариате Седьмого округа получали цифровую картинку, транслируемую с камер видеонаблюдения, установленных в музее Орсэ. Система телебезопасности, связывающая музей с комиссариатом, срабатывала иногда по ошибке, но на сей раз сомнений в серьезности угрозы не оставалось, и три полицейские машины ринулись, включив сигнал тревоги, к знаменитому музею на левом берегу Сены.

– Понять не могу, какую игру он затеял, – пробурчал начальник охраны, зажав нос платком, чтобы не дышать ядовитым дымом. Он схватил рацию и отдал приказ на пост охраны: – Пошлите ребят на нижние лестницы. Мы не должны упустить его из виду!

За стальной решеткой начальник охраны заметил в дыму лишь неясную тень, перемещающуюся по залу с полотнами Ван Гога. Пока дым не заполнил зал и прилегающие коридоры, через очки с инфракрасными линзами он мог хоть что-то различать. У него не было опасений, что грабитель может улизнуть: сквозь пелену он видел, что стальная решетка с противоположной стороны зала опустилась, как и положено, преградив ему путь к отступлению. «Полицейским останется лишь надеть на него наручники, как только мы разблокируем выход», – думал он, ни о чем не подозревая.

Он не мог видеть, что решетка опустилась не до самого пола, оставив зазор сантиметров на пятьдесят, поскольку мешал титановый стержень…

Тонкие губы Арчибальда скривились в едва заметной улыбке, пока он пролезал под стальной решеткой, прежде чем покинуть музей по тому же маршруту, как он туда попал. Вся операция заняла не более пяти минут. Этого времени было вполне достаточно, чтобы снять со стены бесценную картину.