Текст книги "Месси. Гений футбола"

Автор книги: Гильем Балаге

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 49 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

Глава 3
Чемпион

Это землетрясение. Где? В Ла-Плате, Аргентина. Вы уверены? Очень похоже. Именно так это событие было зарегистрировано в Отделе сейсмографической информации департамента погоды в Астрономической обсерватории Ла-Платы. Подтверждено. Землетрясение. Зарегистрирован толчок силой больше шести баллов по шкале Рихтера.

Это было 5 апреля 1992 года. Футбольный матч шел полным ходом. Гол сотряс землю в прямом смысле этого слова.

В целом это была такая же игра, как и любая другая на поле «Estudiantes» в Ла-Плате. В этом не было ничего особенно незабываемого. Это была обычная местная игра: стычки и соперничество достигли своего пика, но это не было, конечно, соревнованием за чемпионство в Лиге или матчем за какой-то титул – всего лишь седьмые выходные турнира Clausura.

Игра превратилась в тяжелое физическое соперничество. На 54-й минуте игры уругвайский крайний нападающий Хосе Пердомо вот-вот должен был заработать прозвище, которое приклеилось к нему на долгие годы. Пробивали штрафной удар против команды хозяев поля «Estudiantes». Пердомо поставил мяч, сосредоточившись на воротах, находившихся приблизительно в 35 метрах от него. Марсело Йомо, вратарь, приготовился защищать свою шестиметровую площадку.

Пердомо двинулся вперед, нацелившись и собрав всю силу, которую смог в себе найти.

Вратарь мог только наблюдать, когда мяч пролетел, как ракета, точно внутри правой стойки.

Гоооол!!!!

На трибунах тысячи болельщиков «Gimnasia» поднялись, как один, и завопили с такой радостью и страстью, что их крик буквально встряхнул Ла-Плату. Такого никогда не происходило прежде, и, наверное, никогда не произойдет снова нигде в мире.

113-я игра между этими двумя командами закончилась победой гостей благодаря единственному голу, забитому Пердомо, получившему после этого прозвище «Землетрясение».

Футбол порождает страсть везде, где пускает свои корни, но в Аргентине он буквально переворачивает землю. Почему так? Как и везде, футбол отражает состояние общества, но в Аргентине это, кажется, отражение в кривом зеркале: все, от энтузиазма до легенды, умножается и преломляется. В этом есть привлекательность и… опасность.

Комментатор по внешней политике и экономике, Энрико Уденио в своей книге La Hipocresia Argentina (2008) рисует весьма пессимистическую картину. Он говорит: «Аргентина – это невротическое общество, в котором жители чувствуют себя нереализованными и вынужденными действовать самым самоубийственным образом. Это общество, которое в прошлом жаждало величия, но в действительности оказалось неспособным удовлетворить свои основные потребности, такие как жилье, еда, здоровье, образование и безопасность, вплоть до самых возвышенных требований, особенно духовных и интеллектуальных устремлений своих членов». Именно здесь таятся корни этой чрезмерной, болезненной страсти.

«Это – общество, члены которого не только не способны достичь благополучия, но и постоянно испытывают ощущение угрозы, – продолжает Уденио. – Подобная ситуация создает хронический стресс, признаки которого обычно проявляются в форме усталости, чувстве бессилия, депрессии, бессонницы и отказа реагировать на раздражители. Это – общество, которое рождает мечты и, когда они не реализуются, смотрит вокруг и ищет, на кого можно возложить за это вину. Аргентинцы очень быстро находят виноватых в застое – «дьявольские фигуры», – как называет их Уденио, – это разочарование и неудовлетворенность, которые превращаются в «психологическую иррациональность» и стремление видеть все в черно-белых тонах вместе с «акцентуированным эмоциональным принуждением». Это помогает вознести некоторых представителей этого общества на уровень богов с той же самой скоростью и легкостью, как и превратить их в демонов», – завершает этот автор итальянского происхождения, который с детства жил в Латинской Америке.

Испанский философ Хосе Ортега-и-Гассет видел то же самое сто лет назад: «Аргентинец – лихорадочный идеалист: представляет свою жизнь такой, какой она в действительности не является, проводит жизнь в поисках своего идеала. По сути, аргентинец – это то, каким он себя воображает».

Сначала все начиналось очень хорошо: богатые земли, изобилие, цель долгого пути иммигрантов. «Эльдрадо половины Европы», – как сказал писатель Маркос Агуинис в своем эссе «Ужасное наслаждение быть аргентинцем» (El Atroz Encanto de Ser Argentinos). Пятьдесят лет назад это все еще была одна из самых богатых стран в мире, породившая множество художников, ученых, политических деятелей и писателей.

Но по мере того, как Аргентина все дальше дрейфовала от своего «великого предназначения», которое почти скрылось за горизонтом, футбол стал сосредоточием всех надежд разочарованной страны. «Я думаю, что мы – страна, которая полагала себя предназначенной для великих свершений, больших успехов, но что-то пошло не так, как надо», – размышляет писатель Эдуардо Сакери, по роману которого «La pregunta de sus ojos» был поставлен фильм «Тайна их глаз», получивший премию «Оскар». «Нам очень трудно примириться с этим. Мы оказались не предназначенными для величия, но, тем не менее, мы отлично играем в футбол – поразительно хорошо. Помните, что нас не так уж и много. Мы говорим, что в Бразилии фантастически играют в футбол, но там живет 190 миллионов человек, а в Аргентине нас – максимум 40 миллионов, но мы все еще можем быть популярными и держаться как одна из лучших футбольных команд в мире».

Но эта чрезвычайная страсть к футболу означает, что аргентинцы ослеплены не только успехами (полагая, что они наконец достигли Земли обетованной), но также и поражениями. Они полагают, что все хорошее и плохое происходит исключительно с ними. «Наша «неизбежность величия» является чистой выдумкой. Бог не аргентинец, и нет смысла утверждать, что Аргентина – лучшее место в мире… По крайней мере, теперь мы можем смеяться над собой, что было далеко не всегда, особенно, когда мы были заперты в узких рамках национализма», – настаивает Маркос Агуинис.

«Аргентина лежала в руинах в течение полутора поколений, и мы до сих пор не достигли дна, – утверждает Лилиана Грабин. – Когда вы не можете чувствовать себя аргентинцем по какой-то причине и начинаете терять ощущение принадлежности своей стране, вы принимаете любую идею, которая дает надежду. Футбол дает нам ощущение самодостаточности, которое позволяет нам чувствовать себя прочно стоящими на земле. Вы говорите «Я аргентинец», и слышите: «Марадона», а теперь еще и «Месси» и «Папа Римский». Да, это – Аргентина».

Как ни странно, двое из недавних беженцев из Аргентины стали двумя самыми известными людьми в мире: Папа Римский Фрэнсис и Лео Месси. Королева Нидерландов Максима – еще один пример выходца из Аргентины, хотя и на другом уровне. Есть много аргентинцев по рождению, умерших за границей и достигнувших международной известности: Че Гевара, Хосе де Сан-Мартин, Хорхе Луис Борхес, Хулио Кортасар, Карлос Гардель. Лилиана объясняет: «Казалось, что вы можете полнее ощущать себя аргентинцем, живя за пределами страны, а не внутри ее. Те из нас, кто живет здесь, вынуждены принимать как данность мрачные факты о коррупции и разочарование от того, что люди больше не поют государственный гимн. Те, кто уезжает, уносят с собой идеал родины и чувство патриотизма, которое легче поддерживать вдали от страны».

Но всегда футбол – замена официальной религии. Серому миру низких экономических показателей, безработицы, неверия и общего разочарования футбол придает цвет, украшает жизнь людей. В стране, терпящей неудачу практически в каждой области, только футбол еженедельно обеспечивает положительные результаты. Как комментирует Серхио Левински: «Многие заходят настолько далеко, что готовы утверждать: государственный герб следует заменить аргентинской футболкой, потому что она более точно отображает то, чем является Аргентина, чем все прочее вместе взятое. Это единственная область, в которой мы побеждаем».

При этом футбол – прекрасная питательная среда для расстройства, неосуществленных мечтаний, источник демонов, богов и всей гаммы человеческих эмоций – хороших и плохих. Сакери добавляет: «В стране, где нас приучили, что каждый сам по себе практически всегда, где процветает пылкий индивидуализм, национальная сборная – единственное, что нас объединяет, потому что даже аргентинец, ставший папой римским, оказался неспособным нас объединить. После его избрания мы начали драться не на жизнь, а на смерть, выясняя, был он хорошим человеком или плохим».

Что поставлено на карту в аргентинском матче: принципы, гордость, мировосприятие или просто некие преимущества и титулы? «Футбол всегда дает любому парню из бедного района право иметь то, что было отобрано у него еще в колыбели: гордость». В этом убежден футбольный тренер и интеллектуал Анхель Каппа: «В футболе я могу стать кем-то в самом глубинном смысле этого слова. Я обретаю чувство собственного достоинства и уважение людей. В пригородах тому, кто лучше всего играет в футбол, обеспечено самое глубокое уважение. Какие еще у него есть средства не только стать известным, но заявить о себе как о личности? Только мяч. Умение хорошо играть имеет огромное значение».

Игра на поле идет не только ради очков, но еще и ради возможности обрести чувство собственной значимости, завоевать восхищение окружающих. Практически все мужское население и большой процент женщин играют или вовлечены в организацию подобных соревнований. «В пригороде человек, который не играет в футбол, – редкость. Игра служит отправной точкой для формирования всех жизненных правил, – продолжает Каппа. – Футбол учит, как быть храбрым, чтобы победить страх перед поражением, перед неудачей, перед потерей мяча. Он также учит поддерживать баланс между успехом и поражением, потому что вы знаете, что порой совершенно глупая малость может означать различие между успехом и поражением. В результате вы становитесь мудрее. В глубине души вы понимаете, что можете преуспеть в игре или проиграть, потому что иногда вы удачно бьете по мячу и он ударяет в штангу, а в другой раз вы промахиваетесь по мячу, а он все равно попадает в ворота. По-моему, это очень важно. Но, прежде всего, речь идет об уважении».

Ныне, как и повсюду, аргентинский футболист стал наемным работником, парнем, имеющим хорошую работу. «После массированной индустриализации шестидесятых «фабричная этика» перешла в футбол, затмив чистую радость игры, и разрушила это чувство гордости, о котором мы говорили ранее, – анализирует Каппа. – В итоге мы создаем стандартных игроков, как на поточной линии. В целом, футболист, произведенный подобным образом, зарабатывает все больше денег, поскольку владельцы крупных капиталов быстро ухватились за футбол как за бизнес-нишу – спортивная одежда, телевидение, радио и т. д. В результате двадцатилетние парни вроде Рональдо Насарио и Рауля превратились в унылую молодежь с кучей денег».

Помимо того, что аргентинский футболист стал наемным рабочим, он, как уже говорилось, снова оказался эмигрантом: между 2009 и 2010 годом Аргентина «экспортировала» около 1800 футболистов, в то время как Бразилия – 1440. «Очень хорошие, хорошие и просто средние – все уезжают, – добавляет Анхель Каппа. – По сути все уезжают. А здесь, в Аргентине, играют только те, кто собирается уехать, и те, кто возвратился в конце своей карьеры».

Хороший футболист уезжает, а поклонники, страдающие от огорчения шесть дней в неделю, остаются и позволяют себе унестись на волне страсти на стадионе… именно так и возникают землетрясения! Это – футбол в Аргентине. Сакери резюмирует это в виде двух сценариев. «Для меня футбол имеет два лица. С одной стороны, это то, что мы называем campito [мини-поле] – кусок бесплодной пустоши без ворот, где дети собираются поиграть в футбол. Обычно это поле располагается довольно далеко от города. Другой вариант – группа людей, беснующаяся на трибунах, – так мы здесь смотрим футбол. Нам трудно усидеть на своем месте… Я иду со своим сыном, чтобы посмотреть за игрой, и я, человек взрослый, говорю: «Давай лучше сядем и посмотрим игру». Но я не могу это сделать, потому что сын говорит мне: «Нет, давай пойдем туда, откуда плохо видно, где палит и слепит солнце, где нас будут толкать в течение всей игры, но где мы будем кричать и скакать вместе со всеми остальными». Это форма непрерывного коллективного обсуждения, когда кто-то отпускает комментарий, кто-то другой его высмеивает, а еще кто-то огрызается. А потом вы мудро анализируете матч с типом, которого даже разглядеть не можете, потому что он стоит на две ступеньки позади вас, и вы не можете даже обернуться и посмотреть на него».

Танго, вернувшееся наконец в мир танца, несмотря на то что сегодня не столь популярно, как несколько десятилетий назад, многое говорит о том, что значит быть аргентинцем. «Оно выражает негодование, страх, печаль и лукавство», – объясняет Маркос Агинис. Действительно ли это в генах у аргентинцев? И существует ли специфический «аргентинский ген»? Проявляется ли он в футболе? Как в противном случае объяснить, что трое из лучших игроков в истории футбола, ставшие символами эпохи, – Альфредо Ди Стефано, Марадона и Месси – были аргентинцами? Да, сюда следует включить Ди Стефано. Те, кто его не знает, должны послушать разговор Хорхе Вальдано с Кларин: «Он руководил игрой и был тем, кто нарушил все правила своего времени. Он был режиссером: королем замка, разрушающим устои, сильным, невероятно талантливым. Он не был типичным аргентинским футболистом своей эпохи. Его талант был необычным».

Эти трое родились в стране с населением меньшим, чем у многих других чемпионов мира (Бразилия, Англия, Франция, Испания, Германия, Италия). Возможно, дело в том, что они играют на улицах или на ухабистых полях: «Техника улучшается на хороших полях, не на плохих», – говорит бывший игрок «Реал Мадрида» Сантьяго Солари. Возможно, дело в том, что в Аргентине делается больший акцент на силу игрока и навыки дриблинга в обход коллективной игре. Играют ли и чувствуют футбол в других странах так же, как в Аргентине? Анхель Каппа любит определять аргентинского футболиста как носителя исторических генов. «Были, – я говорю именно «были», а не «есть» – фундаментальные понятия, которые вы впитываете, слушая, смотря, еще до того, как начинаете ходить. И еще есть скромность, которая обязывает вас стремиться к совершенству. Скажем иначе: если я не могу сделать что-то сам, если у меня нет умения или таланта, то, по крайней мере, я могу передать мяч своему товарищу. Хулиганы никогда не были самыми уважаемыми людьми – ими обычно были те, кто лучше всех умел играть в футбол».

Каппа и другие тренеры верят, что все меняется и что теперь, когда победа завоевана, все будет хорошо. Возможно, это новая мантра, возможно, новый ген. Но есть и нечто неизменное, сколько бы времени ни прошло. «Аргентинский футболист – это личность с высоким чувством собственного достоинства, которое помогает ему добиваться превосходных успехов даже в самые трудные времена, – объясняет заслуженный тренер. – То, что очень плохо для жизни, может быть очень полезным в соревновании – я имею в виду тот факт, что аргентинские футболисты уверены, что они намного лучше, чем это есть на самом деле».

А стиль? Существует ли аргентинский стиль игры? В 1912 году Standard – одна из трех англоязычных газет, выходивших в Буэнос-Айресе, – с удивлением отметила, что футбол и регби, импортированные с Британских островов, были приняты в Аргентине с большим энтузиазмом. Характер молодых уроженцев страны описывали как «неистовый и импульсивный». Англичане настаивали, что главное в этих видах спорта действовать в духе «честной игры», и повсюду пропагандировали этот идеал, стремясь привить аргентинцам правила «джентльменского поведения». Переизбыток эмоций следовало поставить под контроль.

Но, как и в любой другой стране мира, где футбол стал народной игрой, местное население сделало все по-своему. В Аргентине движущей силой нового вида спорта стали испанские и итальянские иммигранты, которые вместе с местными креолами, выходцами из центрального района страны – Буэнос-Айреса – были полны решимости дистанцироваться от британцев. У этих «новых аргентинцев» росло ощущение национального самосознания, они стремились играть в понравившуюся им игру по своим правилам. Они плевали на «честную игру». Когда вы покинули свою страну, чтобы начать новую жизнь в чужом государстве, вы хотите преуспеть. Вы хотите победить. Учтивость – это для тех, кто наслаждается роскошью досуга и привилегиями. Аргентинская игра была мотивирована желанием победить. Это чувство вело иммигрантов в их ежедневной борьбе за выживание.

Антрополог Эдуардо Аркетти в своей книге «Место рождения аргентинского спорта» El potrero, la pista y el ring: Las patrias del deporto argentino (2001) (примерный перевод «Пастбище, площадка и ринг: место рождения аргентинского спорта») описал захватывающие взаимоотношения между футболом и танго, способствовавшие развитию аргентинской мужественности. Первое признание аргентинских футболистов в двадцатом веке совпало с расцветом танго как музыкального направления и эротического танца, чьи сложные хореографические движения помогли идентифицировать его с аргентинским культурным потенциалом. Точно так же аргентинский футбол постепенно начал отвергать британскую сосредоточенность на физической силе и порядке, вместо этого перенося акцент на креольские качества проворства и виртуозности движения – особенно в дриблинге, или, как его еще здесь называют, gambeta. Дриблинг – это обман противника, а у аргентинцев, нравится им это или нет, обман является частью культуры.

Международные достижения национальной команды (бегуны на Олимпийских играх 1928 года и на чемпионате мира 1930 года), а также европейский турнир «Юниор Бока» в 1925 году закрепили славу виртуозности аргентинцев в глазах европейцев и сделали дриблинг, пас и удар характерными элементами их стиля игры. Европейцы, как можно прочитать в El Gráfico, были убеждены, что аргентинцы «играли в футбол, как будто сочиняли мелодию». Позже, в 1940-х, команда «Ривер Плейт» породила понимание силы коллективной игры: внезапно оказалось, что красоту можно согласовывать.

Альфредо Ди Стефано играл в этой команде в качестве замены Адольфо Педернеры. «Белокурая стрела» (так он был известен в Испании) распространял свой стиль игры повсюду, куда бы ни направлялся как в качестве игрока, так и в качестве тренера. Сидя на скамье в «Espanyol» и устав наблюдать за мячом, пролетающим над головами игроков, он остановил тренировку. «Из чего сделан мяч?» – спросил он молодых игроков. «Из кожи», – ответили ему. «А чью вы берете кожу?» «Коровы», – сказали они. «А что ест корова?» – «Траву». На что Ди Стефано заявил: «Ну что ж… тогда играйте на траве!» Аргентинский футбол родился и развился в сельской местности, на пастбищах. На неровных кусках почвы рядом с постройками дети изучали искусство владения мячом и копировали приемы своих спортивных кумиров. Говорили даже, что точно так же бразильцы изучали свое мастерство удара и навыки владения мячом, играя босиком на песке, так что пустоши Аргентины стали хорошим учебным полигоном для обучения дриблингу и навыкам обвода противников, которые впоследствии станут исключительно аргентинским приемом.

Все это создает путь – «la Nuestra», как его называют. Наш Путь.

И так же, как Аргентина породила несколько самых великих футболистов в мире, включая Месси, так она манит их обратно, не только в географическом смысле, но и в духовном. Аргентинского футболиста, часто иммигранта, постоянно терзает потребность вернуться домой, дистанцироваться от давления профессионального футбола. «Я выслушала многих футболистов первого дивизиона, которые говорят: позор, что им не позволяют выйти и играть на неухоженных полях, – говорит Лилиана Грабин. – Им необходимо выбраться из города, потому что там почти не осталось подходящих мест. Многие люди советуют им не делать этого, потому что какой-нибудь «герой дня» может внезапно захотеть прославиться тем, что играл с известным игроком. Раз – и ноги сломаны! – говорят они. Но притяжение земли сильнее их, просто непреодолимо. Они выезжают из своего небольшого городка, чувствуют запах земли и не могут ему противиться. Они начинают играть с другом, с которым выросли, с тем, кто остался в пригороде. Для них это – возвращение к корням».

Анхель Каппа в своей изумительной книге «Близость футбола» (La intimidad del fubol) рассказывает, как однажды Рене Хаусман, звезда «Huracan Сесара» Луиса Менотти, исчез из тренировочного лагеря за день до игры. Тренер не мог поверить в это. Наконец до него дошло, что могло случиться. Менотти попросил своего помощника Пончини отвезти его на бедную виллу Хаузмана – «Бахо Бельграно». Когда они прибыли, то увидели людей, играющих в футбол, как это обычно бывает в конце недели. Хаузмана среди них не было. Облегченно вздохнув, Менотти уже думал о возвращении в отель, как вдруг его внимание привлек человек, сидевший на скамье. Это был Хаусман. «Что ты здесь делаешь?» – спросил тренер. Хаусман ответил: «Разве вы не видите, как играет одиннадцатый номер!» Этот неизвестный крайний нападающий занял место звезды в самой важной игре недели.

Существует масса примеров этого врожденного понимания ценности футбола для аргентинской души. «Ньюэллс» – всего лишь один из них. Клуб постепенно реорганизуется, после смены правления в 2008 году и при увеличении общественной поддержки все идет просто отлично. Они недавно выиграли Torneo Final 2013 года. Однако финансовые ограничения по-прежнему препятствуют развитию клуба. Лео Месси пожертвовал 22 000€ на улучшение Комплекса Мальвинас, где играет молодежь. Еще он оплатил спортзал для основного состава в спортивном городке в предместьях Росарио, и этим закладывает основу для своего возможного возвращения в дальнейшем.

Это – анонимное действие, о котором мало кто знает, но есть многие другие, менее известные люди, которые продолжают тратить свое время и талант на улучшение спортивных комплексов. Для игроков низших дивизионов был построен новый пансион, и доктор Шварцштайн взял на себя обязанность собрать часть денег для покупки самого необходимого: 40 матрасов по 50€ за штуку. Недавно основной состав организовал лотерею для болельщиков, в которой победители будут играть против профессионалов, использовать вместе с ними раздевалки и в течение одного дня жить жизнью футболиста. Собранные деньги помогли построить спортивный зал для младшего состава клуба.

Футбол в Аргентине – жизнь, а жизнь – футбол. И это объясняет, почему на самой вершине огромной пирамиды, состоящей из футболистов любого возраста и уровня, чиновников, тренеров и комментаторов, вы видите имена Ди Стефано, Марадоны и Месси. «Лео не мог родиться в Сирии», – сказал Сесар Луис Менотти. Без Ди Стефано (или Чарро Морено и Марио Кемпеса) никогда не возник бы Марадона. Без Марадоны у нас не было бы того Месси, которого мы знаем.

Таков Лео. Квинтэссенция аргентинских генов.

Журналист: Как вы отреагировали, когда Аргентину убрали из последнего чемпионата мира? [2002].

Месси: Я был здесь, в Барселоне. Я смотрел на игру команды низшего дивизиона вместе с другими парнями. Я плохо воспринял это – как и вся остальная Аргентина. А при этом окружающие меня ребята веселились.

Журналист: Вы сохранили спокойствие или ссорились с ними? Вы не похожи на драчуна.

Месси: Нет, нет. Игра закончилась, и я пошел домой… обычно я оставался там на весь день, но в тот день я пошел домой.

(Интервью из аргентинского документального фильма «Неприметное досье»).

Поражение вашей страны ощущается еще болезненнее, когда вы находитесь вдали от нее. Маленькая драма иммигранта заключается в том, что когда он находится вдали от дома и что-то в его жизни идет хорошо, то его триумф не особенно интересен тем, кто живет рядом с ним. Иммигранту-футболисту нравится возвращаться на родину, – только там можно ощутить, что он действительно преуспевает. Вернувшись домой в Лас-Эрас во время своего первого отпуска после заключения контракта с «Барселоной» и после дебюта в команде основного состава, едва ли кто-либо в Росарио особенно интересовался Лео. Это произошло намного позже, несколько лет спустя – учителя, организаторы, товарищи по команде, все начали вспоминать его почти как божественное явление в ореоле света, которое изменило всю их жизнь. «Я видел его, я трогал его, я был там», – это многое говорит об этих людях, равно как и о Месси, который приехал туда много позже.

В Аргентине футболистов различают по договорным отношениям, которые они имеют с клубом: во-первых, поклонники очень ценят тех, кто сумел завоевать какие-то титулы и провел больше времени дома. То же происходит во всем мире. Но второй тип – нечто очень аргентинское: вы – герой, если вас продали играть в основной состав. Третий тип – почти предатели: те, кто уезжает, даже не играя в первом дивизионе. Это даже больше, чем измена, поклонники толком никогда не принимают их как одного из своего круга. Месси никогда не переставал быть аргентинцем.

Испания сражалась за то, чтобы заставить его носить красную футболку.

Тренер «Юниоров» Алекс Гарсия упомянул в разговоре с испанским специалистом по набору футболистов Хинесом Менендесом, что у него есть превосходный мальчик, который пока не играл за свою страну. Хинес пошел посмотреть на него. Лео произвел на него сильное впечатление еще во время испанского чемпионата, когда Хинес подошел к нему: «Вы не хотите пойти к нам? Если вам не позвонят из Аргентины, вспомните о нас». Турнир «до 17 лет» должен был проходить в Финляндии, и в испанской команде были такие игроки, как, например, Давид Сильва и Сеск. «Вы приедете?» – спросили Лео и его отца. Лео на тот момент провел в Барселоне два года.

«Нет, спасибо», – ответили оба.

Лео никогда не играл за Испанию. Месси – аргентинец из Росарио, он – «Leproso». Но после этого предложения от Менендеса прошло несколько месяцев, прежде чем ему впервые позвонил член Федерации футбола Аргентины (AFA) и год – прежде чем он получил первое официальное приглашение войти в аргентинскую сборную. AFA потребовал присутствия «Лионеля Мечи» (так было написано) в тренировочном лагере в середине июня 2004 года. «Барселона» сказала, что они будут рады освободить его, но не сразу, потому что должны принимать участие в чемпионате «Copa del Rey Youth Cup».

До его отъезда в Буэнос-Айрес на первые сборы национальной молодежной команды произошла серия встреч, совпадений и странных недоразумений, прежде чем Испания оставила свои попытки убедить мальчика присоединиться к «La Roja».

Клаудио Вивас, помощник Марсело Бьелсы с командой Аргентины и «Athletic Bilbao», также был родом из Росарио и знал семью Месси еще до того, как Лео начал играть в фубтол. Его отец, Хосе Вивас, основал футбольную Академию «Ньюэллса». Родриго Месси блистал рядом с Себастьяном Домингесом (Negro), который потом вышел на международный уровень. Клаудио начал свою карьеру тренера, работая с молодежными командами «Ньюэллса». В клубе в команде 1987 был «карлик», о котором все говорили, и молодой тренер отправился в Мальвинас, чтобы посмотреть на игру, в которой принимала участие восходящая звезда. «Наблюдать за ним было настоящее удовольствие», – говорит сегодня Вивас.

Шли годы, Марсело Бьелса позвонил Вивасу и попросил его поддержать в начинаниях с национальной сборной. Возобновив контракт с AFA в 2002 году, оба были намерены в октябре, во время тура по Европе, поговорить со всеми игроками международного уровня, на которых они рассчитывали. Марсело хотел объяснить им, почему он возобновил свой контракт и каковы его планы. В Испании он встретился с вратарем «Барселоны» Роберто Бонано и центральным защитником «Espanyol» – Маурисио Почеттино. Клаудио мимоходом спросил их, как дела у Лео Месси. «Он громит всех в молодежных играх, Клаудио», – сказал Бонано. Вивас хотел знать больше. Марсело и его помощник остановились в отеле «Princesa Sofia» неподалеку от «Камп Ноу», и когда об их присутствии стало известно, многие друзья и агенты приехали к ним, чтобы поговорить. Напросился на встречу и джентльмен по имени Хорхе, аргентинец, который работал в офисе Хосепа Марии Мингельи. Вивас встретился с ним, хотя общение поначалу не складывалось: Хорхе был агентом – тем типом людей, которых Биельса обычно старался избегать.

– Есть один аргентинский мальчишка, на которого вы должны посмотреть, – сказал незнакомец.

– Почему это?

– Ну, если вы ничего не сделаете, мальчик будет играть за испанцев в команде «до 17 лет», – настаивал Хорхе с той уверенностью, с которой часто действуют агенты.

– Вы получили какую-либо информацию об этом мальчике?

– Удивительное совпадение, но у меня с собой есть видео.

– Принесите мне заодно пять полных игр.

В этом 12-минутном видео была нарезка лучших моментов игры Месси за «Барселону» против ребят на два года старше, чем он сам. Вивас хотел проанализировать все – хорошие, плохие и нейтральные моменты, его расположение на поле, качество его соперников и его товарищей по команде, был ли он самоотвержен, была ли это кратковременная вспышка или мальчик все время играет подобным образом, что он делает с мячом и что – без мяча. Ему был необходим более обширный материал, и он получил его, когда увидел все игры на пленках, доставленных в отель несколько часов спустя.

Вивас запустил первую ленту. Прошло несколько секунд. «Это… это… да это же карлик из поколения `87, которых раньше тренировал Габриэль!» Хорхе объяснил ему, что испанские скауты были готовы заплатить отцу Лео деньги за игру в национальной сборной, но семья хотела, чтобы мальчик выступал за Аргентину, впрочем, как и он сам. «Скажите отцу, пусть не волнуется, я постараюсь что-нибудь сделать», – предложил Клаудио.

До этого момента Марсело Бьелса понятия не имел о действиях, которые начал предпринимать Вивас, но его помощник почувствовал, что вопрос достаточно важен для того, чтобы поделиться с боссом. «Действуй на свое усмотрение, Клаудио, не трать впустую времени. Просто дай мне посмотреть материалы», – сказал Биельса. Он был удивлен. «Мы не можем потерять этого мальчика», – заключил он.

Из своего барселонского гостиничного номера Вивас позвонил Хуго Токалли, который работал с юниорами аргентинской сборной и тренировал команду ребят «до 17 лет».

– Трудно вывезти этого мальчика. Но когда вы вернетесь в Аргентину, приходите ко мне и возьмите пленки с собой, – сказал ему Токалли.