Текст книги "Расколотый идол"

Автор книги: Гидеон Эйлат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

– Говорю тебе, здесь опасно, – убеждал гостя по хозяин цирка, – Только что тут побывали двое бритых, тебя ищут по всему городу.

– Угрожали? – спросил гость.

– Ну, что ты. Я же теперь не просто ярмарочный жонглер. Я – видная персона. У меня есть деньги, и это – самое главное. Всем плевать, как я ими обзавелся, важно, что они у меня есть. Паквид Губар вовсе не забыл меня, просто теперь он считает, что мы с ним одного поля ягоды. Таких врагов, как я, он отправляет на Серые Равнины только при удобном случае. Слишком уж много нас, что! каждому посылать шайку головорезов. И вдобавок мы начеку – тех двух бандитов я велел обезоружить и связать, прежде чем позволил им раскрыть рты. Так что утро они не осмелились.

– И чего он ко мне прицепился? – задумчиво произнес гость. – Не понимаю.

– А что тут непонятного? – сказал Фефим. – За тобой ведь никто не стоит. Пока тебя прикрывал Пузо, Губар не посмел бы тебя пальцем тронуть, а теперь Пузо сам и интересуется, куда ты запропастился.

– А ты откуда знаешь? – настороженно спросил гость.

– Город у нас не шибко велик, слухам тесно. Мне сказали, что Пузо тебе помогал и рассчитывал на ответную услугу. А ты ответил черной неблагодарностью, то попросту сбежал. Пузо очень обиделся. А когда он на кого-то обижается, этот «кто-то», можно сказать, больше не жилец.

– Да он меня замучил, как клещ на мошонке, – сердито проговорил «восточный торговец». – Каждый день подсылал холуев, они твердили, что скоро от меня потребуется какая-то услуга.

– Да, это на него похоже, – со смехом сказал Фефим. – Если он ради тебя хоть пальцем шевельнул, значит, ты его должник до гробовой доски. Самое неприятное, что он и сам в это верит.

За дверью сидел на корточках красноносый неряшливый старик и внимал с замиранием сердца. Не важно, кто этот незнакомец. Важно, что Фефим, судя по тону, вот-вот согласится ему помочь.

– Ты у меня в руках, – торжествующе подумал Маагр. – Ты – мой шанс оказать услугу Пузу и Паквиду Губару. За это мне дадут денег, и я куплю этот цирк. Паквид и Пузо не откажут, ведь они хорошо помнят славные былые денечки, бои свирепых гладиаторов и любовные оргии на кровавой арене. Им нужен прежний Маагр. Не такой, как сейчас. На худой конец, кто-нибудь из них сам купит цирк, а меня назначит управляющим».

– Ну, ладно.

Маагр услышал, как незнакомец встает, и сам испуганно поднялся.

– Я у тебя время отнял. Извини, Фефим. Ты ведь мне ничего не должен, я просто так зашел, дай, думаю, проведаю знакомoгo. Пойду, пожалуй.

– Постой, – буркнул Фефим. – Сядь. Разве я сказал «нет»?

– Ты сказал, тут опасно. Зачем тебе рисковать?

– Сядь, говорю. И послушай, что я придумал, пока мы тобой языки чесали…

Глава II

«Доносчик, охотник, дичь»

До особняка Губара Маагр добрался почти к полуночи. Сначала он сунулся в старый городской дом, но служанка сказала, что ростовщик отправился в родную резиденцию и намерен провести там дня три, ни меньше, а в город будет приезжать по делам, – если Маагр хочет с ним встретиться, пусть наймет паланкин или повозку, и его отвезут. Надо было внять совету, но Маагр вздумал торговаться с носильщиками паланкинов, а потом с возчиками, и всякий раз цена ему (ему, проматывающему целое состояние!) казалась непомерной. И он побрел пешком, хоть и знал, что завтра, быть может, прокутит с девками больше денег, чем стоит любой из этих возков. Скаредность – это болезнь, размышлял он. Стоит ею обзавестись и потом очень трудно избавиться. И бедных она, как ми странно, одолевает чаще, чем богатых. Хотя, казалось бы, что терять бедняку? Но он дорожит последним грошом, чтобы выронить его через дырку в кармане.

Он дал себе слово не скопидомничать, когда вновь разбогатеет. Цирк всегда покроет любые расходы. Надо на широкую ногу, чтобы каждый день приносил радость. Ведь их, этих деньков, осталось не так уж много. Старик морщился от боли, медленно переставляя варикозные ноги.

Быстро таял день, с востока, с далеких отрогов Кезанкийских гор, дул холодный ветер. Маагр стучал зубами и держался за саднящую поясницу. Кому-то придется заплатить за его муки. Вспомнился мальчишка у входа в цирк, назвавший его сволочью. Старик приподнял верхнюю губу, оскалил редкие и острые, как у ласки, зубы. «Ты еще не знаешь, малыш, какая я сволочь. Погоди, щенок, ты будешь в ногах у меня валяться, умолять о заступничестве… когда я расскажу Пузу о твоем побеге». Пузо ничего не забывает, подумал он. Ни плохого, ни хорошего. Этим он и знаменит.

Дворец нависал над ним во мраке, и холодом дышали его стены, как будто не рады были ночному гостю. На стук Маагра ворота ответили надменным молчанием. Напрасно Маагр вертел головой, высматривая над каменной оградой головы сторожей. «Неужели все спят?» – растерянно подумал старик. Вряд ли. Он знал Паквида Губара. Куда бы ни шел ростовщик, на небольшом отдалении за ним следовала группа вооруженных и бдительных телохранителей. Они ни щ миг не упускали хозяина из виду. И всегда молчали.

«Сторожа здесь, – подумал Маагр. Смотрят на меня. И молчат». Он снова взялся за тяжелое бронзовое кольцо, свисающее из тигриной пасти, и постучал громче. Потом закричал:

– Меня зовут Маагр, я хочу поговорить с Паквидом Губаром. Это очень важно.

– Не кричи, Маагр, и брось оружие, если оно у тебя есть, – негромко сказали ему сзади. Что-то острое кольнуло в затылок, на подбородок легла сильная пятерня.

– Хорошо, хорошо, – сказал Маагр с улыбкой. Он нисколько не испугался. Бдительность – дело святое. – Он двумя пальцами вытянул из ножен кинжал с тонким лезвием и уронил на землю.

Пятерня быстро обшарила его, а потом стражник спросил, дыша в ухо жареным луком:

– Ты хочешь просить денег или отдать долг?

– Ни то, ни другое, – надменно ответил Маагр. – Я…

– Ты похож на оборванца. – В голосе стражника послышался упрек. – Клиенты моего господина – люди солидные. Какие у тебя рекомендации?

– Зачем нужны рекомендации, – вспылил Маагр, – я не собираюсь просить денег в долг? У меня к Паквиду дело совсем иного свойства…

– Я все понял, – перебил любитель жареного лука. – Извини, что задаю лишние вопросы.

С этими словами он повернул Маагра спиной к воротам, отступил на шаг и дал крепкого пинка. Старик с визгом растянулся на краю подъемного моста, едва не свалился в ров.

Пока он садился и тер ушибы, стражник отошел довольно далеко вдоль стены – видимо, ему вменялось в обязанности патрулировать вокруг особняка и спрашивать ночных гостей о цели визита.

«Надо было сказать ему, что хочу просить об отсрочке, платежа», – досадуя на себя, подумал Маагр. И крикнул вслед бритоголовому крепышу:

– Я хочу поговорить о киммерийце по имени Конан.

Слуга Губара резко повернулся кругом, подошел к воротам и ударил бронзовым кольцом два раза слабо и раза погромче.

– Сегодняшний условный стук, – пояснил он Маагру. – Ничего страшного, если ты запомнишь. Завтра он будет совсем другой.

– Я уже третий сон досматривал, – упрекнул Губар, протирая глаза. – А тебе какого демона не спится?

«Переигрываешь, – мысленно сказал ему Маагр. – Ты еще не ложился. У тебя кожа на морде дряблая, нездоровая, если бы спал, обязательно бы пролежни остались. Кого обдурить хочешь? Старого циркача?» Он пожал плечами.

– Я подумал, что завтра утром могу тебя здесь встретить, – сказал он, – а Конан может не дождаться, когда состоится наш разговор.

– Так ты его выследил?

Маагр кивнул.

– Твоя цена? – сухо поинтересовался ростовщик. Маагр назвал свою цену. И Губар, разумеется, счел ее слишком высокой.

– Мы не будем торговаться, – твердо обещал Маагр. – Или мы сейчас ударим по рукам, или я уйду. К Пулу

Сам о том не подозревая, он наступил Губару на больную мозоль.

– Ну допустим, я соглашусь, – моментально уступил ростовщик. Однако он бы не был Паквидом Губаром, если бы не выдвинул встречное условие: – Но половина прибыли от твоего цирка – мне.

– Треть, – проворчал Маагр. – Еще одну треть придется уступить Пузу.

– Боги! – Паквид сокрушенно вздохнул, и на сей раз не притворялся. – Ну, откуда ты, пьянь подзаборная, все знаешь?

Маагр многозначительно усмехнулся. Он бы не сказал, что знает все. Но он о многом догадывался.

– Этот город добром не кончит, – уверенно предрек Губар. – Ладно, твоя взяла. Выкладывай.

– Деньги вперед, – проявил Маагр вполне обоснованную осторожность.

Лишь когда сухие старческие руки прижали к животу тяжелый мешочек золота, Маагр пересказал беседу, которую подслушал в цирке.

– И это все? – Паквид изобразил разочарование. – И за это мне пришлось расстаться с полутысячей золотых монеток?

– Они скоро вернутся, – поспешил его ободрить Маагр. – И каждая приведет ласковую миловидную подружку, а то и двух. Мой цирк – выгодное предприятие.

– Сегодня Конан ушел от двух десятков моих отборных людей, – сказал Паквид, – Он стоял на рынке за прилавком. Мои орлы перекрыли ворота, и Конан оказался в ловушке. Но он все равно сбежал, да еще заколол лучшего фехтовальщика в городе, аквилонского дворянина, который учил моих людей владеть мечом.

– А Конан знал, что твой аквилонец – лучший фехтовальщик в городе? – невинно осведомился Маагр.

– Наверное, он и сейчас об этом не знает, – невозмутимо ответил Паквид, – но дело не в этом. Что рынок, что цирк – никакой разницы. Много народу, много суеты. А наружу выскочить еще проще, чем на рынке, ведь там не стены, а одна видимость. Понимаешь, к чему я клоню? Если даже там будет целая сотня моих людей, у него все равно останется шанс.

Старик ухмыльнулся, нежно поглаживая мешок с лотом.

– Не останется, – сказал он, – если все сделаешь, как я скажу.

Он изложил свой план. Паквид выслушал, не перебивая, а потом удовлетворенно кивнул.

– Похоже на дело. Ладно, рискнем. Да не прижимай ты так деньги, селезенку раздавишь. А она тебе еще пригодится. Не бойся, не отниму. Цирк твой. Только с чего ты взял, что Фефим его тебе уступит?

– Фефим? – Маагр хитро улыбнулся. – А разве я сказал, что собираюсь покупать цирк у Фефима?

– У кого же тогда?

– Конечно, у его наследника.

Паквид хлопнул себя по ляжкам и расхохотался.

– А мне нравится этот шустрый старичок! Ладно, Маагр, если спровадишь Фефима на Серые Равнины, я не буду претендовать на долю прибыли от цирка. Так ты говоришь, он полагает, будто я попытаюсь его прикончить только при удобном случае? Что ж, пожалуй, он прав. Вот и будем считать, что настал удобный случай. Моя доля в прибыли – цена его головы.

Он повернулся к дверному проему и крикнул:

– Слуга!

Появился бритоголовый рослый мужчина средних лет свободной одежде.

– Приготовь для моего гостя комнату, он сегодня заночует здесь. Дай ему все, что попросит. И обязательно хорошего вина. – Он посмотрел на старика. – Ты ведь соскучился по хорошему вину, правда, Маагр?

При жизни это был необычайно крупный и, судя по громадным клыкам и когтям, свирепый экземпляр пещерного медведя. По словам Фефима, он задавил двух звероловов, когда его пытались взять живьем в Кезанкийских юрах. Остальным пришлось его убить, и теперь в его шкуре клоун – рослый, тяжелорукий и кривоногий мужчина – потешает на арене зрителей.

Киммериец заплатил клоуну за вынужденный простой, и тот, кланяясь и бормоча благодарности, удалился в кабак. Теперь Конану предстояло ходить в медвежьей шкуре – не только на арене, но и между представлениями. Надежный человек из служителей цирка будет носить ему пищу и чистить его клетку. Конан несколько дней поживет под звериной личиной, а после, когда поулягутся страсти, найдет себе в городе другую безопасную «берлогу».

Опытный портной потрудился на славу – швы были «совершенно незаметны, остались только три отверстия: под хвостом, чтобы справлять нужду, и на запястьях, чтобы просовывать кисти, ну и, разумеется, смотровое, то бишь грозная зубастая пасть. Довольно сложный механизм позволял раскрывать и закрывать ее, сгибая и разгибая в локте левую руку.

– А ну-ка, порычи, – велел Конану Фефим.

Хлипкие стены комнаты затряслись от дикого, полного первобытной ярости рева.

– Походи на задних лапах.

Конан опустился на четвереньки и, виляя задом, прошелся взад-вперед.

– Потрясающе! – восхитился Фефим. – Да у тебя природный дар! Но все-таки надо немного потренироваться.

«Медведь» встал на задние лапы, растопырил передние и, мотая косматой башкой, с рычанием двинулся на Фефима.

– Ну-ну, полегче, – рассмеялся владелец цирка. – А то укротителей позову.

Мне большое зеркало нужно, – сказал Конан.

– Велю принести. Сегодня вечером тебе на арену, а пока тут побудь. Нет, ну надо же, до чего похож! Еще бы чуть-чуть вжиться в образ и можно настоящего мишку изобразить. Вот был бы номер, а? Чуточку бутафорской крови…

– До вечера вживусь, – уверенно пообещал Конан.

– Ну, это вряд ли потребуется, – улыбнулся Фефим. Ты ведь у нас всего на несколько дней. Хотя… Скажи-ка, ты твердо знаешь, что твое призвание – не цирк?

– Просто я вырос в горах и часто охотился на медведей, – объяснил Конан. – Изучил все их повадки. А иначе бы ноги с голодухи протянул.

Владелец цирка понимающе покивал. Ему явно нравилась идея насчет медведя, неотличимого от настоящего. Он помнил представления Маагра, помнил, какой бурей восторга публика встречала жестокие ристалища людей и зверей. На место нынешнего «косолапого» взять артиста потолковее, природным талантом, как у Конана. Поработать над шкурой, чтобы облегала тело, а не болталась, как на пугале. Ватой, что ли, подбить? Отшлифовать все движения. И пускай «мишка» выступает трижды в день, утром и вечером на арене, а днем в клетке, как украшение зверинца. Будет рычать из-за решетки и кидаться на посетителей, как настоящий. Даже лучше настоящего – ведь это будет его работа.

В дверь постучали. Конан быстро отошел в дальний угол, спрятался за вешалками с цирковыми костюмами Фефим отворил дверь. За ней стоял мальчик в пестром наряде, помощник зазывалы.

– Неприятности, хозяин.

Фефим насторожился. Недаром почуяло его сердце беду как только в цирке появился Конан.

– В чем дело?

– Охотнику нашему ногу сломали. Так что заменить надо номер с медведем. И афишу снимать…

– Постой, – перебил Фефим, – Как это – сломали? Как сломал? За что? И где он сейчас?

– У себя в фургончике валяется, гимнастки ему шины ставят. Говорит, в переулке нищий старикашка милостыни попросил, ну, парнишка наш его и послал куда подальше. А нищий возьми да как тресни его посохом по колену! тут, откуда ни возьмись, целая толпа бродяг. Ободрали е как липку, побили ногами и палками и ушли с песнями. Нога в двух местах сломана, ребро вроде тоже. И насчет черепа у него сомнения.

– Что ж это он, – расстроенно спросил Фефим, – гроши для нищего пожалел? Эх, дурак, дурак!

– Да он бы не пожалел, кабы тот по-человечески попросил. Не в хамской манере.

Фефим тяжко вздохнул.

– Ну вот… Гвоздь программы псу под хвост.

– Так уж сразу и гвоздь, – Мальчик ободряюще улыбнулся. – А ты сам выступи. Тряхни стариной. Хочешь, я постою с яблоком на голове, а ты в него ножики помечешь?

Фефим запустил пальцы в мальчишеский чуб, дружески потеребил.

– Для этого мне упражняться надо каждый день, а не большого господина из себя корчить. Ты лучше вот что сделай… Помнишь, сегодня утром к нам один силач наведывался, спрашивал, нет ли для него какой работенки? Якфик его зовут, он у Маагра гладиатором был, вернее, бойцом с медведями.

– Помню, конечно. Покрутился тут и ушел несолоно хлебавши.

А куда ушел, не знаешь?

– Знаю, конечно. В кабак. Он там вино лакает с Маагром наперегонки. Вспоминает счастливые прежние денечки.

При упоминании о Маагре Фефим недовольно поморщился.

– Много ли Якфик видел тех счастливых деньков? – раздраженно произнес он. – Он ведь у Маагра и недели не прослужил, а со мной не захотел остаться. Скучно, говорит, без риска.

– Ага, помню я тех рисковых, – с ухмылочкой сказал мальчик. – Одного за другим с арены уволакивали. А потом я с совочком приходил, кишки подбирал.

– Якфик вроде не из дураков, – задумчиво проговорил Фефим. – Соображает быстро и на язык боек. Выучит несколько расхожих шуточек, и готов охотник.

– Лютый он, – мрачно сказал мальчик. – Костолом. Все они, гладиаторы, бешеные.

Фефим снова поморщился.

– Жалко номер снимать, – сказал он. – Зови Якфика.

Охотник был под стать зверю – широкоплеч, волосат и грозен. Массивные челюсти выступали далеко вперед, надбровные дуги сходились над переносицей, образуя рельефный вал. Шея, казалось, отсутствовала вовсе. Якфик грузен, но проворен, как кошка, – об этом говорило каждое его движение. Конан сразу понял, что под толстым слоям сала прячется мощная мускулатура.

– Это твой партнер, – сказал ему Фефим. – Ты уж с ним поосторожней,

Якфик угрюмо кивнул и окинул медведя оценивающим взглядом, как мясник осматривает предназначенную к разделке тушу.

– Не забывай ни на миг, что это клоунада, – обеспокоенно добавил Фефим. – На этот раз ставок на твою жизнь не будет.

Якфик снова кивнул.

– Твоя задача публику развеселить.

– Это мы запросто, – обещал Якфик на удивление ясным и бодрым голосом.

– Дубину мы тебе дадим бутафорскую…

Это еще почему? – возмущенно перебил он хозяин цирка.

– На всякий случай.

– Да что ты, Фефим, – обиженно махнул рукой охот ник. – За кого ты меня принимаешь? Бутафорскую дубину публика сразу отличит. Давай я выйду с настоящей, он, – Якфик указал подбородком на Конана, – сразу ее вырвет, мы начнем бороться, и я его одолею. Все будет, как в жизни. Да не бойся ты за него, я же все-таки артист.

– Без году неделя, – проворчал Фефим. Но было видно: ему и самому хочется, чтобы все было, как в жизни. – Ладно, будь по-твоему. Но смотри у меня, если что.

Под нарастающий рокот барабанов исполинский медведь выбежал на арену. Свирепо рыча и мотая головой оставляя позади на песке следы когтистых лап, он двинулся на бесстрашного юношу из дикого горного племени.

– Вы только взгляните на них, почтеннейшая публика! – говорил во весь голос облаченный в черное с золотыми блестками Фефим. – Совсем недавно они решили поохотиться и покинули свои пещеры. Много дней подстерегали они дичь в родных горах, и наконец спустились на равнину и встретились здесь, в этом цирке. Но что это? Кажется, наши дорогие гости совсем не прочь закусить друг дружкой?

Зрители рассмеялись и сразу умолкли. Медведь запрокинул голову и огласил купол душераздирающим рыком, п дикарь, потрясая тяжелой узловатой дубиной, нечленораздельно выкрикнул боевой клич своего племени.

– Ну, зачем же так сердиться? – с упреком произнес Фефим. – Разве нельзя разойтись по-хорошему?

Якфик оскалил зубы и потряс кулаком, медведь вскинулся на дыбы и сразу опустился на четвереньки.

– Вот ведь упрямцы! – Фефим укоризненно покачал головой, – Может, все-таки помиритесь? Я тогда обоим поставлю выпивку, даю слово.

Всем своим видом «упрямцы» демонстрировали неуемную ярость, и наиболее легковерным зрителям уже начало казаться, что на арене – самые настоящие медведь и дикарь.

– А может быть, вы, дражайшая публика, – обратился Фефим к зрителям, – попросите их уладить дело миром?

Цирк ответил гробовым молчанием. Шадизарцы не для того платили за вход по три монеты, чтобы мирить гладиаторов, пусть даже липовых. Тем более, что многие зрители помнили «настоящий цирк» Маагра.

– Понятно, – Фефим сокрушенно вздохнул. – Что ж, видимо здравомыслие должно отступить под натиском первобытных инстинктов, И то сказать: не нам с вами, любезные господа, учить этих детей природы, кого и когда им есть. Пускай победит сильнейший! – торжественно возгласил он, и цирк ответил шквалом аплодисментов.

Медведь снова поднялся на задние лапы и утробно рычал. Якфик с хохотом выставил перед собой дубину

– Я вижу решение по крайней мере половины моих проблем, – обратился он к зрителям. – Большую и толстую шкуру, с которой не страшны любые холода, а под ней – довольно много жилистого, но вполне съедобного мяса.

Медведь двинулся на него, махая страшными лапами.

– Когти тоже пригодятся – сделаю ожерелье для моей возлюбленной.

Зверю эта идея явно не понравилась. Он взревел разинутой пасти потекла слюна. Для этого Конану пришлось раздавить зубами рыбий пузырь, заполненный оливковым маслом.

– А голову подарю шаману племени, – рассуждал прагматичный дикарь. – Взамен он будет отгонять от моего очага злых духов.

На скамейках уже плакали испуганные дети. Взрослые завороженно смотрели. «Сегодня они еще не верят, что медведь настоящий, – подумал Фефим, – но завтра-послезавтра поверят обязательно. Конан – настоящий талант. Где еще такого отыщешь, когда он уйдет?»

– Что ж ты, братец, такой тощий? – осведомился Якфик у медведя. – Кожа да кости. Будь ты пожирнее, я бы натопил медвежьего сала. В наших горах это лучшее средство от всех болезней.

Конан упал на четвереньки и бросился на зубоскала. Тот с хохотом отскочил и перебежал на край арены.

– Тощий, зато проворный! Но не надейся, братец, растолстеть за мой счет.

– Прошу делать ставки! – раздался вдруг визгливый старческий голос. – Два к одному на дикаря!

Фефим оглянулся на кричавшего. Маагр! Ах ты, старый неисправимый прохвост!

– Никаких ставок! – громко заявил он. – У нас приличное заведение.

Но к Маагру уже пробирались между рядами скамеек несколько человек, на ходу доставали из кошельков деньги. Старик азартно сверкал глазами и хихикал, подставляя шапку.

– Господин в третьем ряду, – сказал, глядя на него, Фефим, – немедленно прекратите. Иначе я распоряжусь, чтобы вас вывели.

Маагр будто не слышал. Он вскочил на скамью и затряс над головой шапкой с деньгами, крича: «Ставки! Ставки!» Зрители шумели, к старику подходили все новые люди. Но хватало и тех, кто возмущенно кричал. Фефим тихонько выругался.

Тем временем медведь снова кинулся на охотника. На сой раз тот не отступил, а широко размахнулся дубиной и ударил зверя по лапе. Он бил вполсилы, и все же Конан одна не взвыл от боли; своевременно вспомнил, что ему полагается рычать.

Он приподнял голову и сквозь клыкастую пасть посмотрел на противника. Якфик ухмыльнулся и подмигнул, а затем поманил его свободной рукой. Конан двинулся к нему – на сей раз осторожнее – и получил не менее болезненный удар по левому бедру.

– Ты что, олух? – спросил он, не боясь, что его услышат на зрительских скамейках. – Поосторожнее нельзя?

Якфик осклабился, загукал, завертел дубиной над головой и ринулся в атаку. Конан получил дубиной в грудь, затем охотник метко пнул его в живот и кулаком, точно молотом, саданул по уху. Драться он умел и, судя по всему, любил.

Конан основательно разозлился и следующий натиск встретил ударом лапы наотмашь – разумеется, тыльной стороной ладони, чтобы не поранить противника когтями. От крепкой затрещины тот свалился на песок, но ничуть не образумился, лишь стал вести себя осмотрительнее. Он подставил дубину, словно позволял, как было условлено, вырвать ее, но в последний момент резко ткнул ею вперед, и у Конана свет померк перед глазами от сильного удара по лбу.

Обморок длился всего мгновение, и киммериец даже сумел устоять на ногах, но, придя в себя, обнаружил, что ничего не видит – Якфик в прыжке попал ногой по медвежьему носу, и пасть, она же смотровое отверстие, сдвинулась вбок. Конан ударил по ней лапой, чтобы поправить, и с неуместной досадой подумал, что столь тщательно созданный образ трещит по швам. Теперь даже младенцам ясно, что в шкуре пещерного хищника прячется человек.

– Скотина, – тихо обругал он Якфика.

– Кто скотина? – переспросил тот во весь голос. – Ты кого назвал скотиной, косматое чучело?

Сокрушительный удар по голове поверг Конана на песок арены. Якфик отшвырнул дубину и стал пинать Конана ногами, а потом бросился на него сверху и замолотил громадными, как тыквы, кулачищами. Киммериец не чувствовал боли; сознание быстро покидало его. Собрав последние силы, он успел только раз ткнуть наугад, точно вилами, когтистой лапой и услышал болезненный возглас.

– Да разнимите же их! – раздался испуганный голос какого-то зрителя.

Ставки! Ставки! – заполошно вопил старик в третьем ряду.

– Проклятье! – воскликнул Фефим.

И Конан утонул во мраке.

– Дышит, – с облегчением произнес Фефим. Он поднялся с колен и обвел взглядом взволнованную толпу зрителей и своих людей.

– Посторонних прошу разойтись. – И добавил гром че: – Представление окончено. Это был последний номер. Он поманил пальцем троих служителей. – Надо его перенести ко мне.

Служители кивнули и взялись за дело. Фефим поглядел на Якфика – тот сидел на песке и зажимал окровавленной ладонью пробитую шею. Взгляд его мутнел, было видно, что он вот-вот потеряет сознание.

– Помогите этому дураку! – распорядился Фефим. – Лекаря позовите!

Кто-то из мальчишек бегом бросился за лекарем. Или делец цирка отыскал взглядом Маагра. Старик потрясал шапкой с деньгами и возбужденно подпрыгивал на скамейке.

Фефим стиснул кулаки и поднялся к нему, перешагивая через скамьи,

– Старая свинья! Это ты его подговорил? Маагр расхохотался.

– Тебе понравилось, Фефим? Это был настоящий цирк, правда? Кровь на арене. Смерть на арене. Как в добрые старые времена. Ставки! – выкрикнул он и встряхнул шапку. – Дражайшая публика, ваше удовольствие – наше удовольствие! Делайте ставки!

– Вышвырните вон мерзавца! – кипя от ярости, приказал Фефим. – А если еще раз посмеет сунуться в мой цирк, хорошенько отдубасьте палками. Если даже прикончите, я с удовольствием заплачу штраф в суде.

Двое крепких служителей заломили Маагру руки. Тот брыкался и визгливо хохотал, брызгая слюной.

– Скоро все вернется! – разносился его крик под куполом цирка. – Скоро все вернется!

Словно из-под земли рядом с Фефимом выросли несколько бритоголовых в неброской одежде. Крепкие буковые дубинки обрушились на головы служителей цирка, и те как подкошенные рухнули поперек скамьи. Маагр сразу успокоился и с хрустом покрутил плечами – вправил суставы.

– Что это значит?! – воскликнул Фефим.

Сзади кто-то схватил его за волосы, двое бритоголовых вцепились в руки. Красноносый старше усмехнулся.

– Это значит, мой мальчик, что ты нам оказал неоценимую услугу. Но больше от тебя никаких услуг не потребуется.

«Конан!» – с тревогой подумал хозяин цирка.

Краем глаза он уловил блеск. Из шапки с деньгами вынырнул костлявый и прозрачный, точно вощеным шелком обтянутый, кулак. В нем уже успела согреться рукоятка кинжале с коротким и тонким лезвием.

Глава III

«Медведь, юнга, капитан»

В стальной клетке зашевелился зверь. Медленно поднялся на четыре лапы, пошатнулся, встряхнул косматой головой и взвыл человеческим голосом. Затем выругался. Лапы разъехались, и медведь плюхнулся на живот.

Присные Ахамура, сидевшие вокруг клетки на скамей и просто на земле под фруктовыми и декоративными деревьями, дружно захохотали. Им вторил визгливый, захлебывающийся смех Маагра. Паквид Губар выразил свое весели кривой улыбкой. Только Пузо остался серьезен. Он угрюмо смотрел на клетку, полагая, что радоваться преждевременно.

Из бурых запястий зверя высунулись две загорелые человеческие кисти, схватились за прутья решетки. Рывками перемещая руки вверх, медведь кое-как поднялся на задние лапы. Потом ухватил себя за шкуру на животе, рванул изо всех сил. Затрещали нитки, образовалась широкая прореха, В несколько резких, яростных движений Конан освободился от шкуры и пинком отправил ее в угол.

Люди Пуза – весьма живописное сборище шадизарских бандитов, с малолетства привыкших не страшиться ни зверей, ни людей и почитать лишь закон кулака и ножа, – потешались вовсю. Они сделали свое дело – дождались, когда люди Губара выволокут из цирка клетку с оглушенным «медведем», помогли им отбиться от разъяренных артистов и служителей цирка и перенесли пленника в надежные стены «резиденции» Пуза. Здесь они не боялись ни городской стражи.

(да если на то пошло, они вообще ее не боялись), ни циркачей, жаждущих отомстить за кровь хозяина. Они заслужили выпивку, еду и потеху. Выпивку и еду они уже получили – каждому был выдан вместительный кубок или оплетенная бутыль, и в сад вынесли несколько больших корзин съестного, а потехой будет скорая расправа над отступником, каковым бандиты считали Конана.

Но их главарь строил иные планы. Глядя в перекошенное злостью лицо киммерийца, на огромную лиловую шишку посередине лба, Пузо улыбнулся, как ему самому казачин, дружелюбно и ободряюще.

– Остынь, кипяток, – сказал он, – Здесь тебе не цирк, если так охота корчить из себя пещерное чудовище, зачем было шкуру сбрасывать?

Шайка заржала.

– А у него линька началась, – хихикая, пояснил Маагр. – И к тому же блохи заели.

– Ты, Конан, правда, расслабься, – посоветовал Ахамур еще добродушнее. – Разговор нам с тобой серьезный предстоит. Присядь, успокойся. Может, хочешь горло промочить? – Он щелкнул пальцами. – Вина гостю!

Один из приспешников подскочил к клетке, просунул между прутьями кубок с вином. Он был осторожен, но все-таки не учел тигриной ловкости и стремительности пленника.

Конан наступил ему на предплечье, опустился на корточки, аккуратно, чтобы не разлить вино, забрал кубок у верещавшего от боли бандита и оглушил его ударом огромного кулака по макушке.

Только после этого он последовал совету Пуза – сел и успокоился.

А ты и впрямь шустрый, – удовлетворенно заметил Пузо.

– Хочешь мне что-то предложить, – сообразил Конан. Глотнув вина, он спросил: – Работенку?

– Точно. – Ахамур сузил глаза. – И догадливый.

– Тут любой дурак догадается. Слыхал я, что ты меня ищешь, да решил, посчитаться хочешь. Выходит, ошибся я. Если б ты на меня зуб держал, просто подослал бы убийцу, и дело с концом. Все знают, Пузо – дядька крутой, пустого риска не любит. Нет, раз уж ты за меня так серьезно взялся, раз велел холуям отбить меня и через пол-города на себе тащить, – значит, нужен я тебе.

Пузо согласно кивнул. Ему нравился этот юноша, приглянулся, когда, сбежав от Губара, попросил у него убежища. Только независимый нрав киммерийца помешал сразу взять его к себе телохранителем. Главарь бандит решил хорошенько присмотреться к чужестранцу. Приказал своим людям оберегать его и все разумные просьбы выполнять. «Если не подойдет он мне, – решил он тог, выдам Губару». Но Конан вскоре сбежал, так и оставшись для него загадкой.

– Вот и хорошо, что не надо нам ходить вокруг около. Поговорим о деле.

– А вот так не пойдет, – заупрямился Конан. – Не будет никаких разговоров о деле, пока ты меня из клетки не выпустишь.

– Выпущу, непременно выпущу, – пообещал Пузо, как только мы с тобой поладим. А и не поладим, все равно выпущу. Отвезут тебя за ворота и в ров скинут. Мертвого конечно. На что ты мне, живой, будешь нужен?

Конан предпочел ответить угрюмым молчанием. Сочтя его за признание довода неопровержимым, Ахамур хлопну в ладоши.