Текст книги "Трагедия тамплиеров"

Автор книги: Ги Фо

Соавторы: Марсель Лобе
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

Откуда мог возникнуть этот запрет исповедоваться вне ордена, если не для того, чтобы избежать огласки вне братства возмутительных фактов, о которых священники ордена были, напротив, осведомлены?

Вот показания Пьера де Моди о легкости и почти автоматическом характере отпущения грехов. Так как он отказывался отрекаться от Христа, приор сказал ему, что это правило ордена и добавил: «Давай же, не сомневайся, капеллан может отпустить тебе этот грех».

Таким образом, отречение от Христа сопровождалось пародией на таинство епитимьи!

X
Странная ересь

Не было никаких сомнений, что отречение от Христа и плевание на распятие должны были означать появление глубоких отклонений в ордене, тайное принятие веры или идеала, отличных от христианства, даже если простые братья не рассматривали это таким образом.

Безусловно, такое утверждение кажется чрезмерным, и историки отказались принять его: «Оно входит в формальное противоречие с духом и задачами ордена Храма, его вооруженной борьбой, пожертвованиями, самоотверженностью и преданностью римской Церкви». [2]2
  Bordonove G. Les templiers. Paris, 1963. (Примеч, авт.)


[Закрыть]Они стараются доказать, что речь шла лишь о шутке над новобранцами, призванной в извращенной форме указать неофиту на его обет подчиняться, напомнив ему о тройном отречении св. Петра. К сожалению, сами тамплиеры никогда ничего подобного не говорили, хотя речь шла о спасении их жизней; руководители никогда не давали подобного объяснения, хотя речь шла о спасении ордена и жизни их братьев.

Мы видели, что в 1307 г. Папа еще не был убежден в виновности тамплиеров. В октябре он приказал кардиналам допросить руководителей ордена в Шиноне: Моле и его заместители легко могли бы объяснить, что оскорбление распятия вовсе не было антихристианским действием, но являлось напоминанием об отречении св. Петра. Папа мог бы признать эту церемонию дурным обычаем, и, возможно, запретил бы ее, но при этом был бы совершенно счастлив такой ценой положить конец делу, которое было столь мучительным для него. Филипп Красивый, возможно, отреагировал бы сурово, но лишился бы своего единственного оружия, что могло позволить Папе решиться на сопротивление. Если Климент V и был убежден в реальной и глубокой виновности ордена, то именно на основании признаний, сделанных в Шиноне. Итак, что говорит Моле кардиналам, пришедшим допросить его? «Хитрость врага рода человеческого привела тамплиеров к слепому падению», в течение долгого времени те, кого принимали в орден, отрекались от Христа «рискуя своей душой». Итак, это очевидное признание в ереси или в сговоре с дьяволом, а вовсе не в простом двусмысленном жесте.

Папа лично выслушает 72 тамплиера и получит аналогичные признания. Он квалифицирует эти действия как бесчестный, низкий поступок и преступление. Никто из обвиняемых и не подумал заметить ему, что ритуал мог быть невинным.

В ноябре 1309 г. Моле вспоминает перед следственной комиссией, как затем это будут делать будущие историки, о жертвах ордена в Святой земле и добрых делах. Ему заметят, что «все это не имеет никакого значения для спасения душ, если в этом отсутствует фундамент католической веры». Речь не идет о возникновении «лютеранского» конфликта между верой и делом. Просто делается упор на спасение души. Тогда Моле покорно заявляет о своей христианской вере, но многократно повторяет свои предыдущие признания, не стараясь смягчить их значимости: речь идет именно о проблеме спасения души. Только рядовые братья, никогда не верившие, что действительно отреклись от Христа, будут горячо протестовать. Высшие руководители ордена никогда не попытаются объяснить ритуал отречения в христианском смысле.

Итак, ересь очевидно установлена.

Но какая странная ересь! Она приводит нас в замешательство, и надо признать, что мы не осведомлены о чем-то главном, что могло бы нам помочь понять ее.

Прежде всего, кажется, что высшие руководители до процесса никогда не осознавали тяжесть этих фактов: они представляют ритуал как древний обычай, смысл которого, вроде бы, потерян и которому никто не придавал значения. Однако, христиане, столь невежественные в теологии, как их представляют, не могли сомневаться в отвратительном, дьявольском характере отречения от Христа. Если простые братья пугались отречения, как более образованные руководители могли легкомысленно трактовать этот поступок? И почему никогда не упразднили этот святотатственный ритуал? Во время допросов высшие руководители, не имея возможности отрицать столь известный факт, кажется, больше всего старались скрыть его смысл: именно потому, что правда не могла быть раскрыта.

Но, одновременно признаваясь в этой отвратительной практике, высшие руководители заверяли, что исповедовали христианство и просили разрешения присутствовать на мессе. Нельзя постоянно подозревать их в том, что они разыгрывали комедию. Насколько можно понять из протоколов, которые не передают живую интонацию слов, сановники были уверены, что являются добрыми христианами. Не боялись ли они навлечь на себя проклятье? Их двусмысленное поведение понять гораздо сложнее, чем поведение настоящих еретиков: например, катары мужественно всходили на костры, проповедуя свою собственную веру, отрицая Церковь и человеческую сущность Христа. Почему, если тамплиеры перешли в другую веру, то никогда не сказали об этом? Почему не нашелся среди них, хотя бы один, кто признался бы в своей вере, какой бы она не была? Встречались же приговоренные инквизицией, признававшие, что заключили договор с дьяволом! Что касается тамплиеров, кажется, что они были просто запуганы и старались только спасти свою шкуру. Но для верующего это не главное: разве их вовсе не заботило спасение души, в какой бы форме они себе его не представляли? На это различие в поведении мы еще раз обратим внимание, когда попытаемся сопоставить их тайную доктрину с доктриной катаров. У катаров были многочисленные мученики, также добровольно и мужественно принимавшие смерть, как и мученики первых веков христианства; у тамплиеров мы не найдем ни одного подлинного мученика, я имею в виду умершего за публично признанную веру в качестве «свидетеля». Все заверяли, что являются христианами, зная, что отреклись от Христа. Конечно, большинство отреклось устами, но не сердцем и речь не о них. Но руководители, носители тяжкой тайны, которую они не могли открыть, почему они хотели умереть христианами? И, если они являлись христианами, почему ничего не могли сказать о своем заблуждении, о доктрине, которую они признавали дьявольской? Признание на исповеди этого греха, разве не являлось условием, необходимым для действительного отпущения грехов?

Вот почему мы задаемся вопросом: действительно ли имелась тайная доктрина, которую точно можно было бы квалифицировать как ересь. Ересь – это прежде всего доктрина, отличная от официальной догмы, но связанная и обоснованная аргументами; это концепция сущности человека и души, это религия, подразумевающая связь с божественным началом и, чаще всего, культ. Каким образом тамплиеры, которые не были ни теологами, ни даже интеллектуалами, могли выработать религиозную доктрину? Прежде всего, это были солдаты, к тому же, все более и более становившиеся банкирами: никто, никогда не видел военных или финансистов, разработавших религию или философию. Именно монахи становятся еретиками, те, чьи знания и размышления побуждают к сомнению в догмах или интерпретации текстов в моменты досуга. Вспомним о трудолюбивой, духовной эволюции Лютера! Ничего подобного нет у тамплиеров. Безусловно, это монахи, но так мало склонные к интеллектуальным размышлениям!

Таким образом, следует допустить, что не сами тамплиеры выковали свою ересь, что они лишь восприняли доктрину извне, что они были заражены, соблазнены какой-то сектой. Но мы увидим, что напрасный труд пытаться их привязать к известным сектам или доктринам. Их ересь кажется абсолютно негативной, ограничивающейся отрицанием Христа.

Это уникальный случай в истории религии. Все ереси, все верования имеют доктрину, известную, хотя бы посвященным, и которая составляет предмет посвящения или обучения. В ордене Храма нет обучения, нет посвящения и даже объяснения. Отречение от Христа не навязывается как последствие или посвящение в таинство духовной подготовки, оно является необходимой формальностью при вступлении, после чего о нем даже не говорят. Какими бы скрытными не представляли бы мы себе апостолов тайной доктрины, какими бы осторожными не являлись они в отношении мало надежных неофитов, кажется невероятным, что они никогда не попытались довериться нескольким избранным последователям и завоевать их на благо своего дела. Чему может служить доктрина настолько тайная, что не позволяет себе иметь последователей?

Итак, все кажется странным, необъяснимым и можно сожалеть, что следственная комиссия проявила себя мало настойчивой по отношению к священникам ордена, когда они признались в практике опущения слов из мессы. Кажется, никому не пришло в голову спросить объяснения этому правилу, как будто бы оно само по себе являлось достаточно понятным всем фактом. Кажется, никто не подумал и о том, что капелланы ордена, которые обладали монополией на исповедь братьев, обязательно знали что-нибудь о преступлении, признания в котором они выслушивали после каждого вступления в орден и, безусловно, были готовы к тому, что слышали.

Процесс над тамплиерами, это процесс инквизиции, дознаватели в Сансе – высшие прелаты: можно ли представить, что обнаружив столь грандиозную ересь никто из них не попытался узнать ее происхождение, природу и степень угрозы для католической веры? Это можно было бы объяснить, если бы признания соответствовали хорошо известной доктрине или характерному ритуалу; но одно только отречение от Христа, не приводит нас ни к одной конкретной доктрине. Следователи заботились лишь об установлении факта, с чем мы можем их только поздравить. Но какое странное безразличие к природе ереси! Правда, никто ничего больше не мог им сказать, так как виновные сами не знали причин своих преступлений, а руководители замкнулись в суровом молчании.

При наличии этих проблем остается только попытаться догадаться, смирившись с недостаточностью расследования, сравнивая признания тамплиеров с известными доктринами. Попытаться догадаться, чтобы понять, не может ли одна из них дать нам ключ к загадке. Это пытались сделать довольно часто и безрезультатно, и я попытаюсь всего лишь изложить отрицательный итог, который не лишен интереса из-за несовпадений, которые в итоге были выявлены.

Герметизм

Начнем с того, что отделим все то, что походит на алхимию, каббалу и другие оккультные практики. Нигде мы не найдем ни малейшего намека на факты подобного рода, опыты или тайные церемонии. Общество, возмущенное богатством тамплиеров, предполагало, что они изготавливают золото. Однако оно не имело никакого представления о банковских процессах, которые, будучи весьма крупномасштабными, являются единственно разумным объяснением доходов ордена. Кроме того, даже если магистры предавались в тайне поискам философского камня, эликсира вечной молодости или секретов Гермеса, что, кажется, очень мало соответствует их активной жизни, из этого вовсе не следует, что они должны были принудить весь орден к отречению от Христа без какой-либо связи со своими поисками.

Говорят, от Христа отрекались, чтобы умилостивить дьявола и это было платой за сделку, по которой магистры пообещали сатане отдать души всех братьев. Необоснованная наивность: какими бы не были наивными люди средневековья, не надо принимать их за полных идиотов, по крайней мере, они знали, что дьявол не удовлетворяется одним поступком, без последующих, который мог бы повязать раскаивающегося верующего.

В архитектуре церквей и замков храмовников, в некоторых орнаментах конструкций пытались увидеть загадочные символы. К счастью, нашелся «технарь», который смог доказать несостоятельность этих гипотез – господин Эли Ламбер в своей «Архитектуре тамплиеров» (1955 год). Тамплиеры, безусловно, привезли с Востока несколько необычных для нас архитектурных приемов, таких как восьмиугольная ротонда, но они были не единственные, кто их использовал. Мы даже не уверены, что все памятники, приписываемые тамплиерам, были построены ими, и символические знаки, которые там можно разглядеть, принадлежат всем братствам средневековых строителей. Желание прочесть в камне тайное послание тамплиеров, которое они не доверили никакому письменному источнику, является просто фантазией.

Такими же несостоятельными являются попытки соотнесения с предполагаемой живучестью культа Изиды. Как и все языческие культы, культ Изиды был запрещен императором Феодосием в 392 г. И, хотя, я соглашаюсь, что в течение какого-то времени его тайно практиковали, ничто не позволяет допустить, что он сохранился до XIII в. Допустим вероятность следующего: загадка Изиды являлась предметом посвящения. Публичный ритуал культа Изиды, такой как нам его описал Апулей, был достаточно сложен, возможно, он смог рассказать о церемонии посвящения, включавшей несколько ступеней. Непонятно, как это было достаточным для поклонения Изиде – плюнуть на распятье.

Катары

Более серьезной может показаться диссертация, которая пытается соотнести секретную доктрину Храма с катарской церковью, и не стоит удивляться, что она была успешно защищена. Процесс над тамплиерами начался всего спустя 63 года после костра в Монсегюре, где погибли вовсе не все катары. Еще в начале XIV в. инквизиция продолжала заниматься ими.

Данное предположение построено, в основном, на двух аналогиях, которые кажутся мне достаточно спорными:

– опущения в мессе слов: по признаниям, полученным инквизицией, это также практиковалось священниками, тайно принявшими катаризм (однако, не надо думать, что их было много); но мы уже видели, что у тамплиеров это не было обычной практикой и что ее выполнению не придавалось никакого значения;

– отказ катаров от символа креста, символа казни, и утверждение, что Бог не мог умереть: сходство есть, но еще нигде не было сказано, что катары предписывали плевать на крест. Далекие от того, чтобы отрицать Христа, они почитали в нем небесное существо, охотно называли его Богом или Сыном Божьим и лишь отрицали его воплощение во плоти. Напротив, тамплиеры отрицали в Иисусе Господа, но не человека. Аналогия далеко не убедительна.

Этому тезису противоречат к тому же следующие замечания.

Прежде всего, как я уже это сказал, мы не встречаем у тамплиеров никакого посвящения, которое могло бы потребоваться для принятия новой веры, никакого образования, сопоставимого с тем, которому катары законно придавали такое значение.

Во-вторых, заметим, что если орден впал в катарскую ересь, то произошло это задолго до процесса. Но для этого было бы не достаточно допустить временное влияние нескольких преследуемых катаров, нашедших пристанище в ордене Храма, и следует предположить, что его руководители уже давно перешли в катарскую веру. Однако не кажется, чтобы во время гонений на катаров орден, даже скрытно, выступал на их стороне.

Заметим к тому же, что инквизиторы проявляли большую бдительность в отношении доктрины и практики катарской церкви: это был наиболее часто встречающийся предмет их расследований. Как же судьи в Сансе не подумали установить связь между ересью, которую они только что открыли, и той, которая была им так хорошо знакома? Мы не видим ни одного вопроса, ни одного намека, которые позволили бы думать, что аналогии, найденные так поздно нашими историками XIX или XX в., удивили бы дознавателей или просто привлекли бы их внимание.

Наконец, и это главное препятствие, катары соблюдали жизненное правило, столь отличное от жизни тамплиеров. Храмовники вовсе не соблюдали обет бедности и их богатство возмущало; они чрезмерно много ели и пили, в противоположность аскетам Монсегюра. Исключение общения с женщинами не может рассматриваться как общая характеристика, иначе пришлось бы подозревать в катарской ереси все религиозные ордена! Более того, тамплиеры, в отличие от катар, соблюдали церковные обряды, присутствовали на мессе, исповедовались и особенно практиковали соборование. Известно, что у катар существовало одно таинство, но самое главное, «consolamentum», даваемое умирающим, без которого они не могли достигнуть благодати. Даже если отправляя мессу они разыгрывали комедию, тамплиеры, перешедшие в катаризм, не могли бы обойтись без «consolamentum». Однако Моле и Шарне умерли по-христиански и никогда никто из братьев ордена не просил ни о какой другой помощи перед смертью, кроме помощи католического священника.

Я уже обращал внимание на это существенное различие в отношении к смерти: у катар не отказывались от своей веры, даже если за это надо было взойти на костер. Конечно, среди них тоже были трусы и колеблющиеся, но потрясает число тех, кто принял смерть с радостью. Именно катарская церковь насчитывала бы самое большое количество свидетелей защиты, которые позволили бы себя уничтожить. А среди высших руководителей воинствующего ордена не нашлось ни одного, кто последовал бы примеру мучеников Монсегюра? [3]3
  Монсегюр – неприступная крепость Южной Франции, последний оплот катаров. В 1244 г. королевские войска после долгой осады заставили крепость капитулировать: около 200 катаров сожгли после сдачи крепости. (Примеч. ред.)


[Закрыть]Я не могу в это поверить.

Манихейцы и гностики

Инквизиторы, мало осведомленные в истории религии и одержимые св. Августином, обвинили катаров в манихействе. В действительности, две доктрины далеки от того, чтобы их можно было спутать, за исключением фундаментального дуализма. Но нельзя ли, в частности, говоря о тамплиерах, вспомнить о манихейских влияниях, приобретенных на Востоке? Все можно предположить, но затем надо бы найти какие-либо доказательства, а я не обнаруживаю никаких следов манихейского дуализма в признаниях тамплиеров, никакого манихейского воспитания в ордене.

Предполагали, и это более правдоподобно, что в Средние века продолжали существовать некоторые тайные секты, вышедшие из гностицизма (что снова нас приводит к катарам). Полагают, что именно в такие секты вступил Данте до того как вернулся в католическую веру: такой смысл заложен в «темном лесу», где он блуждал, по его признанию, до тех пор, пока теология, которую символизирует Беатриче, не вывела его на «прямой путь». Утверждали, что Данте тайно вступил в орден Храма. Это утверждение мне кажется слишком смелым. Ему приписывают симпатии к ордену только потому, что в XX главе Чистилища он намекает на преступления Филиппа Красивого.

Каким бы не был личный случай Данте, воинам-банкирам Храма весьма далеко до этого эрудита. Гностицизм – это философская доктрина, впитавшая неоплатонизм, весьма сложный и даже смутный: вступление в секту подобного рода требовало долгого посвящения. С какой бы стороны мы не искали, мы все время сталкиваемся с этим отсутствием образования: все происходит так, как будто после отречения от Христа ничто не имело значения. Гностики относили спасение души к поиску открывшейся мудрости, и сложно представить, что магистры Храма отказали братьям в этом знании, являвшемся необходимым условием спасения.

Ислам

Мы исчерпали западные гипотезы, может быть нам повезет больше на Востоке? В силу пребывания ордена Храма на Востоке и длительных контактов, которые были этим вызваны, предполагали, что тамплиеры попали под исламское влияние. Но здесь необходимо оговориться.

Крестоносцы, и особенно те, кто остался жить в Палестине, не проводили все свое время в борьбе с неверными. В силу обстоятельств, устройство христианского королевства в Иерусалиме повлекло за собой необходимость адаптироваться в стране и поддерживать мирные отношения. С первого момента существования королевства, Фульхерий Шартрский, капеллан короля Балдуина I, писал:

«Жители Запада, вот мы и превратились в жителей Востока. Вчерашний француз или итальянец, перенесенный на новую почву, превратился в галлилеянина или палестинца. Житель Реймса или Шартра превратился в горожанина Тира или Антиохии. Мы уже забыли место нашего рождения. Отныне один обладает здесь домом и челядью… другой взял в жены сирийку или армянку, иногда даже крещеную сарацинку и живет с целой прекрасной семьей местных жителей. Мы пользуемся по очереди различными языками этой страны… Зачем нам возвращаться на Запад, если на Востоке исполняются все наши желания?».

Они не проводили свое время в самоистреблении. Когда они сражались, они вкладывали в это страсть, и здесь тамплиеры были первыми. Но борьба не мешала взаимному уважению, вежливым отношениям, куртуазному поведению. Так, в битве под Яффой Ричард Львиное Сердце потерял коня, Малик-аль-Адил, брат Саладина, заметил это, и тут же послал ему двух арабских скакунов, считая, что не подобает королю сражаться пешим. Несколько позже, когда тот же Ричард заболел, сам Саладин послал ему персики и шербет.

Крестовый поход Ричарда Львиное Сердце создал предпосылку для попытки найти политический компромисс, к которому тамплиеры тоже имели отношение: собирались выдать замуж за Малик-аль-Адила родную сестру Ричарда, Жанну Сицилийскую, чтобы установить длительный мир между соседями. Но проект провалился из-за разницы религий.

Короче, тамплиеры, как впрочем и сами короли Иерусалима, старались противопоставить кровопролитной войне политику мирного сосуществования, а крестоносцы, прибывая из Европы, плохо понимали это стремление заключать договоры с религиозными врагами. Можно ли из этого сделать вывод, что было влияние ислама, религиозное взаимопроникновение? Ничто не позволяет так считать, и мы даже имеем доказательства обратного.

Во времена короля Балдуина II, посол султана по имени Усама ибн Мункыз был принят в Иерусалиме и получил по этому поводу разрешение помолиться в мечети, занятой тамплиерами. Этот посол рассказывает, в своих воспоминаниях, как один тамплиер показал ему изображение Богородицы с младенцем и сказал: «Вот Бог, когда он был ребенком». И добрый мусульманин добавляет: «Да будет превознесен Аллах над тем, что говорят нечестивые, на великую высоту». Такие отношения вовсе не позволяют представить исламизацию ордена.

Правда, во время процесса один из свидетелей скажет: «Мне известно из надежных источников, что многие султаны были приняты тамплиерами и что рыцари позволяли им даже молиться их суевериям и взывать к Магомету». Факт нельзя отрицать, но речь шла об обходительном жесте, доказательстве терпимости: невозможно усмотреть в этом увлечения исламом.

Единственным показателем мусульманского влияния можно считать только определение «пророк» в отношении Иисуса Христа, присутствующее в некоторых рассказах об отречении. Альбер де Карнели говорит, что его принуждали отречься от Христа, который был всего лишь «лжепророком»; Жан де Баали уточняет, что ему сказали: «Плюнь на пророка!». Слово часто повторяется в показаниях. И, все-таки, было бы сложно усмотреть в этом, что либо кроме формулировки, отрицающей божественное происхождение Иисуса и извлечь из этого аргумент, свидетельствующий о присоединении тамлиеров к вере Корана.

Проблема остается в том же: если мы и видим, что тамплиеры отрекались от Иисуса, мы нигде не встречаем свидетельств того, что они заменили христианство на другую религию. Они вовсе не ведут себя как мусульмане, они едят свинину и пьют вино; они исполняют христианские обряды, не только на публике, но и в частной жизни, они празднуют христианские праздники и показывают глубокое почитание Девы Марии. Однако глубокое влияние ислама должно было бы выразиться в каких-либо действиях, каких ни будь особых обрядах: но об этом вопрос нигде не ставился.

И, безусловно, нельзя считать доказательством этого, якобы существовавшего, исламско-христианского синкретизма, поклонение «бафомету». Например, пытались, раскладывая слово «бафомет» (baphomet) найти в нем соединение имен Иоанна Крестителя (Jean-BAPtiste) и Магомета (МаНОМЕТ). [4]4
  Также пытались читать справа налево: TEMpli, Omnium Hominum Pacis ABbas, здесь усматривали Бафо, порт на Кипре. (Примеч. авт.)


[Закрыть]Упоминание о Крестителе могло напомнить о мандейцах (mandéems), но их влияние всегда было ничтожным и ничто не позволяет думать, что во времена крестовых походов они все еще существовали в Сирии или в Палестине. К тому же тамплиеры не почитали как-то особенно Иоанна Крестителя, самым почитаемым, помимо Девы Марии, был апостол Иоанн. Кроме того, не надо забывать, что «бафомет» – это идол, изображение, предмет; речь идет не об абстрактном символе, но о «бафометовском изображении».Мне сложно вообразить, чем могло являться совокупное изображение Крестителя и Магомета. В любом случае, вряд ли оно склонило бы нас в сторону влияния Ислама, который наоборот запрещал любое фигурное представление божества и его пророков.

Ассассины-убийцы

Упоминая об этой секретной доктрине, действительно еретической, нельзя ориентироваться на то, чем она пыталась казаться. Речь не идет о полном переходе в ислам, но только о тайном влиянии мусульманской секты, являвшейся, в свою очередь, диссидентской. Упоминали о секте ассассинов или убийц, о существовании которых говориться только в книге Марко Поло, тогда когда ее уже больше не существовало. Именно Марко Поло мы обязаны неточным переводам названия «Старец горы» (Шейх-эль-Ибель).

Разве наличие некоторых, поверхностных аналогий позволяет говорить о таком сближении? Именно во времена создания ордена Тамплиеров основатель секты, Хасан, поселился в крепости на Кавказе, но это совпадение не позволяет установить какую-либо связь между этими двумя событиями. Члены секты носили белый плащ, я с этим согласен, но заметим, что на Востоке это не является характерным знаком.

Установлено, что, завоевав Сирию, секта вступила в контакт с тамплиерами, как и со всеми христианскими властями: благодаря ее помощи король Балдуин II в 1129 г. чуть было не овладел Дамаском. То, что христиане пытались использовать раздоры в мусульманском мире, являлось всего лишь дипломатической тактикой. Непонятно, что могло заинтересовать тамплиеров в задачах секты, которая стремилась, в основном, свергнуть султана в Исфахане и создать в Иране государство исмаилитов. Однако все эти планы рухнули из-за нашествия монголов, которые в 1265 г. сожгли крепости «убийц» и убили последнего Старца горы.

Так как библиотека «старца» тоже погибла во время пожара, нам немного известно о секретной доктрине ассассинов, что позволяет строить любые предположения. Что доктрина существовала – это очевидно, и она соотносилась с движением исмаилитов, которое само вышло из шиизма: это одновременно некий вид неоплатонизма и мессианизма, отвергающий букву Корана и стремящийся придать ему символическое толкование. Все это достаточно смутно и не позволяет узнать, чем секта в точности отличалась от движения исмаилитов вообще. Но и у ассассинов присутствовало знание, обсуждение текстов, достаточно долгое посвящение, короче, все то, что как раз, кажется, отсутствовало у тамплиеров.

Секта особенно известна своими преступными методами (откуда и произошло наше слово «assassin» – «убийцы»). Мы не встречали сведений о том, что тамплиеры злоупотребляли гашишем, ни о том, чтобы они совершали по приказу и фанатично убийства кинжалом. Короче, некоторые отношения добрососедства вовсе не позволяют делать заключение о философском влиянии и, тем более, о совместных действиях. Уничтожение секты в 1265 г., уход ордена тамплиеров на Запад, безусловно, положили конец этим отношениям. Было бы, очевидно, абсурдным делать из Жака де Моле исмаилита.

Доктрина всеобщего братства

Не столько благодаря прямому религиозному влиянию, сколько влиянию философскому, тамплиеры могли прийти к мысли о некоем всеобщем единстве людей, несмотря на различия в вере. Они могли бы стать первыми проповедниками всеобщего братства, терпимости и в некотором роде провозвестниками нашего XVIII в. Именно, благодаря этому идеалу (приписываемый ордену Храма безосновательно), движение франкмасонов символически и соединяет себя с тамплиерами.

Представим на мгновение, что их постоянные связи с мусульманами, развиваясь, побудили бы магистров Храма создать такой идеал, и проповедовать глубокую религиозную философскую терпимость, основанную на всеобщей любви к роду человеческому. Очевидно, что такое стремление должно было остаться тайной, так как оно радикально противоречило амбициям Пап и особенно Иннокентия III, мечтавшего, напротив, о всеобщем объединении христиан против ислама. Таким образом, надо было бы допустить, что орден, напрямую подчинявшийся Папе, дошел до того, что предал своего руководителя и сотрудничал с его противниками. Такая гипотеза, для того, чтобы приобрести некую правдоподобность, потребовала бы каких-либо обоснований. Мало того, что их не существует, но эта гипотеза сталкивается со следующими основными противоречиями.

Прежде всего, если такой тайный план предусматривал отказ от политики Ватикана, то он нисколько не требовал обострения религиозного противостояния. Безусловно, если представить такую перспективу, Иисус превратился бы просто в великого посвященного, одного из пророков, такого же, как Магомет, а не в Сына Божьего. Но, было ли тогда необходимо и уместно так акцентировать отречение от Иисуса, навязывать его жестокостью, неподготовленным умам с риском выдать секретные цели ордена? Идея подразумевает наличие духа терпимости, как по отношению к христианам, так и к другим конфессиям; она должна была привести к тому, что Иисус стал бы частью более широкой концепции божественного, а не к тому, что от него отрекались и покрывали плевками распятие.

К тому же, эта концепция слишком опережала ментальность Средних веков и должна была предполагать такое же отношение со стороны противников. Однако даже во времена, когда Саладин делал некоторые благожелательные поступки в отношении христиан, мы нигде не встречаем доказательств тому, что он желал установить с ними длительное и глубокое взаимопонимание; напротив, он старался их изгнать из Святой земли и ему это удалось. Тот международный идеал, который приписывают тамплиерам, таким образом, потерпел бы крах: зачем бы они поддерживали этот идеал, рискуя своей жизнью после отступления на Запад, когда больше не оставалось никакой надежды претворить его в жизнь?

И более того. Если в XVIII в. существовал идеал сближения между христианами и мусульманами, искренняя политика объединения и терпимости, то мы скорее находим все это не у тамплиеров, а у императора Фридриха II Гогенштауфена. Тогда, кажется, тамплиеры должны были бы его поддержать: мы же видим, что они были ему враждебны.

Серьезно увлеченный арабской культурой, как нам известно, император поддерживал постоянную переписку с мусульманскими учеными, что и привело его к глубокому религиозному скептицизму, также укрепив его враждебность к замыслам папской власти. Когда он был вынужден отправиться в крестовый поход и прибыл на Восток, он сделал это не для того, чтобы сражаться с мусульманами, а для того, чтобы попытаться заключить договор. Вопреки всем ожиданиям, он преуспел в этом и добился от султана Аль-Камила договора, по условиям которого, Иерусалим стал своего рода нейтральным и интернациональным городом, с гарантией свободы отправления религиозных культов. Концепция слишком современная для того времени, и она не могла не вызвать неодобрения со стороны Рима. Но она также не получила поддержки тамплиеров. Безусловно, этот договор не позволял им получить обратно мечеть Аль-Акса, первое помещение, где они обосновались, и которое султан не мог теперь отдать христианам. Но можно ли думать, что из-за единственного здания, каким бы символичным оно не являлось, тамплиеры резко воспротивились бы неожиданному договору, в результате чего без боя было воссоздано маленькое христианское королевство в Палестине и можно было снова защищать Гроб Господень? Не только Яффаский договор 11 февраля 1229 г. не получил их поддержки, но тамплиеры будут стараться расторгнуть его в дальнейшем. Они не присутствовали при въезде Фридриха в Иерусалим, на его коронации. Тамплиеры были взбешены и угрожали, что если император не покинет Святую Землю, отправить его в темницу, откуда он никогда больше не выйдет!