Текст книги "Общество Спектакля"

Автор книги: Ги Дебор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

36

То, что в обществе выражается господством «вещей скорее сверхчувственных, чем чувственных», называется принципом товарного фетишизма. Этот принцип безоговорочно выполняется в обществе спектакля, где чувственный мир заменён существующей над ним надстройкой из образов, которая заявляет себя как чувственное par excellence.

37

Мир, демонстрируемый спектаклем, существует и не существует одновременно. Он является миром товара, который господствует надо всем чувственно и непосредственно переживаемым. Его мы ощущаем по воздействию на человека: он способствует не только отдалению людей друг от друга, но и отчуждению произведённого ими продукта.

38

Утрата качества очевидна на всех уровнях языка спектакля: от объектов, которые он восхваляет, до поведения, которое он предписывает. Этот язык лишь передаёт указания реального производства, которому, впрочем, нет дела до самой реальности: оно создаёт товар, а товар имеет лишь количественную оценку. Производство делает упор лишь на количество, и может развиваться лишь в рамках количества.

39

Развитие, исключившее из себя критерий качества, само претерпевает качественное изменение: спектакль указывает на то, что оно перешло порог собственной избыточности. Пока это верно лишь для некоторых областей производства, однако во всемирном масштабе эта тенденция уже восторжествовала. Ведь товарные отношения существуют именно во всемирном масштабе, что подтверждается на практике: воссоединение Земли произошло под эгидой мирового рынка.

40

Развитие производственных сил являлось реальной бессознательной историей, в рамках которой, сперва, были созданы первоначальные условия существования и выживания человеческих сообществ, а потом – расширены рамки этих условий, ибо они являлись экономическим основанием всех их предприятий. В экономике первобытных сообществ товарный сектор представлял собой некоторый избыток, не затребованный на цели выживания. Товарное производство, предполагающее обмен разнообразными продуктами между независимыми производителями, еще долго могло бы оставаться ремесленным и выполнять лишь незначительную экономическую функцию, тем самым, маскируя свою чисто количественную суть. Однако там, где возникли благоприятные социальные условия для обширной торговли и накопления капитала, там товарное производство захватило полное господство над экономикой. В результате вся экономика превратилась в то, чем является товарное производство – процессом количественного развития. Это непрекращающееся развертывание экономической мощи в форме товара, превратившее человеческий труд в товар, в наемный труд, постепенно приводит к избытку товаров, при котором первоначальный вопрос о выживании уже кажется решенным – однако на деле он оказывается ещё более актуальным и важным. Экономический рост освобождает общество от давления природной среды, требовавшего от него непосредственной борьбы за выживание, но теперь общество оказывается зависимым от своего освободителя. Статус независимости товара распространился на всю свою сферу его господства – на экономическую систему. Экономика преобразует мир, но преобразует его только в мир экономики. Та псевдоприрода, в какую был отчужден труд человека, требует, чтобы её обслуживали вечно. Это обслуживание само себя ценит и оправдывает, при этом все официальные общественные проекты и силы направлены единственно на него. Избыток товаров, точнее, товарных отношений, отныне превращается в прибавочную стоимость выживания.

41

Когда товар достаточно незаметно утвердил своё безраздельное господство в экономике, сама экономика всё ещё оставалась не воспринятой и не понятой как материальная база общественной жизни – настолько она казалась всем обыденной и до конца разгаданной. В обществе, где конкретный товар встречается редко или утрачивает первостепенное значение, явно господствующей силой становятся деньги, которые выступают посланником от имени той же могущественной и неведомой силы. Одновременно с промышленной революцией, мануфактурным разделением труда и массовым производством, ориентированным на мировой рынок, товар проявляется как сила, готовая оккупировать всю общественную жизнь. Именно тогда политическая экономия становится господствующей наукой и наукой о господстве.

42

Спектакль – это стадия, на которой товару уже удалось добиться полной оккупации общественной жизни. Оказывается видимым не просто наше отношение к товару – теперь мы только его и видим: видимый нами мир – это мир товара. Современное экономическое производство распространяет свою диктатуру и вширь, и вглубь. Даже в тех уголках планеты, которые ещё не были затронуты индустриализацией, его царство ощущается через наличие нескольких товаров-звёзд и империалистического господства стран, лидирующих в развитии производства. В передовых странах общественное пространство заполнено целыми геологическими пластами товаров. На данном этапе «второй индустриальной революции» отчуждённое потребление становится новой обязанностью масс, дополнительно к отчуждённому производству. Весь без исключения проданный труд общества повсеместно превращается в тотальный товар, циклическое воспроизведение которого и является самоцелью. Для этого воспроизведения требуется, чтобы такой тотальный товар частично возвращался частному индивиду, абсолютно отделённому от производственных сил, действующих как единая, целостная система. Следовательно, с этого момента специализированная наука о власти должна, в свою очередь, специализироваться – и она дробится на социологию, психотехнику, кибернетику, семиотику и т. д., поддерживая при этом саморегуляцию на всех этих уровнях.

43

Если на ранней стадии капиталистического накопления «политическая экономия видела в пролетарии лишь рабочего», который должен был получать лишь необходимый минимум для поддержания своей рабочей силы, и ни в коем случае не нуждавшегося в «досуге и человеческом облике», то теперь эта идейная позиция господствующего класса изменилась, т.к. производство товаров достигает такого уровня избыточности, который требует от рабочего избытка соучастия. Этот рабочий, внезапно отмытый от тотального презрения, на что ему недвусмысленно указывают способы организации производственного процесса и контроля, вдруг находит своё «я» вне производства. Он ежедневно обнаруживает, что в сфере потребления с ним обращаются с потрясающей вежливостью, почти как с барином. Впрочем, товарный гуманизм берёт под свою заботу «досуг и человеческий облик» трудящегося просто потому, что политическая экономия сегодня может и должна господствовать над этими сферами именно как политическая экономия. Таким образом, «всеобщее отрицание человека» берет под свой контроль всю полноту человеческого существования.

44

Спектакль – это непрерывная опиумная война, которая ведётся с целью уничтожить даже в мыслях людей различия между товарами и жизненными ценностями, между развлечениями и выживанием. Конечно! Понятие «выживания» становится всё шире, туда включается даже то, что ранее считалось неуёмной роскошью. Но если потребление выживания должно постоянно возрастать, то это значит, что оно обязано продолжать содержать в себе лишение. Выживание постоянно дорожает, и нет предела росту его потребления – это происходит потому, что нет такого «лишения», которое не могло бы быть удовлетворено, это «лишение» будет просто более дорогим, нежели предыдущее.

45

Автоматизация, которая представляет собой одновременно и самый развитой сектор современной индустрии, и экономическую модель, которая превосходно воплощает её деятельность, приводит мир товара к следующему противоречию: техническое совершенствование, явно способное заменить человеческий труд, одновременно должно сохранить труд как товар, и труд как единственный источник возникновения товара. Для того чтобы автоматика, или любая другая, менее радикальная форма повышения производительности труда, не уменьшала времени, затрачиваемого обществом на какой-либо труд, следует создавать новые рабочие места. С этой задачей прекрасно справляется сектор услуг, так называемый, третичный сектор. Он представляет собой целую армию людей, занятых в распределении и восхвалении современных товаров; именно на создание и удовлетворение этих искусственных потребностей мобилизуется все, кто не занят в реальном производстве товаров.

46

Меновая стоимость могла сформироваться лишь как выражение потребительной стоимости, однако ее самостоятельная победа создала условия для своего безоговорочного господства. Мобилизуя всё человеческое потребление и захватывая монополию на его удовлетворение, она дошла до того, чтобы управлять потребностями. Процесс обмена отождествился с любыми возможными потребностями и низвел их до зависимости от себя. Меновая стоимость – это condottiere потребительной стоимости, она покупает победу в борьбе за управление потреблением.

47

По причине постоянного снижения себестоимости производства, в капиталистической экономике становится характерной тенденция к непрерывному снижению потребительной стоимости. От этого внутри понятия «выживания» возникают всё новые и новые «лишения», и ради их удовлетворения большинство людей вынуждены идти в наёмные рабочие – ведь эти «лишения», прежде всего, ассоциируются с нищетой. Именно поэтому у рабочего нет выбора: ему остаётся либо восполнить «лишение», либо умереть. Это самый настоящий шантаж: отныне иллюзии превращаются в самый ходовой товар, а потребление в самой минимальной и бедной его форме (питание, жильё) теперь является лишь каплей в иллюзорном море подорожавшего выживания. Отныне потребитель начинает потреблять иллюзии. Товар – это реально существующая иллюзия, а спектакль – манифестация этой иллюзии.

48

В поставленной с ног на голову вселенной спектакля потребительная стоимость, которая раньше имплицитно содержалась в меновой стоимости и была скрыта от посторонних глаз, теперь вынуждена эксплицироваться, выйти на свет. Это происходит потому, что её подлинная сущность подтачивается сверхразвитой товарной экономикой, потому что псевдо-жизни теперь требуется некое псевдо-оправдание.

49

Спектакль является новой личиной денег, которые, как известно, являются всеобщим абстрактным эквивалентом всех товаров. Деньги подчинили себе общество, играя роль главного эквивалента и меры: с их помощью можно оценить различные товары, которые нельзя сравнить исходя из их полезности. Спектакль – это современное дополнение к деньгам: с его помощью можно оценить сразу весь мир товара. Спектакль является мерой всех общественных потребностей. Спектакль – это деньги, на которые мы можем лишь любоваться, ибо в нём всё, что можно было потребить, уже заменено абстрактным представлением. Спектакль не просто слуга псевдо-потребления, он уже сам по себе есть псевдо-потребление жизни.

50

В эпоху экономического изобилия сосредоточенный результат общественного труда становится видимым и подчиняет всю реальность этой видимости, которая отныне является главным продуктом этого труда. Капитал более не является скрытым центром, управляющим способом производства – процесс его накопления теперь происходит даже на самых далёких земных окраинах, причём это накопление начинает медленно но верно принимать видимую форму. Экспансия «цивилизованного общества» – ясное тому подтверждение.

51

Торжество автономной, самодостаточной экономики неминуемо обернётся её последующей гибелью. Выпущенная, точно джин из бутылки, она уничтожает один жизненно важный элемент, который раньше служил незыблемой основой всех прежних обществ – экономическую необходимость. Когда эта необходимость подменяется гедонистической жаждой бесконечного экономического роста, удовлетворение основных человеческих потребностей превращается в непрерывное создание новых псевдо-потребностей, которые, в свою очередь, служат единственной цели – торжеству самодостаточной экономики. Впрочем, нужда в автономной экономике постепенно перестаёт быть фундаментальной потребностью человеческого общества – это осознаётся по мере того, как она исчезает из общественного бессознательного, которое, само о том не подозревая, от неё зависело. «Всё сознательное рано или поздно изнашивается. Бессознательное – остаётся неизменным. Но чуть стоит ему высвободиться, не превратится ли и оно, в свою очередь, в руины?» (Фрейд).

52

В тот момент, когда общество вдруг понимает, что оно зависит от экономики, на самом деле, уже экономика находится в зависимости от общества. Вся эта монструозная сила, которая постоянно возрастала до тех пор, пока не добилась абсолютного господства над миром, по мере своего высвобождения, теряет всё своё могущество и власть. То, что ранее было экономическим Оно, теперь должно стать Я. Но как будет выглядеть этот новый субъект? Предпосылки к этому могут возникнуть только из общества, точнее, из борьбы, ведущейся в обществе. Его возможный вид целиком зависит от исхода классовой борьбы, которая является как продуктом, так и создателем экономического основания истории.

53

Имеем ли мы право осознавать наши желания, даже более того, обладать сознанием!? – вот что стоит на кону современной классовой борьбы. У неё может быть только два исхода: в одном случае, нас ожидает уничтожение классов, мир, где трудящиеся смогут контролировать все сферы своей собственной деятельности. В другом… общество спектакля, в котором товар созерцает сам себя в им же созданном мире.

Глава 3
Единство и разделение видимости

По всей стране на философском фронте разворачивается новая оживленная полемика по поводу концепций «одного, разделяющегося на два», и «двух, сливающихся в одно». Этот спор олицетворяет собой борьбу тех, кто за и кто против материалистической диалектики, между двумя концепциями окружающего мира: пролетарской и буржуазной. Те кто, утверждают «одно разделяющееся на два» как фундаментальный закон всех вещей, придерживаются материалистической диалектики, а утверждающие, что основной закон вещей в том, что «два сливаются в одно» – против материалистической диалектики. Две эти стороны прочертили между собой четкую демаркационную линию, и их аргументы диаметрально противоположны. Эта полемика отражает на идеологическом уровне острую и сложную классовую борьбу, которая разворачивается в Китае и во всем мире.

«Красное знамя» (Пекин) 21 сентября 1964.

54

Подобно всему современному обществу, спектакль един и разобщён одновременно. Как и общество, спектакль надстраивает своё единство именно там, где этого единства быть не может. Однако спектакль опровергает это противоречие, переиначивая его смысл на противоположный: оказывается, что видимый раскол являет собой незыблемое единство, тогда как на самом деле всякое подобное единство зыбко и представляет собой явный раскол.

55

Факт того, что и в мировом масштабе, и в рамках каждой отдельно взятой страны кипит борьба различных сил за контроль над социально-экономической системой, является видимым опровержением официальной концепции единого мира.

56

Театрализованная, показная борьба соперничающих форм разделённой власти имеет под собой вполне реальную подоплёку, так как она указывает на дисбаланс и конфликты в развитии всей системы, на противоречия между классами и подклассами, которые признают систему и хотят получить свою долю власти. Так же, как развитие стран с передовой экономикой протекает при постоянных столкновениях различных приоритетов, так и тоталитарное управление экономикой со стороны государственной бюрократии не уничтожает разногласий, касающихся способов производства и распределения властных полномочий; то же самое относится и к странам, пребывающим в колониальной или полуколониальной зависимости. Спектакль включает в себя эти экономические противоречия и трактует их как явления абсолютно разных типов общества. Однако за такой дифференциацией можно увидеть фундаментальную закономерность: все эти различные формы управления экономикой объединены в общую систему, в согласованное движение, подчинившее себе весь мир, – все они являются формами капитализма.

57

Общество-носитель спектакля господствует над слаборазвитыми регионами не только с помощью экономической гегемонии, но в качестве общества спектакля. Современное общество в облике спектакля захватило уже все континенты; даже там, где ещё не имеется должной материальной базы, спектакль раскинул свои тенёта. Общество спектакля диктует программу правящему классу и участвует в его формировании. Подобно тому, как оно предоставляет псевдо-блага для их вожделения, оно предлагает местным революционерам фальшивые модели революции. Спектакль с бюрократической моделью власти, довлеющий над некоторыми индустриальными странами, на самом деле, является неотъемлемой частью всемирного спектакля – одновременно его псевдо-отрицанием и опорой. В любом случае, спектакль для каждого общества по-своему определяет тоталитарные задачи для аппарата коммуникации и администрирования; однако эти задачи на уровне глобального функционировании системы участвуют в мировом разделении задач спектакля.

58

Разделение задач спектакля сохраняет общую структуру существующего порядка и, что особенно важно, его доминирующий полюс развития. Спектакль возникает на почве избыточной экономики, и именно из неё вызревают плоды, призванные установить гегемонию на мировом рынке спектакля, невзирая на идеологические и полицейские протекционистские барьеры любого локального спектакля, претендующего на автократию.

59

Спектакль предоставляет собой плотную ширму видимого разнообразия и изобилия, но если заглянуть за неё, можно убедиться, что в мире господствует банальность. Благодаря высокоразвитому товарному производству, во много раз увеличился выбор социальных ролей и объектов потребления. Пережитки религии и семьи остаются для человека главной формой наследования классового и социального статуса, но, несмотря на всё то моральное давление и угнетение, что они оказывают, эти пережитки входят в понятие наслаждения этим миром, этой жизнью. Иначе говоря, этот мир есть ничто иное, как гнетущее псевдо-наслаждение. Аналогично, с блаженным приятием действительности может хорошо сочетаться показной бунт – и этим выражается то, что даже неудовольствие превратилось в некий товар, чуть только промышленность освоила его производство.

60

Знаменитость является не живым человеком, но его ряженым образом, репрезентацией в рамках спектакля. Его имидж целиком зависит от текущей роли, тем самым, собой он выражает исключительно банальность. Удел звезды – мнимое проживание жизни; люди ассоциируют себя со звездой, чтобы хоть как-то компенсировать этим убогость окружающего мира, своей жизни; хоть на миг, пока идёт кино, отвлечься от монотонного конвейерного труда. Знаменитости для того и созданы, чтобы обладать своим стилем жизни, они могут свободно выражать свой взгляд на мир – всего этого лишены те, кто может лишь ассоциировать себя со звездой. Знаменитости воплощают результат общественного труда, к которому не может прикоснуться рабочий. Звёзды имитируют побочные продукты этого труда: они правят и развлекаются, принимают решения и потребляют – всё это представляет собой одностороннюю коммуникацию, глумление над трудящимся, который может лишь издалека наблюдать за пиршеством на звёздном Олимпе. Бывает, что государственная власть персонифицируется в виде псевдо-звезды, а иногда и звезда потребления через плебисцит наделяется псевдо-властью. Но все действия и поступки знаменитостей являются лишь ролевыми, они не свободны, а значит, банальны.

61

Действующее лицо спектакля, выставленное на сцену в качестве звезды, является противоположностью индивида, его врагом, как сам по себе, так и во всех, кто ему уподобляется. Войдя в спектакль как объект для подражания, он отказывается от всех своих индивидуальных черт, ради того, чтобы отождествить себя с общим законом подчинения существующему порядку. Звезда потребления занимается непосредственной репрезентацией различных типов личности, и недвусмысленно указывает на то, что каждый из тех типов в равной степени обладает доступом ко всей полноте потребления и равным образом обретает в ней счастье. А волевая знаменитость должна обладать полным набором тех качеств, которые принято называть человеческими достоинствами. Итак, все видимые различия между ними теряют значение перед тем фактом, что все их типажи построены на общей безупречности и превосходстве во всех сферах жизни. Хрущёв стал генералом, чтобы командовать войсками во время Курской битвы, но не на самом поле боя, а на её двадцатую годовщину, будучи тогда уже главой государства. Кеннеди оставался оратором даже тогда, когда над его могилой произносили надгробную речь, ибо Теодор Соренсен продолжал писать речи его приемнику в том же стиле, с которым ассоциировался покойный. Все эти замечательные люди, олицетворяющие собой систему, становятся известными не потому, что остались сами собой, а как раз наоборот, убили в себе всякую индивидуальность, опустились ниже действительности самой ничтожнейшей индивидуальной жизни, и это все знают.