Текст книги "Этикет & шпионаж (ЛП)"
Автор книги: Гейл Кэрриджер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)
Гейл Кэрриджер
Этикет & шпионаж
Институт совершенства – 1
Гейл Кэрриджер «Этикет & шпионаж», 2019
Оригинальное название: Gail Carriger «Etiquette & Espionage», 2013
Перевод: Karmenn
Редактирование: Sig ra Elena
Перевод осуществлен на сайте http://lady.webnice.ru
Принять участие в работе Лиги переводчиков http://lady.webnice.ru/forum/viewtopic.php?t=5151
С вечной благодарностью тем, кто совершенствовал меня, и наилучшим образом, на каждом этапе жизни: Кэти, Кэрол, Гарриет, Джеймсу, Энн, Джо, Тими, Джудит и Тому. Есть ли труднее работа, чем учить и быть в том воистину мастером? Вот настоящий героизм.
Посвящаю также Уиллоу, следующему поколению.
Глава 1
Софрония собиралась спустить кухонный лифт на первый этаж в главную гостиную, где пила чай миссис Ракогусь. Сама миссис Ракогусь явилась с незнакомкой на буксире.
«Старая перечница, которая всюду сует свой нос».
Поскольку по коридорам сновали родственники и домашние механизмы, то подслушивание исключалось. Единственное место подслушать матушку, миссис Ракогусь и незнакомку нашлось внутри кухонного лифта. Миссис Ракогусь имела твердое мнение, как нужно воспитывать чужих дочерей. Софрония не желала, чтобы ее воспитывали. Поэтому призвала кухонный лифт на службу шпионажа.
Сам лифт не согласился с этой идеей и не пожелал остановиться на первом этаже, а упорно вознесся на все четыре. Наверху Софрония исследовала лебедку. Часть тяглового устройства составляли каучуковые ремни.
«Если убрать ремни, то лифт, может, освободится, когда его тряхнуть?»
Потолка у лифта не было: просто площадка с поддерживающим канатом внутри и тянущим канатом снаружи. Софрония принялась освобождать ремни. Ничего не случилось. Пришлось потянуть сильнее.
И пока она ради защиты обертывала каучуком свои башмаки, на чье плачевное состояние недавно жаловалась матушка, кухонный лифт начал трястись.
Софрония кинулась к тянущему канату, но не успела его схватить, как лифт стал стремительно опускаться. Очень быстро. Чересчур быстро. Мимо пронеслась дверца на третий этаж, потом на второй.
«Наверно, убрать ремни – не такая уж хорошая идея».
Лишь только замаячила дверца следующего этажа, как Софрония нырнула и вывалилась через нее прямо в семейную гостиную. Юбка зацепилась за край дверцы, и раздался зловещий треск рвущейся материи.
К несчастью, грандиозное спасение Софронии совпало с попыткой горничной загрузить лифт недоеденным трайфлом (бисквит с кремом, пропитанный вином. Прим. пер.).
В полете Софрония пнула трайфл. Горничная завизжала. Трайфл описал в воздухе дугу, разбрызгивая заварной крем, бисквит и клубнику по синей парче и обивке цвета сливок вычурной гостиной.
В безукоризненном совершенстве чашка приземлилась на голову миссис Ракогусь, которая не принадлежала к женщинам, что предпочли бы тонкости коронации пудингом. Тем не менее, вышло великолепное зрелище, когда чашка опрокинула содержимое на модную дамскую шляпу. До сего момента изящная шляпка была красного цвета с черными бархатными лентами и алыми страусиными перьями. А с трайфлом, нужно признать, потеряла изящность. Софрония с превеликой сдержанностью подавила победный смешок.
«Это научит мадам, как вмешиваться в чужие дела».
Миссис Ракогусь, представительная женщина со склонностью ко всему прогрессивному, надо сказать, поддерживала социальную реформу вампиров и оборотней, отменно играла в вист, держала в сельском коттедже привидение и даже изредка носила французские платья. Она соглашалась, что дирижабли станут в ближайшем будущем великим средством передвижения и что люди скоро смогут летать по воздуху. Но тем не менее ее прогрессивные взгляды не простирались так широко, чтобы признать, мол, пище позволено летать.
Дама в ужасе завизжала.
Одна из старших сестер Софронии, Петуния, играла роль хозяйки дома. Побледнев от досады, Петуния ринулась помочь старой леди убрать чашку с головы. Матушки нигде не было видно. От этого Софронии стало куда тревожнее, чем от того, что она напала трайфлом на гостью.
Миссис Ракогусь встала с достоинством, какое возможно изобразить при данных обстоятельствах, и взглянула на растянувшуюся на плюшевом ковре Софронию, юбку которой украшала огромная дыра. И Софрония испытала унизительное чувство, осознав, что ее нижние юбки видны окружающим!
– Ваша матушка занята, у нее важная встреча. Я собиралась дождаться, когда она освободится. Но теперь-то я ее побеспокою. На дворе тысяча восемьсот пятьдесят первый год, и я убеждена, что мы живем в цивилизованном мире! Вы, юная мисс, хуже бешеного оборотня, и кто-то должен принять меры.
И миссис Ракогусь фыркнула так, будто Софрония одна ответственна за постыдное положение всей Британской империи, и, не дав оправдаться, переваливаясь как гусыня, удалилась из гостиной с комом крема, прокладывающим путь по пышным юбкам.
Софрония со вздохом опрокинулась на спину. Следовало бы проверить, какие она получила синяки и ссадины, или поискать остатки платья, но шлепнуться было куда драматичнее. Софрония закрыла глаза и представила возможные обвинения, которые вскоре последуют от раздраженной матушки.
Ее размышления прервали.
– Софрония Анжелина Тряпочертик!
Ой-ёй. Она осторожно приоткрыла глаз.
– Да, Петуния?
– Как ты могла? Бедняжка миссис Ракогусь!
«Сегодня нам только не хватало еще старшей сестрицы, чтобы выступить дублером матушки. Превосходно».
– Будто я нарочно.
Софронию раздосадовали детские капризные нотки в собственном голосе. Она теряла самообладание, когда рядом появлялась старшая сестра.
– Осмелюсь сказать, если ты можешь, то именно нарочно и творишь. Что ты делала внутри кухонного лифта? И почему лежишь здесь с нижними юбками наружу и с каучуком на ногах?
Софрония ощетинилась.
– Э, хм, ну, видишь ли…
Петуния заглянула в недра лифта, где весело болтались обрывки юбки Софронии.
– О, бога ради, Софрония. Ты снова лазила куда – то! Ты кто, десятилетний мальчишка, ворующий яблоки в саду?
– Вообще – то, я сейчас пытаюсь прийти в себя. Поэтому буду признательна, если ты вознамеришься убраться, пока я приду в себя окончательно.
Петуния, которая в шестнадцать считала себя совершенно взрослой, конечно ничего такого не вознамеривалась.
– Посмотри, что ты натворила. Какая грязь. Бедная Элиза.
Элиза, горничная, лишенная трайфла, пыталась навести порядок в хаосе, что стал результатом неожиданного исхода Софронии из кухонного лифта.
Софрония поползла помочь собрать клубнику и ошметки пудинга, разлетевшиеся по всей комнате.
– Прости, Элиза. Я ненарочно.
– Вы всегда ненарочно, мисс.
Петунию не так – то просто было сбить с толку.
– Софрония!
– Ну, сестренка, если уж быть точной, я ничего не сделала.
– Скажи это любимой шляпке бедной женщины.
– Это трайфл виноват.
Идеальные розовые губки Петунии искривились, что можно было бы принять за попытку скрыть улыбку.
– Ну в самом деле, Софрония, тебе уже четырнадцать, а ты просто не годишься для общественного потребления. Я не разрешаю тебе присутствовать на балу в честь моего дебюта. Ты натворишь там что – нибудь ужасное, например, прольешь пунш на самого красивого юношу.
– Да ни за что!
– О, нет, еще как прольешь.
– Ни за что! Да у нас и знакомых красивых юношей – то нет.
Петуния эту шпильку пропустила мимо ушей.
– Ты что, должна быть такой врединой? Всегда что – то натворишь. – Петуния выглядела самодовольной. – Хотя я уверена, мамуленька наконец решила, что с тобой делать.
– Решила? Делать? Делать что? Что происходит?
– Мамуленька заключает договор с вампирами на обучение по всем правилам. Ты уже достаточно взрослая, чтобы они захотели тебя взять. Тебе скоро сделают высокую прическу – а что нам еще с тобой поделать? У тебя даже начинает появляться décolletage (бюст, декольте. – Прим. пер.).
Софрония покраснела от смущения при упоминании такой тонкой материи, но умудрилась протестующе пробормотать:
– Мамуленька никогда так не поступит!
– О, да! С кем, как ты думаешь, она сейчас беседует? Почему, как считаешь, все происходит в секрете? Вампиры такие штуки обожают.
Разумеется, мамуленька грозилась всякий раз, когда кто – нибудь из детей особенно шалил. Но Софрония сроду бы не поверила, что угроза осуществится.
– Но это просто чай! Там не могут быть вампиры. Они не выходят при дневном свете. Все это знают.
Петуния в своей манере отмела оборонительное утверждение, беспечно махнув рукой:
– Ты думаешь, за такой, как ты, пошлют настоящих вампиров? О, нет. Мамуленька разговаривает с дроном. Готова поспорить, они прямо сейчас подписывают документы на рабство.
– Но я не хочу быть вампирским дроном, – скривилась Софрония. – Они будут сосать мою кровь и заставят одеваться только по самой последней моде.
Петуния с видом всезнайки, что крайне раздражало, кивнула:
– Да. Да, они такие.
В дверях возник дворецкий Важномрачнер и замер на пороге, пока его валики перемещались на комнатные рельсы. Среди домашних механизмов он был последним приобретением и по размеру и форме напоминал куст волчьей ягоды. Дворецкий подкатился и сверху нацелил носовые выступы на Софронию. Глаза – кружки гагатового цвета выражали вечное неодобрение.
– Мисс Софрония, ваша матушка желает видеть вас немедленно, – заявил он металлическим скрипучим голосом, исходившим из музыкального устройства, заключенного в недрах железного тела.
Софрония вздохнула:
– Она посылает меня к вампирам?
Петуния наморщила нос:
– Полагаю, есть вероятность, что они тебя не возьмут. Я хотела сказать, Софрония, учитывая, какое у тебя платье!
Безо всякого выражения дворецкий лишь повторил:
– Немедленно, мисс.
– Может, мне сбежать в конюшню? – спросила Софрония.
– О, пора уже повзрослеть! – воскликнула с отвращением Петуния.
– Мне что, лучше стать надутой комнатной собачкой, как ты?
«Будто бы взросление – заразная болезнь, которую подхватываешь от назойливых старших сестер».
Софрония тащилась за Важномрачнером, судорожно вытирая о передник измазанные в заварном креме руки. И надеялась, что этот предмет одежды спрячет позорно оскудевшее состояние ее юбки.
Дворецкий катился по коридору, направляясь в библиотеку батюшки. Там тщательно накрыли стол к чаю: кружевные салфетки, бисквитный торт, лучший китайский чай. Усилий куда больше, чем когда – либо потрачено на прием миссис Ракогусь.
Напротив матушки, потягивая чай, в большой шляпе и с кислым выражением лица сидела элегантная леди. И в точности походила на особу женского пола, в которой можно заподозрить вампирского дрона.
– Мисс Софрония, мадам, – объявил с порога Важномрачнер, не соизволив вкатиться на рельсы. И выскользнул прочь, видимо, созвать войска на очистку гостиной.
– Софрония, что ты сотворила с бедной миссис Ракогусь? Она покинула нас в ужасном гневе… О, только посмотри на себя! Мадемуазель, пожалуйста, простите внешний вид моей дочери. Уверяю, это исключение, впрочем, увы, слишком частое. Вот такое трудное дитя.
Незнакомка окинула Софронию строгим взглядом, отчего та ощутила себя какой – то шестилеткой. Софрония болезненно осознавала свой жалкий вид. Никто не назвал бы ее элегантной, гостья же была до кончиков ногтей леди. Софрония прежде не понимала, какое властное впечатление это производит. Ко всему прочему, незнакомка с бледной кожей и проглядывающими в черных волосах седыми прядками была оскорбительно прекрасна. Молодое лицо несмотря на седину, и потому определить ее возраст было невозможно. Идеально сидевшее дорожное платье с жесткими кружевами, громоздкими юбками, бархатной оторочкой – Софрония в жизни не видела прекраснее. Ее матушка следовала скорее за модой, чем обладала прекрасным вкусом. Эта же женщина была элегантна воистину.
«Несмотря на красоту, – думала Софрония, – немного смахивает на ворону».
Она уставилась себе под ноги и пыталась придумать объяснение случившемуся, которое бы не включало шпионаж.
– Ну, я просто хотела посмотреть, как эта штука работает, а потом…
Матушка прервала речь:
– Как работает? Да как такое может интересовать юную леди? Сколько раз я предупреждала, чтобы ты не якшалась с технологиями?
Софрония задумалась, не был ли вопрос риторическим, и начала подсчитывать, на всякий случай, число раз. Матушка повернулась к гостье:
– Вы видите, что я имела в виду, мадемуазель? Она великая чума.
– Что? Мамуленька!
Софрония оскорбилась. Прежде матушка не использовала таких слов в приличном обществе.
– Молчи, Софрония.
– Но…
– Видите, мадемуазель Жеральдин? Видите, что я должна терпеть? И вот так каждый божий день. Воистину чума с самого рождения. А ведь другие мои девочки просто благословенные крошки. Ну, полагаю, это наш долг. Говорю вам с полнейшим доверием, я не представляю, что мне с ней делать. Право, не знаю. Когда она не читает, то что – нибудь ломает или флиртует с лакеем, или забирается на что – нибудь – на деревья, мебель, даже на людей.
– Это случилось сто лет назад! – возмутилась Софрония.
«Сколько она будет мне припоминать? Мне было восемь лет!»
– Тише, дитя. – Миссис Тряпочертик даже не смотрела на дочь. – Вы слышали когда – нибудь подобное о девочках? Я знаю, что она немного нахальна для школы совершенства, но надеюсь, вы сделаете исключение, хоть разок.
«Школа совершенства? Так меня не отошлют к вампирам?»
Софронию накрыло облегчение, а потом пришла другая ужасная мысль. Школа совершенства! Там будут уроки. По реверансам. Как одеваться. Как есть, отставив мизинец. Софронию передернуло. Наверное, рой вампиров был бы предпочтительней.
Миссис Тряпочертик продолжала настаивать.
– Разумеется, мы с готовностью возместим расходы, если вы примете Софронию. Миссис Ракогусь сказала в доверительной беседе, что вы мастерски управляетесь с трудными случаями. У вас превосходные рекомендации. Да что там! Только на прошлой неделе одна из ваших учениц вышла замуж за виконта.
Софронию передернуло.
– Ну в самом деле, мамуленька!
«Замуж? Как, уже?»
Пока «ворона» не вставила ни слова. Что было обычным явлением в обществе матушки. Незнакомка просто пила чай, сосредоточив внимание на Софронии. Взгляд тяжелый, оценивающий, а движения скупые и точные.
– И разумеется, напомню о дебютном бале дорогой Петунии. Мы надеемся, что Софрония будет представлена там в должном виде. В этом декабре? Ну, в должном – насколько возможно, учитывая ее… недостатки.
Софрония скорчила гримасу. Она и так знала, что не обладает внешностью сестер. Почему – то богини судьбы почли подходящим скроить ее по батюшкиному подобию, а не по матушкиному. Но ни к чему обсуждать сей предмет так откровенно с какой – то незнакомкой!
– Это можно устроить. – Когда незнакомка заговорила, наконец, то с таким сильным французским акцентом, что с трудом можно было разобрать слова. – Мисс Тряпочертик, почему ваши ботинки обернуты каучуком?
Софрония посмотрела вниз.
– Мамуленька жаловалась, что я вечно их царапаю.
– Интересное решение. И как, помогает?
– Не имела случая проверить. – Она помолчала. – Еще.
С виду это утверждение не впечатлило и не поразило незнакомку.
Снова появился Важномрачнер. Он махнул клешнеобразной механической рукой, подзывая матушку, та встала и вышла посовещаться с дворецким. Важномрачнер имел вредную привычку неожиданно сталкиваться с какими – то тайнами. Домашних механизмов такое сбивает с толку.
Пошептавшись с дворецким, миссис Тряпочертик покраснела и резко обернулась.
«О, боже, – подумала Софрония, – что я еще натворила?»
– Простите, я отлучусь на секунду. Выяснилось, что возникли трудности с новым кухонным лифтом. – Она пронзила дочь взглядом. – Попридержите ваш язычок и ведите себя прилично, юная леди!
– Да, мамуленька.
Миссис Тряпочертик оставила комнату, плотно закрыв за собой дверь.
– Откуда вы достали каучук?
«Ворона» с относительной легкостью отпустила матушку Софронии, все еще увлеченная усовершенствованием ботинок. Каучук – удовольствие дорогое и труднодоступное, особенно в форме, отличной от шара.
Софрония выразительно кивнула в сторону лифта.
– Так вы сломали ради этого лифт?
– Я не говорю, что сломала. И не говорю, что не сломала.
Софрония вела себя осмотрительно.
«В конце концов, эта женщина хочет уволочь меня в школу совершенства. И я там останусь на долгие годы, а потом сплавят какому – нибудь лысому виконту с двумя тысячами годового дохода».
Софрония пересмотрела свой подход: возможно, стоит призвать меньшую осторожность и разумно применимый саботаж.
– Мамуленька не обманывала, как вы понимаете, насчет моего поведения. Лазание и все такое. Хотя прошло уже время, как я пыталась вскарабкаться на кого – нибудь. А с лакеем я не флиртовала. Он боготворит Петунию, а не меня.
– А что насчет разрушения всего и вся?
Софрония кивнула, поскольку это лучшее объяснение поломки лифта, чем шпионаж.
– Я без ума от машин. Очень интригующие штучки, эти механизмы, не находите?
«Ворона» склонила голову набок:
– Я по большей части предпочитаю их использовать, а не разбирать. Зачем вы это делаете? Чтобы досадить вашей матери?
Софрония задумалась. Она относительно любила матушку, как положено, но считала, что в какой – то степени находилась с ней в состоянии войны.
– Возможно.
Проблеск улыбки мелькнул на губах гостьи. В этот миг лицо ее очень помолодело. Улыбка быстро исчезла.
– А какая вы актриса? Хороши?
«Какая учительница школы совершенства спросит такое?»
– Театр? – Софрония ощетинилась. – Может, у меня и грязь на лице, но я все еще леди!
Женщина оглядела выставленные наружу нижние юбки Софронии.
– Оставим это пока. Посмотрим потом. – Отвернулась, будто потеряла интерес, и взяла кусок торта. – Вы сильная?
Где – то в коридоре что – то с хлопком взорвалось. Софронии показалось, что послышался вскрик матушки. Вместе с гостьей они не обратили на шум внимания.
– Сильная? – переспросила Софрония, бочком подбираясь к чайному подносу и пожирая взглядом торт.
– От всех этих лазаний. – Молчание. – И, полагаю, от катания на машинах.
Софрония моргнула:
– Я не слабачка.
– И определенно поднаторели в умении увиливать от ответа.
– А это что, плохо?
– Зависит от того, кто вас спрашивает.
Софрония обзавелась двумя кусками торта, словно ей предложили угоститься. Гостья воздержалась от замечания. Софрония быстро отвернулась, якобы найти ложку, и сунула кусок в карман передника. Мамуленька наверняка лишит сладкого на неделю, как только обнаружит, что случилось с кухонным лифтом.
Может, гостья и заметила воровство, но виду не показала.
– Вы ведь директриса этой школы совершенства?
– Вы директриса этой школы совершенства, мадемуазель Жеральдин? – поправила «ворона».
– Вы директриса этой школы совершенства, мадемуазель Жеральдин? – послушно повторила за ней Софрония, хотя их и не представили должным образом.
Странно, учитель какой – то школы совершенства. Стоит ли ждать, пока вернется мамуленька?
– Она называется Институт совершенства благородных девиц мадемуазель Жеральдин. Вы слышали о таком?
Софрония слышала.
– Я думала, только лучшие семейства могут себе это позволить.
– Иногда мы делаем исключения.
– Так вы мадемуазель? Вы не кажетесь старой.
– Что ж, спасибо, мисс Тряпочертик, но к вашему же благу не стоит озвучивать подобные наблюдения.
– Простите, мадам.
– Простите, мадемуазель Жеральдин.
– О, да, простите, мадемуазель Жеральдин.
– Очень хорошо. Вы заметили во мне еще что – то странное?
Софрония ляпнула первое, что пришло в голову:
– Седина в волосах. Она неуместна.
– А вы ведь наблюдательная юная леди?
И тут одним быстрым движением мадемуазель Жеральдин бросила из – за спины маленькую подушку. Бросила, между прочим, в Софронию.
Софрония, в которую прежде леди не бросали подушки, изумилась, но поймала.
– Ловкость присутствует, – отметила мадемуазель Жеральдин, показав пальцами, чтобы ей вернули подушечку.
Потрясенная Софрония подушечку вернула.
– Зачем…
Рука в черной перчатке поднялась, пресекая дальнейшие расспросы.
Их беседу прервала вернувшаяся миссис Тряпочертик.
– Приношу свои извинения. С моей стороны это была непростительная грубость. Не могу понять, что случилось с кухонным лифтом. Он производит отвратительный шум. Но вам ни к чему слушать о таких мелких домашних пустяках.
Она сделала ударение на слове «пустяки». (игра слов – слово trifles переводится и как десерт «трайфл», и как «пустяки». – Прим. пер.)
Софрония скорчила гримасу.
Миссис Тряпочертик села и потерла жирное пятно на прежде безупречной перчатке.
– Как вы поладили с Софронией?
– О, вполне, – ответила мадемуазель Жеральдин. – Юная леди поведала мне о некоторых исторических книгах, которые недавно прочла. Каков был предмет?
«Она что, не хочет, чтобы мамуленька знала, что она кидала в меня подушкой?»
Софрония никогда бы не подкачала, если требовалось соврать.
– Египет. Очевидно, Первобытная монархия, которая последовала сразу за Мифологическим периодом, характеризуется новыми датами. И…
– Более чем достаточно, – прервала матушка. – Директрису не интересует образование. Воистину, мадемуазель Жеральдин, если дать ей волю, она не остановится. – И посмотрела с надеждой: – Знаю, она ужасное создание, но вы можете с ней что – нибудь сделать?
Мадемуазель Жеральдин сдержанно улыбнулась:
– Что вы скажете насчет испытательного срока? Если мы вернем ее к дебютному балу через несколько месяцев и посмотрим, чего она достигла?
– Ох, мадемуазель Жеральдин, это же превосходно, лучше не бывает! – Матушка радостно сжала руки. – Разве не волнующе, Софрония? Ты отправляешься в школу совершенства!
– Но я не хочу уезжать в школу совершенства!
Софрония не могла подавить раздраженные нотки в голосе при пронесшемся в голове видении, как она учится обращаться с зонтиком.
– Не говори так, дорогая. Это будет восхитительно.
Софрония ухватилась за припрятанный козырь:
– Но она бросила в меня подушкой!
– Ох, Софрония, не выдумывай, ты же знаешь, как этим меня расстраиваешь.
Софрония глупо таращилась, то и дело переводя взгляд с оживившейся матушки на ворону – незнакомку.
– Как быстро она может собраться? – поинтересовалась мадемуазель Жеральдин.
– Вы желаете забрать ее сейчас? – поразилась матушка.
– Коли я уже здесь, верно? Зачем даром терять время?
– Не думаю, что можно быстро собраться. Мы должны купить несколько платьев, теплое пальто. А что насчет учебников?
– О, вы можете прислать все позже. Я снабжу вас списком необходимого. На данное время она в прекрасном состоянии. Подающая надежды девочка, полагаю.
– Ну, если вы считаете, что так лучше…
– Считаю.
Софрония не привыкла видеть, чтобы матушку столь действенно настроили на сборы.
– Но, мамуленька!
– Если мадемуазель Жеральдин считает, что так лучше, то тебе стоит пошевелиться, юная леди. Переоденься в выходное, а именно синее, платье и воскресную шляпку. Я распоряжусь, чтобы горничная собрала самое необходимое. У нас есть полчаса, мадемуазель?
– Разумеется. Может, я предприму небольшую прогулку по окрестностям, пока вы собираетесь. Разомну ноги перед поездкой.
– Извольте. Идем, Софрония, у нас много дел.
Разочарованная, в расстроенных чувствах Софрония потащилась за матушкой.
Последовательно ей вручили старый чемодан, извлеченный с чердака, три шляпные коробки и саквояж. Едва ли имея достаточное время, чтобы обеспечить перекус на дорогу – бог знает в какие края и на бог ведает какое расстояние, – Софрония очутилась в карете, куда ее сунули весьма поспешно. Матушка поцеловала ее в лоб и устроила суетливое представление:
– Моя крошка, уже выросла и покидаешь нас, чтобы стать леди!
Как говорится, вот и все дела.
Возможно Софрония надеялась на грандиозные проводы с участием всех родственников и половины домашних механизмов, машущих вслед облитыми слезами платочками. Однако младшие братья были в деревне, старшие в Итоне, сестры занимались мишурой или замужеством – возможно, и тем и другим одновременно, а механизмы раскатывали, выполняя домашнюю работу. Софронии показалось, что она углядела Роджера, мальчика – конюшего, машущего шапкой с сеновала, но помимо него даже матушка лишь небрежно пошевелила кончиками пальцев и вернулась в дом.
Глава 2
Карета была изумительная, снабженная последними достижениями в виде автоматически опускавшейся крыши, выдвижной подставки для ног и чайницы. Экипаж наемный, однако разряжен, как фамильная карета: стенки обиты темно – синим бархатом, дабы приглушить уличный шум, а одеяла с золотой бахромой спасали от простуды.
Софрония едва ли успела все это рассмотреть, как мадемуазель Жеральдин стукнула в потолок ручкой зонтика, и они тронулись в путь.
Больше убранства экипажа удивляло то, что карету уже занимали два ученика. Совершенно очевидно, что они терпеливо просидели на месте все время, пока мадемуазель пила чай, а Софрония роняла кухонные лифты и упаковывала свои мирские пожитки в чемодан. Прямо напротив сидела ясноглазая и с виду жизнерадостная юная леди, немного младше Софронии, с копной волос цвета меда и круглым, словно фарфоровым личиком. К ее светло – красному платью была пришпилена огромная красная с золотом стеклянная брошь. Сочетание волос, украшения и платья придавало леди совершенно скандальный вид, будто ее обучали, как стать ночной бабочкой. Софронию впечатлило должным образом.
– Бог ты мой! – обратилась девочка к Софронии, будто появление той в карете стало самым выдающимся событием дня. Что, весьма возможно, так и было, учитывая праздное сидение в экипаже без отвлекающего занятия или развлечения.
– Как поживаете? – спросила Софрония.
– А как вы? Разве не прекрасный день? Воистину замечательный. Я Димити. А вы?
– Софрония.
– И все?
– А что, разве этого мало?
– О, ну, я хочу сказать, что я, если точнее, Димити Энн Пероблёкли – Тынемот, вообще – то.
– Софрония Анжелина Тряпочертик.
– Боженьки, как трудно выговорить.
– Вот как? Возможно.
«Будто Димити Энн Пероблёкли – Тынемот выговорить легче».
Софрония перевела взгляд от Димити на еще одного обитателя кареты. Было трудновато распознать, что за существо притаилось под большой не по размеру шляпой – котелком и заляпанной масляными пятнами шинелью. Впрочем, если поднатужиться, Софрония сказала бы, что это порода мальчика неопрятного. Он носил очки с толстыми стеклами, основательно морщил лоб, а на коленях держал внушительный пыльный фолиант, который полностью завладел его вниманием.
– Что это такое? – спросила она соседку, морщившую нос.
– Ох, это? Это просто Пилловер.
– А что называют «пилловером» у вас дома?
– Моего младшего брата.
– А, соболезную. У меня самой их несколько. Дьявольское неудобство эти братишки.
Софрония с совершенным пониманием кивнула на нелепую шляпу с пальто.
Пилловер из – под очков бросил на девочек косой взгляд. С виду брат был на несколько лет младше сестры, которой, как догадалась Софрония, исполнилось тринадцать.
– Его определили в Бансон.
– Для чего?
– Политехническая школа для мальчиков Бансона и Лакруа. Ну, знаешь, та, другая, школа.
Софрония, которая понятия не имела, о чем говорит Димити, притворилась из вежливости осведомленной.
Димити продолжала чирикать. Оказалась она чуточку говорливой. После своей семьи Софрония чувствовала себя с такой болтушкой как рыба в воде. Уж что – что, а поболтать ее родня всегда любила, но о куда менее интересных вещах, чем Димити.
– Мамочка и папочка хотят, чтобы он стал злым гением, но сердце у него лежит к латинской поэзии. Правда, Пилл?
Мальчик одарил сестру противным взглядом,
– Пилловер ужасно не преуспевает в злых делах, если вы понимаете, о чем я. Наш папа в числе основателей Конфедерации мертвых хорьков, а мама кухонный химик с сомнительными намерениями, но бедняжка Пилловер, с его Кривыми окулярами фантастического увеличения, не может и муравья убить. Ведь не можешь, Пилл?
Софрония чувствовала, словно от нее постепенно ускользала нить беседы.
– Конфедерация мертвых хорьков?
Димити кивнула, тряхнув кудрями.
– Знаю, знаю, можешь посочувствовать. Я стараюсь видеть и светлую сторону: по крайней мере, папа не Засольщик.
Софрония вытаращила глаза.
– Э, о, да, куда лучше.
«Засольщик? Что такое, небеса святые, Засольщик?»
– И вот Пилл для бедного старого папы грустное разочарование.
Упомянутый Пилл отложил книгу, явно намереваясь себя защитить.
– Я сделал скамеечку на шарнирах, которая двигается, когда кто – нибудь собирается на нее присесть. И еще горшок заварного крема, который никогда не остывает так, чтобы стать пригодным для пудинга.
Димити внесла пояснения, которые разбили все доводы.
– Скамеечка в конце концов всегда двигается вперед, так что садится на нее преудобно. А повар просто использует Кремовый дурной горшок, чтобы держать теплыми булочки.
– Послушай. Так не пойдет. Нечего выбалтывать семейные тайны!
– Смирись, Пилл, ты прискорбно добрый.
– О, ну это уж слишком! А ты что, такая уж злодейка? Господи, да ты хочешь выйти замуж и стать леди. Да в нашей семье сроду такого не слыхивали! По крайней мере, я – то стараюсь.
– Ну, школа совершенства ведь на то и требуется, чтобы помочь стать леди?
По крайней мере, об этом Софрония была осведомлена наверняка.
Мальчик насмешливо фыркнул.
– И близко нет. Только не эта школа совершенства. Вовсе не того совершенства. Или стоит сказать, что того, но только с виду? Уверен, вы понимаете.
Пилловер бросил насмешливый косой взгляд на Софронию, затем, заметно смутившись, снова вернулся к книге.
– На что он вообще намекает? – обратилась Софрония к Димити, чтобы та объяснила поведение брата.
– Хочешь сказать, ты не знаешь?
– Не знаю что?
– О бог ты мой. Ты скрытый рекрут? Совсем без семейных связей? Я знала, что их берут, конечно, но не думала, что встречусь хоть с одним. Как чудесно! Ты находилась под надзором? Я слышала, иногда так делают.
Тут вмешалась мадемуазель Жеральдин.
– Довольно об этом, мисс Пероблёкли – Тынемот.
– Да, мадемуазель Жеральдин.
И директриса продолжила дальше не обращать на них внимания.
– Так куда мы путешествуем? – спросила Софрония, решив, что это допустимый вопрос, коли им явно не разрешается говорить о самой школе.
– Так ты даже этого не знаешь? – В голосе Димити явственно слышалась жалость. – Ну, в Институт совершенства благородных девиц мадемуазель Жеральдин.
Софрония помотала головой.
– Нет, я имею в виду, где находится эта школа?
– Ну, никто не знает точно, но где – то на юге. В Дартмуре или поблизости.
– Откуда такая таинственность?
Димити тряхнула головой, кудри снова взлетели.
– О, нет, послушай, я не то имела в виду. Понимаешь, она не на одном месте.
– Что не на одном?
– Школа.
Софрония вообразила дом, полный визжащих девочек, удирающий по торфяникам на гусеницах, как какое – то громадное перевозбужденное механическое сооружение.
– Школа передвигается? Что, на сотнях крошечных ножек?
