Текст книги "Изнанка неба"

Автор книги: Гэвин Лайл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

29

Звезды на ночном куполе неба несколько потускнели, и на горизонте стала появляться синева. Теплая и уютная кабина самолета навевала дремоту, а местное освещение напоминало о пылающем огне в камине. Мы утонули в больших кожаных креслах с автономной подачей теплого воздуха с потолка кабины.

– Хочешь кофе? – оживился мой приятель.

Я сонно посмотрел на него. Мне конечно хотелось бы тихо уснуть, но если это было не в моих интересах, то лучшего средства чем кофе просто не найти.

– Да, – с готовностью отозвался я. – А что в оборудование этого самолета входит еще и стюардесса?

– Просто электрический кофейник, – он поднялся с кресла и отправился в хвостовую часть самолета.

А мне нужно было выпрямиться в кресле, постараться настроить радиопередатчик на авиабазу "Уилас" и включить радиокомпас.

Я все еще ожидал от них проявления признаков жизни, как появился Китсон. В руке у него был кофейник и две кружки. Потом он поставил кофейник на цоколь панели приборов контроля двигателя, выдвинул из подлокотников кресел две серебряных подставки и поставил в них кружки.

– У нас кончился сахар. Так что тебе придется довольствоваться горьковатым черным кофе.

В эфире неожиданно прорезалась авиабаза "Уилас", которая кому-то передавала, что давление в приземном слое атмосферы тысяча восемнадцать миллибар, а ему предстоит сделать еще один круг, и на земле его будут ждать яичница с ветчиной. Ничего не поделаешь. Жизнь военных летчиков полна трудностей и лишений.

Я снял показания с радиокомпаса – двести пятьдесят восемь градусов, и Кен нанес их на карту.

– Послушай, парень, это означает, что ты оказался в трех-четырех милях севернее первоначального маршрута. С другой стороны, ветер скорее всего начинает менять направление. Оставайся на прежнем курсе, и посмотрим, к чему это приведет.

– Идет, – я сделал пару глотков кофе и почувствовал, как душа снова возвращается в мое тело. Небо уже стало синего цвета с голубой полоской на горизонте. Кен изогнулся, чтобы ему было удобнее дотянуться до кружки с кофе.

– Как рука? – поинтересовался я.

– Почти сносно, – он осторожно откинулся в кресле и выпил немного кофе. Я снова вернулся к поискам в эфире, но там царило сонное молчание.

– А вот и оно, – раздался через несколько минут спокойный голос Кена.

Я оторвался от своих манипуляций и заметил как на горизонте показался краешек солнечного диска, небо вокруг него стало белесым и безжизненным. На горизонте не было ни одной тучки, ни облачка, и солнечные лучи беспрепятственно устремились ввысь.

На моем лице появилась гримаса неудовольствия, наша уютная кабина теперь казалась мне крошечным и унылым островком в океане солнечного света. Китсон подался вперед и выключил подсветку приборов. Море темной массой лежало в десяти тысячах футов под нами.

Мой приятель посмотрел на часы.

– Когда мы сможем получить метеосводку?

– Скоро будем в районе Мальты. Но нам вряд ли удастся выяснить что-нибудь про погоду над Грецией. Так что придется подождать, пока не окажемся в пределах досягаемости Афин.

Он кивнул, а я снова начал вертеть ручку настройки радиопередатчика.

Солнечный диск уже показался над горизонтом, осыпая гребни волн золотыми искрами, а потом собрался с силами и залил все пространство океаном света. Мы с Китсоном молча наблюдали за происходящим.

Мне, наконец, удалось поймать радиопередачу с Луги на Мальте, а тут еще и вполне устойчивый перекрестный сигнал с авиабазы "Уилас".

Мы по-прежнему держались севернее расчетного курса и уже преодолели больше ста миль. Несмотря на некоторые огрехи в моем пилотировании, это говорило о наличии ветра скоростью около двадцати узлов с направлением в двести двадцать градусов. Я не возражал бы иметь ветер и посильнее. Все это указывало на то, что штормовой фронт еще оставался далеко впереди.

– Хочешь еще кофе? – спросил Кен, поднимаясь с кресла.

Я посмотрел на него. Его лицо в лучах утреннего солнца выглядело несколько бледноватым. Ему пожалуй вообще не стоило пить кофе, а лучше успокоить нервы, расслабится и заснуть. Пулевое ранение не такая штука, чтобы бесследно пройти от таблетки аспирина и глотка виски.

– Пока не нужно, спасибо.

– Мне хочется прилечь где-нибудь в салоне. Не могу дремать в кабине: все время продолжаю следить за этими чертовыми приборами, – сказал он и отправился поклевать носом на кресле по правому борту самолета, осторожно разместив на груди свою левую руку.

Я дал дифферент на нос, чтобы уравновесить тяжесть его тела, откинулся в кресле и закурил. Делать было особенно нечего: "Пьяджио" не оборудован автопилотом, но атмосфера за бортом самолета была спокойна и прозрачна как стекло.

Длительный морской перелет совсем не действовал мне на нервы, ведь пара этих двигателей благодаря миллионам набоба содержались в идеальном состоянии. К тому же не приходилось постоянно прислушиваться к их рокоту, "Ликомингсы" для меня были в новинку, и только по шуму работающих двигателей я все равно ничего не смог бы определить. Так что мне осталось просто сидеть, а это занятие обычно и составляет большую часть полета.

Около шести часов двадцати минут я снова поймал "Уилас", и тут же мне посчастливилось перехватить сообщение с Луги. После нанесения показаний радиокомпаса на карту оказалось, что мы точно идем по проложенному маршруту. Я взял на три градуса влево, скорректировав полет относительно направления ветра, тогда самолет не уклонится в другую сторону от рассчитанной трассы.

Радиопередатчик остался настроенным на Лугу, и мне хотелось дождаться, когда они начнут передавать сводку погоды. Наконец голос в динамике сообщил про преобладании над территорией Мальты ливийского западного ветра средней силы, с усилением по мере продвижения на восток; безоблачное небо и никакого намека на то, что происходит восточнее этих мест.

В этих местах штормовой фронт уже побывал, расчистил небо от облаков и оставил после себя западный ветер. Но не было ни одного намека, где он теперь находится; над греческими островами или же рассеялся над горными вершинами полуострова. Я ничего не мог сказать об этом, а афинское радио хранило гордое молчание.

После этого я снова вернулся к своему обычному занятию и стал следить за показаниями приборов, а затем воспользовался радиоальтиметром. Небольшим, но очень полезным устройством, которое может нам понадобиться, если придется проскочить под штормовым фронтом. Ведь обычный альтиметр, соотносивший высоту полета с давлением, в условиях непогоды был бесполезен.

Все шло нормально. Я выключил альтиметр и окинул взглядом циферблаты приборов. Теперь мне становилось ясно как и почему "Пьяджио" был укомплектован именно таким оборудованием. Набоб мог бы набить его новейшими радарами и прочими новшествами нашего времени, но вместо этого на нем было только самое необходимое. Частично это объяснялось отсутствием в Пакистане адекватной наземной службы, кроме того любой автомат требовал для своей четкой работы техников. Китсон мог решить, что лучше иметь только те приборы, с которыми он мог работать, не отвлекаясь от своего основного занятия. Я разделял его точку зрения; ведь куда лучше полагаться на свое умение, чем на сомнительные способности Хертера справиться с радаром.

Я немного подкрутил регулятор термовентилятора кабины и снова погрузился в свои размышления. Меня интересовало, зачем мне вообще стоило суетиться последние двадцать минут, а не спокойно сидеть в кресле первого пилота. К сожалению пищи для ума не хватало: ответ и так был мне известен. Просто стоило вспомнить, как я летал со свободным доступом к любой информации, которую мог предоставить мне эфир. В те времена у меня была полная свобода отменить полет или изменить его маршрут. Но этот в корне отличался от всех предыдущих. Штормовой фронт, где бы он не находился, мог спутать все карты.

30

Ближе к семи часам Кен встал со своего ложа.

– Черт побери эту руку, – пробормотал он и отправился в хвост. По его возвращении в кабине появился горячий кофе и банка с консервированными персиками, из которой торчала ложка.

– Все тебе. Я не голоден, – сказал Китсон.

– Благодарю. Как рука?

– Средне, – было видно, что ему с трудом дается его спокойствие.

– Возьмешь управление на себя, пока я перекушу?

Он пожал правым плечом и сел. Мне показалось, что ему сегодня легче было бы вообще не касаться штурвала, но это могло отвлечь его мысли от раненой руки.

Китсон тронул здоровой рукой штурвал.

– Принял управление на себя.

– Передал управление, – этот короткий диалог показал, что старые летные привычки не умирают.

– Я поймал Мальту. Тебе будет приятно узнать, что наш полет проходит в безоблачном небе и с западным ветром.

– Они ничего не говорили про Грецию?

– Они никогда этого не делают. А мы все еще находимся далековато от Афин.

Он кивнул. К семи часам мы уже преодолели половину пути, оставались последние триста миль. Я расправился с персиками и попытался поставить ее на штурвал.

– Впереди появились тучи, – голос Кена оторвал меня от этого занятия.

Я посмотрел вперед. До настоящих неприятностей еще далеко; еще не одно облако возвестит нам о их приближении. Будем считать их первым предупреждением.

Это были просто кучевые облака, невинные белые создания, заполонившие небо на шесть тысяч футов вокруг. Их появление ни о чем не говорило.

– Можно где-нибудь еще кроме Афин услышать метеорологическую обстановку над Грецией?

– Конечно. Это может сделать любой. Надо только выйти в эфир и запросить метеоусловия. Могу я взять управление самолетом?

– Передал управление, – Кен кивнул, откинулся назад и закурил. Лицо его было спокойным, а свою левую руку он запихнул в свою (а точнее говоря мою) полурасстегнутую куртку.

Мы миновали еще одно скопление кучевых облаков такой же протяженности как и первое, а горизонт бугрился новыми посланцами непогоды.

– По твоим оценкам на острове осталось драгоценностей на миллион фунтов?

– Только в том случае, если там находится все, что еще набоб не вернул себе. А все вместе потянет миллиона на полтора по рыночной стоимости.

Китсон удовлетворенно кивнул.

– Мне не кажется, что стоит выходить на открытый рынок, Джек. Может стоит поискать кого-нибудь с опытом в таких делах?

– Я знаю в Тель-Авиве одного парня. С ним можно будет иметь дело, – правда для меня осталось загадкой, как ему удастся с этим справиться. От его воплей потолок рухнет, если выложить перед ним золотой утвари на миллион фунтов. Но эта проблема меня пока не волновала.

– Во время наших совместных полетов ты, как мне казалось, был далек от всех этих дел, – оживился Кен.

– С тех пор я многому научился, – невозмутимо ответил я и достал сигарету. – Одно только непонятно: как тебе удалось напасть на след первой партии драгоценностей, которую мне нужно было доставить хозяину каравана?

– В Бейруте мы узнали про Миклоса, – тут он пожал плечами. – Его выдал парень, которому тот сбыл украшения.

– Которого Хертер чуть не убил?

– Откуда у тебя эта информация, – резко спросил мой напарник.

– Общие знакомые.

Китсон нахмурился, но затем с облегчением кивнул.

– Ах, она. Ну, да. Не могу сказать, что мне нравятся его методы.

– А кто может? – сказал я прикуривая. – Так что тебя навело на мой груз?

– Все очень просто, берешь пачку долларов и начинаешь задавать вопросы. Этот груз валялся в аэропорту больше недели, и все бумаги были давно оформлены. Пунктом назначения был указан Бейрут, но в день нашего прибытия в Афины он переоформил их на Ливию.

– Этого ты Его Превосходительству не говорил.

– И с той минуты мое сердце просто разрывалось от горя. А тебе нравится быть богатым человеком?

Я просто кивнул и вернулся к своим наблюдениям за горизонтом.

– А что ты сделаешь с этими деньгами? – спросил Кен.

Я выпустил струйку дыма в циферблат компаса и не спеша процедил:

– Мне давно хочется отправиться в Соединенные Штаты и заплатить за переквалификацию на четырехмоторные машины плюс инженерную лицензию. Затем сфера моих интересов переместится в Южную Америку. Там очень большие потребности в воздушном транспорте, и они постоянно создают новые авиалинии. Возможно я буду работать на какую-нибудь компанию или же создам собственную.

– Совсем как в старые времена: катание в горах на старом "Дугласе".

– Не совсем. Авиакомпании там обещают стать крупным и прибыльным делом. Настоящий бизнес. Это тебе не перевозки беженцев.

– И даже не оружия, – криво улыбнулся он. – Ты потерял десять лет, Джек. Сможешь ли ты руководить авиакомпанией?

– Думаю, да, – посмотрел я на него. – С соответствующей помощью.

Китсон посмотрел вперед и улыбнулся своим мыслям.

– Мог бы я нацепить четыре кольца и ходить между рядами кресел, помогая дамам пристегивать ремни безопасности?

– По международному законодательству, ты можешь застегнуть любой ремень по своему выбору. Но не стоит себя обманывать: им нужны не столько пилоты, работающие на публику, сколько специалисты, способные помочь созданию всей системы. Там еще очень много необжитых мест и едва приспособленных взлетных полос. Им нужны опытные пилоты практикой такого сорта.

Улыбка с его лица исчезла.

– Ну, ладно, мы можем получить там квалификацию, – неожиданно он криво усмехнулся. – Черт, а это идея.

– Что ты собираешься предпринять?

– Еще не знаю, – он потушил сигарету, взял кофейник, консервную банку и ушел на кухню. Когда Китсон снова появился в кабине, в его руках был небольшой справочник туриста в голубой обложке.

Стрелки часов показывали семь часов двадцать две минуты. Мне впервые удалось перехватить сообщение из Бенгази и получить отличный ориентир. Кен положил подставку с картой себе на колени и нанес его на ней. Потом я настроился на Лугу, но в эфире в данный момент царило молчание.

Китсон стал листать справочник.

– Саксос – население составляет около полутора тысяч человек. Серебряные рудники в настоящие время заброшены. Кустарное изготовление глиняной посуды. Согласно легенде к этому острову после девятидневного шторма пристал Одиссей после бегства из земли киконов, и встретил на нем лотофагов, поедателей лотоса. Ну и погодка же у них тут была в то время. А тебе часто приходилось встречаться с поедателями лотоса?

– Ни разу. (Одиссей. В какой авиакомпании он сейчас работает? Ладно, забудь об этом. Но половину своих неприятностей он получил из-за того, что его спутники заставляли его останавливаться не в тех местах, где нужно. Ну, и черт с ним. Просто неудачная шутка.)

– Хорошо, проследи за этим, если кто-нибудь предложит что-нибудь поесть там, – заметил Китсон. – Шутки в сторону. Нам нужно погрузить на борт два ящика с добычей и сматываться как можно быстрее, – он резко захлопнул книгу. – Я надеялся, что в нем будет карта этого острова. А ты уверен, что посадка пройдет нормально?

– На днях мне приходилось сажать на нем "Дакоту".

Мой приятель рассеянно кивнул. В наушниках едва слышно прозвучало сообщение из Луги, и стрелка радиокомпаса вяло шевельнулась.

На этот раз мы отклонились от маршрута на двенадцать миль южнее и оставили за спиной больше трехсот семидесяти миль. Кен провел на счетной машинке какие-то вычисления и объявил:

– Нам в спину дует довольно приличный ветер силой тридцать узлов. Суммарная скорость двести двенадцать узлов. Возьми на десять градусов левее, до пятидесяти семи, и мы к семи сорока снова выйдем на свой маршрут.

Я взял влево. Теперь мне уже не составляло труда точно лечь на курс с точностью в пределах одного градуса.

Было уже двадцать семь минут восьмого, облака вокруг стали плотнее, их верхушки клубились как море во время непогоды. Где бы ни находился этот фронт, он оставил после себя заметный след.

Мне это совсем не нравилось. Плотность облачности нарастала чересчур быстро, но это ничего не говорило нам о самом шторме. Это могла быть просто полоса непогоды сразу за горизонтом или жуткая буря в ста пятидесяти милях по курсу. Я взглянул на карту и тоже не слишком обрадовался. Мы были в двухстах миль от Афин, слишком далеко, чтобы перехватить радиопередачу.

– У тебя есть здесь радиотелеграф?

– Ну, да. А что? – удивленно отозвался он.

– Ровно в половине Афины будут передавать сводку погоды. Хотелось бы попробовать ее принять.

– А почему ты не хочешь попробовать радио?

– Не на таком расстоянии. А если дела так пойдут и дальше, ничего не узнаем, пока не попадем в самое пекло. Где находится его выключатель?

Он напряженно всматривался в облака через стекло кабины.

– Ты не сможешь с такой скоростью разобраться в азбуке Морзе: они ведут передачу в профессиональном темпе для телеграфистов.

– Я могу считывать до двадцати слов в минуту. Так где включается эта чертова штуковина?

– Сразу под выключателем радио. Ты раньше не мог так прытко разбирать телеграфные сигналы.

– Мне уже приходилось напоминать тебе, с тех пор я многому научился, – но никто из нас на эту тему не обольщался: двадцать слов в минуту не слишком уж и быстро. Оставалось только надеяться, что радист в Афинах будет в это утро несколько полусонным.

Я убрал звук у радио и включил телеграф.

– Пока я буду писать, пожалуй, тебе лучше будет взять управление в свои руки. Слушай, зачем тебе эта штука, если ты не умеешь ей пользоваться?

– Для приема сигналов для радиокомпаса, когда мы находимся за пределами диапазона действия радиосвязи, – Кен положил руку на штурвал. – Управление принял.

В наушниках послышалась какофония звуков, наконец я настроился (по моим предположениям) на частоту Афин. Кроме отдаленного гула пока ничего разобрать было нельзя. Я врубил полную громкость и смотрел, когда минутная стрелка моих наручных часов покажет ровно семь тридцать.

Потрескивание перешло в морзянку, но затем ее снова заглушили помехи. Я плотнее надвинул головные телефоны и подстроил частоту. До Афин было еще далековато, но для этого аппарата это особой роли не играло.

Снова запищала морзянка, и я принялся записывать. Сводку погоды передают цифровым кодом, так что без расшифровки в ней не разобраться. Главное в этом деле не суетиться и делать что-нибудь одно: либо записывать, либо расшифровывать.

Минут через пять у меня от напряжения заболели уши, а лист бумаги стал похож на страницу математической тетради у двоечника, но мне казалось, что этого уже будет достаточно. Кен покосился на мои каракули.

– Ну и что нас ожидает?

– Скажу через пару минут.

Я выбрал три передающие станции, которые могли заинтересовать нас больше всего: непосредственно Афинскую, Канеа на Крите и Пилос на греческом побережье Адриатики, и принялся за расшифровку.

Большая часть афинской была пропущена, но и оставшегося было достаточно для получения общей картины – ничего страшнее переменной облачности там не ожидалось. С Крита информация почти ничем не отличалась, только ветер был юго-восточным.

Пилос расположен намного западнее и в его окрестностях проходил атмосферный фронт. Давление опустилось до девятисот восьмидесяти, дождь со шквалистым ветром, видимость – один километр, нижняя граница сплошной облачности – пятьсот футов. Сообщение о направлении и скорости ветра записать не удалось.

– Ну и что нас ожидает? – снова повторил Кен.

– Ничего хорошего. Дай мне карту.

Он отпустил штурвал и передал мне подставку с картой. Я разместил ее на коленях и начал нервничать.

По прямому маршруту весь наш полет до самого Саксоса должен был проходить над морем. А миль за семьдесят до него нам придется миновать пролив между полуостровом и Критом. Это был отличный, широкий пролив, за исключением одного – как и любой участок моря вокруг Греции он был напичкан островами и островками.

Именно здесь и проходит атмосферный фронт. Я запустил свою руку в волосы, а затем сделал несколько прикидок карандашом на карте. Если идти по-прежнему курсу, то нам было необходимо разминуться с южной оконечностью Сериго, рельеф местности на котором поднимался до тысячи шестьсот пятидесяти футов. Между ним и следующим несколько южнее другим большим островом, Андикитирой был пролив шириной восемнадцать миль. Но и тут не могло обойтись без какого-нибудь острова – груды камней, торчащих из воды, под названием Тори. Он был слишком мал, чтобы обозначать его высоту, но насколько я знал греческие острова, пятьсот футов нам были обеспечены.

Это оставило наш десятимильный пролив между Сериго и Тори. В ясную погоду это не создавало бы никаких трудностей, а на высоте десять тысяч футов и подавно. Но здесь проходил атмосферный фронт, а на высоте ниже пятисот футов, плохой видимости, да еще сильном боковом ветре и почти полном отсутствии надежд на радиокомпас задача была не из приятных.

– Где он проходит? – не унимался Китсон.

– Вот посмотри. Я взял управление на себя.

– Я передал управление.

Одной рукой я взялся за штурвал и почувствовал, как моя ладонь взмокла от напряжения, а свободной протянул ему карту с подставкой.

Он просто окинул ее взглядом и нетерпеливо спросил:

– Надеюсь он не тянется до самого Саксоса, и мы сможем там приземлиться?

– При условии что нам удастся до него добраться. Если уж нам так хочется разбогатеть, почему бы не вернуться в Ливию и не украсть нефтяной колодец?

– Перемажешь мне весь самолет, – неожиданно ухмыльнулся он. – Мы уже богаты, парень. Все что нам нужно – это точно проложить маршрут и не сбиться с курса.

– Это верно, – я старался понять, где начинается граница ненастья. Но это было невозможно, ведь его протяженность оставалась для меня загадкой. Правда судя по сводке, которую передал Пилос оно разгулялось на протяжении пятидесяти миль.

Китсон поудобнее устроил свою больную руку и посмотрел на свои часы.

– Семь сорок. Мы уже должны были попасть на свой маршрут. Переходи на курс в шестьдесят два градуса.

Я мягко тронул штурвал и повернул на пять градусов. В первый раз за все время полета Китсон нарисовал на линии нашего маршрута маленький квадратик: знак того, что мы наверняка должны находиться в расчетной точке.

Я скосил взгляд на карту. Последний кружок, который уточнял наши координаты, был помечен семью часами и двадцатью пятью минутами, и нас отделяло пятьдесят миль.

Прежде чем мы попытаемся на низкой высоте проскочить атмосферный фронт в этом проливе, нам потребуется что-нибудь получше, чем простая уверенность в своих расчетах.

– Что ты там говорил про точную прокладку маршрута? – поинтересовался я.

– Ты определишь точные координаты, а я нанесу все на карту, – он ухмыльнулся и полез за своими штурманскими инструментами.

Я прибавил громкость и снова настроился на Афины. Наушники дружно ответили свистом помех, создаваемых атмосферным электричеством. Я переключился на радиокомпас, и стрелка импульсивно задергалась, ничего хорошего, сектор был не меньше пяти градусов, так что пришлось настраиваться на другую волну.

Луга звучала чисто, но сигнал был очень слабый, стрелка реагировала вяло, и для точной ориентировки этого не хватало. Бенгази хранило молчание и Пилос тоже на связь не выходил. Я выключил приборы и посмотрел на часы. Они показывали семь часов сорок четыре минуты.

– Сколько нам осталось до границы атмосферного фронта? Миль пятьдесят? – нарушил молчание Китсон.

Перед нами кучевые облака стали похожи на первые высотные здания окраины большого города. Но впереди нас ждала встреча с более серьезными неприятностями. Полоса непогоды встретит грозовыми облаками, которые встанут сплошной стеной на нашем пути.

– Да, – отозвался я, – будем считать, что так.

– Хорошо, – он ткнул карандашом в карту. – Как ты себе его представляешь?

Вопрос был нелегким. Меня очень волновало направление ветра, к тому же у границы ненастья он может поменять направление: северный ветер по мере углубления резко сменится на южный или юго-восточный.

А это было очень важно: для нас был нужен восточный или западный ветер, ведь маршрут до Саксоса пролегал строго с востока на запад. Но об этом у меня еще будет время поразмышлять.

– Мы можем рассчитывать на скорость ветра у поверхности моря в сорок узлов с направлением в двести восемьдесят градусов, – процедил я. Это была только догадка, ведь никакой надежной информации у меня не было.

– Хорошо, – сказал Кен и стал крутить диск своей вычислительной машинки, а я вернулся к своим поискам в эфире.

Кучевые облака стали выглядеть заметно внушительнее. Китсон сделал какие-то пометки на карте и убрал свои инструменты.

– Держи прежнюю высоту, – посоветовал он, – скоро нужно будет принимать решение. Мы уже семьдесят миль без связи. Не надо ничего менять, пока не сориентируемся по радиокомпасу, и тогда пойдем на снижение, удерживая прежний курс. На пятистах футах или ниже сбавишь скорость до ста двадцати узлов, хорошо?

Я кивнул. Снижение скорости означало, что мы будем резко терять и набирать высоту в вихревых потоках, и у нас будет немного больше времени рассмотреть преграду, в которую нам предстояло врезаться. Но это также значило, что ветер будет сносить нас сильнее.

– Осталось десять миль до пролива, – сказал Кен. Я предлагаю сделать правый поворот, чтобы держаться подальше от Сериго. Если мы перейдем на восемьдесят семь градусов, наш курс пройдет восточнее и как раз посредине пролива. Мы будем держаться его, пока не окажемся подальше от островов. Дальше будет проще и значительных препятствий не ожидается. О'кей?

– Дай мне на минутку карту.

Он протянул ее мне, и я изучил продолжение нашего маршрута, который был только что им нарисован. Правый поворот был простейшим решением проблемы, а это самый лучший выход, когда ты пользуешься простейшими навигационными инструментами. Замысловатая трасса грозит умножением твоих ошибок. Но любое предложение, касающееся полета в десятимильном проливе, предполагает, что мы не должны сбиваться с курса больше чем на пять миль.

– А вот и он, – тихо сказал Кен.

Я поднял голову и увидел грозовой фронт.

Он был еще далеко, в пятидесяти милях, как и выходило по нашим расчетам, но даже с этого расстояния вид его был довольно внушительным. Сплошная стена грозовых облаков достигала сорока тысяч футов, а ветры стратосферы сделали их верхнюю часть плоской как стол. Эти восьмимильные грохочущие столбы с их вихревыми потоками могут легко опрокинуть на спину стотонный авиалайнер и оторвать ему крылья.

Для четырехтонного малыша "Пьяджио" это будет равнозначно полету через мясорубку. Но мы не собирались идти напролом: нашей задачей было проскочить под ним, если там окажется хоть маленькая щель.

Кен сделал быстрые прикидки на карте.

– Эта сторона пролива шириной около пятнадцати миль.

Я продолжал всматриваться в ветровое стекло кабины. До этой минуты, несмотря на сообщение Пилоса, мне хотелось надеяться, что эта штуковина переместится на восток, рассеется и в ней появятся бреши на высоте десять тысяч футов. Мои ожидания оказались напрасными. Грозовые облака простирались до самого горизонта, плотной массой доходили до двадцати пяти тысяч футов и только потом разбивались на отдельные облака. Но даже если "Пьяджио" эта высота была по силам, то без кислорода все шло насмарку.

– До Саксоса так продолжаться не может. Там уже должна быть нормальная обстановка, – уверенно заявил Китсон и посмотрел на часы. – До него осталось миль сорок пять, через семь минут начинаем снижение. В семь пятьдесят пять.

Семь минут, чтобы уточнить наши координаты и полагаться перед снижением на нечто большее, чем маленький квадратик на карте.

Я перепробовал Афины, Лугу, Бенгази. С Пилосом мне неожиданно повезло. Часы показывали семь пятьдесят две. Сигнал был чистый, громкий, и стрелка радиокомпаса замерла как вкопанная. Станция лежала перпендикулярно нашему курсу, значит по ее сигналу можно было точно сориентироваться относительно пройденного по маршруту пути, но отклонения от курса она не давала. Для этого мне нужны были Афины или Луга. До начала снижения оставалась одна минута.

– Как ты оцениваешь наше положение? – спросил я.

Кен уперся карандашом в карту, точно на проложенный маршрут в тридцати милях не доходя Сериго.

– С точностью до двух миль, – отозвался он. – Точнее сказать не могу.

Он не мог быть уверен, для этого не было никаких оснований. Последний раз мы сориентировались полчаса назад и с тех пор преодолели более ста миль. Пятипроцентная ошибка составила бы пять миль, а это и было максимально допустимым отклонением от курса.

– Там внизу видимость будет ужасной, – заметил я. Как только мы окажемся под фронтом, я буду вести по приборам, а ты окажешься вперед смотрящим.

Китсон молча кивнул.

– Оставь свою карту и смотри в оба.

– Тебя что-то беспокоит? – в его взгляде читалось любопытство.

– Мы не знаем своего точного местонахождения. Высота над морем будет мизерной, а оно здесь кишит этими островками. Да, меня что-то беспокоит.

Его это даже позабавило, а я потянулся к выключателю радиоальтиметра.

– С какой стороны не поглядишь, это просто жуткий полет. В любом из предыдущих я бы давно повернул назад и вопил о помощи по радио.

Я, правда, и сейчас мог это сделать. Стоило только взять микрофон и сделать запрос. Кто-нибудь мог меня услышать: самолет, корабль, да кто угодно. Все, что мне нужно было для этого сделать, это взять микрофон и назвать себя.

– Нет. Это не совсем так, – покачал головой Кен.

И он был прав. Это не кусалось того полета в Куч десятилетней давности. Да этот полет был особенным: ни радиосвязи, ни возможности повернуть назад, ни обойти. А теперь я сидел в одной кабине с тем же человеком.

Часы показали семь пятьдесят пять. Я посмотрел вперед. Стена облачности отстояла от нас меньше чем на двадцать миль. И мне нужно было проскочить под ней. У каждого есть свобода выбора, я выбрал то, что находилось по другую сторону грозы и было для меня очень важно.

– Пристегни ремни, сказал я. – Мы начинаем снижение.

Кен нарисовал на карте еще один маленький квадратик и рядом с ним указал время.