Текст книги "Не оглядывайся, Джин..."

Автор книги: Гермина Блэк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Scan, OCR & SpellCheck: Larisa_F

Эрмина Блэк Б 68 НЕ ОГЛЯДЫВАЙСЯ, ДЖИН... – Екатеринбург: Изд-во «Литур», 2000. – 256 с.

(Серия «Наедине: Любовь, любовь, любовь...»)

Оригинал: Hermina Black «Sister at St. Catherine's», 1969

ISBN 5-89648-045-8

Переводчик: Грузберг А.А.

Аннотация

Она любит его, она хотела бы стать его женой и знает, что он мечтает о том же, но ее сковывает страх. Этот страх ее прошлое, то мрачное, что произошло с ней, совсем еще юной девушкой, далеко от Лондона... И когда ей кажется, что она освободилась наконец от власти воспоминаний, вырвалась из их пут, когда уже готова отдаться своему чувству, черные ветры прошлого врываются в ее жизнь, грозя все опрокинуть, вырвать с корнем первые ростки счастья...

Эрмина Блэк

Не оглядывайся, Джин...

Глава первая

1

Солнце через высокие окна заливало своими лучами просторную палату, на стенах которой были изображены сцены из самой известной и любимой сказки детей всего мира: золотоволосая Золушка в лохмотьях – и в бальном платье; вот она одиноко сидит у очага; вот танцует с принцем; бежит от звона полуночи; и наконец триумфально надевает стеклянную туфельку. Росписи сделаны известным художником, который разделял немодную сегодня уверенность в том, что талант следует использовать для изображения красоты, а не уродства. Он нарисовал эти картины в знак благодарности за жизнь своего ребенка, которую спасли врачи и сестры больницы Св. Катерины.

«Золушка» – хирургическая палата, и большинство ее обитателей временно прикованы к постели. Но теперь час, когда те, кто может вставать, заняты игрушками и книгами.

Джин Кемпбелл была на середине палаты, когда из занавешенного бокса вышла сиделка и быстро направилась к ней.

– Что-нибудь случилось? – спросила Джин, встревожившись и чуть сведя брови.

– Нет, сестра. Ничего нового. – И проследив за взглядом Джин, добавила: – Никаких перемен. Когда вы ушли, он сначала был беспокоен, но теперь спит. С ним Саммерс.

– Его не оставляли одного? – В мягком голосе сестры прозвучала резкая нота.

– О, нет. Только вот... у нас не хватает людей. Тут должна бы быть специальная...

– Нам не нужна помощь со стороны. Боже! Да нас здесь шестеро... Мистер Марстон не заходил?

– Нет.

– Хорошо. – Повернувшись, сестра склонилась к маленькой спящей девочке. – Вы позвонили ее матери, как я пообещала?

– Да. Слава богу, она не хочет здесь дежурить. Когда дома еще пятеро, наверно, научишься доверять другим.

– Бедняжка. Не сомневаюсь, она предпочла бы, чтобы ребенок был у нее на глазах. Но думаю, она спокойна за девочку, которую оставила у нас. – Джин последовала дальше, но когда минуту спустя зашла в занавешенный бокс, на лице ее отразилось беспокойство. Сделав предупредительный жест молодой нянечке, сидевшей у постели, Джин остановилась, глядя на лежащего мальчика.

– Как он? – негромко спросила она.

– Пульс хороший, температура чуть ниже нормальной, дыхание в норме. Я слежу за капельницей. – Молодой нянечке хотелось выглядеть в глазах старшей сестры очень профессионально. – Мистер Марстон сказал, что мы должны...

– Да, да. Можете пойти попить чаю, Саммерс. Я посижу с ним, пока вы не вернетесь.

Саммерс встала, но, положив руку на занавес, остановилась.

– Да? – Джин вопросительно посмотрела на нее.

– Только... он один раз открыл глаза, сестра. Я думаю, он искал вас. – Саммерс, самая молодая из сиделок-практиканток, была еще настолько неопытна, что слегка покраснела. – Я же заметила... он, как пришел в себя, не отпускает вас.

– Все будет хорошо. Идите, – мягко сказала Джин.

«Бедняжка!» – подумала она, садясь на освободившийся стул и осторожно укрывая маленькие руки, неожиданно появившиеся из-под простыни. Стиснутые пальцы расслабились, обвились вокруг ее руки, и, хотя спокойное выражение Джин не изменилось, сердце ее дрогнуло жалостью. Она давно научилась контролировать чувства, когда дело касалось маленьких пациентов; и, прежде всего, никогда не показывать, как ей больно бывает видеть страдания малышей. Поступать иначе – означало расслабиться, что могло только навредить больным детям; на такой работе приходится учиться быть спокойной и бесстрастной; Джин всегда помнила, что говорила ей строгая сестра во время учебы: «Вы здесь для того, чтобы вылечить пациентов, а не для того, чтобы плакать над ними!»

Прошел почти год с тех пор, как Джин Кемпбелл, штатная сестра в «Золушке», получила повышение и стала старшей сестрой. Конечно, были недовольные, считавшие, что они более достойны занять освободившееся место: вакансия возникла, когда предыдущая старшая сестра ушла с работы, выйдя замуж. Но сегодня ни одна сестра или нянечка не сомневались в мудрости выбора, сделанного матроной1.

Именно благодаря своему неизменному самоконтролю Джин стала хорошей сестрой. Тем не менее она не могла не испытывать к некоторым детям особых чувств, и с первых же минут появления здесь шестилетнего Тимоти Баррингтона между ними возникла «любовь с первого взгляда». Но и все остальные в палате и многие за ее пределами тревожились за Тима. Разве он не особый пациент мистера Блейра Марстона и разве этот молодой хирург не является главным консультантом больницы Св. Катерины? Мистер Марстон рисковал своей профессиональной репутацией, делая операцию мальчику, вопреки мнению нескольких своих старших коллег, которые не решались на это из-за грозящих осложнений. Эти врачи говорили отцу мальчика, что тот вряд ли перенесет операцию; только Блейр Марстон готов был рискнуть, уверенный, что добьется успеха.

Джин протянула руку и сняла табличку, висевшую в изголовье кровати. Она все еще внимательно изучала ее, когда занавес распахнулся и мужской голос произнес:

– Добрый день, сестра. Все в порядке?

– Добрый день, мистер Марстон. – Если бы она не запретила себе думать об этом, то, вставая, попыталась бы, наверно, отыскать причину, почему ее сердце теряет покой в его присутствии. – Да, кажется, все в порядке.

– Очень хорошо. – Серьезное лицо Марстона осветилось улыбкой, и Джин отошла в сторону, уступая ему место у кровати.

Из-под простыни снова появилась маленькая ручка и беспокойно металась, словно искала кого-то. Чувствительные пальцы хирурга сомкнулись вокруг тонкого запястья, и, не отрывая взгляда от часов, он принялся считать пульс.

Глядя на него, Джин который раз замечала, как серо-голубые глаза словно смягчаются при взгляде на больного ребенка. В Блейре Марстоне чувствовалась спокойная сила, казалось, заполнившая тесное помещение; от него исходило ощущение безопасности, которое, впрочем, никак не успокаивало Джин.

Внимание врача было сосредоточено на больном мальчике, а Джин ясно, будто видела это на экране кино, вспоминала свою первую встречу с ним. Она видела, как идет навстречу высокой властной фигуре в белом халате, окруженной студентами. Она уже слышала о «новом враче», который считался самым способным молодым хирургом, и думала о том, как они сработаются. Шепотом сообщали, что он человек строгий и придирчивый, хотя способен на доброту и сочувствие к тем, кто работает с ним и под его началом – конечно, если они честно делают свое дело.

С тех пор Джин не раз видела, как этот твердый, резко очерченный рот смягчается, когда хирург разговаривает с маленькими пациентами, и думала, как странно и несправедливо, что у этого человека нет жены и собственных детей. Те, кто хорошо его знал, говорили, что он предан только своей работе, и ее собственные наблюдения подтверждали это. Снова и снова она убеждала себя, что он интересует ее только как замечательный хирург; и если она постоянно о нем думает, то это вполне естественно, учитывая, какую важную роль он играет в ее профессиональных делах. Убеждала себя и знала, что лжет...

Да, любовь, дом и семья, все то, о чем мечтает каждая девушка, к чему стремится, – все это не для нее. Всякая надежда на это оставила ее давно, и она посвятила себя избранной профессии так же полно, как монахиня – своему обету. Ничто не заставит ее свернуть с избранного пути, какой бы одинокой она себя ни чувствовала.

И все равно сердцу трудно было смириться с этим мрачным взглядом на жизнь. Ведь ей еще только двадцать с небольшим лет; и в глубине души она чувствует, что создана для совсем другой жизни...

Джин смотрела на него, почти не сознавая этого, и в этот момент Блейр Марстон поднял голову. Их взгляды встретились. Она привыкла к тому, как он внимательно смотрит на собеседника, но сейчас в этом серо-голубом взгляде было необычное тепло, какое-то новое осознание, от которого у нее перехватило сердце. В те несколько секунд, когда они смотрели в глаза друг другу, Джин поняла, что не может отвести взгляд, и, наверно, почувствовав это, Блейр разорвал пугающее оцепенение, которое словно лишило ее подвижности.

– Думаю, все будет хорошо, сестра, – сказал он, выпуская руку малыша и вставая.

Подавляя волнение, Джин с обманчивым самообладанием согласилась:

– Да, не вижу причин для тревоги. Мы очень внимательно наблюдаем за ним.

– Знаю. Не мог бы пожелать лучшей команды. – Он улыбнулся. – Только пусть это будет между нами. Чтоб не зазнавались. А этот малыш – еще одно перо в головном уборе «Золушки». Интересно, ведете ли вы счет нашим выздоровевшим пациентам?

– Конечно. И этот счет растет благодаря вам... – Хвала небу за спокойствие в голосе: гул ее бьющегося сердца, казалось, заполнил помещение. Хорошо еще, что этот гул не слышит стоящий перед ней мужчина.

– Он прекрасно выдержал операцию, – сказал Марстон. – Завтра утром прежде всего загляну к нему. Нет надобности напоминать вам, что следующие несколько дней его нужно держать в постели, чтобы он был как можно спокойней. Пусть подольше спит. Остальное – дело сиделок.

Вошла нянечка Саммерс, и, перебросившись с ней несколькими словами, хирург вслед за Джин вышел из бокса. Обычный обход он уже проделал раньше, и в палату его вновь привел только этот особый случай.

Идя рядом с Джин, он неожиданно спросил:

– Когда у вас отпуск?

– Через три недели, – ответила она.

– Хорошо. К тому времени Тим вполне оправится. Мистер Баррингтон отвезет его к своей сестре в Корнуэлл.

– Там за ним будут хорошо смотреть? – спросила Джин.

– О да, его отец позаботится об этом. Джон Баррингтон остается в Англии, чтобы быть с сыном. Он взял бы Тима на юг Франции, но хочет, чтобы мальчик был поближе ко мне. Хотя к тому времени малыш уже должен поправиться, и я не хочу, чтобы из него делали инвалида. Операцию для того и проводили, чтобы он был способен жить так же, как и другие мальчики, – с известными ограничениями, конечно, в первые несколько месяцев. – Легкая улыбка скользнула по его серьезному лицу. – У сестры мистера Баррингтона трое своих детей, – продолжал Марстон, – и няня, которая имеет диплом сестры, но отказалась от профессии ради нынешней работы. С Тимом будет все в порядке. Ручаюсь, отец сделает все необходимое.

– По-моему он очень предан мальчику, – сказала Джин.

Блейр кивнул.

– Да. Думаю, он отдал бы все свое состояние, чтобы вернуть мальчику здоровье. К счастью, в этом нет необходимости. – Они дошли до выхода из палаты и остановились. – Бедняга, – добавил Блейр, словно про себя.

– Мистер Марстон, а мать Тима? – неспособная сдержаться спросила Джин. – Она не пыталась его увидеть? Ведь мистер Баррингтон мог бы...

– Позволить ей прийти? Несомненно, если бы она проявила хоть малейшие признаки такого желания. Однако леди слишком занята другим.

– Они разведены? Я думала, может, он, будучи опекуном мальчика, мог чинить ей какие-то препятствия.

– Боже, нет! Очевидно, миссис Баррингтон меньше всего думает о своем сыне.

– Это... очень бессердечно.

– Да. Но, как я понимаю, она думает только о карьере. Сейчас она в Америке. Ей вообще не следовало выходить замуж. – Голос его стал жестким. – Бедный малыш вел одинокую жизнь. Он недостаточно крепок, чтобы ходить в школу и общаться с другими детьми. Поэтому мне так хотелось, чтобы он побыл здесь. Именно поэтому я поместил его сюда, а не в отдельную палату. Как только ему станет лучше, мы переместим его в общую палату, где его будут окружать другие дети и он сможет с ними подружиться... – Он замолчал, и Джин, оглянувшись, увидела подошедшую штатную сестру.

Улыбнувшись одновременно и Марстону, и Джин, Лорна Темпл сказала:

– Прошу прощения, сестра, могу ли я поговорить с вами?

– Да. В чем дело? Простите, мистер Марстон... – Джин повернулась, и они отошли на несколько шагов. То, что сказала Лорна, касалось текущих дел и вполне могло подождать. Джин подумала, что Блейр за это время уйдет, но когда посмотрела в сторону выхода, увидела его там.

Лорна повернулась, собираясь уходить, но Марстон подошел, знаком попросив ее задержаться.

– Здравствуй, Лорна, – сказал он. – Я уверен, старшая сестра простит мне, если я передам тебе кое-что. – И он вопросительно посмотрел на Джин.

– Конечно. Всего хорошего, мистер Марстон. – Она повернулась, оставив их одних.

2

Однако, уходя, Джин думала о них. Вернее, о Лорне с ее рыже-золотистыми волосами под белой шапочкой и обычно сонными зелеными глазами, которые принимали вызывающе-призывное выражение, стоило только рядом оказаться мужчине. Джин готова была признать, что какой бы раздражительной ни была сестра Темпл, она, несомненно, привлекательная молодая женщина; хотя всем бросается в глаза ее стремление всегда извлекать преимущества из того факта, что она троюродная сестра Марстона.

Да, конечно, она привлекательна; по крайней мере, так считают все врачи, и у нее в больнице немало поклонников. То, что она проявляет к своему троюродному брату гораздо больше внимания, чем могут объяснить родственные отношения, было ясно всему штату палаты. Не раз Джин слышала реплики на этот счет и всегда строго обрывала говорящих. Но... неужели Лорна действительно охотится за ним?

Джин резко оборвала себя. Она не впервые думает об этом, и всегда такие мысли вызывают досаду; в глубине души она убеждена, что Лорна – неподходящая жена для него. Но какое ей, собственно, дело... Личная жизнь Блейра Марстона не имеет к ней никакого отношения...

– Мама шлет привет и приглашение, – говорил тем временем Блейр. – Если у тебя свободен уик-энд, приедет Аннет и будет своего рода прием.

– Замечательно! – воскликнула Лорна. – Я свободна. Скажи Аннет, что я с приеду с радостью.

– Мама говорит, что пыталась дозвониться до тебя – она вчера была в Лондоне. Приехала за покупками, а вечером отправилась со мной в Хеймаркет2. Когда она позвонила перед ужином, ей сказали, что тебя нет, а ты знаешь ее аллергию к письмам.

– Конечно, знаю. Какая жалость. Я ужинала... не дома. Хотелось бы мне с ней поболтать. Я ей позвоню, – сказала Лорна. – А тебя можно надеяться там увидеть?

– Боюсь, нет. Но еще увидимся. – Он дружески кивнул. Затем, к раздражению Лорны, вместо того чтобы уйти, снова подошел к Джин, которая разговаривала с другими сестрами.

– Прошу прощения, сестра, – извинился он. – Мама попросила меня передать приглашение моей родственнице, и я не успел сказать вам, что с пятницы меня не будет: уезжаю на конференцию в Эдинбург. И не вернусь до понедельника, хотя в пятницу утром буду еще на месте. Хочу сказать вам кое-что относительно ребенка, который поступит завтра...

Они вместе пошли к выходу. Дорна смотрела им вслед, и ее слегка раскосые глаза с длинными ресницами сузились от недобрых мыслей. Да, она ревновала Блейра и испытывала к Джин все более сильную неприязнь. Если кто-то не заметил растущую последнее время внимательность Блейра к сестре Кемпбелл, то Лорна это определенно заметила.

– Коварное ничтожество! – злобно думала она. – Подлизывается к нему! Как подлизывалась к матроне, чтобы опередить всех и получить повышение!

То, что она сама приложила немало усилий, чтобы занять свое нынешнее место, конечно, совсем другое дело. Ей помог и Блейр, слегка удивленный ее настойчивостью. Он и не подозревает, что если бы не возможность чаще его видеть, Лорна давно признала бы свой выбор профессии ошибочным. Прежде чем поступить в больницу Св. Катерины, она работала в модной частной лечебнице. И только узнав о том, где будет работать Блейр, решила, что должна «приносить больше пользы» в большой больнице, как она объяснила матроне. В больнице как раз не хватало персонала; и еще помогла рекомендация одного Большого Человека, которому нравилась привлекательная сестра и который находил ее работу с пациентами (обычно мужчинами) вполне удовлетворительной. Во всяком случае она оказалась здесь, и ее полную непригодность к работе с детьми, к счастью, заметили пока только другие сестры.

Блейр всегда нравился ей, а она относилась к тому типу молодых женщин, которые, захотев чего-нибудь, всегда добиваются своего, к каким бы способам ни приходилось прибегать. В ее чувстве к Блейру не было ничего романтического; она принадлежала к тем современным девушкам, которые не считают любовь такой уж обязательной для увлечения, и у нее было немало подобных увлечений. «Любовь» для нее означала просто сильное физическое влечение; а брак связывался прежде всего с различными материальными соображениями. Троюродный брат? Ну и что, бывает, и двоюродные женятся на кузинах... Она лелеяла мысль стать женой преуспевающего, приобретающего известность хирурга. Мысленно она уже видела, как направляет его, подталкивает, заводит престижные знакомства и наконец становится леди Марстон: ведь Блейр достаточно умен, чтобы достичь вершин в своей профессии. Конечно, если рядом с ним будет такая женщина.

То, что он может их достичь без ее помощи или что у него могут быть совсем иные стремления, Лорне и в голову не приходило. Она бы очень удивилась, если б узнала, что рыцарское звание3 – такая желанная цель в ее глазах – меньше всего интересует Блейра Марстона. Он думал только о работе, которая составляла главный интерес его жизни.

И вот на дороге, по которой шла Лорна к намеченной цели, неожиданно появилась Джин Кемпбелл. Лорна видела, что Блейр проявляет все больший интерес к девушке – которая и в подметки не годится ей, Лорне. Естественно, Лорна посчитала: Джин сознательно расставляет ловушки; и это приводило ее в ярость.

Ей не приходило в голову, что от девушки, на которой он захочет жениться, Блейр ждет совсем не того, что способна дать Лорна... Во всяком случае, она бы последней заподозрила это.

Глава вторая

1

Днем в четверг Джин сидела в своем кабинете и занималась множеством бумаг. Это занятие всегда заставляло ее с сочувствием вспоминать жалобы своей предшественницы на обилие документов и прочих бюрократических формальностей, которые занимают так много времени и оставляют его слишком мало на то, что сестра О'Рурк считала главным долгом медиков и чему учила своих подчиненных.

Работая свыше положенных часов, Джин умудрялась держать все дела в порядке, но в эту неделю работы было больше обычного, поэтому она использовала середину дня – свои свободные часы, чтобы наверстать упущенное.

Однако почему-то ей трудно было сосредоточиться и еще труднее избавиться от скверного настроения, которое в последнее время стало слишком частым.

Она знала, что в том, что касается работы, может быть спокойна: только вчера Марстон заметил, что за последний месяц из «Золушки» выписалось необычно большое количество выздоровевших детей. С тех пор как он в тот первый день познакомился с темноволосой, с негромким мягким голосом девушкой и убедился в ее желании стать детской медсестрой, Марстон стал больше интересоваться проблемами «Золушки». Девушка представила единственную рекомендацию – от старшей сестры одной из больниц на Севере. Мисс Стирлинг написала, что Джин Кемпбелл – очень заботливая и добросовестная и что она предпочла бы сохранить ее у себя, а не рекомендовать другим. Она сочла нужным добавить, что у девушки во всем мире никого нет и что ее отец был священником на одном из Гебридских островов, где живет ее единственный родственник. Ей нечего сказать о молодой сестре, кроме самого хорошего; она может только утверждать, что девушка рождена для избранной ею профессии.

Первая же беседа с Джин склонила чашу весов в ее пользу, и Марстон никогда не жалел о принятом решении.

А теперь вот сестра Кемпбелл думала, не лучше ли для душевного спокойствия отказаться от всего, чего она достигла с такими усилиями, уйти из больницы, к которой так привыкла, и где-нибудь в тяжелой работе на новом месте попытаться убежать от того, что – видит Бог – принесет ей только страдания... Совсем недавно она начала было верить, что прошлое осталось позади, но теперь тень его снова грозит омрачить ее жизнь.

Ручка выпала из пальцев, девушка смотрела на бумаги, но ничего не видела. Потом со вздохом встала и, подойдя к окну, посмотрела вниз, на больничный двор.

Она стояла так несколько минут, пока негромкий стук в дверь не заставил ее повернуться. В ответ на ее: «Войдите» – дверь открылась, на пороге стоял Блейр Марстон.

– Я вам помешал?

– Вовсе нет. Входите. – Услышав собственный голос, она испытала облегчение: голос звучал совершенно нормально.

– Мне захотелось переброситься с вами несколькими словами перед завтрашним отъездом, – сказал Марстон. – Я вернусь только в понедельник через неделю.

– Вы будете так долго отсутствовать? – Слова сорвались, прежде чем она успела их сдержать.

Он кивнул и сел на стул, который она пододвинула ему, прежде чем самой сесть за стол.

– Да. Я дал согласие давно и не могу теперь отказаться. А ваш отпуск начнется после моего возвращения?

– Если вы вернетесь в понедельник, то мне до отпуска останется еще две недели.

– Хорошо. Вы поедете в Шотландию?

– О нет! – Восклицание прозвучало поспешней, чем думала Джин, и, заметив его удивленный взгляд, она торопливо добавила: – Я теперь редко езжу на Север. У меня для этого... нет никаких причин.

– Понимаю. Но вы ведь родились в Шотландии – простите, если я слишком любопытен, но у меня особое отношение к этому месту. В конце концов, там моя альма матер – я получил диплом в Эдинбурге, и у меня там много друзей.

Эдинбург! Страх заставил сильней биться ее сердце; и оно не успокоилось, когда Марстон добавил:

– Но это было почти десять лет назад. Кстати, я остановлюсь у своего старого профессора. Он попросил меня прочесть лекцию, когда я буду там. Я считаю это великой честью.

– Это честь для них, – ответила Джин и, почувствовав, как вспыхнули щеки, обрадовалась, что свет не падает на нее.

Он рассмеялся.

– Ерунда! Я выхватил диплом и сбежал. Потом год провел в Америке.

– Но, к счастью, вернулись в Лондон, и Британия получила свое назад. – Трудно было не отвечать на его дружелюбный тон таким же, и Джин, к своему облегчению, неожиданно успокоилась.

– А тем временем, – неожиданно сменил тему Блейр, – Тимоти Баррингтон поправляется. В следующую пятницу его можно будет выписать. Пока я отсутствую, за ним будет присматривать мой коллега Мейнард-Филлипс, и я не вижу оснований для опасений.

Мысль о том, что целую неделю не будет этих неожиданных появлений в палате, – вот так, как он вдруг возник сейчас на пороге ее кабинета, – появлений, которые вошли у него в привычку и которые она привыкла ждать, эта мысль заставила Джин ощутить пустоту. Стараясь защититься от неприятных предчувствий, она подумала, что становится слишком консервативной, когда речь заходит о работе.

Следующие десять минут были целиком посвящены указаниям Марстона относительно того, что нужно сделать в его отсутствие. Говоря, Блейр наблюдал за ней, совершенно не сознавая этого и не догадываясь о том, как неожиданно будет вспоминать ее лицо: прямой взгляд этих вишневых глаз, мягкий тон голоса.

Подняв голову от заметок, которые она делала, Джин встретила его взгляд и быстро опустила глаза. Наступило короткое молчание, затем он неожиданно спросил:

– У вас остается свободное время, сестра?

Она ответила, не сдержав удивления:

– О да. К тому же вы знаете, что у меня раз в месяц свободный уик-энд.

Помолчав, он сказал:

– Я спрашиваю вот почему: не захотите ли, если вам нечем больше заняться, отправиться со мной за город и познакомиться с моей матерью. У нее дом недалеко от Колчестера, и она очень хорошо относится к медикам. Моя сестра проходила практику в больнице Св. Патрика, когда встретилась с Робертом Фейрфаксом – он был там пациентом. Очевидно, они с первого взгляда полюбили друг друга. Во всяком случае, она отказалась от карьеры и вышла за него замуж. Я знаю, что моя мать будет рада встрече с вами, а я туда езжу почти всякий уик-энд.

Джин испытала странное ощущение, словно сердце ее перевернулось, – ничего подобного она не ожидала.

– Вы очень добры. – Она привыкла к железному самоконтролю, но сейчас слова ее звучали явно растерянно. – Большое спасибо, но боюсь, это совершенно невозможно. Видите ли, мне так много нужно сделать, когда есть свободная минута... – Она замолчала, понимая, насколько надуманно и неубедительно звучит ее объяснение.

– Понятно, – спокойно ответил Блейр. Больше он ничего не добавил, но Джин показалось, что по комнате пронесся ледяной ветер, захлопнувший дверь, которая – если бы только она посмела ее открыть – привела бы ее в совсем иной мир...

Марстон встал.

– Что ж, постарайтесь, чтобы к моему возвращению больница была на месте. И позаботьтесь о моих пациентах.

– Конечно, – ответила она. – Хотя, что касается больницы, я отвечаю только за свою часть работы.

– Я уверен, что в этом отношении все будет в порядке. Завтра утром я приду как обычно – буду вам всем мешать. А теперь не буду больше отнимать у вас время. – Хотя он говорил мягко, Джин с тревогой подумала, не обидела ли его. Коротко кивнув и сказав: «О ревуар», он повернулся и вышел, не оглядываясь.

Джин показалось, что она не слышала ничего более окончательного, чем этот негромкий звук закрывшейся двери. Несколько мгновений она стояла, глядя на дверь; потом снова села на стол, поставила на него локти и закрыла лицо руками.

Он не догадывается, каких усилий потребовал от нее этот отказ, подумала Джин. Она снова ощутила боль, у которой не было никаких физических причин. Боль эта жила в ней уже какое-то время; она заставляла себя не обращать на нее внимание, но теперь боль ожила и от нее уже не избавишься; даже такой замечательный хирург, как Блейр Марстон, не сможет устранить эту боль в сердце. Какая ирония, что именно он ее причина. Сейчас он думает, что ее отказ встретиться с его матерью – неблагодарность, граничащая с грубостью, и не догадывается о том, какое искушение она испытала.

Как замечательно было бы встретиться с ним в совершенно ином окружении, в иной атмосфере...

«Не сходи с ума! – сказала она себе. – Последние месяцы ты слишком далеко зашла!»

Зашла по дороге, которая может вести только к несчастьям. Лишь дура могла так поступать. К тому же она не должна думать только о себе.

Она вдруг вспомнила – этого она никогда не забудет – то мгновение у постели Тима, когда Блейр посмотрел ей в глаза, когда она увидела что-то новое в его взгляде, и это осознание заставило ее сердце учащенно биться. Мгновение, которое всегда будет теперь ее преследовать...

2

Блейр направился к лифту, который перенесет его к кабинету, расположенному на первом этаже; на лице его застыло удивление. Он ни на мгновение не подумал, что отказ Джин встретиться с его родственниками – намеренное оскорбление. Но не впервые он чувствует, как она словно задергивает вокруг себя занавес отчужденности; только что она казалась такой приветливой, отбросившей профессиональную сдержанность – а в следующее мгновение уже оказалась за этим занавесом.

Почему?

Чем объясняется ее отчужденность? Она не может быть застенчивой, слишком часто встречается с незнакомыми людьми и умеет адаптироваться ко всем типам личностей и обстоятельств. Но всякий раз, как только барьер между ними, который он постоянно ощущает, кажется, вот-вот будет преодолен, – она тут же восстанавливает его. И всякий раз у него возникает то же самое чувство, что и несколько мгновений назад, – чувство опустившегося занавеса.

Что заставляет ее так поступать? Не ответив на этот вопрос, отбросив его, Блейр вошел в кабинет, на двери которого белыми буквами по темной поверхности было начертано его имя. Перед уходом ему нужно сделать кое-какие записи. Сев за стол, он принялся торопливо писать; машинистка, работавшая с ним, уже ушла, а его секретарша в квартире на Уимпол-Стрит к его возвращению тоже уйдет. Уже почти шесть часов, а ему еще нужно побывать в другой больнице и в частной лечебнице: и там и там у него пациенты; он должен перед отъездом из Лондона их осмотреть и дать указания. На этом его дневная работа закончится – насколько она вообще может закончиться. У него никогда нет уверенности, что не возникнут чрезвычайные обстоятельства и его не вызовут сюда или в другое место. Помимо Св. Катерины и известной частной лечебницы, в состав комитета директоров которой он входит, у него еще большая частная практика, и хотя как консультант он не должен делать все то, что обязан делать практикующий врач, Блейр никогда не считал возможным «ограничиться полезными советами». Он знал, что должен сделать все, что от него ждут. Именно это он привык требовать от себя – неослабного внимания ко всем больным.

Закончив писать, он перечитал записи и продолжал сидеть, задумчиво глядя на свой стол.

Но видел он не красную кожу обивки и не стопку листков бумаги. Перед ним вставало лицо девушки – губы, которые хочется целовать, карие, лучистые глаза под накрахмаленной шапочкой на каштановых волосах.

Как она необыкновенно спокойна!

Удивленный четкостью этой картины, он резко встал, отодвинув кресло. Конечно, его интерес к ней вполне естествен. Но естественно ли интересоваться ее частной жизнью?

Неожиданно он подумал, а нет ли особой причины, почему она так решительно не впускает его в свою жизнь. Кольца она не носит, но у нее может быть мужчина – играющий в ее жизни неизвестную ему роль. Эта мысль принесла чувство тревоги. Но какого мужчину выберет такая девушка? Кто знает?

Быть может, этот неизвестный, о котором он сейчас думает – вероятно, она сочла бы такие мысли непростительной дерзостью, – очень подходит ей. Что ж поделаешь... Так или иначе, она бесценна как сестра в самых тяжелых случаях, и он ей благодарен за это.

Но единственная ли это причина, почему он так часто ее вспоминает?

Глава третья

1

Когда Джин вернулась в палату, чтобы в последний раз все проверить, маленькие пациенты ужинали. Это время пересменки: вступает ночная смена. Лорна Темпл командовала двумя молоденькими сиделками, подававшими еду. Когда вошла Джин, Лорна сказала:

– О, сестра! Вы хотите, чтобы Саммерс всю ночь провела в этом боксе? Похоже, она решила, что приклеена к этому месту...