Текст книги "Жизнь не кончается никогда!"

Автор книги: Герман Волган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Да, слушаю вас.

– Костичек! Здравствуй!

Радостный голос Веры больше напугал, чем удивил. В глазах потемнело, а она шустро тараторила:

– Я так соскучилась по тебе, что описать не могу. Ты, наверное, очень сердишься на меня, но, поверь, я совсем не виновата, хотя и виновата, конечно. Просто все это время я находилась в таком месте, где ничего нельзя, даже эсэмэску послать.

– В Белом доме, что ли? – съязвил я, хотя был так зол на нее, что на самом деле хотел сказать: «В психушке, наверное».

– Ну, ты молодец, как догадался?

Пропустив мимо ушей мою иронию, она продолжила:

– Не в Белом доме, а в Кремле. Как будто в осаду попала! Насилу вырвалась, я потом тебе все объясню. Прошу тебя, котик, не сердись, я-то знаю, какой ты умничка.

Тут я немного очухался и, простив в душе за все, стал мягко отчитывать за дни моих страданий:

– Верочка, детка, ты же прекрасно понимаешь, что значишь для меня. Ведь все эти дни я провел как в аду, чуть философом ни стал. Во всяком случае, хотел уже, как Ленин, уничтожить богатых как класс. Но самое главное… я ведь ничего не знаю о тебе и не понимаю, зачем такой девушке, как ты, понадобился простой рабочий парень. Со мной-то все ясно, чувства зашкалили, а у тебя ум, как у Эйнштейна, и денег немерено. Хотя по глазам видно, что деньги для тебя не всё. Ты мне скажи только одно, Вер, что я тебе нужен. И тогда мне станет проще – буду для тебя рыцарем и завоевателем всего. Уж себя-то я знаю.

Она ответила как-то задумчиво:

– А ты уверен, что знаешь себя? Я так не думаю. На самом деле ты рыцарь уже очень давно, но не помнишь по причине природной амнезии. На твой вопрос я отвечу просто: да, Костя, ты мне нужен. И сегодня я очень хочу видеть тебя. Видеть твои глаза и пообниматься мне тоже хочется. Так что назначай мне встречу «без галстуков», а я немного поломаюсь для приличия. Прошу тебя не заморачивайся, все будет хорошо!

Я тут же растаял, как масло на сковородке.

– Верунь, давай, я увезу тебя в горы. На Воробьевы пока, но там тоже красиво, да и кафешки есть. Но угощать на этот раз буду я. Ресторанный вариант твоего уровня я не потяну, но кофе, мороженое и сладости гарантирую. Позволь мне восстановить статус-кво и быть уверенным в себе. В восемь я заеду за вами, принцесса, на своей карете, куда скажете, а на работе отпрошусь, потом отыграю.

Она охотно поддержала мое предложение, томно ответив:

– Как скажешь, мой повелитель, сегодня я послушна и скромна. Забери меня там, где высадил в ночи, когда мы встретились в первый раз. Другу своему, коту, передай большой привет, он меня уже знает, через тебя вычислил. Целую тебя и жду с нетерпением. Пока!

Положив телефон, я растянулся на кровати со счастливой улыбкой идиота. Маркис тут же перебрался ко мне под мышку – этого он не делал уже почти неделю. Мы с ним были как два блаженных: нищие, но гордые.

Глава 4

Мы шли, наслаждаясь свежим вечерним ветерком, который ласкал нас прохладными струйками. Я бережно держал в своей руке теплую Верину ладошку, как кузнечика в детстве. У меня было такое странное чувство, что именно сегодня в моей жизни произошел судьбоносный перелом. Все началось в ту дождливую ночь, но сейчас, в этот волшебный миг, дверь в другой мир, незнакомый и чудесный, открылась полностью. Раньше все было как-то по-будничному: «солнце всходит и заходит». Конечно, случались в моей биографии довольно сильные удары и встряски, но все это было не то. Тогда я был просто Костя, а теперь, хотя и остался им, я стал зеркальным отражением в глазах Веры. Я даже немного заволновался, когда вдруг обнаружил, что ищу внешнего или скрытого одобрения Веры словам, которые я говорю. Это встревожило, но не напугало. В конце концов, у любого человека должен быть кто-то, чьим мнением он дорожит. А в общем, мое состояние напоминало «второе дыхание», непонятное, но приятное. В любом случае, я точно знал, что новый я намного лучше прежнего, и мне это невероятно нравилось.

Я обнял Веру, поцеловал и, глядя в ее бриллиантовочистые голубые глаза, с торжественной улыбкой произнес:

– Навсегда!!!

Она с удивлением посмотрела на меня и, шутливо нахмурившись, спросила:

– Кость, ты чего?

Я остановился, развел руки как крылья, посмотрел на звезды и тихо ответил:

– Да так. Хорошо. Очень хорошо. Необычайно!

Вера пристально посмотрела мне в глаза, мягко положила руку на мое плечо, легонько похлопала и наставительно сказала:

– Бывает. Не сомневайся, пройдет.

– Шутишь, Верочка, это же замечательно!

«Ничего ты не понимаешь, мудрейшая моя. Главное то, что мы вместе, а остальное не важно», – подумал я, с нежностью глядя на нее.

Мы зашли в кафе, где я с размахом Кисы Воробьянинова заказал капучино, мороженое и порцию дорогущего коньяка для дамы. Вера посмотрела на меня сочувственно, как мать на сына-двоечника.

– Что завтра с котом есть-то будете, господин Ротшильд?

– Не извольте волноваться, графиня! Нам, гусарам, не привыкать! – с бравадой ответил я.

Она расхохоталась и стукнула меня в грудь кулачком.

– Гусар… Саблю смотри не потеряй.

В кафе мы просидели недолго. На улице похолодало. Я накинул Вере на плечи свою спортивную куртку, и мы, обнявшись, направились к парковке. Я спросил ее с крохотной надеждой избежать расставания:

– На то же место?

– Пока да… – чуть виновато ответила она, наблюдая за моей реакцией. Но я отнесся с пониманием; по-доброму улыбнулся и включил тихую музыку.

Подъезжая к высотке, я увидел, что там обозначенный габаритами уже стоит знакомый «мерс». Вера, вопреки моим ожиданиям, не дала и секундочки, чтобы попытаться объяснить ей состояние моей души. Чмокнув в щеку и легонько щелкнув меня по кончику носа, она с едва заметной иронией произнесла:

– Навсегда! Глупыш ты мой.

Быстро выскочила, торопливо запрыгнула в «мерс» и помахала мне рукой, прежде чем захлопнуть дверцу. Все повторилось, как в прошлый раз: машина рванула с места и скрылась в темноте. Ну, скажите пожалуйста, – это нормальное поведение для молодой, пусть и не закомплексованной девушки?

Минут пятнадцать я сидел, не включая двигатель, и с улыбкой смотрел в сторону исчезновения «кареты». В моей голове не было ни одной мысли – чистый, как младенец после рождения. Может быть, этот странный сегодняшний день и есть моя первая встреча с реальным миром? Кто его знает – где явь, а где мираж?

На смену эйфории пришло неприятное чувство одиночества. Ощущение было знакомым – так бывает, когда внезапно теряешь друга навсегда. Никогда не понимал, почему меня посещает это чувство, но я успокаивал себя догадкой, что оно учит меня проходить неприемлемую для моего сознания ситуацию. Как говорится, лучше во сне помучиться в кошмарах, чем биться головой об стену в реальной жизни, когда не можешь ничего изменить.

Дома тягостное настроение немного улучшилось, сменившись надеждой на «лучшее». Присев на краешек кровати, я вкратце объяснил коту текущее положение и неопределенность в моих отношениях с Верой:

– Похоже, мы с тобой – Кот в сапогах и маркиз Карабас. А она, естественно, принцесса! И что выходит? Выходит, ты будешь решать все наши косяки и проблемы! А что, было бы здорово! Лично я мало что соображаю при таком раскладе карт. Туман – и я в нем как ежик. Чувствую, что мой номер в этой игре далеко не первый.

Я упал на подушку, и мне приснился черный «мерседес» – гнался за ним на бешеной скорости, но не догнал. Проснулся весь в поту с вопросом: «А где я?» Мне было не до зарядки и не до процедур в душе. Небрежно промыл глаза и подошел к окну на кухне. На подоконнике вальяжно развалился Маркис – ему было очень хорошо. Он лежал в своей любимой позе – на спинке, скрестив лапки на груди. Подозреваю, что он не раз падал на пол, когда входил в состояние нирваны. Солнце припекало, и двор был безлюден. Я плюхнулся в кресло и включил «ящик», в мире свирепствовали вирусы и экономический кризис – спокойно было только в Гондурасе. Сразу захотелось с кем-нибудь поскандалить или просто вежливо послать кого-нибудь подальше. Минут сорок я пялился на экран в совершенном отупении и тоске. Затем взял мобильник и набрал номер Веры. Очень стало интересно – в каком она настроении пребывает сейчас. На мое удивление и к радости, конечно, раздался ее заспанный голосок:

– Привет, мой хороший! Извини – я ужасная соня. Молодец, что меня разбудил, а то провалялась бы в кровати до обеда.

Она говорила так буднично, словно я вышел из ванной с вопросом: «Ну, что во сне видела сегодня?»

– С добрым утром, солнышко! – сказал я. – Ты, наверное, еще растешь – вот и спиться долго. Не поверишь, но я соскучился по тебе страшно! У тебя еще остались на мой счет какие-то планы? Время, оно быстро все меняет…

Она помолчала секунд пять, а потом весело, но с упреком ответила:

– Балбес ты, Костя, неисправимый! Все тебе нужно объяснять и по полочкам раскладывать. Неужели ты до такой степени мнительный и не уверенный в себе? Ты же рыцарь, в конце-то концов! Тебе уже тридцатник, а все еще хочешь стандартных поступков, как в школе. Мне вот всего двадцать два года, и приходится играть роль твоей учительницы. Не рано ли – давать волю всяким фантазиям? А может, я решила покапризничать немного или просто по-девчоночьи посмеяться над тобой? Как тебе такой вариант? Слабо развести меня в ответ? Слишком серьезным быть – скука жуткая. Думаю, ты весь испереживался у себя дома и, наверное, приписал меня к психически неустойчивым леди. Что, Костик, – тупик? Зануда ты, милый мой, провинциальная! Как говорится, будь проще, и люди к тебе потянутся. Ты уже давно мой парень – единственный и неповторимый! Ну, что еще хочешь услышать, обормот?

Она игриво рассмеялась, а я, как после ледяного душа, стал оправдываться (с облегчением):

– Верунь! Прости! Я не единственный твой парень, а дурак полный. И да – зануда, но – осознавший свое занудство. Обязуюсь в кратчайшие сроки исправиться и перестать выносить себе мозг. И тебе тоже.

То, что я услышал дальше, прозвучало волшебно:

– Ну, тогда прыгай в свою тачку и пулей ко мне! Меньше думай, рыцарь! Береги чувства, а то спалишь их все не по назначению. Ты помнишь, где мы встретились на Рублевке? Короче, проедешь метров восемьсот и увидишь высокий зеленый забор слева. Подъедешь к воротам, там тебя встретит охрана и проводит в мои покои.

Раздались короткие гудки, а я, бросив мобильник, стал летать из комнаты в ванную и обратно, на ходу объясняя Маркису сложившуюся экстренную ситуацию. Прыгая на одной ноге и неуклюже стараясь попасть в штанину парадно-выходных брюк, все время бормотал:

– Кто же ты такая, Верочка?

Мало что понимая, я упрекнул любимого кота:

– Со мной все ясно, я – «чайник», таких, как я, еще поискать надо. Но ты! Ты же символ мудрости и к тому же мой единственный друг! Не мог вправить мне мозги. Смотрел на меня как повар на протухшее яйцо. Не-ет! Поспешил я назвать тебя Котом в сапогах. Ты даже глупее меня!

Маркис спокойно лежал на подоконнике и слушал меня с достоинством истинного мудреца. В конце концов, он заснул – видимо, чтобы переварить информацию.

Через час с четвертью я уже стоял перед огромными воротами, которые медленно откатывались в сторону, открывая проезд в чудесный парк. Из сторожевой будки ко мне вышел охранник и очень вежливо, с улыбкой спросил:

– Вы к Вере Викторовне?

Я кивнул, и он указал в сторону кипарисовой аллеи:

– Пожалуйста, проезжайте. Метров двести по аллее, затем направо к центральному входу.

– Да! – немного волнуясь, сказал я и подумал: «Кажется, сказка приближается к развязке. Держись, Костян, и будь мужиком! Если начнут бить ногами – падай на землю и притворись мертвым».

С улыбкой Иванушки-дурачка я подкатил к мраморным ступенькам входа в замок. Наверху у колонны стояла моя очаровательная принцесса – в джинсах с дырками и в белой короткой футболке, прикрывающей только грудь. Схватив с сиденья букетик каких-то беленьких цветочков, которые прикупил по дороге, я помчался по лестнице. Настроен был решительно – или сейчас, или никогда. Подхватил Веру на руки и, целуя в губы, шею, щечки – куда попаду, понес ее в недра таинственного замка. Она смеялась, кричала, что ей щекотно, называла меня маньяком и показывала глазами направление движения. Я ничего не видел, все крутилось, как в чудесном калейдоскопе.

Наконец мы нырнули в пуховый океан громадной кровати. Зрение ко мне так и не вернулось: если я что и видел, так только ее счастливое лицо в золотистом сиянии. Она что-то шептала, но я ничего не слышал.

Потом мир исчез, не было ни меня, ни Веры. Было только легкое свечение воздуха, струящегося в бесконечном и плавно плывущем пространстве. Может быть, я умер на неопределенный срок, а может, наоборот, остро почувствовал единение всего живого в мире. Кто ж знает, что и как было на самом деле. Да это и не важно. Важно то, что в реальность я вернулся уже совершенно другим. И мне требовалось время, чтобы заново познакомиться с собой.

Когда я понемногу стал приходить в себя, первое, что я осознал, было: «Она и я – единое целое!» И все – больше ни одной мысли. Я смотрел на Веру и не мог ни о чем думать, и двигаться тоже не мог, и не хотел. Она лежала рядом со мной – обнаженная и прекрасная. В комнате было очень много солнца, и ее кожа светилась. Богиня! От чего-то дотронуться до нее было страшно: а вдруг исчезнет как мираж?

Я стал медленно осматривать комнату. Большая бело-голубая спальня с очень высоким потолком и аркообразными окнами. Кровать стояла посередине, над ней висела хрустальная, с большим количеством висюлек люстра. Привычных комодов и тумбочек не было – один только напольный канделябр с двенадцатью витыми свечками. Каждая из них толщиной сантиметров пятнадцать и длиной около метра. По-видимому, зажигали их часто; оплавившийся воск образовывал причудливые фигуры. Все это казалось каким-то мистическим.

Наконец Вера сладко потянулась и издала протяжный звук, похожий на мяуканье котенка. Приоткрыла глаза, прищурилась от яркого солнца и, призывно улыбнувшись, прошептала: «Костик!» Я понял ее сразу…

Так продолжалось долго, и могло бы длиться вечно, если б не голод. Я не знаю, сколько прошло времени, но за это время я ни разу не вспомнил о Маркисе. Мне это показалось немного странным, хотя волноваться причин не было. Сухого корма у него навалом, а воды, так вообще, наполненная до краев ванна. Маркис любит сидеть на тумбочке, опускать лапу в воду, а потом облизывать ее. Два раза по моей халатности я забывал наполнить ванну водой, и, когда возвращался домой, приходилось выслушивать его нудное и противное мяуканье. Кот мой редко устраивал концерты, но если делал это – то делал мастерски. Вопил тягуче и на каких-то сверхвысоких тонах. Не понимаю, зачем я вспомнил о нем, именно сейчас.

Мы с Верой, изнуренные, поплелись на кухню восстановить потраченную энергию. Сели за стол и, не отводя глаз друг от друга, накинулись на колбасу с огурцами. За окном было темно, а у нас уютно горела настольная лампа с оранжевым абажуром. Когда чувство голода исчезло, то, естественно, пришло время поболтать ни о чем. Верунчик, опершись щекой на кулачок, с хитреньким прищуром спросила:

– Ты спать хочешь?

Я с улыбкой повертел головой, что означало: «Конечно же, нет». Она поднялась, подошла ко мне сзади и, обняв за шею, прошептала на ухо:

– Сейчас я тебе открою свою тайну. Ты же хочешь знать – кто я?

Я кивнул.

– Тогда слушай и не перебивай. Так вот, мой отец очень богатый и влиятельный человек. Именно – человек! Потом ты поймешь, почему я заострила твое внимание на этом. Он из тех представителей большого бизнеса, которые не являются публичными личностями, но о нем знают все. Кому положено, конечно. Я же – единственная его дочь, причем очень им избалованная. Была! Мне можно было все, и я имела все! Но никогда не входила в число так называемой «золотой молодежи», хотя тусовалась с ними, когда хотела. В высотке, куда ты меня подвозил, квартира нашей семьи. Папина, мамина и моя. Я у них поздний ребенок, а поздних детей всегда безумно любят. Этот дом – он был нашим счастливым гнездышком. Туда меня принесли из роддома, и там я провела все мои чудеснейшие детские годы. Папа очень любил маму, она его, ну а я любила их обоих. Мы были очень хорошей, дружной семьей. Но два года назад все рухнуло. Внезапно и нелепо умерла мама. Сердечный приступ на фоне сильного нервного истощения – мы с отцом в это не верим! Она всегда была жизнерадостным и здоровым человеком. Знаешь, в нашей квартире я стараюсь не бывать – мне очень больно и одиноко там. Все время кажется, что вот сейчас откроется дверь моей спальни и войдет смеющаяся мама со своим лучезарным утренним приветствием: «Ну что, доченька! Ты готова получить чудо от жизни!» – «Да, мамочка, конечно!» – как всегда, отвечу я. Такого больше не будет – все ушло вместе с ней. Мы с папой часто встречаемся. Он приезжает ко мне на Тверскую, у меня там квартира. После смерти мамы он стал несчастным и очень одиноким. Когда он уходит, я постоянно плачу, но помочь ему не могу. Да это и невозможно, даже смерть не смогла их разлучить. Что касается меня, то в первый месяц после случившегося я страдала страшно. Раньше была никогда не унывающей студенткой МГИМО и вдруг превратилась в тень, не видела смысла в жизни. Но мои мудрые родители подарили мне две самые нужные вещи – свободу и чувство уважения и любви к себе. Не себялюбие, а именно чувство любви. Мне тяжело это объяснить словами – я это понимаю на уровне душевного ощущения. Короче, я отпустила мамину смерть, но она не бросила меня. Об этом я скажу чуть позже.

Вера замолчала и, слегка потерев виски, отошла в угол. Там стоял маленький стульчик. Она села на него, прислонилась затылком к стене и закрыла глаза. Я молчал, следил только за движениями ее рук. Сильно потерев ладони, она скрестила пальцы и положила руки на колени. Минуты три стояла мертвая тишина – казалось, даже ходики на стене прекратили свое монотонное тиканье.

Наконец Вера открыла глаза и спокойно продолжила:

– Моя бабушка – папина мама, была очень интересной женщиной. И, наверное, странной. Она верила в победу добра над злом. При этом злом считала глубокую убежденность человека в существование собственной «правды». А добром – понимание жизни как школы Матери-Природы, добросовестными учениками которой мы все являемся. Никаких особых приоритетов в развитии, никаких строго направленных векторов движения… Вот она-то и передала мне многие свои познания, научила чувствовать людей и общаться с ними без слов. Таким образом, уже с шестнадцати лет я стала так называемой «бизнес-свахой» в закрытых кругах влиятельных и деловых людей. Родители разрешили мне заниматься этим деликатным делом и помогли войти туда, где двери открываются только изнутри. В чем заключалась моя работа? Пожалуй, это очень сложно понять человеку со сложившимися стереотипами, а вот детям – просто. Но дети ничего не могут объяснить, а взрослые не хотят спрашивать. А ты… Ты всегда был и будешь со мной и… почувствуешь через меня, что это такое. Единственное, что могу сказать тебе сейчас, – это то, что взрослому человеку почти невозможно понять и принять чужое мнение, а дети до пяти лет легко договариваются со сверстником. Все дело в том, как бы его, этого спрятавшегося ребенка, пригласить «выйти погулять» с новым товарищем. Или другой образ: ларец – утка – яйцо – иголка. Понимаешь, Костик?

Честно признаться, не понимал. Слушал ее и думал: «Как же хорошо жить без всяких этих заморочек. Жениться, плодиться и получать удовольствие от незамысловатых прелестей нашего бытия. Короче, семья и любимая работа». Но Вере я уважительно ответил, что пока все понятно, за исключением одного: «А не опасно ли тебе копаться в этом Кощеевом ларце?»

Она посмотрела на меня с удивлением и немного раздраженно, сорвавшимся голосом произнесла:

– Да не копаюсь я нигде! Все, что я делаю, – это так же нормально и естественно, как твое общение с друзьями за кружкой пива. Просто стандартные штампы твоего чувственного восприятия реальности не дают тебе возможности расширить границы ощущений. Ты просто ищешь причины, чтобы не заходить в незнакомые двери. И это несмотря на то, что на них огромными буквами написано: «Добро пожаловать, Костя!» Ну, ты ж не тупой, как валенок?

Я рассмеялся, любуясь ее нахмуренными бровками и подрагивающей нижней губкой. Она была похожа на маленькую девочку, которой не купили куклу. Замахав руками, я постарался успокоить ее:

– Нет! Что ты! Я все понимаю. Только это так ново и удивительно для меня. Ты права – я стандартный осел!

– Ну, то-то же! Самокритика – это начальный путь к личностному развитию, – уже с улыбкой прокомментировала Вера. – Ладно! Пока ты сдал на «отлично» экзамен в постели. Но это в большей степени животный уровень, и обсуждать мы его не будем. А что касается основной моей работы, то объясню тебе некоторые нюансы производственным языком таксиста. Я встречаюсь с клиентом и получаю от него все возможные документы на человека, с кем он планирует заключить договор. Затем знакомлю их на уровне тех самых скрывающихся внутри трехлетних детей и стараюсь, чтобы они стали друзьями. Остается перевести их детские симпатии в настоящее время и подстраховать от внезапных сбоев. То есть, когда эти два солидных бизнесмена встречаются за столом переговоров, у них, по крайней мере, возникает взаимная симпатия. Даже не симпатия – если сказать по-другому, они готовы честно выложить все карты. Казалось бы, просто! Но, поверь, технология этого процесса нереально сложная. Так вот, этим я успешно занималась до потери мамы. Я, уже говорила тебе, что после случившегося впала в жуткую депрессию. И вот однажды произошло то, что я до сих пор не могу четко понять и объяснить самой себе. У меня в голове прозвучал голос! Вначале я очень жутко испугалась за свое психическое состояние. Действительно, я девушка умная, и что это означает, знала прекрасно, да и ты знаешь. Так вот, мой панический страх длился недолго, и когда прошел, я почувствовала чудеснейшее ощущение внутренней свободы и силы. Голос был очень похож на голос мамы. Он успокоил меня, разъяснив, что бояться мне нечего, что он мой друг. И правда, он стал для меня самым важным собеседником в тот период. Я считала его маминым духом, который защищает и помогает мне. Ведь жила с ощущением «что воля, что не воля», а голос сказал, что я не должна быть одинокой и подавленной. Безо всякого страха, а наоборот, с огромной радостью и интересом я приступила к выполнению своей новой работы. Самое первое задание я запомнила на всю жизнь – так перевозбудилась, что даже в обморок упала. Мне нужно было посетить одну невероятно колоритную даму с престранным именем – Миленда Куприановна. Мне очень понравилось место, где уединенно жила эта незнакомая мне женщина в окружении своих кошек: уютный особнячок на берегу Черного моря в Сочи. Калитка была открыта, я вошла и чудесным образом очутилась в сказочном мире ароматов и искусно подобранном сочетании красок. Кругом были только розы – всех цветов и оттенков. Я нигде не видела такого чуда, хотя много где побывала. На крылечке меня уже поджидала хозяйка. У меня возникло ощущение, что она давно с нетерпением ждала моего появления. Средних лет, невероятно красивая, с поистине княжеской осанкой. Очень гордая женщина. Как только мы встретились с ней глазами, я моментально почувствовала сильное головокружение, передо мной буквально все поплыло. Состояние это длилось не больше секунды, однако потом я стала совершенно другой – просто «хозяйка Медной горы». Миленда Куприановна быстро погасила свое высокомерие и стала радушно, я бы даже сказала, угодливо, обхаживать меня. А я все это смирение принимала как должное. Меня поразили ее глаза. Точно помню, что, когда женщина стояла на крыльце в ожидании моего прибытия, – они были черные. А когда она с трепетом взяла мою руку и поцеловала ее – они стали небесно-голубые. И смотрела она на меня так, будто к ней явился сам Ангел Господний. У нее я пробыла до вечера. Мы сидели на кухоньке, пили чай и много говорили. О чем именно, я плохо помню, но одно знаю точно – она должна была пройти какое-то жизненное испытание и очень боялась его. Я же не просто успокаивала ее, а давала четкие советы, которые должны были помочь ей в преодолении гордыни. Меня сейчас пробивают некоторые воспоминания… По-моему, ей нужно было простить своего бывшего мужа, который причинил много боли. Более того, снова соединиться и ухаживать за ним – тяжело больным. Ужасно для женщины! Ведь нам простить обиду практически невозможно, даже если мы и поклонимся врагу. Поздно вечером она проводила меня до калитки и передала мне небольшую сумочку, которую я должна была вручить этому мужчине. Мы встретились с ним в больнице, где он – одинокий и никому не нужный – уже несколько месяцев ждал своего смертного часа. Увидев меня, он заплакал, и я точно буду помнить его глаза всю жизнь. Они были искренние… Его звали Эдуардом, и он когда-то был известным и очень богатым человеком. О таких говорят – баловень судьбы. А теперь – кожа да кости. Причем он испытывал муки не только телесные. Но, поговорив со мной, он успокоился, боль ушла. Когда я уходила, он трясущейся рукой вытащил из обшарпанной тумбочки маленький сверток, какой-то предмет, обвернутый газетой. «Пожалуйста! Это лично вам, миледи!» – прохрипел он и, закрыв глаза, опустил голову на подушку. Он плакал, а я – нет. Когда я уже ехала на машине домой, придя в обычное состояние, не смогла удержаться – что же он там передал? Остановилась у обочины пустынной дороги, с нетерпением развернула газету и с великим удивлением увидела голубую бархатную коробочку. С осторожностью открыла ее, и у меня перехватило дыхание. Меня сложно удивить дорогими вещами, но тут был особый случай. В руках я держала неописуемо красивое бриллиантовое ожерелье – старинное, восхитительной работы. Даже зайцу было понятно, что этот шедевр не поддается оценке. Такие вещи не продают и не покупают – они живут своей жизнью. Приехав домой, я, полностью обессиленная, свалилась на диван. Выполнив это задание, я убедилась, что голос был реальный, никакая это не болезнь. Откуда он и чем это все для меня закончится, в тот момент не имело никакого значения. И все это вовсе не напрягало меня.

Я слушал ее, не перебивая и не задавая вопросов. Все было понятно и… непонятно. Казалось, я попал в какой-то другой, неизвестный мне доселе мир. Мне было уютно и хорошо, даже скажу – я чувствовал себя защищенным. А Вера продолжала свой рассказ. Она говорила, и в глазах ее отражался свет горящей на столе лампы.

– Потом началось, как говорится, совсем по-взрослому – все круче и чудеснее. Я стала получать задания, связанные с посещением различных людей во многих странах мира. Некоторые из них были такого высокого уровня, что у любого крышу снесет от встречи с ними. Но после моего перевоплощения, а я перевоплощалась, Костя, и даже внешне, наверное, менялась, я уж не говорю про изменение сознания; повторялось то же самое, что и с Милендой Куприановной – они все с уважением склоняли голову передо мной. Кстати, мой папа ничего не знал, куда и зачем я отлучаюсь, хотя я пользовалась его личным самолетом. Он, конечно, волновался, но между нами не принято спрашивать про личные дела, если ты сам не захочешь рассказать. Отец всегда уважал мою свободу. Я успокоила его, сказав, что это моя новая работа, но все подробности – потом. Все это время я была одна. Правда, иногда меня сопровождал специальный обслуживающий персонал, но в основном – одна, такие правила. Порой я ощущала себя властительницей человеческих судеб, пусть это и громко звучит. После моего отъезда в жизни этих людей происходили невероятные изменения. Иногда, по человеческим меркам, – трагические. Но я всегда понимала и понимаю сейчас, что обижаться на палача, ненавидеть его – глупо. Он всего лишь делает свою рутинную работу – исполняет приговор высших инстанций. Мне дарили много ценных подарков, признавая мою нелегкую миссию. Особняки за границей, яхты, ну и деньги, конечно. Но для меня все это было не столь важно, по сравнению с тем, чему учил Голос. Он давал мне знания, которые уводили меня от привычного восприятия ценностей человеческой жизни. Между прочим, нашу встречу с тобой он мне тоже предрек, сказав, что мы с тобой всегда были и будем вместе. Именно ты всегда был моим земным защитником и спасителем. Не обижайся, Костик, но я сама не понимаю, как это так, потому что пока чувствую себя сильнее тебя. Одно знаю точно – в природе так не может быть. Женская энергетика не имеет формы и всегда находится внутри мужского пространства. Так что все феминистки рано или поздно сломают свои острые зубки и смирятся со своей гендерной ролью. Как мне ни грустно об этом говорить, все имеет свое место и время. Помнишь, ты сказал «навсегда» на Воробьевых горах? Так вот, это было сказано не языком, а сердцем. Ты ведь читал «Мастера и Маргариту»? – там как раз про это. То, что мы желаем и делаем в жизни, совершенно не означает, что это рациональные действия. Ну да ладно, короче сказать, работу свою я выполняла добросовестно, доверившись во всем этому Голосу – маминому голосу. Но тут произошло событие, которое немного напугало меня. Это произошло как раз в ту самую ночь, когда мы с тобой встретились в первый раз на пустынной дороге. Кстати, после этого я перестала получать задания, но хорошо чувствую, что это временно и нужно ждать чего-то. Ты подобрал меня ночью, заплаканную и абсолютно растерянную, и шла я из этого дома. А произошло вот что – в тот вечер я получила очередной инструктаж. Мне нужно было лично привезти письмо хозяину особняка, причем я должна была приехать к нему на такси. Поначалу все происходило как обычно, меня встретили и проводили в кабинет, где я увидела высокого стройного мужчину в генеральской форме. Он мне показался эталоном мужества, настоящий боевой офицер. Просто – кавалергард!!! Но в отличие от других, он не склонил голову передо мной. Его взгляд напоминал мне взгляд тигра перед последним прыжком на жертву. Я таких глаз никогда не видела раньше. Даже мой отец, самый смелый человек для меня, не имел такого сильного подавляющего врагов, взгляда. Он молча принял от меня письмо и удалился в другую комнату, а я, сев в кресло, стала ждать ответа, согласно полученному инструктажу. Единственно, что могу добавить, когда он сжал письмо в кулаке, он был бледен как мертвец. Минут через пятнадцать вернулся с большим серебряным подносом, на котором стояла бутылка великолепного красного вина в окружении свежих фруктов. На щеках у него появился румянец, глаза горели, он улыбался. Это был человек без возраста – волосы седые, глубокие выстраданные морщины, но энергетика, исходившая от него, была молодой и немыслимо мощной. Уверенно разлив вино по бокалам, он предложил тост: «За честь российского офицера!» Я слегка пригубила, а он спокойно выпил до дна. Потом генерал встал, поправил китель, развернулся как на параде и вышел из кабинета. Ровно через пять минут раздался откатистый щелчок – это был выстрел из револьвера. Я узнала этот звук, так как давно занималась стрельбой в отцовском тире. Тут же прибежали двое его телохранителей, и я вместе с ними прошла в соседнюю комнату, где в кресле, запрокинув окровавленную голову, сидел мертвый генерал. Несмотря на то что я была в измененном состоянии, эта сцена меня шокировала. И даже не потому, что я впервые так близко видела мертвого человека. Нет. Меня поразила его, если можно так сказать, спокойная улыбка. Мне показалось, что этот человек ни о чем не сожалеет. Телохранители тоже были совершенно спокойны – я так поняла, что они были готовы к такому исходу. Видимо хозяин заранее отдал им свой последний приказ. В комнате догорал камин, и в нем лежало не полностью сгоревшее письмо. Один из телохранителей подошел и пододвинул ногой листок к огню. Язычки пламени превратили его в пепел – причину смерти этого удивительного человека теперь уже никому не узнать. На большом столе лежали аккуратно разложенные ордена и медали генерала, а также предсмертная записка и заверенное нотариусом завещание на дом. В записке он просил никого не винить в его смерти, а вот завещание… Этот пятидесятилетний человек был совершенно одинок от рождения. У него не было родителей, не было родственников, и вдобавок он никогда не был женат и не имел детей. Он все оставил мне, причем на завещании стояла дата трехмесячной давности, и все мои данные были вписаны правильно. В комнату вошел офицер в звании капитана, и он приказал охранникам считать меня новой хозяйкой, не вдаваясь в подробности. Также он дал им распоряжение проводить меня, куда я укажу. Полицию они не вызывали. Меня довели до машины, но я велела им оставить меня одну и пошла в город пешком. Отойдя от дома метров пятьсот, я вернулась в свое обычное «нерабочее» состояние, заплакала и испугалась. Ну а после я встретила тебя, Костик. Когда ты отвез меня к моему дому, я начала догадываться, кого мне приходится посещать и для чего это все. Все эти люди подготавливались к своеобразной сдаче экзамена на звание человека – понятие, совершенно не поддающееся объяснению и простой логике существования. Возможно, что им всем необходимо было пожертвовать самой дорогой для себя ценностью во имя чего-то Высшего, непознанного… По-видимому, генерал, оставив себе честь, отказался взбираться на вершину этой невидимой горы. Мы все имеем право на выбор, но душа нам не принадлежит. Вот пока и все обо мне, а что будет дальше, я не знаю. Но ты со мной. А вдвоем легче!