Текст книги "Тайная схватка (Тарантул 2)"
Автор книги: Герман Матвеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
– Сейчас мы проверим. Ты, наверно, хочешь есть? Вот тебе закуска, – с этими словами майор передал мальчику пакетик.
– Спасибо. Честно сказать, здорово проголодался.
Пока Миша развертывал пакет с бутербродами, майор закурил и неторопливо вышел из машины.
– Подожди-ка, дружок, – остановил он Мишу. – Потерпи еще немного. Я тебя обедом накормлю.
– Да нет... Спасибо, Иван Васильевич. Мне и так хорошо, без обеда.
– Потерпи, потерпи.
Майор захлопнул дверцу и ушел в райсовет. Горько вздохнув, Миша стал завертывать еду.
– Есть очень хочется, Миша? – спросил Бураков.
– Понятно, хочется.
– Ну, так ты съешь пару бутербродов, а потом еще и пообедаешь. Не лопнешь ведь?
– Он не велел.
– Он досыта наедаться не велел, а то обедать не захочешь.
– Нет, уж лучше я потерплю.
– Как хочешь. Обстреливали тут сегодня здорово?
– Здорово. Земля качалась.
– Номер дома, значит, ты не запомнил?
– А номера там и нет. Новый дом.
– Надо было соседние дома посмотреть. Майор вернулся скоро и, открыв дверцу, жестом пригласил Мишу следовать за собой.
– Ну, идем обедать. Я вызову заведующего, а ты смотри внимательно, сказал он, поднимаясь по ступенькам подъезда.
Теперь Миша понял план майора и с бьющимся сердцем шел за ним по коридору. Ему почему-то казалось, что он не узнает "того".
Они пришли в столовую. Большинство столов были составлены один на другой, стулья сдвинуты в конец зала. Видимо, предполагалось мытье полов. За буфетом, при свете опущенной до стойки лампочки, сидела женщина, наклеивая талоны на листы, вырванные из какой-то книжки. Кроме нее, в глубине зала за одним из столов неподвижно сидел человек в странной позе.
Майор подошел к стойке.
– Вызовите, пожалуйста, заведующего, – сказал он.
Буфетчица подняла голову, прищурившись, посмотрела на позднего посетителя и сердито спросила:
– Зачем вам его?
– Нужно.
– Ни днем ни ночью покоя нет, – проворчала она, но, открыв находившуюся за стойкой дверь, крикнула: – Семен Петрович! Вас требуют.
Пока майор разговаривал с буфетчицей, Миша разглядывал сидевшего в глубине зала человека. Навалившись грудью на стол, он крепко спал. Шапка его была сдвинута набок, голова лежала на руках, а ноги широко расставлены. "Неужели пьяный?" – подумал мальчик. Он заметил, что майор тоже мельком взглянул на спящего и отвернулся.
Минут через пять вышел мужчина, черты лица которого мальчик запомнил на всю жизнь.
– Что вам надо? – спросил мужчина.
– Мне заведующий нужен.
– Заведующего нет. Я замещаю.
– А это все равно, – сказал майор, протягивая листок бумаги. – Вот вам записка от начальника штаба.
Мужчина прочитал записку, равнодушно передал ее буфетчице и ткнул пальцем в сторону стола.
– Садитесь за дежурный стол. Сейчас накормим. Только кухня уже не работает, разогревать не на чем.
– Неважно.
Ждать пришлось долго, пока принесли в тарелках суп. Обед полагался без хлеба, но Миша приберег все бутерброды и теперь поделился ими с "дядей Ваней". При электрическом свете он разглядел, как был одет майор. Короткая ватная куртка, темные брюки, засунутые в простые сапоги, защитного цвета фуражка. Мише было очень приятно сидеть с ним за одним столом и хлебать холодный, невкусный суп. Он ждал вопроса. Когда буфетчица, собрав листочки, вышла из зала, майор тихо спросил:
– Тот?
– Он самый, – так же тихо ответил мальчик. Суп свой Миша съел в два раза быстрее Ивана Васильевича. Оглянувшись на спящего, он, к своему удивлению, увидел широко открытые глаза, пристально уставившиеся на него.
Мише стало не по себе, и он отвел глаза в сторону.
– Дядя Ваня... а тот смотрит, – прошептал он.
– Пускай смотрит. Пьяный, наверно.
Вернулась буфетчица, забрала ножницы и баночку о горчицей, служившей для приклеивания талонов, и снова ушла.
В это время человек, притворявшийся спящим, "проснулся", зевнул и нетвердой походкой направился к столу, за которым сидел майор с мальчиком.
Это был новый сюрприз, от которого Миша чуть не свалился со стула. В пьяном он узнал человека, который принес утром в Старую Деревню пакет с картошкой и показывал ребятам немецкие часы.
– Я извиняюсь, товарищ... – заплетающимся языком обратился он к майору. Сколько сейчас времени?
– Без четверти, – сказал майор, посмотрев на часы.
– Извиняюсь... Я, понимаете ли, уснул тут...
– Пить надо меньше, – сухо бросил Иван Васильевич.
– Я понимаю... извиняюсь. Работа такая... Я, понимаете ли, тут в районе шофером работаю... я завтра... ну, в общем, немного выпил по случаю... Извиняюсь...
С этими словами шофер подошел к столу, ухватился рукой за спинку стула, на котором сидел Иван Васильевич, покачнулся и ловким движением передал ему какую-то бумажку. Миши он, видимо, не стеснялся, потому что после передачи письма щелкнул его по носу.
– Извиняюсь, это что, ваш сынок будет?
– Племянник, – сухо ответил майор.
– Очень приятно. Симпатичный у вас племянник... Извиняюсь. Надо спать. Утром мне за хлебом ехать.
Шофер зевнул и медленно поплелся обратно. Сев на старое место, он долго возился, что-то бормотал, но наконец успокоился и как будто опять заснул.
Мише еще утром понравился этот коренастый, крепкий человек, а сейчас он просто был в восторге от него. Ни один артист, по его мнению, не сыграл бы так правдиво роль пьяницы.
Пшенную кашу с крошечными кусочками мяса принес сам Семен Петрович. Поставив ее перед обедающими, он облокотился о стойку буфета и обратился к майору:
– Вы из МПВО, товарищ?
– Да.
– С дежурства?
– Да.
– Нового ничего не слышно? Сталинград еще держится?
– Кажется, да. Вам здесь, в райсовете, больше известно.
– Ничего нам тут не известно. Бьют немцы из Пушкина в нас – это вот нам известно. Скоро ли это все кончится?
– Скоро ли, не знаю, а кончится обязательно.
– Затягивается война. Наши не сдадутся.
– Да. Привычки такой нет, чтобы сдаваться, – сказал майор, поднимаясь из-за стола. – Простите, я тороплюсь. Поговорим в другой раз. Сколько платить?
Рассчитавшись, они вышли на улицу и сели в машину. Всю дорогу майор молчал и курил. Мише хотелось задать ему несколько вопросов, но он крепко запомнил замечание Николая Васильевича, что никогда ко взрослым не следует обращаться с праздно-любопытными вопросами и не заговаривать первому, пока не спросят.
По пути Мишу завезли на судно.
– Иди спать, Миша. Завтра я заеду к Николаю Васильевичу и увидимся, сказал на прощанье майор.
6. РАЗГОВОР В ТЕМНОТЕ
Поднимаясь по трапу, Миша услышал окрик:
– Эй! Кто там? Ты, что ли, адмирал?
– Я.
– Шикарно, браток, живешь. На машине прикатил. Миша промолчал. Его раздражал этот шутливо-покровительственный тон, но как отучить от него машиниста, он не знал. Самое лучшее – отмалчиваться.
– Ты что-то и разговаривать не хочешь?
– Если ты меня все время дураком выставляешь, то говорить нам нечего, буркнул Миша, направляясь к себе.
– Погоди, Миша. Куда торопишься? – дружелюбно сказал машинист, загораживая дорогу. – Давай поговорим по-хорошему. Когда я тебя дураком выставлял?
– Всегда. Зачем ты меня адмиралом зовешь?
– Да ведь я по-дружески... Погоди. Ребята за день натрудились – и спать, я на вахте один. Посидим.
Сысоев сел на бухту каната, вытащил из кармана коробку с табаком и начал крутить из газетной бумаги цигарку. Миша хотел уйти, но почувствовал какую-то новую нотку в голосе машиниста и остался.
– Сложная, брат, штука жизнь... – глухо, со вздохом сказал Сысоев, пристраивая фитиль к кремню и ловко высекая огонь. – Похоже, что я один на всем свете остался... Видел сегодня земляка. Говорит, деревню нашу немцы сожгли, а стариков моих на тот свет отправили... Печальная картина получается.
Сысоев помахал затлевшим фитилем, прикурил толстую цигарку и закашлялся.
– Тьфу! Черт! Першит в горле.
Где-то в ближайшем доме заиграл патефон. Миша вспомнил, как он тоже потерял родителей, и ему стало жаль этого одинокого человека.
– А деревня у нас была хорошая, – продолжал Сысоев, освещая свое лицо огнем цигарки. – На высоком месте, а внизу речка. Фруктовых садов много, и больше всего вишни... Весной, когда цветут, очень замечательно. Выйдешь вечером на улицу, так, понимаешь, такой аромат нежный... А днем пчелы гудят. И вот, когда все это было, так не ценил. А в плаванье ушел, да попал за границу, тогда и заскучал. И сейчас... Стоит перед глазами вся деревня в цвету... А в речке у нас раков много. Ты ловил когда-нибудь раков?
– Нет.
– А я много их ловил, когда вроде тебя шпингалетом был. Ночью ловили. Соберемся компанией, круглых сеток наделаем, на середину лягушку ободранную привяжем и на палках спустим с берега. А потом костер разведем и сидим кругом, сказки страшные рассказываем. Про домовых, про русалок да про леших. Дураки были, – верили, боялись.
– Ну, а раки? – спросил Миша.
– Чего раки? Раки свое дело делают. Залезут в сетку лягушку сосать, ну и вытащим их на берег – ив ведро с крапивой.
– Зачем с крапивой?
– А в крапиве они живучими бывают. Лучше, чем в воде.
Завыли сирены на военных кораблях, их подхватили гудки заводов, а затем и городское радио объявило тревогу.
– Никак налет! – сказал Сысоев, поднимаясь с бухты. – Давно не было. Так ты, Миша, на меня не сердись. Я ведь это так...
Они поднялись к рубке и стали наблюдать. Во всех концах города вспыхнули столбы прожекторов, пошарили по небу и исчезли. Где-то очень далеко в небе замелькали желтые разрывы зениток. Когда донеслись их хлопки, Миша обратил внимание на то, что патефон по-прежнему играет какой-то вальс.
– Ко всему человек может привыкнуть, – задумчиво сказал машинист, тоже прислушиваясь к музыке. – Воздушная тревога, а им хоть бы что...
– Привыкли. Сколько этих тревог было – не сосчитать.
– Куда ты ездил сегодня? – спросил Сысоев.
– Ездил по делу. У сестренки был, дома был...
– Сестра старше тебя?
– Младше. Пять лет.
– Ну-у!.. Маленькая. Привел бы когда-нибудь. Я люблю маленьких ребят.
– Приведу, если отпустят. Она на лодке хотела покататься.
– Обстрелов она не боится?
– Нет.
– Молодец. Хотя, положим, ребята ничего не боятся. Они же не понимают опасности. Им все нипочем.
Сысоев замолчал, вглядываясь в темноту. Недалеко от них, на набережной, мелькнул огонек папиросы. Это курил дежурный милиционер, пряча огонь в рукав шинели. Миша думал о Сысоеве. В этом человеке неожиданно открылись новые стороны. Если раньше Мише хотелось унизить Сысоева какой-нибудь шуткой, сделать ему больно, то сейчас он почувствовал в нем человека, который переживает, думает, болеет душой за других.
Скоро тревога кончилась, и Миша спустился к себе в каюту. Раздеваясь и укладываясь спать, он вспомнил пьяного шофера, встреченного им в столовой. Как попал шофер из Старой Деревни в столовую Московского райсовета, он не успел понять... Он уснул, едва положив голову на подушку.
На другой день Мишу вызвал к себе старший механик.
– Миша! – сказал он, когда юнга вошел в каюту. – Брат сейчас очень занят и просил тебе передать, что ты и твои приятели ему пока не нужны. Мы скоро начнем котлы чистить. Это дело для тебя важней. Если тебе нужно предупредить друзей, сходи. Передай от меня привет.
Поблагодарив за разрешение, мальчик сошел на берег и направился к своему дому.
Погода в этот день стояла на редкость ясная и тихая. Миша давно заметил, что немцы в такую погоду стреляют особенно яростно. Так оно было и сегодня. С утра, вот уже четвертый раз, над городом бушевал жестокий артиллерийский налет врага. На этот раз снаряды рвались где-то в районе порта. Снова, как всегда, в ответ заговорили пушки защитников Ленинграда, подавляя батареи противника. Воздух дрожал от этой канонады.
Вася и Степа уже давно с нетерпением поджидали своего вожака и сильно огорчились, когда узнали, что задание ими выполнено и нового не предвидится.
Миша подробно рассказал, как он следил за серым пальто до Московского района, как таинственно исчез человек в недостроенном доме. Обо всем остальном он умолчал, но от этого рассказ только выиграл.
Затаив дыхание, волнуясь больше, чем рассказчик, слушали его ребята.
– Знаешь, Миша... Надо этот дом обследовать, – сказал Степа после долгого молчания. – Наверно, там что-нибудь есть.
– А что там есть?
– Какой-нибудь подземный ход.
Предположение Степы было нелепо, но ребята спорить не стали. Мише до сих пор было неясно, как мог уйти от него мужчина в сером пальто, и хотелось выяснить этот вопрос, а Вася, хотя и был несогласен с предположением о подземном ходе, промолчал потому, что так думать было интересней.
– Давайте поедем, – согласился Миша.
– Сейчас?
– Нет, сейчас я занят. Завтра после обеда, если в порт не поедем, я отпрошусь у старшего механика на берег, а вы приходите на судно к часу дня. Понятно? Батарейки не выдохлись?
– Нет.
– Останемся там до вечера, посмотрим с крыши на фронт. Оттуда хорошо видно.
7. ЛЮСИНО СЧАСТЬЕ
Кошка в детском саду произвела переполох. Даже повариха и судомойка прибежали в канцелярию посмотреть и погладить редкое в дни блокады для Ленинграда животное. Не зная, чем отблагодарить мальчика за подарок, заведующая неожиданно предложила;
– Миша, ты как-то просил отпустить сестру к тебе на корабль. Если хочешь, возьми сейчас.
– Пускай собирается, – охотно согласился мальчик.
Пошли за девочкой. Дети уже слышали о кошке, ждали ее, и поэтому Люся категорически отказалась идти к брату на судно. Пришлось уговаривать, соблазнять катаньем на лодке. Через десять минут брат с сестрой вышли на улицу.
По-прежнему было тепло и солнечно. Широкие мостовые сияли. Дворники, в большинстве своем из домашних хозяек, навели необычайную чистоту на улицах города.
Пока шли к трамвайной остановке, Люся с гордостью успела сообщить, что сегодня получила горбушку.
В детском саду при раздаче хлеба из-за горбушек всегда возникали споры, и воспитательница решила давать их за лучшее поведение.
Затем девочка рассказала, что они разучивают песню, вышивают кисеты для раненых героев, защитников Ленинграда, и на праздниках собираются к ним в госпиталь.
В трамвае Миша обратил внимание на то, что девочка сильно выросла и пальто не закрывает даже колен. Это испортило ему настроение. Ему не приходилось раньше задумываться над такими вопросами. Казалось, что еда, питье, одежда появлялись сами собой. Были случаи, когда он возвращался домой с разорванными штанами или отодранной подметкой и мать говорила, что к вещам надо относиться бережно, что даром они не даются, но эти замечания проскакивали мимо ушей. Миша знал, что отец даст денег и он будет щеголять в новых ботинках. Он вспомнил случай, когда нарочно порвал надоевшую ему рубаху, чтобы купили новую.
А сейчас Миша смотрел на плохо заштопанные сестренкины чулки и думал: "Пускай у меня будут рваные носки, но у Люси чулки должны быть целые". Ему хотелось, чтобы у единственной сестренки было все лучшее и красивое. Как-никак Миша Алексеев, а не кто-нибудь другой песет за это ответственность... И разве он не способен заработать?..
– Вот, Люся, мое судно. Смотри, какой пароход. Я тут механиком буду работать, – сказал мальчик, когда они пришли на место.
Они поднялись на палубу, спустились вниз, зашли в каюту.
Здесь Люся попала в компанию взрослых людей. Недавно была выдача "крокета" – твердых, покрытых шоколадом круглых конфет. Команда не успела еще их съесть, и скоро рот и карманы девочки наполнились этими конфетами.
Особенно суетился и умилялся Сысоев.
– Как тебя зовут?
– Люся.
– Скажи, пожалуйста! Люсей зовут! Ты к нам в гости пришла?
– Да.
– Ну, что ты с ней станешь делать! Какая умная! Все знает. А сколько тебе лет?
– Пять.
– Уже пять... Совсем большая. Погоди, я тебе еще конфетку дам.
Он вытаскивал из-под койки сундучок, крышка которого была оклеена внутри различными картинками, и доставал конфету.
– Держи. Так, значит, как тебя зовут?
– Люся.
– А сколько тебе лет?
– Пять.
– Пять лет... Это надо же!.. Какая толковая! Значит, ты в гости к морякам пришла?
– Да.
Миша снисходительно слушал этот разговор и, когда машинист вручил девочке очередную конфету и снова начал спрашивать, как ее зовут, сказал сестре:
– Люсенька, не слушай ты его. Пойдем лучше на лодке кататься.
Путешествие из каюты до лодки девочка совершила на руках у Сысоева. Он вытер скамейку, или, как она называется по-морскому, "банку", разостлал свою спецовку и усадил на нее девочку. Потом он оттолкнул лодку от берега и махал рукой, пока Люсе не надоело ему отвечать.
Миша греб вверх по течению, к Литейному мосту. Люся с удивлением поглядывала по сторонам, испытывая новое и, видимо, приятное ощущение.
Выехав на середину Невы, Миша пустил лодку по течению, слегка придерживая ее ленивыми взмахами весел. Лодка ему понравилась. Небольшая, легкая, послушная.
Вдруг что-то ударило в воду, и вслед за этим метрах в двадцати за кормой поднялся большой столб воды. Миша не растерялся и резко поставил лодку поперек приближающейся волны.
– Держись, Люся, – сказал он спокойно. – Сейчас качаться будем. Держись за скамейку. Волна идет.
Девочка послушно взялась руками за спецовку, на которой сидела, но, когда лодку качнуло, она инстинктивно уцепилась за скамейку. Думая, что при катанье на лодке так полагается, она не испугалась.
Второй снаряд упал значительно выше по течению, следующие стали оглушительно рваться на берегу. Люся видела, что брат спокоен, и с любопытством смотрела на разрывы, слегка вздрагивая от грохота.
– Молодец ты у меня, Люсенька, не боишься... С берега донеслись отчаянные крики. Миша повернул голову и увидел на борту судна Сысоева, показывающего руками, что надо быстрее возвращаться. Но теперь опасность миновала, и Мише стало весело. Он приветливо помахал рукой машинисту и снова начал грести к мосту. Справа за бортом на воде показался небольшой продолговатый белый предмет. Сначала Миша не сообразил, что это такое, но, когда лодка приблизилась, он радостно крикнул:
– Люся! Смотри, рыбка глушеная... Сейчас мы ее поймаем
Загребая левым веслом, мальчик повернул лодку и проворно схватил за голову плывущую кверху брюхом рыбу. Это оказалась небольшая плотва.
– Вот какая рыба! – сказал Миша, бросив ее на дно лодки. – Смотри еще, Люся... Смотри кругом.
Миша поднялся на ноги и, не обращая внимания на крики Сысоева и разрывы снарядов на берегу, стал оглядываться по сторонам: не всплывет ли еще где рыба. Скоро он опять увидел белый длинный предмет, так же ловко подъехал и вытащил вторую плотву, значительно крупней. Затем попался небольшой судачок, за ним еще две плотвы. На уху рыбы хватало, но Миша не мог успокоиться. В нем проснулся азарт охотника.
– Миша, смотри, – сказала Люся.
Мальчик оглянулся и оцепенел. Недалеко от лодки всплыла громадная рыбина. Издав какой-то воинственный крик, смысл которого он и сам не понял, Миша схватился за весла и начал грести.
– Люсенька, ты сиди... Крепко сиди... Мы ее поймаем, – говорил он, приближаясь к рыбе. – Держись, сестренка! Слышишь... Вот она какая... Как же ее в лодку-то втащить? Силы не хватит... Она скользкая... Только бы не ожила... Держись, Люсенька...
В этот момент Миша не помнил себя. Никогда ему не приходилось иметь дела с такой рыбой. Лососка, пуда на полтора весом, оглушенная, но живая, шевелила хвостом и плавниками. Жабры ее открывались и закрывались. Если бы Миша схватил ее за хвост или плавники, она бы очнулась от прикосновения и ушла в глубину. Однако Миша догадался засунуть руку под жабры и крепко ухватил рыбину. Теперь нужно было втащить ее в лодку. Рванись лососка секундой раньше, Миша вылетел бы в воду и наверняка перевернул бы лодку. На Люсино счастье, лососка рванулась вперед в тот момент, когда, напрягая все силы, мальчик повернул ее головой к себе и потянул. Всплеск... Лодка сильно накренилась, зачерпнув воды, и вместе с этой водой лососка вскочила в лодку. Миша упал, сильно ударился об уключину, но сейчас же перевернулся и грудью придавил свою добычу. Девочка едва удержалась на скамейке и испуганно смотрела на барахтающегося брата... С минуту Миша лежал без движения. Рыба не билась. Он поднял голову и, взглянув на сестренку, торжествующе захохотал.
– Наша!.. Попалась!..
Воду выкачивать было некогда, да и нечем. Не замечая того, что он весь мокрый, Миша засунул голову лососки под свою скамейку, сел за весла и начал грести.
– Вот так рыба у нас, Люсенька, – дрожащими от волнения губами говорил мальчик, налегая на весла. – Какая красивая! Смотри, пятнышки на ней разноцветные...
Вдруг лососка взмахнула хвостом и подпрыгнула, ударившись головой о скамейку. Миша бросил весла и сел верхом на рыбину. Она его подбросила раза два и успокоилась.
Удар хвоста пришелся по Люсе, и она заплакала, не то от боли, не то от испуга.
Миша растерялся, не зная, что делать. Он боялся, что рыба выскочит из лодки. Самым простым выходом было вынуть уключину и ударами по голове оглушить лососку, но мальчик этого не сообразил и сидел верхом на рыбе, пока та не затихла. Затем он снова взялся за весла.
– Не плачь, Люся. Сейчас мы приедем. Берег уже близок.
Берег медленно приближался. Лососка еще раз попыталась выскочить из лодки, и снова мальчик сел на нее верхом, а Люся расплакалась еще пуще.
– Я не хочу больше кататься...
– Сейчас, Люся... Не реви. Сейчас приедем.
Наконец они пристали к берегу. Девочка с радостью пошла на руки к Сысоеву, который сейчас же утащил ее в каюту.
Мокрый и перемазанный с головы до ног, Миша с гордостью посмотрел кругом. Народу на набережной собралось много. Посыпались всевозможные советы, предложения, просьбы продать рыбу. Только теперь Миша узнал, что он поймал лососку и что ее надо оглушить. Он это немедленно сделал вынутой уключиной. Привязав лодку к канату, мальчик с трудом взвалил лососку на плечо и не торопясь понес ее к себе на судно.
Досадно было, что этого триумфа не видел Николай Васильевич, который, забрав всех, кроме Сысоева, уже уехал на какую-то аварию.
Оставив добычу у себя в каюте, Миша вернулся назад. Раздумывая над тем, что делать с лосоской, он вычерпал из лодки воду, положил на место весла, собрал мелких рыбешек и пошел искать сестру. Она сидела в машинном отделении босая, в одном платье и пила чай из большой эмалированной кружки. Все ее вещи были развешаны около топившейся печурки. Сысоев, с застывшей на лице улыбкой, сидел напротив и молча следил за каждым движением девочки. С приходом Миши он оживился.
– Что ты наделал, голова, – с упреком сказал он. – Вся мокрая. Ты ее мог утопить.
– Не утопил же. Зато рыбину поймал. Видел какую?
– А плевать я хотел на рыбину. Теперь она с тобой больше никогда не поедет. Люся, ты поедешь с ним еще кататься? – спросил он девочку.
– Нет.
– Слышал? А со мной поедешь?
– Поеду.
– Ага! Слышал? Теперь тебе полная отставка. На какое-то мгновение в душе мальчика шевельнулось ревнивое чувство, но он не показал этого, а, пожав плечами, подошел к одежде и начал разглядывать старое пальто.
– Что делать с рыбой? – сказал он. – Отдать в котел?
– Ты ее посоли, на всю зиму хватит. Люсе половину снесешь, – посоветовал машинист.
– У меня там еще плотвы несколько штук.
– Ну, а плотву мы зажарим.
– А если на рынок снести?
– Зачем?
– Продать, а на эти деньги Люсе обмундирование купить.
– Вот это верно. Вот молодец! – Сысоев засуетился. – Я и то смотрю: ботинки сносились и пальтишко неважное. Это мы с тобой завтра с утра сделаем. Ты знаешь, за такую рыбу ей можно что хочешь достать. Это уж ты на меня положись. Сейчас мы это все обмозгуем.
Сысоев торопливо ушел к себе и через несколько минут вернулся с бумагой, карандашом и десятиметровой рулеткой.
– Садись и пиши, – приказал он Мише. Когда мальчик взял карандаш и устроился за столом, машинист принялся за дело. Измеряя рулеткой Люсю, он сравнивал размеры с развешенной старой одеждой.
– Начнем сначала с ноги. Ботинки... Сейчас мы прикинем, чтобы точно. Ну-ка, Люсенька, дай твою ножку... Четырнадцать с половиной сантиметров... Это надо же!.. Так. А здесь? Шестнадцать... Понятно. Один сантиметр на вырост. Пиши, Миша... Ботинки – тире – нога. Пятнадцать с половиной сантиметров.
Работа оказалась довольно трудной. Мужчины столкнулись со многими сложными вопросами детского туалета. Например, какова должна быть ширина платья у девочки или как узнать размер головного убора, если Миша представлял его в виде капора, а Сысоев думал про пуховый платок для зимы и какую-то соломенную шляпу для будущего лета. Длина платья тоже вызвала спор. Пробовали обращаться за советом к Люсе, но она соглашалась с обоими и ничем помочь не могла.
Тогда ее поставили на табуретку, самым тщательным образом измерили всю вдоль и поперек и записали все размеры на обратной стороне списка намеченных для покупки предметов.
8. НА РЫНКЕ
Как и было условлено, на другой день без четверти час два друга остановились на набережной, против судна. Степа вытащил из кармана старый театральный бинокль и, прислонившись к стенке дома, стал разглядывать теплоход. На палубе никаких признаков жизни не было заметно, словно все вымерли. Прождав полчаса, ребята забеспокоились. Обычно Миша никогда не опаздывал и очень сердился, когда это случалось с другими.
– Пойдем спросим, – предложил Вася.
– Выгонят.
– Кто выгонит? Видишь, никого нет. – Дежурный где-нибудь спрятался.
– Ну так что? Вылезет, а мы его и спросим.
– Подождем еще. Обедает, наверно.
В это время на палубе показалась рослая фигура старшего механика, торопливо направлявшегося к трапу с большим ключом в руках.
– Николай Васильевич, здравствуйте, – радостно встретил его Степа.
– А-а, Степа! – Старший механик протянул ему руку. – Давно тебя не видел. Как живешь?
– Хорошо.
– Не ко мне ли пришел?
– Нет. Мы с Алексеевым условились к часу прийти, а его все нет.
– Опоздал. Я ему разрешил отлучиться.
– А где он?
– На рынок пошел. Что-то сестренке понадобилось купить.
Ребята с недоумением переглянулись.
– А давно он ушел?
– С утра. Должен скоро вернуться.
– На Мальцевский рынок пошел? – спросил Вася.
– Вот этого не знаю... Ну, друзья, мне больше некогда, тороплюсь. Заходите в другой раз.
Николай Васильевич ушел Ребята остались в сильном смущении. Что делать? Ждать ли здесь, или идти на рынок разыскивать друга?..
* * *
Между тем Миша с Сысоевым, положив в сумки от противогазов по большому куску лососки, с утра отправились на рынок искать для Люси необходимое "обмундирование".
Самый крупный в Ленинграде Сытный рынок на Петроградской стороне после обстрелов и прямых попаданий снарядов был закрыт, и первенство перешло к Мальцевскому.
Как только Миша протискался за ограду рынка, он сразу увидел женщину, которая держала в руках подходящие по размеру детские туфли.
– Тетя, сколько они стоят?
Женщина подозрительно посмотрела на мальчика и махнула рукой.
– Ладно... тебе не нужны.
– Не мне. Я сестренке хочу купить.
– А что у тебя есть? Я на крупу меняю.
– Крупы нет. У меня рыба есть.
– Какая рыба?
– Свежая. Вот посмотрите.
Миша раскрыл противогаз, и женщина, увидев розовое мясо, заговорила совершенно другим тоном,
– Это что? Кета?
– Это лососина, – пояснил Миша.
– Сколько у тебя тут?
– Можно свешать.
– А ты посмотри, какие туфельки-то! Кожаные, ни разу не ношенные.
Мише никогда не приходилось заниматься обменом на рынке, лососина ему досталась случайно, и он готов был отдать весь кусок за эти туфли.
– Эй, адмирал! – услышал он голос за спиной. – Ты не пропадай. Что нашел?
– Туфли. Как раз для Люси.
Сысоев внимательно оглядел торговку. Затем с видом знатока взял туфли, вытащил рулетку, смерил подошву, поцарапал ногтем по коже.
– Не то...
– Почему не то?
– Цвет не тот, – сказал Сысоев.
– Самый лучший цвет. Не маркий.
– Для вас он самый лучший, а для нас не годится.
– Но мы уже сговорились...
– Нет, нет, не подходит. Пошли, Михаил. – Он толкнул мальчика в спину и, нагнувшись, тихо сказал:
– Ты не торопись. Надо посмотреть, что тут есть... Они стали ходить по рынку. Детских вещей было много, и цены на них невысокие. Мальчик шел за машинистом, то и дело дергая за противогаз, но Сысоев отмахивался, пока наконец не остановился около старухи с детскими ботиночками синего цвета в руках.
– Вот, Миша, это подходящие, – сказал он. Сысоев взял один ботинок и начал внимательно его осматривать.
– Раза три надевала внучка, – сказала старушка.
Машинист искоса взглянул на нее. У старушки были совершенно белые волосы, но молодые ясные глаза с грустным и добрым выражением.
– А большая у вас внучка? – спросил он.
– Шесть лет.
– Это нам подходит.
– Что подходит? – спросила старушка.
– Подходит, говорю, по возрасту, – объяснил машинист. – У меня тоже такая. У вас, мамаша, может быть, еще вещи имеются, ненужные для внучки?
– Они все ей теперь ненужные, – сказала старушка.
– Почему же ненужные?
– Немцы убили... вместе с матерью.
Всего этого разговора Миша не слышал. Он напряженно смотрел на высокого худого мужчину, который стоял к нему спиной, около железного столба, подпиравшего навес над рынком. Был момент, когда мужчина повернул голову, и Миша увидел лицо с прямым носом и тонкими сжатыми губами. К мужчине подошел франтовато одетый юноша и передал ему противогаз.
– Эй, Миша! На кого ты так уставился? – окликнул его Сысоев.
– Да тут знакомого увидел.
– Мы с бабушкой сговорились на квартиру сходить. Где у тебя список?
Миша достал из кармана бумажник, в котором лежал список Люсиного "обмундирования", и когда раскрыл его, то с фотографии глянуло лицо мужчины с прямым носом и тонкими губами. Он оглянулся. Ни мужчины, ни юноши на месте уже не было. Миша сунул обратно бумажник, быстро снял противогаз и передал его машинисту.
– Держи, Сысоев... Делай, как знаешь. Мне некогда. Важное дело, торопливо проговорил он и, не дожидаясь ответа, скрылся в толпе.
Сысоев знал самостоятельность юнги, какую-то тайну, связанную с его отпуском на берег, приездом на машине, знакомством с братом механика, и поэтому не удивился стремительному бегству мальчика. Главное, что ему разрешено было действовать по своему усмотрению, а значит, он доведет "обмундирование" Люси до конца.
Миша бросился искать мужчину. Проталкиваясь через толпу, огибая ларьки, он держал направление к выходу. Здесь ему удалось забраться на решетку и сверху посмотреть на море голов, но это не помогло...
Сосредоточив все свое внимание на физиономии мужчины, он не успел разглядеть, как он был одет, и это сильно затрудняло поиски.
Вдруг чья-то рука тронула Мишу. Он оглянулся и увидел Буракова.
– За мной! – отрывисто скомандовал тот и, не оглядываясь, пошел к выходу.
– Товарищ Бураков, я нашел... который на карточке, – попытался рассказать мальчик, пробираясь следом, но Бураков махнул рукой, давая знать, чтобы Миша замолчал.
Энергично лавируя, они быстро двигались вперед. Около ларьков остановились. Поглядывая по сторонам, Бураков жестом оборвал новую попытку заговорить,
