Текст книги "S-T-I-K-S Изолированный стаб (СИ)"

Автор книги: Герман Горшенев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 21
Говорящие с оружием братья

Голова Штыря разлетелась фонтаном брызг, под ногами его напарника разверзлась земля, и огромная лапа ударила между каской и бронежилетом в шею, прикрытую кольчугой внешников. Конечно, модную кольчугу внешников не пробило, зато очень пробило шею. Кровавые сопли, и через секунду мне в лицо дыхнуло зловонием из пасти мертвяка.

– Какого хрена? – Сзади Штырь, а с этим я даже познакомиться не успел!

Зрачки по-кошачьи сузились, и даже голова немного накренилась.

– Так в штаны можно навалять и прибьют, подумают, что свежак появился, – объяснил я своё возмущение.

Глаза кваза скосились на мой палаш.

– Он со мной попал, семейная реликвия, культовая, заговорённый. Отнимает энергию всех, кто к нему прикоснётся, ещё деду наговаривали.

Через моё правое плечо, внимательно прислушиваясь, смотрела ещё одна морда мертвяка. Потом мертвяки развернулись, один пошёл впереди, а другой зацепил за ручки на спине у формы Штыря и его кореша, поволок их в сторону подлеска. Уже почти совсем укрывшись в кустах, мне кивнули, мол, иди за нами.

А что? У меня что на уме, то и на языке. Я про усраться и совсем не врал. Ну-ка, из-под земли два огромных мертвяка, перетянутые верёвочками, а на них листики, практически голяком. Это просто у меня реакция среагировать не успела. Я не кваз, а человек, и в спецназе не учился. Ну ладно, так и быть, схожу с вами, я тут уже какой день, а оружия в руках до сих пор не держал, так и брожу со своим палашом древним. Ну действительно, а что тут такого? Успел бы – усрался, а так, просто реакции не хватило.

Меня вывели на полянку, где нас ждало ещё несколько бойцов. Пока моих бандитов раздевали, мне дали поесть и хлебнуть живчика. Палаш никто не отбирал и совсем на меня не обращали внимания. Я бежать не пытался. До пекла рукой подать, места незнакомые, да и вообще…

Через пару часов неспешного, осторожного рейда я прибыл в поселение и был отправлен на допрос к руководителям. Это оказались сектанты, говорящие с оружием и приносящие жертвоприношения какому-то Великому. Уже почти час, моя персона сидела в кабинете начальства. Мне рассказывали об обряде поднесения, а я – о своём изолированном стабе:

– Ух ты! Если для того чтобы Стикс был добрым-предобрым, паре дур надо было голову отрезать, это отличный способ. Вот у меня на стабе приходилось некоторым дурам раз в неделю голову вправлять, а может, надо было голову отрезать? Пусть побегают без головы, курицы неадекватные, – с серьёзным лицом заявил я.

На лице бугра в очередной раз отразилось нешуточное недоумение. Ментат кивнул.

– Странно. Ментат в твоих словах лжи не увидел, – сообщил руководитель.

– Хе, какая ложь! Особенно одна была, курица с ушами. Как её наши девки обидят, так она в лес бежит. Топтунов и кусачей распугает, на дерево залезет и там сидит, сопли на кулак наматывает, плачет. По полдня слезть уговариваю.

Ментат утвердительно кивнул. На меня так посмотрели, да на меня так Эль-Маринель не смотрела, когда я ей очередную адекватотерапию проводил. А что мне говорить? Охать? Пугаться? Говорю правду, мозголом кивает, а бугор всё равно не верит.

– Так! Хватит! – бугор стукнул открытой ладонью по столу и продолжил, – сразу скажу, что нам твоё мнение по этому поводу не интересно. Наш Бог даёт нам всё, здесь и сейчас, в отличие от вашего, который требует от вас проверки веры и обещает вам всё отдать потом, когда-нибудь, после смерти, но и условия нам ставят здесь и сейчас.

– Я так понял, вы прикармливаете какую-то огромную тварь, которая рвёт заражённых, а потом собираете объедки? А почему вы для этого не используете скотину, всяких там кошек-собачек? Мы у себя так и делали.

– Ты ничтожен в своих выводах, Бог не хочет просто мяса, Бог хочет жертв, которые понимают, которые слышат, он хочет души.

– Ух ты! Загнули вы что-то, но нам не по пути.

– А я не собираюсь спрашивать, по пути нам или нет, ты просто не знаешь, что нам по пути и до какого-то времени.

– Вот это да, вы всех скармливаете?

– Не всех, самых лучших.

– Честь-то какая, а можно отказаться? Давайте, я про себя гадостей наговорю, вы даже не представляете, какой я нехороший.

– Судьбы не изменить, скоро в путь.

– А последнее желание?

– Путь человека не прерывается ничем, и желаниями тоже.

– А кормить-то будут?

Бугор с ментатом переглянулись:

– Да. Кормить будут.

Здесь народ на полном серьёзе разговаривал со своим оружием. Не каждый ствол был удостоен такой чести, а твари вскармливали только достойных. Бежать было некуда, но меня не притесняли. У них тут столовая: приходишь, берёшь тарелку, в неё накладывают еду и наливают либо чай, либо кофе. Есть компот. Показали место, где мне спать. Оружие не выдавали, но и палаш не забрали.

Даже пробовал их немного пораздражать и улёгся на лавку большого дома, прямо на открытом воздухе, – удобная, большая и широкая лавка, немного вогнутая – и прикрыл глаза. Маленький детский пальчик потыкал меня в плечо. Я повернул голову и приоткрыл один глаз. Мне сунули одеяло и подушку. Даже так? Я принял постельные принадлежности из рук пацанёнка:

– Спасибо тебе, маленький индеец, сын больших, злобных индейцев, за эти замечательные постельные принадлежности!

Мальчишка кивнул. Выполнив просьбу старших, унёсся по своим мальчишеским делам. Сунув подушку под голову и накинув одеяло, я с чистой совестью задрых, раз уж всё равно улёгся на этой лавке.

Если не знать, что тебя отправят какому-нибудь монстру на съедение, то в принципе не хуже, чем и на нашем стабе, только общественно-политическую работу на меня никто не собирался навешивать. Вот уж долбаные фанатики, ну хорошо хоть кормят, не бьют, и что самое странное, палаш-то мой не отобрали. С другой стороны, глупо отбирать вещи культа, как я сказал. Может, поэтому и не отобрали. Когда порезали муров, то сразу заявил, что это палаш фамильный, заговорённый на удачу и жизнь долгую – кого тронет палаш, тот мне жизненную силу отдаёт. Стебался, а выходит, в самую точку. Но с другой стороны, может, просто оставили, чтобы не таскать – он тяжёлый.

Здесь такая же коммуна, как и у нас. За тобой даже дети присматривают. За периметр бежать глупо. Сектанты меньше чем в ста километрах от нашего стаба. В этих местах через черноту много дырок. Может, не такое, как у нас на звезде творится, но пекло ощущается.

Детвора на полном серьёзе учила меня оплетать оружие. Прежде чем ствол начинал говорить с хозяином, его украшали, с ним надо было подружиться, сходить на культурное мероприятие, распить бутылку-другую.

Тут было не всё так просто. Распускаем супер-пуперную галантерею на тонкие кожаные ленточки, как это делала Эль-Маринель, когда оплетала певчие стрелы. Может, у неё, кстати, тоже была система своих узелков. Оружие оплеталось по очень сложной схеме. Каждый узелок говорил о правах и достижениях хозяина. Фактически по плетению можно было сказать о заслугах человека. Кстати, очень неплохих парочку узелков и я имел право на своём палаше выплести. Например, за самое непомерно-долгое сидение в засаде, разжигание костра в неположенном месте, преклонный возраст и сумму лет оружия и хозяина, превышающую возраст говна мамонта.

Было и на моём палаше несколько значимых, можно сказать, эпических узелков. Всё-таки прикольные это чуваки. Тут все повёрнуты на всю голову, хотя такое ощущение, что чем ближе пекло, тем больше проблем у людей с колотушками.

Стабы около пекла вообще сильно отличаются от других районов. Здесь с головой, конечно, большие непорядки, намного большие непорядки, чем около внешки, но зато и люди другие. Каждый стаб – маленькая Спарта. Конечно, оружие разное, идеология разная, устройство разное, дух единства один.

У них тут хоть деньги есть, а у нас была коммуна, настоящая, то, о чём мечтали большевики, каждому по возможностям, а всем – чего достанется. Есть немножко капиталистических отношений, ну так развитый социализм – бухать за свои, а пожрать – общая столовая. Местность такая, раз сюда попал – никуда ты отсюда не денешься. Даже самый маленький ребёнок будет за тобой следить. Вот так вот я и хожу – с палашом, без привязи, зная, что завтра меня повезут куда-то.

Глава 22
Новый член

После того как ментат с бугром меня отправили на жертвенник, прошло довольно много времени. Я уже неделю хожу по их лагерю. Да, всё нормально, жилье предоставлено, обед по расписанию, никто ни в чём не отказывает и палаш у меня на поясе. Пару детей уговорил не оборачиваться. Родители мне хотели пушки в подарок подогнать, но смысла я в них не видел, отказался. А зачем? Пострелять мне тут никто не даст. Здесь каждый малолетний, только-только вылупившийся ребёнок является своего рода наблюдательным пунктом, и если я вздумаю что-то дурить, то тут же меня загребут, да и близость пекла, в общем-то, особо бежать некуда. Можно даже не ловить, и так сожрут за забором.

Так. Всё. Надоело. Самым наглым шагом прохожу мимо охраны бугра. Вот они оба, начальник и ментат, сидят за столом. Выхватываю палаш.

Острие замерло буквально в двух сантиметрах от носа главного. Держу. Перевожу к носу ментата. Лезвие в паре сантиметров от носа впечатления ни на того, ни на другого не произвело. Ещё раз подержал перед носом одного и другого. Эффект тот же, то есть никакого.

Главарь, знаете, такой Иосиф Виссарионович, но который хорошо питался, не отказывал себе в излишестве спиртным, много курил, но скорее всего не только папиросы «Герцеговина Флор», а взгляд такой же, как я себе его представляю и как мне в фильмах показывали. Я Сталина вживую не видел, как-то не довелось, хотя застал.

Набрав полную грудь пафоса, говорю:

– Раз я такой важный и для такой важной миссии предназначен, то давайте, принимайте меня к себе. Вот! У меня палаш, между прочим, двенадцатого века. Хрен у вас есть что-то старше. И узлы у меня, во!

Зрачки шефа, буйнопомешанного на пушках, сузились и взгляд стал пристальным. Вставая из-за стола, бугор хлопнул себя по коленям.

– А почему бы и нет? Завтра выезжать, сегодня вечером и начнём.

Великий и торжественный обряд посвящения проводился на огромной поляне-площади посреди стаба, с раскидистым говорящим древним дубом. Я пошутил. Дуба не было, но если бы и был дуб, то не удивился.

Вначале руководство толкало речь типа: «Чтобы всё! Хух! Дёрнули!», но тут было с дополнениями: «Чтобы всё! Чтобы оружие с вами разговаривать не уставало! Хух! Дёрнули!».

И мы дернули. Ё-моё, как мы дёрнули, это надо же, как мы дёрнули.

Я долго жил и соответственно участвовал во многих пьянках, от обычных деревенских, на домашних настойках и самогонке непонятного происхождения, до пафосных дегустаций. Распивал очень дорогое виски с номерами бочек, отличаю кальвадос, ром, коньяк и арманьяк. Знаю вариации тостов, от совсем заковыристых до простых. В состав культа была включён один такой. Ну, помните? Который про небольшой перерыв между первой и второй?

В рамках обязательной программы нужно буквально 30 грамм выпить. За прародителя всех стрелковых видов оружия, автомат Калашникова. За каждый патрон из обоймы. Тридцать грамм по тридцать раз, как в обойме. Вот умножайте, сколько надо выпить. Потом была официальная часть. Бугор и ментат толкали речь. Затем несколько шестёрок отдуплились, разумеется, после каждой речи надо по стопочке.

А потом была пьянка! Каждый тебе тащит чего-нибудь с ним выпить, и попробуй откажи, ты же вступил в их семью говорящих с оружием. Все стараются сказать мне и моему палашу чего-нибудь хорошее, доброе. Все со стаканом! Чудесное место Стикс – столько возможностей. Я даже считать не хочу, сколько я уже смертельных доз в земном исчислении выпил.

Это хорошо, что не ППШ – прародитель всего автоматического, а то 71 раз по 71 грамму – это явно даже для Стикса многовато. Есть, например, пулемёт Максима, там, по-моему, 125 или 200 было в ленте патронов. Вот так, двести раз по двести грамм! Они, конечно, отмороженные, но не клинические идиоты. А ПМ было бы мало, восемь раз по восемь грамм – ни о чём.

Да, никогда бы не подумал, что автомат Калашникова, помимо своей универсальности в боевых условиях, имеет ещё и такую оптимальную расчётную дозу выпить. Вот уж правда, на что способна человеческая фантазия в экстремальных условиях, даже трудно себе представить. Это же как у них мозги вывернулись?

Расчёты, это не всё. А если ещё общий антураж посмотреть? Расписные-разрезные приклады, выкрашенные стволы, тончайшее, сложнейшее плетение и узелковые знаки отличия, гравировки. Ещё бы колокольчики и ленточки вешали, и только старая память, что оружие – это всё-таки оружие, не даёт им сёдла и упряжь повесить на пулемёты.

Сознание икнуло, потеряло равновесие и упало плашмя, ударившись мордой об пол. Свет выключили.

Глава 23
Я помню, для чего создан

Утром в голове было несколько мыслей. Одна была словами из какой-то древней песни: «Ой, мальчики, как мне хреново» или «Ой, девочки, как мне противно». Точно не помню, могу ошибаться, но мне хреново и противно сразу. Я лежал в кузове грузовика, под головой был свёрток тряпок, и на пузе разместился мой палаш. Ну что, брат? Что скажешь? Эти фанатики положили пьяного меня, а сверху положили тебя. И за кого они нас тут считают? Они нас даже не пытаются охранять, как-то связать для приличия. Они даже не стали тебя, дорогой мой представитель холодного оружия, у меня отбирать.

Просто возмутительно! Они тебя вообще за оружие не считают, да и меня тоже, похоже. Вот такие мы с тобой безобидные, реликтовые деды. Что ты древний, что я. И ещё одна мысль: как бы чего выпить? Где тут у них кран с водой?

Моё шевеление и оханье не осталось незамеченным. Детина в избыточном обвесе поднялся и протянул мне фляжку с довольно крепкой модификацией живчика. Сразу было видно, что человек собрался не на войну, а на религиозный сейшен. Культурное у него мероприятие намечается. На нем было вооружено всё! Ну как же! Представляете, сколько обид будет у забытого ножичка, пистолета или ручного пулемёта? Как на него любимая снайперская винтовка будет дуться, если она не увидит великого? Ага! Вот! Поэтому пришлось взять всех.

Сектант собрал всё, что у него было говорящего, а у них не каждый ствол говорил, а то бы он ходить не смог – тяжело. Хотя и того, что было на парне, больше чем достаточно. Штук пять ножей во всех местах, плечи, пояс, берцы, тройка пистолетов там же, пара автоматов и ещё что-то совсем экзотическое.

Примерно также были вооружены его корешки. Чего тут только не имелось. Вооружились как в кино. Тут были пулемёты, автоматы, мечи, винтовки и штурмовые комплексы. Всё украшено, оплетено, разрисовано и гравировано. Это точно не моя охрана. Мне и с одним таким не справиться. Они просто на мероприятие едут.

Пока опохмелялся, думал о литраже, когда большая церемония проходит или эпическое событие. Вот они жёсткие насчёт ритуалов. Это был приём не самого важного члена их большой банды. А если по-настоящему? Ключевой праздник, типа Рождества или Пасхи? Трудно представить. Как они меня накачали!

Грузовик тормознулся. Хотя моё самочувствие было и гораздо лучше после живца, но оставляло желать и желать. Меня подняли на ноги и выгрузили из грузовика. Мои новые братья улыбались, жали руки и говорили что-то трогательное и напутственное. Одного взгляда на эти сияющие морды было достаточно, чтобы понять, что тут я ничего не решу. Мне надо будет думать, как выбираться не сейчас, а после. Всунули в руку корзинку с едой и помогли укрепить ножны с палашом на поясе.

Я люблю в таких ситуациях крепко выругаться, но тут у меня слов просто не было. Мы подошли к сооружению. Клетка, метров пять на пять, из прутьев толщиной с три пальца, со следами бесчисленных ремонтов, сварки и замены оторванных частей. Ага, именно так. Клетку разрывали, а потом ещё чинили, потом опять разрывали, и так из года в год, сотни раз.

Пара одеял, подушка, блок полуторалитровый питьевой воды, десяток пачек сухого спирта, зажигалка, вот та самая корзинка с едой, бутылка крепкого. Извинились за отсутствие туалета, ну типа сам сообразишь, нам осквернять не положено. Загрузили меня внутрь и заварили прутья, тщательно осмотрев сооружение ещё раз.

Ну что, мой недоточенный друг палаш, одолеем прутья в три пальца? Что молчишь? Предлагаешь подождать, пока проржавеют и сами отпадут? Как насчёт подкопа? Грязно? Узелки форму потеряют? Тогда ждём.

Уже второй день скребут в мою клетку заражённые, ломятся и рвутся, не давая подходить близко к прутьям, мешают спать и раздражают. Все развитые, крупные, много, но усталость берет своё, и мозг услужливо отключает звуки ударов о прутья и урчание. Я не слышу скрип металла и вонь из десятков пастей. Я слишком много думал и устал.

Из объятий Морфея меня вырвал запах. Резко, без раскачки, сразу, не давая опомниться. Запах! Запах шашлыка, готового вот-вот податься на стол, запах денег, запах новой машины, запах новой квартиры, запах женщины, запах ребёнка, запах новой книги, запах рыбалки, куча запахов, сопровождающих нас всю жизнь. Всё это было бледной тенью перед запахом добычи, вожделённой, желанной добычи.

Меня трясло, кожа покрылась мурашками, даже волосы на затылке стали дыбом, я хотел туда бежать, вперёд, увидеть это. Я совсем не удивился огромному, многометровому нечто, разгибающему прутья моей клетки. Ни на что не похожее что-то рвало металл прутьев как нитки, а вокруг горами лежали трупы растерзанных развитых заражённых. Дохлые твари валялись повсюду.

Три ноги-тумбы, плавно-перетекающие движения, шесть конечностей, две на одной стороне, четыре на другой. Удивительное ощущение, когда живое существо не имеет симметрии. Только механизмы, созданные работать, созданные убивать, могут быть такими. В природе всё симметрично, а здесь этого не было, но здесь было то, что я ждал – это была моя добыча.

И тут я вспомнил всё. Демон вышел из сна рывком. Сразу. Пришло осознание силы, осознание радости, понимание, животный восторг от желанной добычи, которую ждёшь, вожделеешь и получаешь на расстоянии удара. Она была даже ближе – в упор. Я чувствовал ощущение первобытного, парализующего ужаса твари. Злоба, сила, желание одно – убивать, убивать, убивать, рвать в куски, до последней капли жизни, до последней клетки.

У него шкура, клыки, роговые пластины, а у меня чистая сила, чистая злоба, чистое «Надо»! Зубы в зубы, лоб в лоб, кулак куда попадёт, бить, бить, бить, сила не заканчивается, силы столько, что из ушей с кровью, палаш пробивает любую броню, любой хитин, бить, резать, думать не надо, надо просто продолжать. Крови, кишок столько, что надо выныривать, чтобы не захлебнуться, я должен.

Я всё помню! Я не забыл! Я помню, для чего создан! Я помню мёртвые миры и холодные звёзды. Я должен истреблять живущих за чужой счёт, берущих силу, создающих себе мирки, которые открывают карманы пространства. Они живут за счёт других. Пусть это только раб хозяев, но я буду убивать всех, до кого смогу дотянуться!

Я бил, рвал в клочья! Я так делал всегда! Ничего больше не надо, просто убить их всех! Сознание человека висело с краю разума великого демона, зацепившись за кончик когтя. Разум крохотного человечка держали сильные лапы всемогущей твари. Враг растерзан и разорван, а желание убивать нескончаемо, но тут больше нет тех, на кого можно обратить свою злобу.

Могучий демон засыпал. Я забывал подробности, всё забывал, разум человека возвращался, улавливая остатки злобы и ужаса скреббера. Скребберы – смертельно опасные враги, самые главные враги могучей цивилизации. Но они никто по сравнению с силой прирождённых бойцов и охотников, созданных убивать.

Я снова человек, а демон пусть спит, наши пути на этом расходятся. Я человек и должен идти своим путём. Мои глаза видели дорогу через необъятную черноту, и я точно знал, куда идти.

Куски твари повсюду. В руке пламенеет палаш. В его лезвии тысячи миллионов мегаватт энергии, чистой и абсолютной. Я уже не он, и ещё не я. Энергия везде. Сила во мне, вокруг, она такая густая, что её можно ощутить.

Встаю очень осторожно, аккуратно, как учили в клинике, чтобы спина не болела. Тут спина не болит, ничего не болит, даже оторванная нога лечится зелёнкой, но память осталась, никуда от неё не деться.

Поворачиваю голову твари. Неудобно. Во мне столько силы, что, когда ломаешь роговые пластины и продавливаешь кости, не ощущаешь сопротивления. Под роговой бронёй споровый мешок, и он оказывается у меня в руке, а в другой палаш с пылающим лезвием. Меня здесь больше ничего не держит, мой путь идёт туда, к тем, кто меня ждёт.

Рядом со мной разумные. Они стоят, смотрят. Держат что-то в руках, представляющее для их органической жизни опасность. Я чувствую, как сила перетекает. От моих ног расползается чернота, это там, где нет силы, совсем нет, потому что она у меня. Я посмотрел на них.

– Вы правда хотите попробовать? Вот правда?

Старая, затёртая фраза из какой-то пожелтевшей книжки, но почему-то вспомнилась именно она. Человеческий разум хочет произнести именно эти слова.

Я хотел, чтобы голос звучал громко, но получилось тихо, скрипуче, устало и по-стариковски, но меня услышали.

Мда-а, измельчали богатыри. Стоит скреббера голыми руками придушить, и тебя начинают бояться. Разбежались. А мне надо возвращаться.

Рай – это когда ты есть. Это когда ты можешь дать что-то другим просто так. Так, как это делала бы моя мама.