Текст книги "Скандал"

Автор книги: Герхард Баумрукер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

3

Ева подошла к своему бананово-желтому «порту» и оглядела забитую до отказа автостоянку.

– Что ты стоишь? Где твоя машина?

– Я… – Клаус какое-то время соображал, что ответить. – Моя машина в автосервисе.

– Могу тебя подвезти, – Ева вздохнула.

– Это превосходная идея, – сказал Клаус. Потом он словно что-то вспомнил. – Минутку, я сейчас вернусь!

Ева удивленно глядела, как он, пробравшись через заполненную машинами стоянку, перебежал перед носом разгневанных водителей дорогу, скрылся в лавчонке на той стороне улицы. Она сидела за рулем и ждала, ничего не понимая.

Клаус вернулся и, запыхавшись, повалился на сиденье. Он держал в руках одну-единственную лиловую орхидею и воткнул ее в вазончик, который был укреплен перед ветровым стеклом со стороны водителя.

– Вот теперь перед тобой будет твое отражение, – сказал он.

Ева слегка ударила его по плечу, потом обняла и поцеловала.

Клаус принюхался:

– Новые духи?

– «Скандал», – сказала Ева.

Клаус подмигнул ей.

– Твой папаша предупреждал, чтобы я воздерживался от скандалов.

Она рассмеялась и включила мотор.

– Хочешь поехать со мной в Зальцбург? – спросила она. – Сейчас заедем к тебе, захватишь темный костюм и зубную щетку… Что скажешь?

Он наморщил лоб. Однажды он уже побывал на ее концерте. Она сидела за роялем, как сказочная фея. Исполнялся а-мольный концерт Грига; она играла с невероятной экспрессией, одухотворенно, так что потом Клаусу в продолжение трех недель снова пришлось привыкать к мысли, что Ева – женщина, просто женщина из плоти и крови, которая любит венские сосиски с картофельным пюре. Он покачал головой.

– Извини, но я не могу… Лучше не надо.

На мгновение между ее бровями залегла кротхофская складка.

– Тогда предоставь мне, по крайней мере, возможность самой распорядиться своим временем.

– Это, в самом деле, зависит только от тебя. Кроме того, ты знаешь, я договорился с братом, что навещу его в Моосрайне. Мне бы хотелось как можно быстрее, осуществить свое намерение.

– Моосрайн? – повторила Ева. – Это совсем недалеко от шоссе, ведущего в Зальцбург! Если мы возле Хайдхауза свернем с автострады, считай, что мы уже там. Ну как, договорились?

В знак согласия он крепко пожал ей руку, лежащую на руле.

– Спасибо, Ева. Прекрасно. Едем. – Он усмехнулся. – Ты лучше ездишь в моем присутствии, а я – когда ты рядом.

Прежде чем они выехали на автостраду, Ева сделала идущее от сердца признание:

– Меня радует, что ты наконец согласился со мной.

Клаус бросил на нее многозначительный взгляд. Она застыла в напряжении.

– Ты что-то хочешь сказать? – спросил Клаус.

Солнце раскалило крышу машины. Клаус открыл боковое окно. Ветер ерошил волосы. Он скорее мешал, чем нес желанную прохладу. Ева, по-видимому, легче переносила жару. Ее холодный профиль с точеным носиком и небольшим, но весьма энергичным подбородком никоим образом не выдавал состояния ее души.

– Однако до сих пор ни тебе, ни мне никогда особенно не нравились совместные поездки, – сказала она. И добавила: – Я тебя еще не поздравила с большим успехом.

Клаус приподнялся на сиденье.

– Это еще не успех. Пока я только получил шанс. Твой отец – стреляный воробей. Он все и затеял. Уважаю.

– Он тебя тоже. Но не с моей подачи. – Ева передвинула рычаг на четвертую скорость, прежде чем снова заговорила. – Короче, он интересовался, как у нас с тобой дела.

Клаус подпер рукой подбородок и уставился на дорогу. Несколько минут ни он, ни она не проронили ни слова.

– И что ты ему сказала?

– Правду.

– А именно?

– Что я не знаю.

Клаус кивнул. У него было такое чувство, словно он не сделал того, что нужно. Не протестовал, не спорил. Конечно же, он должен был ей сказать, что она прекрасно все знает, потому что скоро год, как они встречаются. Возможно, Ева даже ждала, что он скажет что-нибудь в этом роде. Но Клаус не мог себя к этому принудить. По здравым размышлениям, он даже не знал, что у него с ней получится.

– Ты, наверное, тоже не знаешь, – произнесла в этот момент Ева.

– Ну что ты! – запротестовал он. – Мы с тобой лучшие друзья, не так ли? Разве этого недостаточно?

– Кому достаточно, а кому и нет!

Клаус откинулся назад и засмеялся, правда несколько принужденно.

– Я прошу тебя, Ева, больше не…

Она взглянула на него. Ее черные глаза метали искры.

Клаус сразу стал серьезным. Он повернулся в ее сторону и увидел ее тонкие руки в перчатках, лежащие на баранке автомобиля. Иногда, чаще всего во время обгона, она сжимала ее крепко-крепко, и тогда видно было, какие это сильные руки.

– Ева, – сказал он, – если все будет хорошо, мы продолжим разговор. Да? Я обещаю.

Она выпятила нижнюю губу и ответила не сразу.

– Ты думаешь, все останется так, как было? – спросила она, помедлив.

– Еще некоторое время. А почему бы и нет? У нас все было превосходно.

Клаус вынул из кармана пачку сигарет и закурил.

– Дай мне тоже, – попросила Ева.

Она выжала газ до отказа, и машина рванулась вперед.

Они свернули с автострады и пересекли по главной улице Хайдхауз – сонный городок, отличающийся от других только тем, что здесь множество кур, напуганных машиной, кидались под колеса с настойчивостью самоубийц.

Затем они взяли курс на Моосрайн. Дорога шла у подножий гор и зимой и летом содержалась в порядке за счет заезжих путешественников.

– Нам туда, – указал Клаус на небольшую деревню, показавшуюся из-за поворота.

Ева притормозила и направила машину к стоящему на обочине уже довольно старому «форду-таунус».

– Ну и дела! – удивленно произнес Клаус. – У Леонгарда гость? Это невозможно. Он торчит в деревне именно потому, что бежит из города в поисках тишины и уединения и очень не любит, когда ему мешают.

За высокими елями в глубине сада виднелся дом в баварском стиле, дружелюбный и приветливый. Он сиял белизной, крыша была красной, а наличники – зеленые. Весь его облик радовал глаз и располагал к ночлегу.

– Ты зайдешь со мной выпить чего-нибудь освежающего? – спросил Клаус.

Ева замотала головой.

– Боишься сенат-президента? В отличие от меня он даже понимает кое-что в музыке.

Ева осталась непреклонной.

– Не сердись на меня, Клаус. Мне нельзя ничего пить, а холодного в особенности. Тяжесть в желудке делает меня нервозной.

– За роялем?

Она кивнула.

– Это проходит, – сказал Клаус.

– Или нет. Пока!

У Клауса осталось грустное чувство, словно он забыл что-то ей сказать, какие-то мелочи. Но ему было не по себе. Он поглядывал на. орхидею, которую купил. Она была по-прежнему прекрасна, хотя по краям появились следы увядания.

– Пока!

Он вышел из машины и глазами проводил Еву до поворота, затем закинул руки за голову и потянулся. Его взгляд скользнул по серо-зеленому «форду». Кому он мог принадлежать? Впрочем, это выяснится как только он войдет в дом.

Садовая калитка жалобно заскрипела, словно хотела предупредить Клауса о чем-то. Но тот не обратил на это внимания.

4

– Да, в Моосрайн, – сказала Ингрид Буш. – Я еду в Моосрайн. Я уже вам об этом говорила.

Ингрид опустилась на колени возле чемодана, стоящего на коврике при кровати, положила в него кое-что из своих вещей. Фрау Хеердеген стояла рядом и следила за тем, чтобы при сборах не повредили ее обстановку, – Ингрид снимала у нее комнату.

– Для вас совсем неплохо хоть ненадолго выехать из города, на природу, – заметила хозяйка сочувственно. – Моосрайн славится окружающими лесами.

– Боюсь, что у меня будет мало времени для прогулок. Я ведь еду не в отпуск, а только потому, что мой работодатель живет именно там, а не в каком-либо ином месте. Во время каникул я буду у него работать.

Фрау Хеердеген понимающе вздохнула. Видит Бог, многим из этих бедолаг-студентов, чью жизнь она хорошо знала, потому что не только сдавала им комнаты, жилось нелегко. Им часто приходилось рыскать по свету в поисках заработка.

– Вы, по-видимому, там хорошо заработаете, – размышляла она.

– Я надеюсь. Мы договорились, что я буду жить в деревенском доме, не платя за комнату…

– Ну, конечно. У такой выдающейся личности… Ведь о нем теперь часто пишут в газетах. Шутка сказать – сенат-президент Земельной палаты, ведь так?

Ингрид втихомолку чертыхнулась.

– Да, – терпеливо отвечала она. – Это действительно доктор Леонгард Майнинген; он пишет книгу по народному праву, и ему нужна секретарша, желательно с юридической подготовкой, и профессор Крозиус рекомендовал меня… – Она перевела дух и прибавила, уже не вполне уверенно. – Профессор Крозиус – декан юридического факультета, вполне достойный человек. Я, видимо, буду учиться у него в аспирантуре.

Так. Теперь еще раз (в сотый раз) все проверить.

Фрау Хеердеген вышла из комнаты: она уже ничем не могла помочь, ибо не имела никакого понятия об этих вещах. Слова «декан», «аспирантура» ей ничего не говорили, но для этой девушки, очевидно, они значили многое, и вообще она умела настоять на своем.

– Какой вы правильный человек, однако! – донеслись из соседней комнаты слова фрау Хеердеген.

Ингрид улыбнулась. Она надела в дорогу джинсы и пуловер с короткими рукавами. Черная юбка и четыре блузки лежали в чемодане. Она захлопнула крышку. Готово!

– Мой плащ остается в шкафу! – напомнила она хозяйке.

– Лучше возьмите, перекиньте его через руку, – предложила фрау Хеердеген.

Ингрид хотела это сделать, но вдруг зазвонили в наружную дверь.

– Пойти поглядеть, кто пришел? – спросила она автоматически, как делала это всегда.

– Лучше проверьте еще раз, не забыли ли чего-нибудь. – Фрау Хеердеген пошла к дверям.

Ингрид оглядела комнату. Это была обыкновенная комната – не слишком большая, но и не маленькая, обставленная старомодной мебелью. Но ей здесь было хорошо те несколько месяцев, что она ее снимала. Несмотря на постоянную надоедливую болтовню фрау Хеердеген и ее порой с трудом переносимую заботливость.

Вместе с тем Ингрид манила неизвестность, связанная с новой работой. Секретарь сенат-президента доктора Майнингена! Ей казалось, что это звучало почти так, словно она становилась действующим лицом какой-нибудь детективной истории в духе Шерлока Холмса. Ингрид уже мерещились необычайные приключения, которые ее ждут впереди.

– Берт, – обрадовалась Ингрид, увидев появившуюся в дверях длинную, рыхлую фигуру. – Здравствуй, Берт, ты пришел вовремя, как обещал по телефону. Тачка внизу?

Берт был гордым обладателем машины «Ситроен 2-С» по имени «эфенди». Практически они были неразлучны.

Он поправил очки, брови удивленно взметнулись.

– Конечно, – сказал он. – И это вместо приветствия? – Он передал Ингрид пакет. – Персики. Вместо цветов. Намного разумней, как я полагаю.

Он расплылся в улыбке. Передние зубы были большими, как у лошади, но это его не портило.

– Очаровательно, Берт. Благодарю. Я вижу, ты все такой же неисправимый прагматик.

– Это меня и украшает.

Ингрид указала на чемодан.

– Может, ты будешь настолько любезен, что отвезешь меня на Главный вокзал? Пошли, кабальеро!

Берт был не только галантным кавалером, но и привыкшим к неожиданностям журналистом. Недолго думая, он схватил чемодан и направился к выходу. В знак уважения он немного манерно поклонился фрау Хеердеген, которая благосклонно на него посмотрела.

– Кто это? – осведомилась она, забыв о приличиях.

– Берт Аккерман, – ответила Ингрид. – У него в редакции я работала в прошлом семестре.

Быстро взглянула в зеркало. Жалкий вид – решила она. Длинные золотистые волосы были тщательно вымыты для герра сенат-президента, специально старательно расчесаны. Они блестели, но после того как просохли, прядями рассыпались по сторонам. Увы! Ничего нельзя было изменить. Должно пройти какое-то время, прежде чем можно будет привести их в порядок.

– Мне кажется… мне кажется, вы едете не в Моосрайн, а с молодым человеком в Испанию, – улыбаясь, проворковала фрау Хеердеген.

– Если бы! – рассмеялась Ингрид.

Фрау Хеердеген была рада, что ее шутку оценили по достоинству. Внезапно, в порыве материнской нежности она обняла Ингрид, поцеловала ее в обе щеки и пожелала ей всего самого наилучшего.

– До свидания, моя девочка! Ваша комната будет ожидать вас до возвращения. И я тоже. Господи, и не забудьте, что вам нужно будет рассказать мне обо всем.

«Ах, моя хорошая! – подумала Ингрид. – Неделями сидеть, не разгибая спины, за машинкой – о чем тут рассказывать?»

Наконец Она возле Берта, и «эфенди» мчит их по Леопольд-штрассе к Главному вокзалу.

– Ты плохой журналист! – прервала она молчание.

– А что, другие обо мне такого же мнения?

– Ты не интересуешься тем, что происходит в моей жизни, тебе неважно, что со мной случится.

Он снова вздернул брови и сделал жест рукой, словно очертив круг возле стекол очков, все так же старательно следя за движением машины.

– У меня два билета в Оперу. Я думал, ты сегодня вечером составишь мне компанию.

– Мне очень жаль, Берт.

– Ладно, поход отменяется.

– Ты найдешь мне достойную замену.

– Сколько угодно, – подтвердил он. – Напрасно я только старался, надеясь доставить тебе удовольствие. Я полагаю, опера тебе понравилась бы. А больше мне ничего не надо.

Ингрид искоса взглянула на Берта. Почему он не спрашивает? Почему так спокоен? Возможно, его вообще не занимает ее жизнь? Она ему многим обязана, но даже это, кажется, его мало волнует. Берта вообще, наверное, ничто не волнует. Бывает, он молчит, как в рот воды набрал. Но в такой момент, как сегодня, он безусловно мог бы уделить ей больше внимания. Но тут она сразу себя одернула: может быть, так оно и лучше?

Берт притормозил. Они подъезжали к Главному вокзалу. Ингрид вышла из машины, и он достал с заднего сиденья чемодан.

– Будь здорова, – сказал он.

– Ты тоже, Берт. Привет! Я тебе очень благодарна за все.

– Фирма продолжает обслуживание своей клиентуры. Ты не забыла персики?

– Нет, не забыла! – крикнула, обернувшись.

Она обещала Берту прислать из Моосрайна открытку с видом местности, как только приедет и устроится, если, конечно, ей там понравится. Впрочем, она была уже заранее уверена, что ей там все придется по душе.

5

Ингрид испуганно вскочила, почувствовав толчок: поезд остановился.

Где она? Заснула? Припомнила, что последняя станция называлась Кройцхам. Взглянула на часы. Последняя остановка была двадцать минут назад. Значит, это уже Моосрайн; может быть, она проспала?

Девушка сорвалась с места и подбежала к окну. Немного в стороне просматривался угол вокзала, но названия станции нигде не видно. Она хотела было открыть окно, потянула раму вниз, но окно не открывалось. Ингрид тотчас вынула багаж из гнезда и хотела выпрыгнуть из вагона, но дверь наружу внезапно открылась.

– Извините, – спросила она, задыхаясь от волнения, – это Моосрайн?

Со стороны вокзала послышался свисток к отправлению. Мужчина примерно тридцати лет окинул Ингрид с головы до ног выразительным взглядом и улыбнулся так, что у нее вмиг исчезло все напряжение.

В новом пассажире не было ничего необычного, но каким-то необъяснимым образом один вид его действовал успокаивающе, охлаждал страсти, снимал нервозность.

Поезд тронулся.

– Да успокойтесь вы, – сказал мужчина. – Это не Моосрайн, это только Хайдхауз.

Ингрид расслабилась и упала на ближайшее сиденье. Опасность, которая казалась неминуемой, на этот раз миновала. Слава Богу, подумала она.

– Если разрешите, я поставлю ваш чемодан на прежнее место.

Ингрид согласилась и увидела, как ее новый спутник ловко закинул чемодан наверх. Казалось, ее багаж вовсе ничего не весил, с такой легкостью он это сделал. Потом он какое-то время любовался зелеными лугами, проплывающими за окном.

– Вы мне позволите… – сказал он, расположившись на противоположной стороне купе, затем достал пачку сигарет и, прежде чем достать одну для себя, предложил сигарету Ингрид.

– Спасибо. Не надо.

– Вообще не надо или только сейчас?

– Только сейчас.

Мужчина кивнул. Он зажег сигарету и сделал пару глубоких затяжек.

Ингрид вынула из пакета последний персик и вытерла его бумажной салфеткой, затем с интересом начала разглядывать своего визави: блондин с копной светлых волос, с темным от загара лицом, в расстегнутой кожаной куртке. Он больше не выглядел таким раскованным и простым, как прежде. Сидел, скрестив длинные ноги, спокойно и сдержанно. Ингрид вглядывалась в его лицо, и ей казалось, что она его где-то уже видела.

Она надкусила персик, и в этот момент сидящий напротив нее мужчина внимательно на нее посмотрел. Она пожала плечами и подумала, что новый пассажир слишком откровенно ее разглядывает. Но он смотрел на персик в ее руке, который выглядел так аппетитно, что у него прямо слюнки потекли.

– Хотите? – заставила она себя спросить незнакомца.

– Да, пожалуйста. Ах, это последний! Тогда, конечно, нет.

– Ничего. Берите.

– Спасибо. Вы, конечно, не подозревали, что я их так люблю.

Он придавил недокуренную сигарету и впился в персик – того буквально в момент не стало.

– Моосрайн – очень милый уголок, – заговорил он, – словно специально созданный для отдыха. Такое солнце! Правда, через две недели оно надоедает до чертиков, но все равно, на следующий год приезжаешь опять.

– Я там не собираюсь отдыхать. Я еду работать.

Мужчина посмотрел на Ингрид с особым интересом.

– Я думал, что там только сельское хозяйство, – сказал он.

Она покачала головой.

– Нет. Там, кроме этого, есть еще сенат-президент Земельной палаты, у которого я буду секретарем.

При этих словах незнакомец повернулся к ней спиной. Ингрид ничего не заметила. Она смотрела в окно. Горная цепь на горизонте словно приближалась к поезду. Как крепостной вал. Или как массивная угрожающая стена.

– Леонгард? – спросил визави. – Я полагаю, вы говорите о докторе Майнингене.

Ингрид уставилась на говорящего.

– Вы его знаете?

Человек прикусил губу. В это время поезд замедлил ход. Мужчина поднялся с места и снял сверху чемодан.

– Мы уже приехали.

Ингрид встала.

– Вы тоже здесь выходите? И вы знаете доктора Майнингена?

Незнакомец кивнул:

– Нам по дороге. Это мой брат.

– Удивительно, – сказала Ингрид, когда они остановились перед небольшим зданием вокзала. – Никто меня не встречает.

Клаус Майнинген обернулся к ней:

– У Леонгарда бывает так много дел, и он так ими поглощен, что забывает об элементарной вежливости, – пояснил он. Клаус, в отличие от брата, не был таким невежей. – Но я-то здесь. Вы можете на меня положиться. Кроме того, одна вы здесь можете легко заблудиться. Меня зовут Клаус.

Они пустились в путь.

Ингрид распустила узел на затылке, волосы рассыпались по плечам, и она почувствовала себя гораздо свободнее. Как хорошо, что не надо тащить тяжелый чемодан. Приятно, что в нужный момент находится кто-то, кто о тебе позаботится. В городе Берт Аккерман со своим «эфенди», здесь Клаус Майнинген. Так везло ей далеко не всегда. Она была благодарна судьбе, пославшей ей столь необходимую в путешествии помощь.

Она искоса поглядывала на Клауса. В целом он ей, пожалуй, симпатичен, хотя по временам кажется хмурым и чем-то расстроенным. Да, скорее расстроенным, чем нелюбезным. И снова ей подумалось, что лицо его откуда-то ей знакомо.

– Послушайте, вы не снимались когда-нибудь в кино или что-нибудь в этом роде? – спросила она возможно более безразличным тоном, пытаясь скрыть свое смущение.

Он посмотрел на нее и саркастически улыбнулся:

– Телевидение, – буркнул он, – если вам так уж непременно нужно это знать. – И проговорил громко и твердо. – Паршивое дело!

Но Ингрид не удовлетворилась его кратким объяснением. Она напряженно припоминала. Думала и припоминала.

– Вспомнила, – воскликнула она, – Южная Америка! Вы вели оттуда репортаж. Прямо из штаба повстанцев. Это было прекрасно! Захватывающе интересно!

Клаус пожал плечами.

– Ничего сенсационного. Было б намного интереснее, если бы брат тогда меня поддержал. Нужны были только факты, – сказал он, обращаясь больше к самому себе, затем сжал губы и молча посмотрел вдаль.

Ингрид глубоко вздохнула. Почему этот симпатичный и интересный ей человек сегодня в таком плохом настроении? Тысяча вопросов вертелась у нее на языке – о Южной Америке, политическом и социальном положении ее населения, о телевидении, его структурах и способности манипулировать массовым сознанием, и, прежде всего, о докторе Леонгарде Майнингене… Но у нее создалось впечатление, что спутник, судя по всему, вряд ли будет поддерживать разговор.

Тем временем они пересекли почти все селение. Навстречу им попался мотоциклист в зеленом мундире полицейского; следом за ним тянулся шлейф густой пыли. Клаус нахмурил лоб, когда полицейский с ними поравнялся. Еще несколько сот метров – а там последний поворот и дорога на Моосрайн.

– Проклятье! – пробурчал Клаус. – Снова у него кто-то есть, – и прикрыл, как козырьком, глаза рукой. Перед воротами стоял на этот раз не серо-зеленый «форд-таунус», а черный «опель-рекорд», в отличие от прежнего неопрятного автомобиля, основательно вымытый.

То, что затем произошло, было так неожиданно и ошеломляюще, что Ингрид потом едва-едва смогла восстановить эту сцену. Клаус крикнул. Сразу же вслед за этим представительная пожилая женщина открыла дверь. У нее было совершенно убитое лицо, веки покраснели от слез, и она, казалось, была совсем подавлена.

– Герр Клаус, герр Клаус, – жалобно восклицала она.

– Что вы, Тереза! Что случилось? В таком состоянии я вас никогда не видел…

– Ах, герр Клаус! – Тереза уставилась на Ингрид, стоящую в стороне. – Кто это?

– Я… – начала Ингрид, но Клаус перебил ее.

– Что с вами? Что произошло? Кто в доме? Почему никто не встретил фроляйн Буш на вокзале? Это – фроляйн Ингрид Буш, секретарь Леонгарда. А это – Тереза, добрый дух нашего дома, хотя я не всегда уверен…

– Боже мой! Секретарша! – воскликнула Тереза. – Еще и это! Да… Я совсем забыла. Но кто же мог подумать?

Из-за спины Терезы возник мужчина, который выглядел так, словно он две недели не спал. Его бледное и морщинистое лицо с круглыми щечками напоминало мордочку хомяка. Коротко подстриженные волосы стояли дыбом. Он отодвинул экономку в сторону.

– Герр Клаус Майнинген? – обратился он к Клаусу. – Имею честь представиться: Бюзольд, доктор Бюзольд. Хорошо, что вы приехали.

Тереза наблюдала происходящее широко раскрытыми глазами. Казалось, до Ингрид никому не было никакого дела.

Клаус вопросительно смотрел на них.

– Можете вы мне, в конце концов, объяснить…

– Сейчас, – сказал доктор Бюзольд и отступил назад. – Войдите.

Он вскользь поклонился Ингрид, которую Клаус пропустил вперед, с любопытством оглядел ее и что-то пробормотал.

– Я попросил бы вас пройти со мною в кабинет, – сказал он, обратившись к Клаусу. – Нам удобнее побеседовать с глазу на глаз.

– А что делать с секретаршей? – спросила Тереза.

– Я думаю, для фроляйн Буш найдется комната в доме. Проводите ее наверх, словно ничего не случилось.

«Словно ничего не случилось? Значит, что-то все-таки случилось? – подумала Ингрид. – И Клаус Майнинген, по-видимому, о чем-то догадывается».

– Да. И возьмите чемодан, – добавил он.

Бросалось в глаза, что брат сенат-президента относится к Терезе не очень-то почтительно и даже несколько фамильярно. Но та не возражала.

Клаус подошел к Ингрид и положил ей руку на плечо.

– Я вскоре о вас позабочусь.

– Что случилось? – спросила Ингрид, не повышая голоса.

– Я не знаю. – Клаус сделал предупреждающий жест. – Не беспокойтесь.

Он попытался улыбнуться и в сопровождении доктора Бюзольда проследовал в кабинет.

Ингрид обернулась к экономке:

– Значит, вы – Тереза, – сказала она дружелюбно.

– Фроляйн Пихлер, – горделиво поправила та и кряхтя подняла чемодан.

– Позвольте мне. Я сама донесу чемодан.

Тереза покачала головой.

– Поднимайтесь наверх, – предложила она и зашуршала мягкими туфлями следом за девушкой.

– Когда, по-вашему мнению, я смогу представиться герру сенат-президенту? – робко спросила Ингрид.

Тереза обернулась, достигнув уже третьей или четвертой ступеньки. Ее подбородок дрожал. Она пыталась что-то сказать, но ей это удалось не сразу.

– Вообще никогда. Герр сенат-президент был сегодня убит.