Текст книги "Колеса фортуны"

Автор книги: Герберт Джордж Уэллс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

20. Неожиданная история со львом

Они поехали на Кошэм и там позавтракали – легко, но дорого. Джесси вышла отправить письмо своей школьной учительнице. Потом их соблазнила зеленая вершина Портсдаун-хилл, и, оставив свои велосипеды в деревне, они вскарабкались по склону к молчаливому кирпичному форту, который венчал холм. Оттуда в дымке жаркого дня они увидели Портсмут в окружении соседних городков, забитую кораблями гавань, пролив Солент и остров Уайт вдали, похожий на голубое облачко. В Кошэмской гостинице Джесси каким-то чудом вновь стала нормальной женщиной в юбке. Мистер Хупдрайвер грациозно возлежал на траве, курил «Копченую селедку» и лениво разглядывал укрепленный город, который, словно на карте, лежал у их ног, окруженный на расстоянии мили оборонительными сооружениями, точно игрушечными башенками, а дальше – маленькие поля и за ними – пригороды Лэндпорта и бесчисленное множество окутанных дымом домов. Справа, там, где у входа в гавань начинались отмели, за деревьями виднелся Порчестер. Тревога мистера Хупдрайвера отступила в какой-то дальний угол его сознания, и в его пылких, не вполне осознанных мечтах появилась Джесси. Он принялся гадать о том, какое мог произвести на нее впечатление. Он снова благосклонным взглядом окинул свой костюм и не без удовлетворения перебрал все свои деяния за последние двадцать четыре часа. Но тут мысль о ее бесконечном совершенстве отрезвила его.

А Джесси уже около часа незаметно и весьма пристально наблюдала за ним. Она не смотрела на него прямо, потому что он, казалось, все время смотрел на нее. Тревога ее немного улеглась, и в ней пробудилось любопытство к этому по-рыцарски почтительному, но несколько странному джентльмену в коричневом костюме. Она припомнила своеобразные обстоятельства их первой встречи. Этот человек был ей непонятен. Следует иметь в виду, что ее знание жизни почти равнялось нулю, ибо было целиком почерпнуто из книг, и не надо принимать известное невежество за глупость.

Для начала она провела несколько опытов. Он не знал ни слова по-французски, кроме «сиввурплей», что он, по-видимому, считал хорошей застольной шуткой. Его речь оставляла желать лучшего, но все же не была такой, какая в книгах отмечает людей из низших классов. Манеры у него, в общем, были хорошие, хотя, пожалуй, уж слишком почтительные и старомодные. Один раз он назвал ее «мэм». По-видимому, он человек состоятельный, без определенных занятий, и в то же время он ничего не знает о последних концертах, спектаклях и книгах. Как же он проводит время? Он, конечно, настоящий рыцарь, правда, немного простоватый. Она решила (так много значит костюм!), что никогда прежде не встречала таких людей. Кем же он может быть?

– Мистер Бенсон, – начала она, нарушая тишину, в которой они созерцали пейзаж.

Он перевернулся на живот и посмотрел на нее, подперев подбородок рукой.

– К вашим услугам.

– Вы рисуете! Вы не художник?

– Видите ли… – Он нарочно помедлил. – Конечно, никакой я не художник. Но немного рисую. Так, разные забавные штучки…

Он выдернул травинку и начал грызть ее. Это в общем-то не было такой уж ложью, но шустрое воображение побудило его добавить:

– В газетах и тому подобное…

– Понятно, – сказала Джесси, задумчиво глядя на него. – Художники, конечно, бывают разные, а гении всегда немного эксцентричны.

Он опустил глаза, чтобы не встречаться с ней взглядом, и продолжал кусать травинку:

– Я, знаете ли, не очень много этим занимаюсь.

– Так это не ваша профессия?

– Что вы! – сказал Хупдрайвер, думая лишь о том, как бы выйти из положения. – Я этим не занимаюсь, нет. Разве что так, иногда придет что-нибудь в голову, я и нарисую. Нет-нет, я не профессиональный художник.

– Значит, у вас нет постоянного занятия?

Мистер Хупдрайвер посмотрел на нее и встретил ее безмятежный, доверчивый взгляд. У него мелькнула мысль вернуться к роли сыщика.

– Видите ли, – начал он, чтобы выиграть время, – в общем-то есть. Но по некоторым причинам… это все, что я могу вам сказать…

– Извините, что я вас допрашиваю.

– Ничего страшного, – сказал мистер Хупдрайвер. – Только я не могу… Гадайте, пожалуйста… Я вовсе не хочу делать из этого тайны… («Может быть, рискнуть и назваться адвокатом?.. Это, во всяком случае, что-то приличное. Но вдруг она знает про адвокатов?»)

– Мне кажется, я могу угадать, кто вы.

– Ну попробуйте, – сказал мистер Хупдрайвер.

– Вы приехали из какой-нибудь колонии?

– Ну и ну! – сказал мистер Хупдрайвер, сразу поворачивая нос по ветру. – Как это вы узнали? (Герой наш родился в пригороде Лондона, дорогой читатель.)

– Догадалась, – сказала она.

Он поднял брови как бы в изумлении и сорвал новую травинку.

– Вы росли на севере Англии.

– Опять угадали, – сказал Хупдрайвер, снова перевернувшись и опершись на локоть. – Вы просто это… ясновидящая. – Он улыбнулся и прикусил травинку. – А из какой колонии я приехал?

– Ну, этого я не знаю.

– Угадайте, – сказал Хупдрайвер.

– Из Южной Африки, – сказала она. – Я почти уверена, что из Южной Африки.

– Южная Африка большая, – сказал он.

– Но это действительно Южная Африка?

– Тепло, – сказал Хупдрайвер, а тем временем его воображение лихорадочно работало, пытаясь представить себе эту незнакомую страну.

– Так действительно Южная Африка? – не отступалась она.

Он снова повернулся и, улыбнувшись, кивнул.

– Я подумала о Южной Африке, потому что вспомнила этот роман Оливии Шрейнер, ну, вы знаете – «История одной африканской фермы». Грегори Роз так похож на вас.

– Я никогда не читал «Историю одной африканской фермы», – сказал Хупдрайвер. – Надо будет прочесть. Как он выглядит, этот Роз?

– Прочтите непременно. Какая это чудесная страна, – там такое смешение рас, и эта новая цивилизация, вытесняющая прежнюю дикость! Вы бывали возле Кхамы?

– Нет, это далеко от тех мест, где я жил, – сказал мистер Хупдрайвер. – У нас там была небольшая ферма – мы, видите ли, разводили страусов – так, всего несколько сотен. Это будет поближе к Йоганнесбургу.

– На реке Карру, да?

– Совершенно верно. Часть земли досталась нам даром, просто повезло. И хорошо же мы там жили в свое время! Но теперь на ферме нет страусов. – У него уже был наготове рассказ об алмазных копях, но он остановился, чтобы дать волю воображению девушки. Кроме того, он вдруг, к своему ужасу, понял, что лжет.

– Что же стало со страусами?

– Мы продали их, когда расстались с фермой. Вы позволите мне закурить еще сигарету? Видите ли, я был совсем маленьким, когда у нас была эта ферма со страусами.

– И там вокруг всюду были негры и буры?

– О, множество! – сказал мистер Хупдрайвер, чиркая спичкой о подошву и чувствуя, что ему становится жарко от принятых на себя новых обязательств.

– Как интересно! Вы знаете, а я никуда не выезжала из Англии, только была в Париже, Ментоне и Швейцарии.

– Путешествия надоедают, знаете ли (затяжка), то есть, через какое-то время.

– Вы должны рассказать мне о вашей ферме в Южной Африке. У меня всегда распаляется воображение, когда я думаю о таких местах. Я представляю себе целое стадо высоких страусов, которых гонят… на пастбище, верно? А что они едят?

– Как вам сказать… Самые разные вещи, – сказал мистер Хупдрайвер. – У них, знаете ли, свои вкусы. Ну, конечно, фрукты там всякие, куриный корм и тому подобное. Тут дело не простое.

– А вы когда-нибудь видели льва?

– Они не часто встречались в наших местах, – скромно ответил мистер Хупдрайвер. – Но я их, конечно, видел. Раза два.

– Подумать только! Видели льва! Вам было не страшно?

Мистер Хупдрайвер уже глубоко сожалел, что попался на эту удочку с Южной Африкой. Он дымил сигаретой и задумчиво взирал на Солент, решая мысленно судьбу этого льва.

– Я даже не успел испугаться, – сказал он. – Все произошло в один миг.

– Продолжайте, пожалуйста, – сказала она.

– Я шел через загон, где откармливали страусов.

– Как, значит, страусов едят? Вот не знала…

– Что их едят? Да, и часто. Хорошо фаршированный страус – очень вкусная штука. Так вот, шли мы, вернее, шел я через этот загон и вдруг вижу – кто-то стоит в лунном свете и смотрит на меня. – Мистер Хупдрайвер покрылся испариной. Его фантазия начала прихрамывать. – К счастью, со мной было отцовское ружье. Но все же, должен признаться, я испугался (затяжка). Я прицелился в то место, где, казалось мне, должна была находиться голова. И выстрелил (затяжка). И, можете себе представить, он упал.

– Мертвый?

– Совершенно мертвый. Это был один из самых удачных выстрелов в моей жизни. А мне тогда было немногим больше девяти.

– Я, наверно, закричала бы и бросилась бежать.

– Бывает так, что не убежишь, – сказал мистер Хупдрайвер. – А в данном случае бежать – это верная смерть.

– В жизни не встречала человека, который бы убил льва, – заметила она, глядя на него все с большим уважением.

Наступила пауза. Джесси, казалось, обдумывала, о чем бы его еще спросить. Мистер Хупдрайвер поспешил вытащить часы.

– Смотрите-ка! – воскликнул мистер Хупдрайвер, показывая ей время. – Вы не считаете, что нам пора двигаться дальше?

Лицо его горело, уши покраснели. Она приписала его смущение скромности. Он понуро поднялся – теперь к грузу, лежавшему на его совести, прибавился еще и лев – и протянул руку, чтобы помочь ей встать. Они спустились в Кошэм, взяли свои машины и неторопливо поехали по северному берегу большой гавани. Но мистер Хупдрайвер уже не чувствовал себя счастливым. Он никак не мог забыть об этой ужасной, отвратительной лжи. Зачем он это сделал! К счастью, она больше не просила его рассказать о Южной Африке, во всяком случае, до Порчестера, зато много говорила о желании Жить Самостоятельной Жизнью и о том, какие цепи накладывает на людей традиция. Она говорила удивительно хорошо, и ум Хупдрайвера заработал. Возле замка мистер Хупдрайвер поймал несколько крабов в прибрежной заводи. В Фархэме они остановились выпить чаю и выехали оттуда почти на закате при весьма ободряющем стечении обстоятельств, о чем вы узнаете в свое время.

21. Спасательная экспедиция

А теперь вернемся к трем предприимчивым кавалерам – Уиджери, Дэнглу и Фиппсу – и к прекрасной даме по имени Томас Плантагенет, которую они вызволяют из беды и которая, как утверждают газеты, известна в обществе под именем миссис Милтон. Если мне не изменяет память, мы оставили их на станции в Мидхерсте, где они в волнении ожидали поезда на Чичестер. Вся спасательная экспедиция была исполнена сознания, что миссис Милтон стойко выносит почти неодолимое горе. Три джентльмена превосходили один другого в выражении сочувствия; они внимательно, почти даже нежно опекали ее. Грузный Уиджери теребил ус и смотрел на нее карими, по-собачьи преданными глазами, в которых отражались все его невысказанные чувства; стройный Дэнгл тоже теребил ус и старался выразить, что мог, своими серыми холодными глазами. У Фиппса, к несчастью, не было усов, которые он мог бы теребить, поэтому он, скрестив руки на груди, бодрым, безразличным тоном храбро разглагольствовал о железнодорожном сообщении между Лондоном, Брайтоном и Южным побережьем, чтобы хоть немного отвлечь бедную женщину от ее печальных мыслей. Даже миссис Милтон прониклась их возвышенной скорбью и постаралась показать это разными тонкими, имеющимися в распоряжении женщин способами.

– Ничего нельзя предпринять, пока мы не доберемся до Чичестера, – сказал Дэнгл. – Ничего.

– Ничего, – подтвердил Уиджери и добавил ей на ухо: – Вы сегодня почти совсем не кушали.

– Эти поезда всегда опаздывают, – сказал Фиппс, поглаживая пальцами край воротничка.

Дэнгл, надо вам сказать, будучи помощником редактора и обозревателем, чрезвычайно гордился своей интеллектуальной дружбой с Томасом Плантагенетом. Толстяк Уиджери, директор банка и хороший игрок в гольф, свое отношение к миссис Милтон воспринимал не иначе, как в духе прелестной старинной песенки: «Дуглас, Дуглас, нежный, верный…» Дело в том, что звали его Дуглас – Дуглас Уиджери. А Фиппс – Фиппс был еще студентом-медиком, и он считал, что положил к ее ногам свое сердце, сердце светского человека. Она же была по-своему милостива ко всем троим и настаивала на том, чтобы они оставались друзьями, несмотря на их несказанно критическое отношение друг к другу. Дэнгл считал Уиджери обывателем, крайне примитивно понимавшим достоинства «Высвобожденной души», а Уиджери считал, что Дэнглу не хватает гуманности и что он неискренен: готов покривить душой ради красного словца. Оба – и Дэнгл и Уиджери – считали Фиппса молокососом, а Фиппс считал Дэнгла и Уиджери неотесанными хамами.

– Они должны были приехать в Чичестер к обеду, – сказал Дэнгл в поезде. – Может быть, немного позже. Во всяком случае, по дороге им негде пообедать. Как только мы туда приедем, Фиппсу придется обойти гостиницы и узнать, не обедала ли там девушка, похожая по описанию на нее…

– Я-то обойду, – сказал Фиппс. – И даже весьма охотно. А вы с Уиджери, насколько я понимаю, будете болтаться…

Он увидел страдание на кротком лице миссис Милтон и не закончил фразы.

– Нет, – сказал Дэнгл, – мы не будем болтаться, как вы изволили выразиться. В Чичестере всего два места, куда могут пойти туристы, – это собор и превосходный музей. Я наведу справки в соборе, а Уиджери…

– В музее. Отлично. А потом я еще кое-что предприму, – сказал Уиджери.

Прежде всего они торжественно проводили миссис Милтон в «Красную гостиницу», устроили ее там и заказали ей чаю.

– Вы так добры ко мне, – сказала она. – Вы все.

Они ответили, что это пустяки, и отправились на поиски. К шести часам они вернулись, несколько поостывшие в своем рвении, без всяких новостей. Уиджери пришел вместе с Дэнглом. Фиппс вернулся последним.

– Вы совершенно уверены, – спросил Уиджери, – в правильности ваших предположений?

– Совершенно уверен, – кратко ответил Дэнгл.

– Но ведь ничто не мешает им, – сказал Уиджери, – выехав из Мидхерста по Чичестерской дороге, в любую минуту изменить свои планы.

– Мешает, дорогой мой! Вот именно мешает. Неужели вы считаете, что у меня не хватило сообразительности подумать о перекрестках! Напрасно. Но на этой дороге нет ни одного перекрестка, который мог бы побудить их изменить маршрут. Могли они свернуть сюда? Нет. А туда? Тоже нет. В мире куда больше неизбежного, чем можно себе представить.

– Сейчас посмотрим, – сказал Уиджери, стоя у окна. – Вот идет Фиппс. Что касается меня…

– Фиппс! – воскликнула миссис Милтон. – Он спешит? Какой у него вид? – Она порывисто поднялась, кусая дрожащие губы, и подошла к окну.

– Никаких новостей, – сказал Фиппс, входя.

– Ах! – вздохнул Уиджери.

– Никаких? – переспросил Дэнгл.

– Видите ли, – сказал Фиппс. – Тут один тип рассказывал какую-то странную историю про человека в велосипедном костюме, который вчера около этого времени ходил здесь и спрашивал о том же.

– О чем же? – спросила миссис Милтон, стоявшая в тени у окна. Она говорила тихо, почти шепотом.

– Как о чем? «Не видели ли вы молодой особы в сером велосипедном костюме?»

Дэнгл прикусил нижнюю губу.

– Что? – воскликнул он. – Вчера! Какой-то человек расспрашивал о ней вчера! Что это значит?

– Бог его знает, – сказал Фиппс, устало опускаясь на стул. – Можете сделать из этого соответствующие умозаключения.

– А что это был за человек? – спросил Дэнгл.

– Откуда я знаю? Тот тип сказал, что он был в велосипедном костюме.

– Ну, а рост? Телосложение?

– Я не спросил, – сказал Фиппс.

– Не спросил! Это же глупо! – воскликнул Дэнгл.

– Спросите его сами, – сказал Фиппс. – Это конюх из «Белого оленя» – такой приземистый, плотный малый с красным лицом и грубыми манерами. Стоит у ворот. Видно, навеселе: от него так и несет виски. Пойдите и спросите его.

– Конечно, пойду, – сказал Дэнгл, снимая соломенную шляпу со стеклянного колпака, под которым на шифоньерке стояло чучело птицы, и направляясь к двери. – Следовало бы мне раньше об этом подумать.

Фиппс открыл было рот и снова его закрыл.

– Вы, несомненно, устали, мистер Фиппс, – успокоительным тоном произнесла миссис Милтон. – Я позвоню, чтобы вам принесли чаю. Хорошо?

Тут Фиппсу стало ясно, что он, как рыцарь, допустил промах.

– Меня немного разозлило, что он погнал меня выполнять его поручение, – сказал он. – Но я готов сделать в сто раз больше, лишь бы это помогло вам найти ее. – Пауза. – Я в самом деле выпил бы чашку чаю.

– Я не хочу вас напрасно обнадеживать, – сказал Уиджери. – Но я не верю, что они вообще были в Чичестере. Дэнгл, конечно, очень умный малый, но порой его умозаключения…

– Вот так так! – сказал вдруг Фиппс.

– Что такое? – спросила миссис Милтон.

– Совсем забыл. Выйдя отсюда, я обошел все гостиницы и даже не подумал… Ну, ничего. Сейчас спросим, когда придет слуга.

– Вы имеете в виду…

Раздался стук в дверь, и она отворилась.

– Чаю, мэм? Слушаюсь, мэм, – сказал слуга.

– Постойте, – окликнул его Фиппс. – Скажите, молодая особа в сером, на велосипеде…

– Останавливалась ли здесь вчера? Да, сэр. Ночевала. С братом, сэр, – молодым джентльменом.

– С братом! – тихо повторила миссис Милтон. – Слава богу!

Слуга взглянул на нее и все понял.

– С молодым джентльменом, сэр, – сказал он, – очень щедрым. По фамилии Бомонт.

После этого он рассказал еще несколько малосущественных подробностей, а Уиджери допросил его с пристрастием о планах молодых людей.

– Хейвант! Где же это находится? – спросил Фиппс. – Я, кажется, слышал это название.

– Тот человек был высокого роста? – тем временем продолжала допрос миссис Милтон. – Благородной осанки? С длинными светлыми усами? И говорит, растягивая слова?

– Хм, – сказал слуга и задумался. – Усы у него, мэм, пожалуй, не такие уж и длинные, как будто только пробиваются: он ведь молодой.

– Лет тридцати пяти, так?

– Нет, мэм. Скорее двадцати пяти. А то и меньше.

– О господи! – воскликнула миссис Милтон каким-то странным глухим голосом, ища нюхательную соль и проявляя отличное самообладание. – Должно быть, это ее младший брат.

– Вы свободны, благодарю вас, – сухо сказал Уиджери, чувствуя, что ей легче будет перенести эту новость в отсутствии слуги.

Слуга повернулся к двери и чуть не столкнулся с Дэнглом, который ввалился в комнату, тяжело дыша и прижимая к правому глазу носовой платок.

– Хэлло! – сказал Дэнгл. – Что случилось?

– Что с вами случилось? – спросил Фиппс.

– Ничего особенного, просто побеседовал с вашим пьянчугой конюхом. Он решил, что все сговорились надоедать ему и что на самом деле никакой Юной Леди в Сером не существует. Ваше поведение навело его на этот вывод. Мне пришлось приложить к глазу кусок сырого мяса. А у вас, я вижу, есть новости?

– Он ударил вас? – спросил Уиджери.

Миссис Милтон встала и подошла к Дэнглу.

– Не могу ли я что-нибудь для вас сделать?

Дэнгл держался героически.

– Только расскажите, что у вас нового, – сказал он, не отнимая от лица носового платка.

– Вот какое дело, – начал Фиппс и довольно сбивчиво рассказал то, что они узнали. Во время этого рассказа, сопровождавшегося беглым огнем комментариев со стороны Уиджери, слуга внес поднос с чаем.

– Расписание поездов на Хейвант, – тотчас потребовал Дэнгл.

Миссис Милтон налила две чашки, и Фиппс с Дэнглом покорно, словно агнцы, проглотили чай. Они в последнюю минуту вскочили, в поезд. И отправились в Хейвант на поиски.

Дэнгл ужасно кичился тем, что его предположение относительно Хейванта оправдалось. Принимая во внимание, что за Хейвантом с одной стороны дороги на Саутгемптон стоят крутые горы, а с другой – плещется море, он придумал великолепный план поимки молодых людей. Он и миссис Милтон поедут в Фархэм, а Уиджери и Фиппс сойдут на промежуточных станциях, один – в Кошэме, другой – в Порчестере, и, если не узнают ничего нового, приедут следующим поездом. Если же они не приедут, то сообщат в Фархэм по телеграфу, что произошло. Это был поистине наполеоновский план, и гордость Дэнгла уже не так страдала от насмешек хейвантских уличных мальчишек, шумно издевавшихся над его подбитым глазом, который он все еще прикрывал носовым платком.

И в самом деле, план оказался настоящим совершенством. Беглецы едва не попались. В ту минуту, когда они вышли из «Золотого якоря» в Фархэме и собирались садиться на велосипеды, из-за угла появились миссис Милтон и Дэнгл.

– Это она! – воскликнула миссис Милтон и чуть не закричала.

– Тс-с-с! – сказал Дэнгл, сжимая ее руку, и в волнении отнял от лица носовой платок, обнажив приложенный к глазу кусок мяса, вид которого так неожиданно подействовал на миссис Милтон, что она сразу смолкла. – Сохраняйте хладнокровие! – продолжал Дэнгл, метнув на нее из-под мяса строгий взгляд. – Они не должны нас видеть. Иначе они сбегут. Вы не заметили наемных экипажей у вокзала?

Тем временем молодые люди сели на велосипеды и исчезли за поворотом Винчестерской дороги. Если бы не боязнь привлечь всеобщее внимание, миссис Милтон, наверно, упала бы в обморок.

– Спасите ее! – промолвила она.

– Эх, экипаж бы! – сказал Дэнгл. – Одну минуту.

Миссис Милтон осталась стоять в весьма патетической позе, прижав руку к сердцу, а он помчался в «Золотой якорь». Двуколка будет через десять минут. Готово. Мясо он где-то потерял, и теперь над глазом виднелась припухлость.

– Я провожу вас на станцию, – сказал Дэнгл, – потом быстро вернусь сюда и отправлюсь в погоню за ними. Вы встретите Уиджери и Фиппса и скажете им, где я.

Она была спешно доставлена на станцию и посажена там на твердой, шершавой деревянной скамье, на самом солнцепеке. Она устала, изнервничалась, чувства ее были в полном смятении, а сама она – вся в пыли. Дэнгл, бесспорно, был очень энергичен и предан, но кто мог сравниться в нежной заботливости с Дугласом Уиджери!

Тем временем Дэнгл, позлащенный лучами заходящего солнца, погонял, как умел, большую черную лошадь, запряженную в двуколку, держа путь на северо-запад, к Винчестеру, Дэнгл, если не считать распухшего глаза, был худощавый, стройный человечек в охотничьей фуражке с козырьком и в темно-сером костюме. Шея у него была длинная и тощая. А двуколка, как вам, возможно, известно, – это большое, широкое и очень высокое деревянное сооружение; и лошадь тоже была большая, широкая и высокая, с шишковатыми ногами, длинной мордой, массивной нижней челюстью и твердым намерением двигаться только шагом. Цок, цок, цок, – уверенно стучали по дороге ее копыта, и вдруг у самой церкви она рванула в сторону при виде детской колясочки с поднятым верхом.

Дальше история Спасательной экспедиции несколько запутывается. Уиджери был как будто крайне возмущен, найдя миссис Милтон одну на платформе в Фархэме. Весь этот день он без конца раздражался, хотя выехал из дому с самыми лучшими намерениями, и теперь он даже обрадовался, найдя хоть какой-то повод для своего недовольства.

– Вот уж неуравновешенный человек! – сказал Уиджери. – Умчался куда-то! А мы, видимо, должны ждать здесь, пока он вернется. На него похоже. Он до того эгоистичен, этот Дэнгл. Вечно хочет все сделать сам и все испортит.

– Он жаждет помочь мне, – не без укоризны заметила миссис Милтон, дотрагиваясь до его рукава.

Однако Уиджери оказалось не так-то легко смягчить.

– Но мне-то он не должен вставлять палки в колеса, – сказал он и умолк. – Впрочем, напрасно мы об этом говорим, вы ведь устали.

– Я могу ехать дальше, – живо откликнулась она, – лишь бы нам найти ее.

– Пока я дожидался в Кошэме, я купил карту графства. – Он достал карту и развернул ее. – Вот это дорога из Фархэма. – И спокойно, неторопливо, как и подобает деловому человеку, он принялся развивать свою мысль, сводившуюся к тому, что им надо сесть в поезд и ехать в Винчестер. – Они, конечно же , отправились в Винчестер, – заключил он. – Иначе и быть не может. Завтра воскресенье, в Винчестере есть собор, а по дороге никаких крупных населенных пунктов больше нет.

– А как же мистер Дэнгл?

– Он будет ехать, пока не наскочит на что-нибудь, и тогда свернет себе шею. Я видел, как он ездит. При такой езде на двуколке, да еще наемной, едва ли он сумеет догнать велосипедистов, притом прохладным вечером. Положитесь на меня, миссис Милтон…

– Я в ваших руках, – с трогательной покорностью сказала она, глядя на него, как ребенок на большого, взрослого человека, и на минуту он забыл обо всех треволнениях этого дня.

Все это время Фиппс стоял, опираясь на палку, в довольно унылой позе, теребил свой воротник и смотрел то на одного собеседника, то на другого. Мысль обогнать Дэнгла показалась ему превосходной.

– Мы могли бы оставить записку там, где он брал двуколку, – предложил он, когда взгляды их встретились. Все трое необычайно оживились при этом предложении.

Но они так и не уехали дальше Ботли. Ибо в тот самый миг, когда их поезд прибыл на станцию, они услышали страшный грохот; откуда-то сверху раздались громкие крики, кондуктор в изумлении застыл на платформе, а Фиппс высунулся в окно и, воскликнув: «Вот он едет!», – выскочил из вагона. Миссис Милтон, в тревоге последовавшая за ним, успела еще все увидеть. Уиджери же опоздал. Станция Ботли расположена в выемке между двумя холмами; поверху проходит дорога, по которой на фоне лимонно-желтых и багровых отблесков заката неслась огромная черная лошадь, похожая на длинноносого шахматного коня, виднелась верхняя часть двуколки и в ней, но где-то совсем не там, где полагается сидеть вознице, – Дэнгл. Чудовищная тень его бежала по другую сторону выемки. Все произошло в одну секунду. Дэнгл как бы подпрыгнул, на миг повис в воздухе и исчез, после чего раздался страшный треск. И две черные головы промчались мимо.

– Давайте лучше сойдем, – сказал Фиппс, обращаясь к миссис Милтон, которая, оцепенев, стояла в дверях вагона.

Через минуту все трое уже бежали вверх по лестнице. Дэнгл стоял без шляпы, с пораненными руками, а какой-то услужливый мальчик отряхивал его. Широкая неровная дорога шла под уклон, и вдали на ней виднелось несколько обитателей Ботли, державших под уздцы большую черную лошадь. Даже с такого расстояния видна была злобная гордость, написанная на морде этого чудовища. Морда эта была какая-то удивительно деревянная. Пожалуй, подобных лошадей я видел только в лондонском Тауэре, – там на них восседают рыцари в латах. Впрочем, сейчас нас интересует не столько лошадь, сколько Дэнгл.

– Вы ушиблись? – взволнованно спросил Фиппс, шедший впереди.

– Мистер Дэнгл! – воскликнула миссис Милтон, всплеснув руками.

– Хэлло! – сказал Дэнгл, ничуть не удивившись при виде всей компании. – Хорошо, что вы приехали. Вы можете мне понадобиться. В недурную я попал переделку, а? Но я настиг их. И как раз там, где рассчитывал.

– Настигли их? – спросил Уиджери. – Где же они?

– Там, наверху, – сказал он, указывая головой куда-то назад. – В миле отсюда, за холмом. Я оставил их. Так уж вышло.

– Не понимаю, – сказала миссис Милтон, и в глазах ее снова появились тоска и боль. – Вы нашли Джесси?

– Да. Мне хотелось бы только смыть землю с рук. Вот как все произошло. Я выехал из-за поворота и наткнулся на них. При виде велосипедов лошадь шарахнулась в сторону. Они сидели у дороги и разглядывали цветы. Я успел только крикнуть: «Джесси Милтон, мы вас ищем!» – и эта проклятая скотина понесла. Я не смел даже оглянуться. Только о том и думал, как бы повозка не перевернулась, сами видите, что вышло. Я только крикнул: «Вернитесь к друзьям! Все будет забыто!» И унесся под грохот копыт. Не знаю, услышали ли они…

– Отвезите меня к ней , – непререкаемым тоном потребовала миссис Милтон, поворачиваясь к Уиджери.

– Извольте, – сказал Уиджери, внезапно оживившись. – Это далеко, Дэнгл?

– Мили полторы-две отсюда. Я, знаете ли, твердо решил найти их. Но взгляните на мои руки! О, прошу прощения, миссис Милтон. – Он повернулся к Фиппсу. – Фиппс, где же все-таки я могу вымыть руки? И взглянуть на колено?

– Вон там на станции, – сказал Фиппс, сразу изъявляя готовность помочь. Дэнгл сделал шаг, но ушибленное колено тотчас напомнило о себе. – Обопритесь на мою руку, – предложил Фиппс.

– Где здесь можно найти экипаж? – спросил Уиджери у двух мальчишек.

Мальчишки не поняли. И посмотрели друг на друга.

– Здесь нет ни кэба, ни телеги, – сказал Уиджери. – Вот уж в самом деле: коня, коня, полцарства за коня!

– Лошадь есть во-он там, – протянул один из мальчишек, показывая рукой.

– А двуколку здесь где-нибудь можно нанять? – спросил Уиджери, устремив на мальчишку долгий свирепый взгляд.

– Или повозку, или что-нибудь? – спросила миссис Милтон.

– У Джона Хукера есть телега, только нанять ее нельзя, потому как он был пьяный и оглоблю сломал, – пропел старший мальчишка, отвернувшись и глядя куда-то вдаль. – И мой отец тоже не даст телегу, потому как у него сломана нога.

– Даже телеги нет! Ну, конечно. Что же мы будем делать?

Тут миссис Милтон подумала, что Уиджери, бесспорно, преданный кавалер, зато Дэнгл куда изобретательнее.

– Я полагаю, – сказала она робко, – если бы спросить мистера Дэнгла…

Вся позолота слетела с Уиджери. И он весьма грубо сказал:

– Черт бы побрал вашего Дэнгла! По-вашему, он еще недостаточно напутал? Гнался за ними, чтобы сказать им, что мы их ищем, а теперь вы хотите, чтобы я спросил его…

Ее прекрасные голубые глаза наполнились слезами. Уиджери тотчас осекся.

– Пойду спрошу Дэнгла, – сказал он только, – если вы этого хотите.

И он зашагал к станции, оставив миссис Милтон посреди дороги под охраной двух мальчишек; в голове у нее, словно припев какой-то баллады, звучало: «Где теперь рыцари доброго старого времени?» Она почувствовала смертельную усталость и вообще была голодной, пыльной, растрепанной – короче говоря, настоящей мученицей.

Не могу без волнения рассказывать о том, как кончился этот день: как беглецы канули в неизвестность; как не было больше поездов; как Ботли холодно, с издевкой взирал на преследователей, отказывая им в средствах передвижения; как поглядывал на них с недоверием хозяин «Цапли»; как на следующий день – в воскресенье – была такая жара, что воротничок Фиппса сморщился, юбки миссис Милтон смялись и безоблачное настроение всей компании испортилось. Дэнгл, с пластырем и синяком над глазом, почувствовал всю смехотворность роли Раненого Рыцаря и, сделав над собой небольшое усилие, отказался от нее. Взаимные обвинения, пожалуй, ни разу не занимали в разговоре главного места, но, как зарницы, то и дело обрамляли его. При этом в глубине души каждый сознавал, что они оказались в нелепом положении. И виновата во всем этом, конечно, была Джесси. Правда, самое худшее, что могло бы придать этому происшествию трагический характер, видимо, не произошло. Просто молодая особа – да что я говорю, еще совсем девочка – вздумала покинуть уютный дом в Сэрбитоне, отвергла радости пребывания в кругу утонченных, интеллигентных людей и сбежала, потащив нас за собой и заставив строить из себя рыцарей и мучиться ревностью друг к другу, и вот теперь, субботним вечером, швырнула нас, словно грязь с колес своего велосипеда, усталых, измученных жарой, в эту отвратительную деревню! И сбежала-то она не во имя Любви и Страсти, что является серьезным оправданием даже в глазах тех, кто это осуждает, а из Каприза, Причуды ради, просто вопреки Здравому Смыслу. Однако с присущим нам тактом мы продолжаем говорить о ней как о заблудшей овечке, принесшей нам столько волнений, и миссис Милтон, подкрепившись едой, по-прежнему выказывает самые возвышенные чувства.