Текст книги "Тихоня вышла на охоту (СИ)"

Автор книги: Гера Серебро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Глава 12
Угол, в котором безопасно

– Немедленно прекрати! Нельзя! Нельзя! – подлетела Лина к двери, вцепилась в ее край и с силой потянула на себя, бешено буксуя на полу.

– А-а-а-а!!! – как заведенный верещал Кирилл, дергаясь и пытаясь высвободиться.

Он не успел выйти и наполовину. Дверь с силой захлопнулась и зажала его руку чуть повыше локтя, и теперь сжимала ее так, что, казалось, еще чуть-чуть, и кости не выдержат давления – разломаются в щепки, мягкие мышцы разорвутся и конечность отрежется, прямо вот так вот, грубо, на живую. Совсем скоро Кира завыл от боли, выпучил глаза и из них обильно слезы потекли; он плечом уперся в косяк, подошву кроссовка подставил в уменьшающийся на глазах просвет, но это не помогло совершенно, а только хуже сделало – теперь зажало еще и ногу. Пальцы перекорежило, и он уже не выл, а хрипел; Лина, как ненормальная, безуспешно пыталась ему помочь, трясла дверь, тянула ее, била, материла и уже сама вовсю ревела, сердце сжималось от страха – трещали петли и косяк, осыпалась штукатурка, но дверь не поддавалась ни на миллиметр, и продолжала уверенно усиливать смертоносную хватку.

Девушка схватилась за обувную лопатку, вставила в щель и задергала, как рычагом – лопатка погнулась и сломалась. Лина отшвырнула ее и лихорадочно осмотрелась, но глаз ни за что не зацепился, а слушать хрипы Киры и смотреть на его перекореженное лицо было физически невыносимо, и требовалось сделать что-то немедленно, сейчас же, но девушка понятия не имела, что. Дом отказывался подчиняться, игнорировал ее, сошел с ума, и она поняла точно – он убьет Кирилла, однозначно. Его – да, а… ее?

Под сиюминутным озарением она подскочила к Кире, вжалась в него и с трудом протиснула в щель свою собственную руку, холодея от одной только мысли о том, что, если ее тощая конечность кое-как пролезает в просвет, то каково же сейчас ему. От болевого шока он уже ничего не соображал и едва ли вообще заметил Лину, продолжая бездумно дергать рукой – кожа с нее слезала лоскутами и кровь тугой струей текла по косяку. Дверь закрылась еще… еще… еще… боль в руке достигла пика, девушка стиснула челюсть, глотая слезы, зажмурила глаза, потому что ее физически выворачивало от вида чужой крови, и на очередной микро-толчок ответила воем:

– А-а-а-а, больно!!!

Тут же дверь ослабила хватку, девушка схватила Киру за руку и вытащила ее; он зашатался, и, чтобы парень не свалился, ей пришлось удерживать его двумя руками за бока. Краем глаза она уловила движение – и резко толкнула Киру к стене, так, что они оба повалились на пол, и вовремя, потому что со свистом дверь молниеносно распахнулась и запросто снесла бы половину головы.

Смертоносная дверь захлопнулась, замок защелкнулся и стало тихо. Девушка переметнулась к Кире. Умом она понимала, что разорванную руку надо бы обработать, остановить кровь, но от пережитого ее трясло, сердце подпрыгивало, и от растерянности она только и могла, что подносить к нему ладони и тут же одергивать их обратно.

Здравый смысл кричал, что перевязка подождет. А вот вытащить отсюда Киру требовалось сейчас же: в доме слишком много старых вещей, которые находились здесь изначально – новыми предметами он не мог управлять – и каждая отныне таила в себе смертельную опасность. Здесь, в коридоре, из старого была входная дверь, вешалка, трюмо (с новым зеркальным полотном), картина поодаль, пол, стены и коврик у порога.

– А-ах, – схватился Кира за распухающее на глазах багровое плечо, принимая сидячее положение. – Ах, с-су-ука…

– Тошнит… мне плохо… – донеслось из коридора.

– У-и! – из спальни.

«Все очень скверно…» – в голове.

– Кира, ты как? Подняться можешь? – попробовала взять себя в руки. Голос дрожал. Все тело – тоже.

– А-ах, больно как… – пробормотал он еле слышно, пальцы пачкая в крови. – Ай-я-я-я… – медленно перевел взгляд на нее. В зрачках плескался страх и ужас. – Не подходи ко мне! Ты демон! Дьявол, Сатана!.. – вдруг заорал и, выставив перед лицом целую руку, а вторую по полу волоча, быстро отполз подальше.

Лина открыла рот, но сказать вслух так ничего и не успела – дом продолжил начатое дело. Опасное трюмо взметнулось в воздух, зеркало с него грохнулось плашмя, клубки запрыгали по полу и спицы разлетелись. Со звоном рассыпались осколки, а мебель, как разъяренный бык, углом вперед стремительно на Киру понеслась, со свистом рассекая воздух.

– Ах ты же тварь, нельзя! – с визгом Лина ринулась вперед. Едва успела встать перед парнем – трюмо зависло и отплыло назад. Взяло в воздухе дугу, готовясь к следующей атаке. – Кира, скорее в угол. Оно зайдет со стороны, – Лина попятилась назад, собой надежно жертву укрывая и не мигая глядя на теперь уже врага.

Кирилл завозился за спиной и, тяжело дыша, переместился. Девушка зажала его в угол, руками в стены оперлась. Так не добраться… мебель грохнулась назад, ножки сломались, стихло все.

Но Лина понимала, что затишье – ненадолго. Еще картина… вешалка… да и трюмо же не исчезло!

– А-а-а-а, – Кирилл от страха задыхался.

– Спокойно Кир, все хорошо. Сейчас мы вытащим тебя отсюда. Держи себя в руках, – до Лины с ужасом дошло, что трезво мыслит здесь она одна. Что дом ей не остановить, что парень до смерти напуган, еще и тело в коридоре… – Вставай. И вдоль стены иди за мной. Меня здесь ничего не тронет. Тебе понятно? Кир, вставай! – добавила чуть громче.

Через плечо обернулась. С мертвецки-бледным лицом Кирилл сидел, вдавившись в угол, трясся и, как казалось, ничего не соображал. Из раны торчали куски мяса и кровь по-прежнему хлестала, лужей растекаясь на полу. Все было очень плохо.

– Кирилл! Вставай! – рявкнула погромче. Он вздрогнул, словно бы очнулся, и с трудом на ноги поднялся.

– Так, молодец. Теперь идем за мной. Дойдем до спальни. Там мы разобьем окно. И вылезем отсюда, – руками его сзади надежно обхватив, девушка двинулась вперед. Парень шел за ней, как будто зомби, еле ноги волоча и шоркая спиной о стену, она его практически тащила. Медленно они дошли до стонущего тела…

Зрение Лины обострилось многократно, улавливая мельчайшие движения. Особенно беспокоила картина, затаившаяся чуть дальше, в массивной крепкой раме с опасно-острыми углами, и девушка с нее не сводила глаз – но дом рассудил иначе. Еще через пол шага дым отделился от стен, собой заполнил коридор и струями влился в мужчину на полу. Быстрее, чем обычно, буквально в несколько секунд. «О, нет, о, нет, о, нет!» – запаниковала в мыслях Лина, смотря, как тело уверенно поднялось и сходу двинулось на них.

– А, а, а, – Кирилл от шока дар речи потерял. Он выпучил глаза и бездумно затыкал пальцем в коридор, на приближающегося монстра. Когда же тот приблизился вплотную, и через Линино плечо мутным взглядом уставился в его лицо, то Кира, издав невнятный грудной звук, сполз молча по стене.

– Не смей, – шагнула вперед Лина, сурово вперившись в задымленные глаза. – Уйди! Оставь его в покое!

Дом схватил ее за плечи и нагло в сторону толкнул. Она чуть было не упала, вскрикнула и пошатнулась, схватила монстра за одежду и с силой потянула на себя. Но проще было сдвинуть с места стены; тело протащило Лину за собой, зависло над скованным Кириллом, который даже не моргал, и стремительно ногой заехало ему под ребра. Раздался хруст и хрип из горла.

– Не трожь его, не надо, хватит! – заверещала девушка, пытаясь тело с места сдвинуть, и с замиранием внутри смотря, как Кира скорчился, согнувшись пополам, и как жадно ртом проглатывал он воздух. – Ах ты же сука… падла… тварь!!! – челюстью вцепилась в шею, прокусывая почти насквозь – но абсолютно бесполезно. Дом молча занес ногу над головой врага, но с Кирой что-то вдруг случилось – он вроде бы пришел в себя и быстро в сторону отполз. Удар – судя по мощности, смертельный – пришелся мимо; сотрясся пол и грохотом заложило уши.

Тварь отшвырнула вцепившуюся Лину и двинулась вперед. Кирилл поднялся, с трудом удерживаясь прямо, осколок зеркала в руке зажал, и приготовился принять атаку.

Лина ударилась об угол, сильно, головой, но она того не замечала – дом почти к Кире подошел, и девушка прекрасно понимала, что он сейчас его убьет. Что монстра резать бесполезно, одной рукой, и то, не правой, что силы здесь неравноценны, что дом не ощущает боль. В мандраже диком подхватила с полки шарф, накинула на шею монстра, петлю стянула и что есть мочи закричала:

– Беги!!! Разбей окно, беги!!!

И Кира бросился вперед, но перед дверью спальни отшатнулся.

– Он ей пока не управляет! Беги же, ну, беги!!! – она с трудом удерживала рвущееся за парнем тело, и тогда монстр повернулся к ней. С синим распухающим лицом, с чернющими глазами. – Умри же, тварь!.. – сквозь зубы Лина прошипела, заехала по телу в пах (хотя и помнила, что это бесполезно), и шарф рывком стянула так, что полотно все затрещало.

Тело дернулось, обмякло – дым вышел из него и в воздухе распределился. Раздался звон разбитого стекла. «Твою же мать, там старое стекло!!!» – сообразила поздно Лина, и опрометью бросилась вперед.

– Кир, Кира, берегись!!!

Влетела в спальню и застыла. Она, конечно, многое видала. И думала, что ее ничего уже не удивит. Но ошибалась. Осколки битого стекла с пола взмыли в воздух и часть из них выстроилась в раме, дырявым полотном выход наружу перекрыв, а часть зависла в воздухе и разом развернулась к парню самым острым сколом, готовясь нанести удар. Кира выронил кусок зеркала, поняв, что им защитить себя не сможет, и беспомощно взглянул на Лину. Его трясло. Рука свисала, как веревка.

– Так, Кира, тихо, тихо… так… так… у дома угол обгорел! Там неживой участок! Бегом туда, он им не управляет, там новое же все! – сообразила вдруг внезапно, и замахала в правый угол от окна.

Кирилл раздумывать не стал и рванул туда, куда сказали. Проблема крылась в том, что рядом с тем углом висели и осколки. Которые со свистом бросились ему навстречу, как сотни смертоносных пуль.

– Кира, глаза! Закрой глаза! – выкрикнула Лина, прыжком влетела в облако осколков, и часть из них, столкнувшись с ней и еле поцарапав, осыпалась на пол; но большинство настигло Киру, которой укрывал лицо ладонью, и впилось в его кожу, везде, от ног до кончиков ушей. Он истошно закричал и рухнул в безопасный угол. С перекореженным лицом опустился на колени, одной рукой оперся об пол, изогнулся, голову задрал, и так и замер, скуля от боли. Осколки потеряли силу, в плоть перестали погружаться, и торчали наружу, как иглы у ежа.

– О боже, Кира! Кира, Кирочка, Кирилл!.. – присела Лина рядом с ним. – О боже, боже, боже! – и хладнокровно заработала руками, выдергивая осколки из спины. Все мышцы парня напряглись и стали, точно камень, футболка сырела на глазах, пропитываясь кровью. И он по-прежнему скулил, и сердце девушки сжималось, она с трудом давила истерику в себе, сосредоточившись на процессе. Хоть кто-то должен сохранять рассудок, ей поддаваться панике нельзя.

С десяток ранок на спине. Примерно столько же – на бедрах; чуть меньше на руках и на ногах. Очистив парня сзади, Лина его с трудом перевернула, прислонив спиной к стене, и обработала весь перед, в глаза стараясь не смотреть. Осколки не успели глубоко воткнуться там, где была одежда; но на оголенных участках они проникли довольно глубоко. И было их так много!.. Последний кусок торчал из уха, пронзив его насквозь. Девушка схватилась за него – свет вдруг моргнул и полностью погас. Дом обесточился, и в тьму все погрузилось.

Стало не просто страшно, а невозможно, адски жутко.

– О боже, боже, боже… Кира, скажи же мне хоть что-нибудь! – Кирилл почти не шевелился. И даже больше не скулил. Девушка взяла его за плечи и мелко-мелко затрясла; на миг Лине показалось, что все, он умер, и косвенно – из-за нее, и удержать себя в руках уже не получилось. Она согнулась пополам и горько зарыдала, забила кулаками пол, и ей хотелось рвать, метать, крушить, внутри все разрывало; хотелось все вернуть обратно, не совершать ошибки и не въезжать сюда, остаться в маминой квартире, не знать вот этого всего, не стать самой частью кошмара.

– А-а-х… – Кира вдруг тихо застонал, и Лина взвизгнула от счастья.

– Кира, Кирюшечка, Кирилл, ты жив, живой, о боже!.. – в порыве чувств к нему примкнула, он тут же сильно закричал – она задела раздавленную руку. – О боже мой, прости, прости!.. Сейчас, я вытащу тебя отсюда, сейчас, немного потерпи…

Силы вернулись. Лина пошарила в кармане, надеясь найти там телефон, но вспомнила, что он рассыпался на части. Порыскала в одежде Киры. Там тоже трубки не нашла.

– Сейчас, дружочек, потерпи. Я сбегаю до тела, у него должен быть телефон. Тебя никто тут не достанет, здесь безопасно, я очень быстро, хорошо?

Кирилл в ответ кивнул.

Лина поднялась и ступила с безопасной зоны, да так и замерла, с поднятой ногой. Все затряслось и задрожало. Картины попадали со стен. Загремело, отовсюду, как будто смерч ворвался в дом, и от его раскатов Лина чуть было не оглохла. С протяжным скрипом, свистом, стуком из всех комнат по коридору в спальню мебель поползла, сотрясая пол и стены. Девушка нервно сглотнула и попятилась назад. В дверной проем ворвался стул, за ним трюмо и стол из кухни; огромный платяной шкаф отполз от стены и двинулся на них.

Лина шагнула назад и вернулась к Кире. Вся мебель окружила их, надежно выход перекрыв, нависла сверху и затихла. Темно. Холодный лунный свет падал в окно. Зловещие тени везде застыли. И запах скорой смерти витал над головой. И ладно бы, своей. Так нет – чужой…

«Это конец!..» – девушка осела на пол. И, не мигая, уставилась вперед.

– Лина… – Кира простонал и положил на плечи руки. Она дрогнула, очнулась.

– Я вытащу тебя отсюда. Я вытащу… – утерла слезы.

– Оно меня убьет? – пальцы на плечах заметно задрожали.

– Ну что ты, нет. Конечно, нет…

– Ты врешь. Опять…

Лина не знала, что сказать. Что на такое обычно отвечают? Что да, мы в угол загнаны, ты истекаешь кровью и говоришь с трудом, и вряд ли до утра дотянешь, что делать и как тебя спасать – не знаю; Кир, ты обречен, без вариантов. От горечи хотелось плакать и курить. Рука к карману потянулась…

– Поджечь! – сообразила вдруг внезапно, воспрянула, выпрямила спину. – Он отвлечется, мы сбежим! Ведь бабушка спалить его пыталась, теперь понятно, почему. У меня же спички!

– Одна?

– Нет, целый коробок… – гремящую коробочку достала. – Сейчас, сейчас… – трясущимися руками выудила спичку. Подожгла. Вспышка чуть ослепила, дрожащий огонек Лина к стулу поднесла. Стул отскочил назад. Пальцы не слушались, спичка упала, пламя угасло. – Да что ж такое-то… сейчас…

Взяла вторую. Чиркнула о коробок. Не получилось. Еще раз – вспыхнула головка.

– Лин… Лина, берегись! – схватил ее за руки Кира. Спички рассыпались, и тут же полностью намокли. Их окатило кипятком из подлетевшей кружки.

– Ай-я-я, да что ж такое! – подпрыгнула она, ошпарив пальцы. – Все вымокло!.. Ай, больно как!.. – затрясла руками. Позади раздался выдох. – Кирюшечка, ты только не переживай. Я что-нибудь придумаю сейчас… – осмелилась обернуться и на Киру посмотреть. Слова застряли в горле.

Глаза привыкли к темноте. А лучше бы не привыкали. Кирилл выглядел неважно. Сжималось все внутри. Весь перепачканный в крови, под ним ее скопилась лужа. Лицо, белее мела в лунном свете. Глаза опухли, булькало в груди. Слабел буквально на глазах, едва удерживая позу «сидя». И взгляд блуждал. Она подвинулась вплотную, руками Киру обняла, откинула с щеки слипшиеся пряди.

– Держись, дружочек. Ты держись…

– Мне холодно… – содрогнулся он от пробирающего озноба. И зуб на зуб не попадал.

– Сейчас, погоди. Попробую достать, – Лина подалась чуть-чуть вперед и потянула руку к пледу, обычному, не старому, свисающему с кресла. Не дотянулась, далеко. Привстала на колене, вытянулась в струнку, немного вышла из безопасного угла… Вся мебель сдвинулась вперед, над полом грозно приподнявшись.

– Нет, нет, не уходи. Не оставляй меня тут! – испуганно вцепился в нее Кира и потянул назад.

– Конечно, не уйду, – опять к нему прижалась. Мебель колыхнулась и опустилась на пол. – О Господи, ты весь горишь! – потрогала огненный лоб. – А если сепсис?.. а если?.. Кирочка, держись, я что-нибудь соображу… Держись, ладно? Хорошо? – и всхлипнула. Беззвучно.

– А ты не уходи. Ты точно не уйдешь? Я не хочу… мне холодно и страшно. И все болит. Не уходи, пожалуйста, не оставляй меня тут одного, оно же меня убьет сразу, не уходи, ладно, хорошо? Не у…

– О Господи, ты бредишь, – стиснула до скрипа зубы, чтобы случайно не завыть. Стянула с себя верхнюю одежду, накинула на плечи Киры, и обняла его, пытаясь отогреть собой. – Держись, пожалуйста. Держись…

Уткнулась носом в его шею. Вдохнула крови аромат, с оттенком боли, пота, смерти. Вся мебель, негодуя, затряслась и сдвинулась вперед. Огромный шкаф навис над ними, в воздухе паря. Чуть только сдвинься, отойди – и он обрушится, раздавит. И будет здесь висеть и ждать всегда. Хоть день, хоть вечность, ведь он же не устанет, никогда.

Кирилл обмяк совсем и на нее облокотился. Ладонью Лина ощущала дрожь. «Он уже же умирает…» – вдруг поняла, ясно и четко, и задрожала тоже. Заплакала, старательно скрывая слезы. Переложила Киру на себя, он лег ей на колени, застонал. Калачиком свернулся, вцепился в ее ноги. Так сильно, как будто бы боялся, что она встанет и все-таки уйдет. А Лина гладила его, пропускала волосы сквозь пальцы, и что-то говорила, без умолку, то, во что не верила сама: что все закончится, и скоро, само-собой, что хорошо, что Киру отвезут в больницу, и что она к нему придет, и принесет томатный сок и апельсины – и понимала, что им не выбраться отсюда. Она не сможет им помочь. Ничем. Никак.

И никогда.

(Но в нос ударил запах дыма)

Глава 13
Последняя

Егора безудержно рвало. Он задыхался и ползал на полу, глаза резал невыносимо яркий свет, ладони скользили на собственной же рвоте. Он падал на живот, опять приподнимался и полз, полз, пока головой не упирался в стену – тогда он разворачивался и полз обратно, захлебываясь от горькой желчи, булькающей во рту. Так плохо ему не было, наверно, никогда, но самое паршивое, что он не помнил, где находится и как сюда попал, и, главное – как выбираться из адова местечка, где хозяйничал сам Сатана. Он смутно помнил едкий дым, который выливался из него, раздирая нос, уши, глаза, нутро – ему казалось, что его вскрывают, на живую, что глаза не выдержат и вытекут наружу, и вены лопнут от натуги. И он боялся, до смерти, что это повторится вновь, и Егор знал точно, что не вытерпит тогда и просто сдохнет. И единственное, что он понимал – что надо выбираться. Ползти вперед. Бежать. Любой ценой!

Егор всегда был атеистом. Но слова молитвы «Отче наш» всплывали сами в голове, и он их повторял, по кругу, раз за разом – они немного вытесняли щемящий ужас из груди. Неожиданно яркий свет сменился непроглядной тьмой, но от этого Егору стало легче – теперь не казалось, что в глаза кто-то тычет тупой иглой. Везде все затряслось, над ухом что-то полетело, огромное нечто мимо проползло, и он едва успел к стене прижаться, чтобы это «что-то» пропустить и не оказаться размозженным.

Шея болела. Трещали позвонки. В паху пульсировала боль. Кислорода остро не хватало. Хотелось лечь и умереть, только бы все это прекратилось, но в то же время больше всего на свете ему хотелось жить.

Но вот глаза стали различать предметы. И разглядели длинный, мрачный коридор. В его конце белело что-то. Входная дверь! Егор собрал остатки сил и к ней подполз, и вовремя – начался сущий кошмар: с разламывающим череп скрипом отовсюду поползли предметы, мебель, и все плотным потоком втискивалось в дверной проем одной из комнат; от страха он чуть не отключился. Но собрал остатки воли и схватился за дверную ручку, вниз потянул – щелкнул замок, она открылась. Хрипя, не веря счастью, он выбрался наружу. Скатился по ступеням. На землю рухнул, жадно ртом заглатывая воздух. Сердце колотилось так, что, казалось, оно вот-вот взорвется.

Но, хоть он и выбрался наружу, дикий страх в груди и не подумал исчезать. Из дьявольского дома доносились вопли, шум, трещала крыша. Егор не помнил, есть ли там люди, он вообще почти не соображал, зато он точно знал, что в доме обитает Сатана, который скоро вырвется наружу. И тогда наступит… Егор не знал, что именно случится, но знал, что это допустить нельзя. Все еще мутным взглядом он посмотрел вокруг. Увидел домик. Баню. «Баня-печка-дрова-огонь» – составилась в уме простейшая цепочка, на большее пока Егора не хватало – и мужчина пополз вперед, руками землю загребая, раздавливая грудью кабачки. Дополз. С опаской заглянул вовнутрь.

Дрова. И жидкость для розжига. Много пустых пачек из-под сигарет. И спички. В коробках.

Мужчина сгреб дрова в охапку, в карманы спичек натолкал, канистру тоже прихватил и пошел обратно. Его шатало. Один раз он все-таки упал, рассыпал ношу, кое-как собрал, дошел до дома. Вполголоса прочел молитву, крышку канистры отвинтил. Облил крыльцо, гнилой фундамент, стены, ставни и рамы у окон. Дрова расставил вокруг дома.

Согнулся – вырвало опять.

«Дрова, дрова, дрова» – заело в уме слово. Чтобы огонь сожрал все до остатка, дров надо много. Егор разломал забор, благо что гнилые доски отваливались сами. Нашел сухие ветки. Расставил вокруг стен. Облил остатками жидкости из канистры. Достал спичку из кармана. Чиркнул.

Безумным взглядом посмотрел на притихший дом.

– Изыди, демон! – и бросил огонек вперед.

Пламя стремительно крыльцо объяло. И быстро расползлось вдоль стен. Дрова задорно затрещали, тонкие ветки заалели в темноте, жаром ударило в лицо, пространство ярко осветилось, и едкий дым застлал глаза. Егор разинул рот и с упоением в душе смотрел, как монстр дохнет, стремительно и стопроцентно.

– Ироды! Как же они заколебали! – раздался гневный женский визг.

– Чего там, Маш?! – вторил визгу грубый бас.

– Ты че, слепой?! Звони в пожарку! – донесся грузный топот в стороне.

Егор очнулся, дрогнул. Массивная женщина во тьме, с колыхающими телесами, с торчащими сухими волосами на круглой свинячьей голове, бегущая навстречу, словно слон, в светлом развевающемся халате – ну призрак, не иначе – перепугала его вусмерть. Он развернулся и помчался в лес, где скоро скрылся в чаще, боясь, что очередной посланник тьмы вот-вот его настигнет, заставит понести за все ответ, а после в преисподнюю отправит.

Лина все вспоминала, как в тумане. Помнила, что воцарился сущий ад, и пламя быстро разгорелось. Как стойко дом терпел, но вот осыпались осколки; потом и мебель рухнула на пол. Она помнила, как стены жалобно завыли; как все дрожало и тряслось. Помнила, как глотку раздирало диким кашлем. Как время медленно текло. Как дотащила Киру до окна, как перебросила его наружу и как отполз он от огня, и как она сама вдруг села на пол и щупала его перед собой, среди дыма и огня, и все кричала: «Солнце! Солнце!»; глаза саднило, все плыло, щелчками воздух бил по горлу. Кирилл снаружи подзывал и кислорода не хватало. Пока вдруг не услышала испуганное «У-и!» и не наткнулась пальцами на крохотную тушку. Как с ней в руках бросилась к окну и выпала наружу, скуля от боли от ожогов.

Помнила вопли соседа и соседки, как Кира стонал и корчился в траве – она сидела рядом с ним и за руку его держала. Потом вокруг все замигало и вой сирены оглушил. Врачи, пожарные, мужчины в форме, все суетятся, говорят, а ей так плохо, так хочется домой, в кровать, закрыть глаза и чтобы все исчезло, и чтобы стало хорошо, комфортно, сухо и уютно!..

Дом начали тушить, но он успел сгореть почти дотла. Какое было пламя! Огромным пиком поднималось выше крон и освещало все вокруг, нещадно обжигая жаром. Но вот остатки дома погасили: они осыпались в золу. Врачи Кирилла окружили и немедля увезли. Лину немного допросили, она могла хотя бы связно говорить – а после и ее отправили в больницу. В машине у нее пытались забрать свинку, девушка заплакала и не дала. Она вверила ее подруге, примчавшейся с утра.

Показания Кирилла следователи в расчет не взяли. От большой потери крови и многочисленных открытых ран парня только на седьмой день перевели из реанимации в палату общей терапии, и, судя по всему, у него случился тяжелый посттравматический синдром: во время дачи показаний он нес полнейший бред. Про дьяволов, про то, что мебель якобы сама летала, и что осколки сами нападали, и что вообще все произошло само.

Зато девушка внятно поведала, как именно все было:

Они сидели с Кириллом, ее любовником, на кухне, и мирно пили чай. Как вдруг ворвался в дом немолодой мужчина. По виду – с нездоровой головой. И начал все крушить, швырять, бить стекла и с осколками на них бросаться. Они спасались, как могли, но ненормальный тип не унимался, поджег крыльцо, а их, избитых, в доме запер. Когда же они выбрались через окно, его и след простыл. Соседка тоже подтвердила, что видела искомого мужчину, но добавила, что он тут совершенно ни при чем, потому что в доме испокон времен живут одни шалавы, и что там проклятое все.

Следователи малость обалдели, составили фоторобот, разослали по участкам и мужчину объявили в розыск.

В больнице Лина провела неделю. Ждала, когда с квартиры мамы съедут съемщики жилья. В палате одолевали тягостные мысли, и время медленно текло. Зато там, наедине с собой, с нее как будто спала пелена, и глаза на все раскрылись. Она внезапно поняла, что именно творила, и поверить не могла, что сама во все втянулась. Что то, что с ней произошло, в принципе было реально. Как будто раньше в голове стоял затвор, мешающий ей видеть трезво, и, как знать, возможно, он действительно там был. Но как только дом сгорел, помутнение исчезло. Лину трясло от воспоминаний, она ненавидела себя. О боже, ну как она не догадалась раньше?!

Любовь ее и полтергейста… Ха-ха, какая к черту там любовь?! Ведь все же просто и банально: дом использовал ее, наглей всех бывших, вместе взятых. Цинично, как марионетку. Ведь что он без жильца внутри, без связи с внешним миром, без приводимых тел? Он не смог бы сам себя чинить, поддерживать в себе порядок, и просто сгнил бы, развалился. Конечно, при таких-то данных, дом делал все для ублажения жильца, чтоб удержать его внутри. И кто конкретно в нем живет, ему то вряд ли было важно. Бабушка вот тоже это поняла. Потому дом и поджигала, да только не успела довести дело до конца.

Прошла долгая неделя. Ожоги подлечились. Лина перевелась на дневной стационар и покинула больницу.

Дел навалилось – не перечесть. Восстановить все документы (спасибо тем, кто сообразил единое окно!), продать участок злополучный, купить хоть что-то из одежды, забрать свинку у подруги (отныне Солнце звали Боней), научиться жить одной. И не думать о Кирилле, потихоньку забывать – что было для нее сложней всего.

С того дня недели три уже прошло. И Лина думала о парне постоянно. С утра, как только просыпалась. И вечером, и перед сном, и ночью с ним во сне болтала, и днем, бывало, зависала, ревела иногда, а иногда – грустила. Вся музыка, все виды за окном, и мотоциклы на дороге, прохожие и даже молодой супруг подруги (который оказался не такой уж и козел) – все, вот все ей о Кирилле напоминало, и девушке казалось, что она почти сошла с ума. И Лина находила сотню дел, все чистила, скребла, искала подработку – все, что угодно, лишь бы отвлечься, но толку было ноль.

Она к нему ходила, вообще-то. Узнала кое-как, где он находится, обзвонила все больницы. Смущенно интересовалась, не у них ли находится Кирилл, с ожогами, множественными порезами стеклом и с раздавленной рукой. Она же ничего о нем не знала. Ни адрес проживания, ни возраст, ни фамилию. Имя вот только. И везде довольно резко отвечали и говорили «нет». Пока не повезло случайно дозвониться до диспетчера, который вызов принимал в ту кошмарнейшую ночь. Он и сказал, что Кира в медсанчасти.

Она купила томатный сок и апельсины. Долго топталась на крыльце. Смотрела на привязанную к перилам лупоглазую собачку, трепала ее по голове и набиралась смелости. Скурила, наверное, половину пачки. А время посещений подходило к концу, и Лина отважилась войти. Узнала номер палаты и поднялась на второй этаж. Прошла по белому коридору до палаты номер семь. Остановилась. И заглянула в маленькую щелку.

Увидела его. Он просто сидел на кровати, весь перевязанный, в гипсе, довольный. Но не один. Наверно, с мамой, с папой, с девчонкой, на него похожей – она сидела рядом и смеялась. И Лина рада была его увидеть, и даже очень, но подойти так и не посмела. Она расплакалась, решила, что не ждет ее никто, и что она банально здесь чужая, поставила пакет у входа и, торопясь, ушла. И не приходила больше.

Зачем?

Ведь у него же все прекрасно. Чудесная семья, не верилось ей даже, что такие существуют, чтобы все вместе на свидание ходили. Счастливая и полная. От которой можно поддержки ждать. Какая редкость!.. Да и она ему зачем? Такая… вот такая? После всего того, что было? Он не умрет без нее, она ему, наверное, и нафиг не нужна – и Лина Киру прекрасно понимала.

И сама Лина тоже, не умрет. Ну, пострадает месяц-два, потом утихнет все, пройдет. Не этого ли она хотела? Пожалуйста, вот, желание сбылось, сиди и наслаждайся.

И Лина сидела. За новеньким столом, листая прайс «Стройпарка». Ремонт затеяла, решила обои поменять. Да и отвлечься ей хотелось, и она ждала подругу, чтобы с ней вместе все стены ободрать. Она вот-вот должна была прийти.

Звонок.

Лина подбежала к двери и наспех распахнула. Вот только увидала не подругу. А руку. В гипсе. И много-много мелких швов. И волка злого на футболке. И…

Из глаз обильно слезы потекли. И спазм дыхание сдавил.

– Держи. Это тебе, – и к Лине протянулась дыня.

Она ее не удержала и уронила на пол.

– Ты… ты подстригся… – только и смогла сказать.

– Волосы немного подпалились. Ничего, они же быстро отрастут.

– Как… ты… меня… нашел… – слова совсем не шли. Их всхлипы полностью давили.

– Следователь дал наводку.

«Как хорошо, что им не стоит доверять!»

– Я видел, как ты приходила. Как раз в окно смотрел, и глядя на тебя, так захотел курить. И кстати та собачка, это был мой Гром. Правда, он милый? Его в больницу не пустили, сказали, что с животными нельзя. А потом я твой пакет нашел у входа, когда сестру с родителями провожал. Ты же мне обещала томатный сок и апельсины, я все запомнил, – затараторил быстро и невозможно улыбнулся. Так, как обычно. И тот самый хитрый прищур болотных глаз… – Он, кстати, очень вкусный был, спасибо. И апельсины тоже. А почему ты так и не вошла? Я думал, ты потом придешь, когда родителей не будет, ждал каждый день, а так и не дождался. Ну и… и вот. Надумал сам прийти. Дурак, да, знаю, только… – голос заметно задрожал. – Эй, Лин, ну что с тобой такое? Скажи хоть что-нибудь. Ну ты хотя бы рада меня видеть?..