Текст книги "Кто же он?"

Автор книги: Георгий Мартынов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

– И он вам поверил? – спросил Снегирев.

– Думаю, что поверил. Но он несколько раз возвращался к этому разговору.

Профессор наклонился вперед и, пристально глядя в глаза Фаулеру, спросил:

– Скажите, когда в номере гостиницы вы внушали Миронову согласиться на ваше предложение, не вспомнили ли вы случайно о событиях прошлого?

– Вы имеете в виду мнимый расстрел?

– Да!

– Кажется, вспомнил. Да, точно, воспоминание мелькнуло. Но ведь это естественно… – Неожиданно канадец вскочил. Растерянность, даже смятение ясно отразилось на его лице. – Вы думаете?..

– Да, – грустно ответил профессор. – Именно это самое.

– О, боже великий! Значит самоубийство?..

– Сомнений быть не может. Самоубийство – ваша вина! Правда, невольная, этого я не могу отрицать.

– Я никогда не прощу себе!

– Хочу верить.

Снегирев повернулся к полковнику Круглову:

– Вы говорили, что у вас нет больше вопросов. Тогда очень прошу вас – заканчивайте допрос. Или позвольте мне уйти. Я не могу больше видеть этого…

– Но ведь вы сами сказали, что я невольно, – умоляюще воскликнул Фаулер.

– Ничего не меняет. Вы обязаны были понимать, что вы делаете, и следить за своими мыслями. Вы ученый, а не дилетант в науке.

Снегирев повернулся к канадцу спиной.

– Есть у кого-нибудь вопросы? – спросил Круглов.

Все молчали.

– В таком случае, всё!

Фаулера увели.

– Я не вполне понял смысл вашего разговора с этим человеком, – сказал Круглов, обращаясь к Снегиреву.

Профессор встал и нервно заходил по кабинету.

– Вот что делает наука в руках безответственных ученых, – сказал он. – Погоня за деньгами и славой, личные интересы прежде всего. А люди? Материал для опытов, не более. Кролик или человек – какая разница? Смысл нашего разговора? При чем здесь его смысл? И я не верю в искренность его раскаяния. «О боже великий! Я никогда себе не прощу!» Слова, слова, слова! Подопытный кролик умер, только и всего! Какое ему дело до «кроликов».

Профессор уже почти бегал по комнате.

– Но может быть, всё же вы объясните нам, почему застрелился Миронов?

– Потому что по вине этого, с позволения сказать, ученого, Миронов отчетливо вспомнил всю сцену расстрела им советских людей, вспомнил, не зная, что стрелял холостыми патронами и никого не убил. Не зная!Можете вы понять весь ужас этого? На ваш вопрос, – профессор повернулся к Лозовому, – Фаулер ответил правильно. Миронов не помнил о расстреле, потому что в тот момент находился под сильнейшим внушением, А значит, и бесполезно было говорить ему о том, что расстрел был мнимым. Он действительно просто не поверил бы. Но в гостинице Фаулер обязан был сказать ему, об этом. Врач, проводящий сеанс гипноза, не может думать в этот момент о чем придется. Тем более такой, как Фаулер. О своей исключительной силе он хорошо знает. Один факт, что без помощи усилителя ему удалось вернуть память Миронову, говорит об этой исключительности. – Снегирев резко остановился. – А может быть, – сказал он медленно, – не было тут никакой случайности? Может быть, он не невольно, а сознательно вернул память Миронову? Для того, чтобы еще в большей степени внушить ему желание бежать из нашей страны? Что, если так?

– Возможно, – отозвался Круглов. – Но доказать этого никак нельзя.

– Не в доказательстве дело. Так или иначе, но Миронов, внезапно для себя, вспомнил, что он сделал, находясь у немцев. Вспомнил, что среди расстрелянных находился его комиссар Иванов, имя которого стояло в списке награжденных. Видимо, он подумал, что этот Иванов случайно остался жив. И ему предстояла встреча с этим самым Ивановым при получении награды. Он понял, что оправдания ему нет.

– Это вполне правдоподобно.

– Это факт. И в этом причина самоубийства.

– А в чем же тогда причина поисков Мироновым смерти?

– Трудно сказать! Возможно, он мучился неизвестностью. Ведь Фаулер сказал ему, что на допросах он находился под внушением. Он не знал, что и о чем говорил на допросах. Может быть, выдал кого-нибудь. Не мог он полностью верить Фаулеру, которого считал гестаповцем. Кроме того, в партизанском отряде он назвал себя Михайловым, а о том, что в действительности его фамилия Миронов, судя по всему, помнил. И сам не понимал, чт заставляет его упорно держаться за фальшивую фамилию. И еще. Он знал, что подписал обязательство сотрудничать с гестапо. Для честного человека сознание этого непереносимо, что бы ни было причиной. А может быть, он и не искал смерти, а просто был человеком бесстрашным.

– Нет, – сказал Нестеров. – В том, что он искал смерти, сомневаться нельзя. Это было именно так.

Снегирев развел руками.

– Тут я бессилен, – сказал он.

– Хорошо! – сказал Круглов. – Всё, что вы сказали, безусловно, истина. И всё сходится. Но неясны два пункта. Зачем Миронов сжег какие-то бумаги?

– Боюсь, что это навсегда останется тайной, – ответил профессор. – В состоянии остро воспринятого внушения мысль человека работает иногда причудливо.

– Зачем он попросил у Фаулера пистолет?

– На это легче ответить. Во-первых, у него могла явиться если не мысль, то желание убить Фаулера. А во-вторых, могла сказаться привычка иметь при себе оружие. Я уже сказал, что в таком состоянии мысль человека причудлива. И в-третьих, он мог пожелать иметь оружие именно потому, что почувствовал желание тайно перейти границу. Ведь о том, что он загипнотизирован, Миронов не догадывался. И очень возможно, если бы у него мелькнула мысль не являться за наградой, а сразу бежать, он не застрелился бы. Но здесь огромную роль играет характер человека и, разумеется, тот факт, что Фаулер действовал без усилителя. Полностью подавить протест в душе Михайлова ему не удалось. Трудно сказать, – задумчиво закончил Снегирев.

Наступило непродолжительное молчание. Его нарушил Лозовой.

– Как хотите, – сказал он, – а мне как-то не верится, что Фаулер был направлен к немцам с разведывательной целью. Он же ученый, а не разведчик.

– Зато в его руках была сила, которой не обладают обычные разведчики. Мы не знаем, с каким заданием он был послан. Может быть, именно эта сила и сделала его единственным, кто мог выполнить это задание,

Круглов потер лоб.

– Что-то я припоминаю, – сказал он. – Как будто этим вопросом интересовались, когда стали известны показания Синельникова. Фигура Фехтенберга выглядела загадочно. Нет, Фаулер сказал нам правду. И в том, что канадская разведка вряд ли захочет сообщить подробности, он также прав. Когда-нибудь, возможно, мы их узнаем, если Фаулер действительно напишет свои воспоминания.

– Интересно, как с ним поступят? – сказал Иванов, молчавший до сих пор.

Круглов улыбнулся.

– Я не пророк, – сказал он. – Очень скоро это станет известным.