Текст книги "Дети Земли (Художник Н. И. Гришин)"

Автор книги: Георгий Бовин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

– А погодка-то на этой Венере – не дай боже! – пробурчал он, безуспешно вглядываясь в непроницаемую сероватую стену тумана. – Как нам быть, Игорь Никитич? Дальше спускаться вслепую опасно! – сказал он, косясь на высотомер. – Высота всего лишь четыреста метров.

– Попробуем ещё чуточку спуститься, – ответил Белов. – В крайнем случае включайте двигатель хоть на десять «же» и пробивайтесь кверху сквозь облака: начнём всё сначала.

Стрелка высотомера снова зашевелилась. Галя хорошо запомнила, что такое десять «же», недавно испытанные ею при спуске. Она подумала было, что следует лечь, но отбросила эту мысль и осталась у окна.

Вдруг впереди закачались какие-то тени, метнулись в стороны обрывки туч, и «Уран» вынырнул из тумана… Под ним бежало назад мрачное, красновато-коричневое море, по которому медленно катились огромные, разделённые сотнями метров водяные горы. По пологим скатам этих великанов тяжело карабкались меньшие волны. Неистовый ветер нетерпеливо срывал с них гребни, поднимал их кверху и мчал, размётывая в клочья, рассеивая и превращая в бешено крутящуюся белую пыль, которая тут же бесследно таяла в воздухе.

Над кипящей пучиной неслись низкие, почти чёрные тяжёлые тучи, которые клубились, быстро меняй причудливые очертания. Они то касались верхушек рвущихся кверху волн, перемешиваясь с потоками пены, то стремительно взмывали вверх, чтобы в следующий миг снова ринуться навстречу разъярённому морю.

То тут, то там вырастали гибкие смерчи, Извиваясь, как змеи, они жадно всасывали влагу и, не удержав её, рушились вниз стремительными водопадами. Ветер подхватывал их на лету, разбивая в невидимые брызги.

Ветвистые молнии, внезапно расцветая на фоне туч, придавали грозному ландшафту мертвенно-фиолетовый оттенок. Грома не было слышно из-за монотонного рёва двигателей При свете молний волны и летящие клочья пены как бы застывали на мгновение, и тогда путешественникам казалось, что перед ними не живой бушующий мир, а картина, написанная обезумевшим художником. Молния гасла, и волны снова начинали спою бешеную пляску. Глядя на беснующийся хаос, Галя чувствовала, что восторг переполняет её грудь. Вдруг ей показалось, что сквозь окружающий грохот доносятся слова:

«Всё мрачней и ниже тучи опускаются нал морем, и ноют, и рвутся волны к высоте навстречу грому. Гром грохочет. В пене гнева стонут волны, с ветром споря. Вот охватывает ветер стаи волн объятьем крепким и бросает их с размаха в дикой злобе на утёсы, разбивая в пыль и брызги изумрудные громады».

Галя удивлённо оглянулась. Капитанская дочка стояла у среднего окна и бессознательно шевелила губами. Микрофон свешивался ей на грудь.

– Ну же! Давай громче! – крикнул Иван Тимофеевич, отрываясь от штурвала.

Маша поднесла микрофон поближе к губам, и слова чудесной песни перекрыли и грохот моторов, и удары грома, и рёв неистовствующей бури:

«Синим пламенем пылают стаи туч над бездной моря. Море ловит стрелы молний и в своей пучине гасит. Точно огненные змеи, вьются в море, исчезая, отраженья этих молний. Буря! Скоро грянет буря!»

Могучий космический корабль, буревестник грядущих побед Человека над природой, стремительно летел навстречу урагану.

Путешественники долго не могли произнести ни слова, подавленные величественной и грозной картиной неведомого мира. Многие сотни километров остались позади, а вокруг по-прежнему бушевало море да клубились тучи.

– Константин Степанович, в какой .части планеты мы находимся? – спросил Белов.

– Точно не скажу, но, по предварительным замерам, недалеко от экватора. Да и температура говорит об этом. Взгляните, на наружных термопарах девяносто шесть градусов. Столько же показывают гипсотермометры. Значит, температура воздуха равна температуре кипения воды при существующем здесь атмосферном давлении – 640 миллиметров ртутного столба. Море действительно кипит!

– Из-за низкой облачности мы не можем осмотреть планету с высоты. Надо найти какой-то другой путь исследования. Что вы предлагаете, товарищи? – спросил Белов.

– Я думаю, что самое простое – это прежде всего облететь Венеру по экватору, – предложил закончивший вахту Иван Тимофеевич, разминая затёкшие руки. – Тогда мы увидим, есть ли на ней суша, и узнаем, что здесь делается ночью.

– Если мы хотим побыстрее познакомиться с планетой, то облетать её надо по меридиану! – сказал, подымаясь с койки. Николай Михайлович, в первый раз без ворчливого тона. – Тогда мы сразу выясним положение полюсов, а значит, и наклон оси планеты к плоскости эклиптики. Это упростит нам дальнейшую ориентировку. Кроме того, при облёте по меридиану мы наверняка сумеем побывать и на её ночной стороне. Ведь при огромной скорости «Урана» облёт вряд ли займёт больше нескольких часов.

– Положим, на такой высоте и при такой погоде он займёт десятки часов. Но в основном вы правы, – заключил Белов. Так и поступим.

Корабль, развернувшись, взял курс на южный полюс. Скорость была доведена до восьмисот километров в час. Лететь быстрее при почти бреющем полёте и при плохой видимости было опасно. Впрочем, для успешных наблюдений даже эта скорость была предельно высокой. При ней облёт планеты должен был занять около сорока восьми часов, что вполне удовлетворяло участников экспедиции.

На всякий случай радар держали всё время включённым. Встреча с горным хребтом была маловероятной, но Игорь Никитич не хотел рисковать.

Уже прошло несколько часов, а «Уран» всё ещё мчался над морем. Через каждые десять минут Галя включала на несколько секунд кинокамеру. В остальное время она без устали фотографировала и старалась тут же проявлять снимки.

Ольга Александровна брала пробы воздуха и, уединившись в лаборатории, производила химический анализ, принимая бесконечные меры предосторожности, чтобы воздух не попал в жилые помещения. Уже первая проба показала, что атмосфера Венеры состоит в основном из углекислого газа и азота. Количество свободного кислорода было ничтожным. Оно исчислялось тысячными долями процента, в то время как воздух Земли на одну пятую состоит из этого газа.

Константин Степанович категорически заявил, что раз в атмосфере есть свободный кислород, значит на планете должна быть хоть какая-нибудь растительность.

– Кстати сказать, – добавил он в заключение, – очень подозрителен цвет моря. То ли оно грязное от глинистых частиц, поднимаемых волнением, то ли кишит красноватыми микроорганизмами и водорослями, вроде нашего земного планктона.

– Но ведь планктон зелёный? – спросил Николай Михайлович.

– На Земле – зелёный, – ответил старый астроном, – а на Венере может быть и красным. Здесь переизбыток тепла, и растения защищаются от него тем, что отражают тепловую, красную часть спектра. Вы когда-нибудь видели водоросли, растущие в горячих источниках? Ведь они красные. Молодые листья многих земных деревьев тоже бывают красноватыми.

– А почему это происходит?

– Потому, что в процессе роста они проходят все фазы своего прошлого биологического развития. Очевидно, когда-то на Земле было теплее, чем сейчас, и растительность на ней была красноватой. А вот на Марсе, где холодно, она имеет голубоватый оттенок, как у растений нашего Крайнего Севера. Там листья, наоборот, стремятся поглотить как можно больше тепла. Вот я и думаю, что, может быть, то, что нам кажется грязью, на самом деле есть основа жизни на Венере.

– Всё это очень интересно, – заметил Николай Михайлович, – но соловья баснями не кормят. Мне бы поскорей найти сушу, спуститься да запустить в неё руки. Мне всё ещё кажется, что я сплю!

Все жадно смотрели в окна, но кругом виднелось лишь бесконечно кипящее море.

Суша появилась неожиданно. Это была низкая, под цвет моря красноватая песчаная отмель, кое-где усеянная плоскими коричневыми камнями. Радар докладывал, что она простирается от кромки прибоя до самого горизонта.

Потоки косого дождя беспощадно хлестали по ней, образуя мутные ручьи и реки, быстро несущиеся к океану. Ни одно деревцо, ни один кустик не украшал эту бесплодную мокрую пустыню.

Часы проходили один за другим, а картина почти не менялась. В этом медленно вращавшемся, плотно укутанном облаками мире был явный переизбыток тепла. Он предопределял и почти непрерывные дожди и ураганные ветры. Казалось, ничто живое не могло возникнуть и развиться среди этой пляски стихий.

По мере приближения к полюсу стал угадываться наклон оси планеты. Использовать обычный гирокомпас для определения направления меридиана было невозможно, потому что Венера вращалась чересчур медленно. Да и магнитный компас то и дело шалил. Магнитное поле Венеры оказалось гораздо слабее земного, и только система космического и магнитного компасов показывала изменение положения корабля в пространстве от вращения планеты и от движения вдоль меридиана. Это позволяло, хоть и очень не точно, судить о наклоне оси Венеры и о скорости её вращения.

Оказалось, что ось её наклонена к плоскости эклиптики примерно под таким же углом, как ось Земли. Правда, несовпадение магнитного полюса, по которому ориентировались путешественники, с полюсом вращения могло довольно сильно исказить результаты вычислений. Но можно было уверенно сказать, что наклон оси Венеры никак не меньше восемнадцати-двадцати градусов.

Этим открытия не ограничивались: Капитанская дочка подсчитала, что Венера оборачивается вокруг оси за 32,4 земных суток и направление её вращения совпадает с земным.

– Насколько я помню, в году Венеры около 288 земных суток? – спросила Галя Капитанскую дочку.

– Верно.

– Значит, в её году лишь девять дней? Вот так год!

– И совсем не девять!

– Ну хорошо, не совсем девять, чуточку меньше. Что ты придираешься к мелочам?

– Хорошая мелочь – целые сутки! Да ещё когда их всего неполных восемь!

– Девять!

– Неполных восемь!

– Ага, вот я тебя и поймала! – Галя с торжествующим видом схватила логарифмическую линейку. – Смотри: 288, делённые на 32,4, равны 8,88. Значит, всё-таки около девяти?

– Так, так. А что такое 8,88?

– Как что? Число венерных суток в году1

– Врёшь!

– Фу, Маша, не люблю я твоих выражений!

– А я – твоих ошибок. 8,88 – число звёздных суток!

Галя сразу прикусила язык.

– А что такое звёздные сутки? – заинтересовалась Ольга Александровна.

– Это время оборота планеты вокруг оси. А солнечные, обычные сутки – это время от полудня до полудня.

– А разве это не всё равно?

– Нет, конечно! Солнечные сутки больше звёздных. Чтобы стать по отношению к Солнцу в то же положение, что и предыдущий полдень, планета должна повернуться на целый, оборот да ещё на угол, на который она переместилась за сутки, по орбите. Земля за это время проходит дугу меньше градуса, поэтому разница между солнечными и звёздными сутками на ней всего четыре минуты. Венера же за свои солнечные сутки перемещается по орбите почти на 46 градусов, и они длиннее звёздных на четверо с лишком земных суток.

– Так сколько же в конце концов времени длятся солнечные сутки на Венере? – вскричала окончательно сбитая с толку Ольга Александровна.

– 36,5 земных солнечных суток!

Ольга Александровна схватилась за голову…

Галя поняла свою оплошность задолго до конца Машиных поучений. И на этот раз Капитанская дочка оказалась непогрешимой.

Так был установлен наклон оси и продолжительность суток на Венере. Их величина не удивила астрономов «Урана», но тем не менее они были взволнованы до предела: подтверждались ранние догадки и предположения.

Очень медленное вращение Венеры наряду с достаточно большим наклоном оси вызывало чрезмерное нагревание её летнего полушария и дневной стороны, в то время как зимнее полушарие и её ночная сторона сильно переохлаждались. Чудовищные ветры стремились уравнять температуру между нагретыми и холодными областями планеты.

Как ни странно, но нужно было ждать, что на зимнем полушарии планеты климатические условия окажутся не менее суровыми, чем на Земле. Однако это, как и многое другое, требовало подтверждения. В ближайшие часы Венера должна была раскрыть перед путешественниками свои самые сокровенные тайны.

Глава 6
У ЦЕЛИ

Мир был бы слишком тесен, если бы он не доставлял материала для исследований мудрецам всего мира.

Сенека

Чем ближе подлетал корабль к полюсу, тем всё хуже и хуже работал магнитный компас.

Настал момент, когда его картушка беспомощно заметалась в котле нактоуза. Очевидно, корабль проходил вблизи магнитного полюса планеты. Пришлось держать «Уран» на курсе исключительно по космическому гирокомпасу. Когда магнитная буря кончилась, корабль уже мчался к экватору.

Внизу по-прежнему тянулась унылая коричневая суша, местами гладкая, местами испещрённая стадами плоских красно-коричневых валунов. По ней в одинаково отлогих берегах струились мутные ручьи и реки, ещё более усиливавшие однообразие пейзажа.

В этой части Венеры, куда поступало Сравнительно мало тепла извне, не было устрашающих ураганов, которые так поразили путешественников при первом знакомстве с планетой. Но всё же по земным масштабам ветер был сильным.

Неожиданно впереди снова показалось море. Оно ничем не отличалось от покинутого несколько часов тому назад.

– Ну вот, суша и позади. Как же мы её назовём? – спросил Николай Михайлович у Белова, стараясь сделать простодушную мину, отчего его лицо перекосила неопределённая гримаса.

– Мне кажется, что самое правильное – назвать её по месту расположения: Южным материком, – ответил Игорь Никитич, с удивлением наблюдая за ужимками Николая Михайловича и стараясь понять, куда он клонит.

– А почему бы вам не присвоить ей чье-нибудь имя? – вкрадчиво спросил Синицын, в свою очередь следя за Беловым.

– Что-то я вас плохо понимаю, Николай Михайлович! – произнёс Игорь Никитич, пряча улыбку. – Назвать новую землю именем кого-нибудь из членов экипажа – нескромно, а присваивать ей имя учёного, не имеющего прямого отношения к открытию, – значит оказать и ему и себе величайшее неуважение.

Синицын удовлетворённо кивнул и открыл было рот для нового «коварного» вопроса, но тут из фотолаборатории пулей вылетела Галя, держа в руках проявленный снимок.

Оглядевшись, она бросилась к Игорю Никитичу.

– Смотрите, смотрите, ведь это растения! – закричала она, тыча пальцами в фотографию.

Игорь Никитич осторожно взял ещё мокрую карточку. С неё смотрел унылый ландшафт Южного материка. Но острый взгляд учёного сразу схватил особенность снимка. Плоские камни, на глаз более светлые, чем окружающий грунт, на снимке были почти чёрными.

Снимок переходил из рук в руки. Даже Максим, ведущий корабль, бросил на него беглый взгляд.

Константин Степанович кашлянул, взял Галю за руку и, старомодно расшаркиваясь, торжественно произнёс:

– Уважаемая Галина Семёновна! – Галя даже вздрогнула от столь официального вступления! – Позвольте мне первому принести вам мои искренние поздравления по случаю открытия вами растительности на Венере!

– Но, Константин Степанович, вы же сами меня учили делать такие снимки с Марса, – ответила раскрасневшаяся Галя.

– Учить было моё дело, но вам никто не поручал делать их здесь. Они – ваша инициатива, вы первая поняли, что на них изображено. Поэтому вам принадлежит и честь этого замечательного открытия.

Друзья окружили Галю, наперебой поздравляя её с успехом. Последним подошёл Игорь Никитич.

– От души поздравляю вас. Галочка, с большой удачей! Я…

Игорь Никитич остановился, видимо подбирая выражения. Он стоял, не выпуская Галиной руки, с нежностью и глубокой затаённой грустью глядя в её добрые, доверчивые глаза.

– Я бы отдал всё на свете, чтобы понять, почему вы так… – Игорь Никитич не смог докончить фразы, которая, может быть, рассеяла бы непонятное тёмное облако, которое всё время висело между ними и лишало их отношения простоты и естественности.

Неожиданно корабль начал стремительно проваливаться, и люди повисли на поручнях, Впереди закачался смерч. Чтобы избежать столкновения, Максим так круто положил «Уран» на крыло, что могучий корабль задрожал, а путешественники покатились по полу.

Как только «Уран» выровнялся, все разбежались по местам. Белов сел в командирское кресло, а Сидоренко на всякий случаи принял дублирующее управление.

«Уран» снова вступал в полосу бурь. На этот раз опасность была несравненно большей, так как внезапно надвинулись сумерки, которые быстро сменились кромешной тьмой. Мрак был наполнен ветром и влагой.

В помощь радару были включены прожекторы. Вскоре под низко летящим кораблём замелькала суша – родная сестра виденной прежде. По мере приближения к экватору буря усиливалась.

Вдруг впереди возник приятный голубоватый свет. Игорь Никитич приказал выключить прожекторы. Все, кроме ведущего корабль Сидоренко, столпились у окон.

Суша кончалась. Впереди расстилалось безбрежное море. Но какое море! Вся вода насквозь светилась ярким лунным светом. Тяжёлые валы набухали и разливались каскадами мерцающей ртути. Даже летящие по воздуху клочья пены испускали сияние. Казалось, море было покрыто полупрозрачной вуалью из светящихся кружев. Там, где волны разбивались о берег, вырастали замки, сотканные из лунных лучей. Достигнув туч, они на миг застывали и беспорядочно рушились, чтобы тут же снова восстать.

Всё море искрилось, сияло, фосфоресцировало. Свет, испускаемый водой, был настолько силён, что в неосвещённой кабине темнота сменилась полумраком. Только небо, покрытое низко нависшими тучами, было густо-чёрным. Световой игры моря оно не отражало и казалось зловещим. Кромка прибоя уже час как осталась позади, а корабль по-прежнему мчался над светящимся океаном, среди всплесков жидкого огня. Но вот постепенно сияние стало уходить в глубину, меркнуть и, наконец, исчезло бесследно.

Корабль вступил в северное, зимнее полушарие планеты. Наружная температура падала с каждой минутой. Тучи спускались всё ниже, заставляя «Уран» всё время маневрировать. Лучи прожекторов то и дело обламывались, упираясь то в клок низкого облака, то в завиток гигантской волны. Если бы не радар, продолжать полёт в этой грозной тьме было бы невозможно.

Игорь Никитич, затянув потуже ремни, чтобы болтанка не мешала писать, медленно выводил в вахтенном журнале:

«Уран» пролетел над фосфоресцирующим участком океана протяжённостью свыше тысячи километров. Предполагается, что свечение вызвано находящимися в воде микроорганизмами. По мере приближения к более холодным областям свет постепенно ослабевал, уходя под поверхность. Возможно, что светящиеся микроорганизмы предохраняют этим себя от воздействия зимнего холода. Очевидно, аналогичный способ они применяют и при чрезмерном нагревании воды во время длинного летнего дня, когда температура её наружных слоёв в экваториальных областях достигает точки кипения. Проверить эти предположения поручено проф. Петровой».

Уже свыше тридцати пяти часов бодрствовал экипаж «Урана», но никто не соглашался лечь спать: боялись упустить какое-нибудь новое чудо. Наконец по приказанию Ольги Александровны Галя, Константин Степанович, Сидоренко и Синицын, приняв дозу лёгкого снотворного, улеглись с условием, что их разбудят, когда корабль приблизится к Северному полюсу.

Вслед за ними по настоянию Белова легла отдохнуть и сама Ольга Александровна. Корабль вела молодёжь: лётчик Медведев и штурман Мария Миронова. Из старшего поколения бодрствовал только капитан. Казалось, он целиком ушёл в работу над вахтенным журналом. Только внимательный взгляд, которым он изредка окидывал приборы, выдавал напряжённое внимание и готовность к действию.

Неожиданно повалил густой липкий снег: мириады белых хлопьев понеслись навстречу кораблю, мгновенно залепив окна. Корабль ослеп. Если бы не радар, положение могло бы стать чрезвычайно опасным. Максим включил наружный обогрев. Но снег нёсся сплошной стеной. Прижимаемый встречным потоком воздуха, он плотно налипал на стёкла и удерживался на них густым слоем.

Продолжать в таких условиях полёт вблизи поверхности планеты стало опасно. По сигналу Игоря Никитича «Уран» взмыл и стремительно понёсся сквозь толстый слой облаков. На высоте двенадцати километров наружные стёкла наконец освободились от облепившего их снега, и корабль «прозрел».

Над головой мирно сияли знакомые с детства созвездия. Невысоко на западе горела яркая голубовато-жёлтая двойная звезда.

Земля! Родина… Она была такой далёкой, недосягаемой, что весь проделанный путь казался фантазией, лишённой всякого правдоподобия.

– Эх, нет у нас радиосвязи! – вздохнул Максим. – Послать бы сейчас весточку домой…

– Если бы это было возможно, мы бы послали, пожалуй, ещё и сведения о Венере! – вставила Маша, выверяя по звёздам показания гирокомпасов корабля.

– Мы много над этим работали, Максим, – сказал Игорь Никитич. – Чтобы передачи не заглушались радиоволнами Солнца, нужно иметь мощную передаточную станцию, а это слишком обременительно для «Урана» «Уран» ведь первый космический корабль, и его конструкция далека от совершенства. Да, да не улыбайтесь! Я знаю, что вы в него влюблены… Но всё-таки он мог бы быть лучше. Надеюсь, что к тому времени, когда мы вернёмся, дома практически решат эту задачу, и следующий корабль будет связан с Землёй если и не с чужой планеты, то хотя бы из мирового пространства. А пока нам придётся обойтись без радиосвязи. И без весточки!

«Уран» мчался над облаками. По небосводу медленно проплывали звёзды. Радар доносил, что внизу по-прежнему расстилается ровная поверхность Но была ли она морем или сушей, установить не удалось.

Дважды корабль пытался спуститься вниз, и оба раза безуспешно. Снег шёл по-прежнему, и «Уран» слепнул, даже не успевая пробить слой облаков.

Уже на широте шестидесятой параллели впереди закачались мерцающие столбы и занавесы полярного сияния. С каждой минутой они играли всё ярче, затейливее и всё выше поднимались над горизонтом. Наконец, всё небо затрепетало и заструилось разноцветным пламенем. Своеобразная нежность оттенков этого огня могла сравниться только со светом двойных или тройных звёзд, видимых в телескоп.

Игорь Никитич осторожно разбудил Галю. Через минуту она налаживала камеру для цветных киносъёмок.

Пока Галя снимала холодное пламя. Маша пропускала его лучи сквозь волшебную призму и по прерывистой цветной полоске, как по книге, читала, из чего оно состоит.

Основная жёлто-зелёная линия спектра, характерная для земных сполохов, отсутствовала. Это значило, что в верхних слоях атмосферы не было кислорода. Синяя линия азота предстала перед Машей, как старая знакомая. Две яркие линии красная и голубая – говорили, что водорода здесь гораздо больше, чем в атмосфере Земли.

Закончив съёмку, Галя из-за Машиной спины с любопытством рассматривала сияющую ленточку.

– Ну-ка скажи, что тебе здесь кажется самым замечательным? – спросила Маша.

– Гм… Отсутствие жёлто-зелёной линии кислорода?

– Нет. Видишь эти три полосы поглощения в красной части?

– Ну, вижу. А что в них особенного?

– Эх ты, ведь это углекислота, да в таком количестве, что и представить трудно! У нас толщина её слоя не больше восемнадцати метров, а здесь добрых два километра! Представляешь, какое это богатство, каким чудесным фейерверком брызнет здесь со временем жизнь!

Корабль продолжал свой стремительный плавный полёт.

Через час Игорь Никитич разбудил остальных членов экипажа и, дав им полюбоваться огнями, плясавшими теперь в самом зените, отдал команду к новому погружению в облака. Положение космического гирокомпаса и звёзд указывало на близость полюса. Магнитная картушка давно уже беспомощно шарахалась то вправо, то влево, спасаясь от бесшумных холодных взрывов, которые полыхали в небе.

И опять «Уран» пронизал облачный слой. На этот раз путешественникам повезло. Вблизи полюса снегопада не было, зато мороз достигал двадцати пяти градусов. Под кораблём в лучах прожекторов плескалось тёмное, мрачное море, густо покрытое мелким ледяным крошевом. Не очень плотные облака, подсвечиваемые снаружи полярным сиянием, были неопределённого свинцово-серого цвета. Путешественники притихли, рассматривая этот новый ландшафт. Один Константин Степанович продолжал с азартом рассказывать вполголоса Маше, как много лет назад, наблюдая Венеру, он заметил на её тёмной стороне световые пятна, которые не могли быть не чем иным, как полярным сиянием необыкновенной силы. И такова уж власть профессии: Капитанская дочка слушала разинув рот эти скучнейшие излияния.

«Уран» прошёл полюс и снова летел на юг. Сполохи медленно отступали. Температура по-прежнему была довольно низкой.

Вскоре погода стала портиться. Опять пошёл снег, и кораблю пришлось подняться за облака. Часа через три небо с правой стороны корабля побледнело, залилось румянцем и над бесконечными грядами тусклых серовато-белых облаков взошло большое горячее солнце. Всё ожило, заискрилось, порозовело.

Облёт Венеры по меридиану подходил к концу. Игорь Никитич, уложив Максима, Машу и полусонную Галю, прикорнул в своём кресле, приказав разбудить его, когда корабль достигнет экватора.

Первое кругосветное путешествие в новом мире было закончено за пятьдесят три часа. Задержка в пути по сравнению с намеченным сроком произошла во время полёта в зимней зоне планеты главным образом из-за обильного снегопада.

По дальнейшему плану предстояло облететь Венеру по экватору. Оставалось выбрать направление: на восток или на запад. Там, где находился «Уран», восемнадцатидневный, по земным расчётам, день близился к концу. На Венере было около трёх часов пополудни – значит, до захода солнца оставалось около пятидесяти пяти земных, или три венерных часа.

Чтобы дать отдых утомлённым людям, Игорь Никитич приказал повернуть на восток, так как при этом в ближайшие часы кораблю предстояло лететь над местами, где уже не светило порождающее ураганы солнце, но и поверхность не успела настолько остыть, чтобы образовались холодные воздушные течения. Конечно, от планеты с таким капризным климатом, как Венера, можно было ждать самых непредвиденных фокусов, но Игорь Никитич твёрдо знал, что наиболее тихое время суток, как правило, бывает в предзакатные часы и в сумерки.

Снизив скорость до четырёхсот километров, «Уран» взял курс на восток-юго-восток, учитывая поправку на сильный южный ветер.

Ожидания Белова полностью оправдались. В первые часы полёта погода была сносной. На Земле, конечно, она считалась бы очень бурной, но экипажу «Урана» казалось, что наступил безмятежный штиль. Да и в самом деле, как было не радоваться! Не было ни страшных ветвистых молний, ни извивающихся смерчей. Жара упала до семидесяти градусов. А на ветер и болтанку путешественники уже научились не обращать внимания.

Во время этой передышки экипаж «Урана» полностью восстановил работоспособность. Если не считать Игоря Никитича, то больше всего досталось Гале. Понимая, что корабль не будет без конца кружить вокруг планеты, она спешила сделать как можно больше снимков. Мучительно хотелось спать, но Галя бодрилась, надеясь отдохнуть, когда стемнеет.

Часов через десять наступили сумерки. «Уран» продолжал лететь над морем. К удивлению Гали, оно на закате стало почти спокойным. Температура тоже снизилась градусов до пятидесяти.

«Хотя «Уран» имел прекрасную тепловую изоляцию, длительное пребывание в горячем воздухе стало, наконец, сказываться на температуре внутри кабины. Пришлось заняться регулировкой температуры воздуха, который поступал из очистных аппора7ов. В атмосфере но сравнению с безвоздушным пространством работа их значительно ухудшилась, потому что для охлаждения приходилось пользоваться обычной, «земной» аппаратурой.

Когда стемнело, «Уран» прибавил ход и снова понёсся со скоростью 800 километров в час.

Время шло в заботах о воздухе, в прозаическом приготовлении горячей пищи, без которой экипаж пробыл почти трое суток в текущих научных наблюдениях. Внизу проплывали то светящееся море, то суша, местами покрытая фосфоресцирующими растениями.

И вдруг произошло событие, чуть было не погубившее корабль. «Уран» летел под самыми облаками на высоте примерно семисот метров. Внезапно на экране радара возникла гряда не очень высоких, пологих холмов. Эта первая заметная неровность очень заинтересовала Синицына. Игорь Никитич дал указание Максиму пройти над ней на высоте двухсот метров.

Вскоре сквозь воздушную муть, с трудом рассекаемую мечами прожекторов, проступили контуры широких бугристых пригорков.

Коричневато-красные многокилометровые глыбы, отполированные дождями, прорезанные глубокими морщинами оврагов, выпирали из-под поверхности планеты, словно шляпы гигантских грибов.

Неожиданно скорость полёта стала возрастать. Максим сбавил ход, но стрелка спидометра продолжала упорно ползти вправо. Корабль начал терять высоту.

Максим взял рукоятку на себя. «Уран» дёрнулся, но, словно прижимаемый невидимой рукой, продолжал снижаться.

Задрав нос и распластав крылья, он всё быстрей и быстрей скользил вниз по воображаемой наклонной плоскости, в конце которой его ждала широкая куполообразная вершина с крутыми завитками пологих глыб по бокам, несокрушимая, как шишковатый лоб горного козла. Она приближалась с невероятной быстротой.

Корабле полностью потерял управление. Бледный как полотно, Максим безуспешно пытался выровняться. «Вот оно, чудовище Зодиака!»– сверкнула невысказанная мысль, и Галя почувствовала, как жгучий липкий холодок облил её плечи и спину.

Игорь Никитич молча кинулся к дублирующему пульту и схватился за рукоятки.

– Ложись! – прогремела команда, и нос корабля медленно стал задираться к зениту.

Страшный холм был уже рядом. Неожиданно полыхнул нестерпимый грохот главного двигателя, и задрожавший «Уран», продолжая по инерции боком нестись вдоль поверхности планеты, прекратил падение.

Ржавый купол находился уже где-то внизу, невидимый в темноте. Каких-нибудь пятьдесят метров отделяло корабль от его монолитной вершины.

Чёрная стрелка высотомера, тоненькая стрелка жизни, трепетала на месте. Куда она поползёт? Корабль напрягал все силы, чтобы уйти от смертоносного массива.

Однако Галя почему-то не чувствовала перегрузки. Она легко подняла голову и осмотрелась. Остальные путешественники, очевидно, также не испытывали особых неудобств. Л между тем указатель ускорения показывал чудовищную цифру: десять «же». Значит, Галя должна была весить не меньше полутонны.

«Фу, какой страшный сон!» – думала она с тоской.

Но, словно опровергая её мысли, грохот ещё возрос. Казалось, что в ужасе перед гибелью взревел сам корабль. И вот тихо-тихо, деление за делением, стрелка высотомера двинулась вправо. С каждым мгновением она бежала всё быстрей, всё веселей, а Галино тело наливалось благодатной тяжестью. Распластанная, словно приклеенная к полу, она с радостным облегчением трудилась над вздохами, со счастливой улыбкой глядя на своих друзей, на Белова, переводившего корабль на горизонтальный полёт.