Текст книги "Синий тарантул"
Автор книги: Георгий Ланин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
12. Доклад Ганина
– Я, товарищи, буду говорить о трёх вещах, – начал Ганин.
– Это – нападение на обходчика Шутова, случай во рвах подземной охраны и мои подозрения.
Ганин говорил медленно, выбирая слова.
– Остановлюсь на газировании Шутова. Скажу прямо, случай беспрецедентный! При полной наружной и внутренней охране «Невидимка», позвольте пока так его называть, проникает в управление и, прямо-таки, хозяйничает там. Мы приводим собак – и полнейший ноль.
– Разрешите вопрос, – перебил его генерал Долгов. – Какого вы мнений о Шутове? Это безусловно преданный человек?
– Безусловно, товарищ генерал. Служит с основания главка.
– У меня два вопроса, – обратился Язин. – Не могли ли «Невидимку» забросить в зону большим чемоданом или ящиком?
– Зона Главурана отделена от хозяйственной части. Отопление, электростанция, склады – всё отдельно. Большие ящики, чемоданы, футляры, если они поступают к нам, регистрируются, их содержимое проходит проверку.
– Не мог ли человек проникнуть в Главуран по воздуху? Скажем, по канату от крыши соседнего дома до крыши главка?
– Нет, нет! – живо возразил Ганин. – Практически это невозможно, хотя теоретически мысль и верна.
– И один вопрос к вам, товарищ генерал, – обратился Язин к начальнику управления милиции. – Что дало обследование Главурана. вашими людьми?
Берёзов, очевидно, чувствуя неловкость, ответил:
– Мы не нашли даже следов. Будто человек возник в самом здании. К тому же проникший смазал подошвы анольфом – средством против собачьего обоняния.
Наклоном головы Язин поблагодарил комиссара и майора.
Рассказав о происшествии во рвах, Ганин предположил:
– Возможно, во рвы ведёт потайной ход, но найти его мы не смогли, хотя проверили каждый камень, каждую промазку. Нам пришлось также нарушить тайну охраны и ввести в ров работника с ищейкой.
Тут Ганин посмотрел на полковника Берёзова.
– Получилось то же самое, – объяснил Берёзов. – Опять анольф, и вторая собака выбыла из строя.
Язин сделал едва заметное движение плечами, словно услыхал интересную вещь. Он спросил:
– Товарищ майор, есть ли у вас план этих рвов?
– Нет.
– Наконец, относительно кадров. Говорю прямо, у меня уверенность даже, что в управлении враг. Не изучив расположения кабинета Ильина, туда не пробраться ни с какой техникой. И верно, что только спецчасть да спецгруппа знают о существовании главного журнала. Поэтому остановлюсь на 14 работниках группы.
Её людей я разделяю на две половины: на таких, кто умрёт, но не пойдёт против своих, и таких, кто, быть может… продаст.
Для майора это была самая тяжёлая часть доклада. Он хорошо знал сотрудников, проверенных долгой работой, и отнести к ним хотя бы слабое подозрение было нестерпимо больно.
Перечислив надёжных людей, мнения о которых у майора и Скопина совпадали, Ганин продолжал:
– Вот капитан подозревает Фёдорова. Я же – нет. Неприятный человек – это верно. Скуп – это да. Вот и всё! А ведь фронтовик, медали у него, ордена. Не пойдет Фёдоров.
Алёхина я тоже в счёт не беру. Вчера думал о нём, сегодня думал и решил – не станет Алёхин помогать врагу. Груб он, себе на уме – это верно. Что касается до выписки из документов, то об этом он нам первый сказал. Бывают такие люди, они на подлость, однако, не идут. Нет!
Итого, стало быть, остаётся трое. Говорю прямо, сдаётся мне, что враг может быть среди них. Вот ты, капитан, – обратился он к Скопину, – говоришь: «Вероятные пособники – Алёхин, Головнин, Нежин». А я полагаю: Головнин, Чернов, Нежин. И всё же, товарищ, ошибаться мы со Скопиным можем, и при том здорово, ведь люди нам присланы министерством!
Относительно Нежина. Всё, что сказал о нём Скопин – поддерживаю. И ресторан, и выпивки – это за ним водится. К тому же красавица у него есть, по фамилии Симагина, зовут Антониной. Это помимо Зариной. А он и за Зариной вьётся, жениться хочет. Кто за двумя женщинами волочится, легче и двум хозяевам служить будет. Мать у него не работает, сестра учится, зарплата только-только на троих. А в последний месяц денег у Нежина что-то многовато. В ресторане «Алман» по счёту раз заплатил 487 рублей, вазу Зариной купил за 1 600. Приработков у него нет, это проверено. Я на Нежина серьёзно думаю.
О Головнине теперь. И на него подумать можно. В Бразилии он работал, приворожила его там одна танцовщица, – тут майор посмотрел на свою карточку, – Гипа Каравелло, 17 лет. Даже хотел её с собой в Союз взять. Слаб он до женщин. Такие, бывает, и врагу поддадутся. И ещё одно: 12-го враг был в Главуране, а 10-го Головнин заявление подал – просит уволить его, хочет заниматься научной работой. Факт как будто за него, а с другой стороны, возможно, он знал, что готовится впереди, и решил себя загодя выгородить.
И скажу о Чернове. Человек этот очень ловок. Стальная воля, к тому же силён и умён. Скопин хорошо подметил, что он на всё может пойти. А мир наш советский ему узок. Как-то были они со Скопиным в ресторане, и во хмелю Чернов бросил, что в нашем Союзе, мол, куда ни поедешь, всё-де одинаково: товары, люди, язык, магазины. Даже типы домов! Скучно, мол, это всё и серо И хочется ему в Париж, Рим, Мадрид, Бомбей, особенно же в Нью-Йорк. Плохого тут ничего нет – мир поглядеть надо. Но слово он дал, что «любой ценой» увидит эти города. «Любой ценой,» – такова его психология. Но работник Чернов, скажу прямо, высокой квалификации, из управления кадров аттестация отличнейшая.
На этом Ганин закончил доклад.
– Скажите, товарищ майор, Чернов копит деньги? – спросил Язин.
– На книжке у него 19 798 рублей.
– Вы уверены, что враг в спецгруппе?
– Категорически. И, по-моему, это один из трёх: Головнин, Чернов, Нежин.
– Товарищ капитан, а вы твёрдо стоите на своей тройке? – обратился теперь Язин к капитану.
Скопин задумался.
– Товарищ майор прав. Я снимаю Алёхина и прибавляю Чернова.
Всё это время, когда так безжалостно назывались фамилии лучших работников главка, нервное напряжение Пургина всё возрастало. Он чувствовал себя, как человек, впервые попавший на вскрытие трупа. Однако у Пургина имелись свои выводы, и он решил изложить их со всей твёрдостью.
– Я товарищи, скажу кратко. У меня нет вашего опыта, но независимо от майора Ганина и капитана Скопина я пришёл к выводу, что предполагаемыми врагами в спецгруппе могли бы быть три человека – Нежин, Головнин и Чернов. Особенно мне непонятен Нежин, и вот почему, – тут Пургин слово в слово зачитал свои записи по рассказам Зариной и Каткова.
Это произвело впечатление. Язин спросил;
– Известно ли охрангруппе, где провёл ночь Нежин?
– Пока нет.
Генерал Долгов выдержал длинную паузу и многозначительно произнёс:
– В заключение нашего совещания выслушаем полковника Язина. Полковник прибыл с большим числом работников возглавляемого им БОРа – Бюро особых расследований.
И, повернувшись к Язину, сказал:
– Прошу вас.
13. Человек с мозолью
Язин заговорил медленно и спокойно.
– Позвольте, товарищи, поделиться с вами тем, что наш коллектив собрал за истекшие дни.
Голос полковника звучал мягко. Скопин и Пургин уже без стеснения любовались его открытым и выразительным лицом, манерой держаться просто и вместе с тем значительно.
– Ущерб от кражи журнала значительно больше, чем мы можем представить себе: журнал даёт ключ к смежным областям нашей атомной промышленности.
При этих словах Пургин почувствовал, будто чьи-то руки сдавили ему горло.
– Генерал Долгов сообщил мне о случившемся ещё 12-го днём. В тот же день в шесть мы прибыли сюда с группой людей БОРа. Благодаря содействию УКГБ у нас все условия для поисков врага.
Обстановка, вкратце, такова: в Главуране сфотографирован секретный журнал, а ещё через день совершено бесцельное и ненужное на вид нападение на обходчика. Оба раза преступник проникает в главк неизвестным путём и оба раза бесследно исчезает. Предполагается, что враг или находится в Главуране, или же имеет там одного, двух, – тут Язин сделал ударение, – осведомителей. Осмотр места преступления с собакой кончился неудачей. Вполне очевидно, что наш противник вооружён новейшей техникой, и такой, с которой мы, быть может не встречались ранее. Поэтому мы, со своей стороны, воспользовались рядом приборов, которые могут раскрыть то, что недоступно для пяти человеческих чувств. Позвольте теперь проинформировать вас о проделанной работе.
Первое. Уместен вопрос: «Было ли в действительности, проникновение в сейф? Если было, то чем оно подтверждается?»
На это мы получили немедленный и точный ответ: проникновение имело место. Это подтверждается тем, что печать на сейфе снималась амастом, то есть составом, который отделяет мастику собственно печати от картона и позволяет извлекать страховой шнурок без нарушения рисунка печати. В подтверждение прочитаю свидетельство химика-эксперта, исследовавшего печать, картон и шнурок.
Язин достал лист из чёрной папки и прочитал:
– «Обследована большая печать на картоне 7 на 10 сантиметров овальной формы с осями 4 на 6 сантиметров. Картон билетный, особой плотности, из тряпичной полумассы, проклеен фенол-формальдегидной смолой. Цвет печати вишнёво-коричневый, консистенция вязкая, № 9, в составе воск, цезарин, канифоль, мастика и красители. Оттиск печати, в виде ветряной мельницы, нанесён ручным серебряным штампом. Стереографическая сверка металлической печати и исследуемого оттиска результатов не дала – схожесть полная, искажение 0,2 % в обычных границах. Химическая проверка печати дематолом и антикратом результатов не дала. Был применён метод Сухова с микроуловом быстроиспаряющихся частиц. Обнаружено следующее: мастиковая печать снималась с картона амастом на эфирной основе. Следы эфира в количестве 0,0079 % обнаружены в межволоконных воздушных пузырьках билетного картона…».
Прервав чтение, Язин сказал:
– Но тут возникает вопрос: почему электрорегистратор не отметил проникновения в сейф, хотя, как известно, прибор в полной исправности? На это отвечает заключение нашего инженера-электротехника.
Язин извлёк из той же папки второй лист и повернул его к свету:
«Исследован двухокончатый электрорегистратор КС-45, серия XI, № 518, напряжение 110 вольт, установлен в спецчасти Главурана, Ясногорск. Ход мотора ровный, скоростъ 700 оборотов, наружных повреждений нет, электропроводка скрытая.
Осмотр при обычном и ультрафиолетовом освещении подтверждает, что аппарат и проводка не нарушились. Установлено, однако, что железный кожух регистратора притягивает мелкие стальные предметы. Необычные магнитные свойства кожуха – доказательство того, что регистратор подвергался намагничиванию. Подтверждение – микроскопические вмятины вокруг прибора, предположительно, от ножек кольцевого электромагнита большой мощности, пущенного в действие, скорее всего, от цоколя настольной лампы кабинета.
Вывод: электрорегистратор отключился путём временной остановки мотора сильным электровозмущением. Установить время и длительность отключения не представляется возможным.
Свидетельство микроследоскописта Лишнева касательно кольцевых вмятин от ножек электромагнита прилагается…».
Язин убрал документ в папку и продолжал:
– Второе. Если разведчик открывает сейф в спецчасти секретного учреждения и не похищает главного журнала, то, естественно, он его фотографирует. Поэтому мы интересовались – был ли сфотографирован главный журнал?
Микроанализ воздуха в кабинете товарища Ильина, произведённый вечером 12 июля, показал, что воздух близ сейфа насыщен частицами магния, кальция, бертолетовой соли. Этих частиц особенно много на правом углу письменного стола.
Не буду читать заключения: это слишком долго, но эксперт установил, что фотографирование шло на столе при сильном освещении составом, из которого изготовляются авиаосветительные бомбы.
Третье. Что же в журнале было сфотографировано? В этой папке, – Язин приподнял кожаную папку перед собой, – лежит экспертиза, которая говорит, что враг сфотографировал каждую исписанную страницу, а также и обложку.
Четвёртое. Мы интересовались временем проникновения врага в сейф. Измерение скорости восстановления вмятин картона на обложке журнала, скорости испарения каучуковой влаги на страницах журнала, скорости высыхания амаста на картоне и, наконец, вычисление коэффициента диффузии магниево-кальциевых газов воздухе, говорят, что преступник находился в кабинете между часом и четырьмя ночи.
Пятое. Каким путём неизвестный проник в кабинет Ильина? Через двери, окно, или через иной ход? Это вопрос исключительной важности. Версия с потайным ходом, как будто, отпадает: кабинет бронирован сталью. Изучение оконных решёток показало, что решётки не снимались уже много лет, краска на креплениях не нарушена, не обнаружено каких-либо следов взлома и на стальных прутьях решётки, не считая следов прикосновения уборочной метлой.
Отсюда следует вывод, что шпион, быть может, пользовался дверью. Разумеется, это черновое предположение. Скрытый рубильник в двери Ильина открывается ключом особой конструкции, который товарищ Ильин всегда носит с собой. Если враг проник этим путём, он должен быть информирован и о ключе, и о местонахождении рубильника. Здесь можно видеть лишнее доказательство того, что в Главуране у шпиона есть сообщник.
Теперь, товарищ Пургин, – обратился Язин к управляющему, – позвольте один вопрос. Кто из сотрудников Главурана знает о существовании рубильника и о способе открывания двери в спецчасть?
Пургин задумался, обхватив левой рукой подбородок.
– О том, как открыть дверь снаружи, – наконец, заговорил он, – знает мой секретарь Ипатов. Но он и не подозревает о существовании главного журнала. Конечно, знает Ильин, затем Нежин, Головнин. Ещё… – тут Пургин опять задумался, – Левартовский, Чернов. Ну, Попов, разумеется.
– И никого больше?
– Никого.
– Шестое. Очень важно знать, как враг проник в здание и как поднялся на пятый этаж. Даже войдя в здание, почти невозможно попасть наверх. Путь на территорию главка через забор, как будто, исключается, хотя и не является невероятным. Проникновение через ворота отпадает безусловно. Остаётся потайной ход под забором или иной путь, пока нам неизвестный. Кстати, товарищ майор, какая организация строила здание Главурана, и кто главный инженер – строитель?
– Не знаю, – смущённо ответил Ганин, – мы этим не занимались.
– Итак, – стал опять литься голос Язина, – пока это всё. Вопрос, каким образом враг проник в здание, временно оставляем на той же ступени неопределённости.
– Не мог ли человек пробраться в маскировочной одежде или лучеотражательном костюме? – спросил полковник Берёзов. – Такая одежда открывает большие возможности.
– Вполне возможно, – согласился Язин. – Мы думали и об этом. Однако на каменном заборе мы не нашли каких-либо следов. Осмотр, правда, шёл после дождя.
Наконец, седьмое. Всех нас, разумеется, всего более интересует личность врага.
Признаюсь, мы пока не знаем его, но кое-что сказать о нём сможем. Ультрадактилоскопическое изучение журнала говорит нам о трёх вещах:
А. Преступник был в резиновых перчатках из натурального каучука – «парагумми», который получают из каучукового дерева Неvеа brasiliensis. Наша промышленность не выпускает изделий из «парагумми». Отсюда вывод: перчатки у преступника из-за границы.
Б. Измерение глубины пальцевых вмятин на бумаг подтверждает, что проникший, фотографируя листы журнала, едва касался бумаги, порой же перелистывал их иглой. Отсюда два вывода:
Преступник был совершенно спокоен, пальцы его не дрожали, что неизбежно привело бы к вмятинам, которые наши приборы немедленно зарегистрировали бы. Значит, работал профессионал, не впервые открывавший сейф. Второй вывод – предатель, сидящий в Главуране, всего лишь наводчик.
В. Удалось установить также более или менее точный диаметр пальцев преступника. На отдельных страницах, особенно на верхней обложке, ткань которой, к счастью, медленно принимает прежний вид, – вмятины заметны сильнее. Измерение их, по методу Пучкова, говорит, что у шпиона толстые, массивные пальцы, может быть, с мозолью на левом указательном пальце. Отсюда возможен вывод – пробравшись в Ясногорск, разведчик враг скрывается под маской рабочего, или, во всяком случае человека, труд которого наводит на пальцы рук мозоли. Местонахождение мозоли, листание левой рукой, места прикосновения иглой к страницам, – всё это указывает, что шпион – левша.
И как общее заключение, скажу, что враг проник в Главуран один. Дактилоскопическим и следоскопическим способами не обнаружено где-либо следов человека, не считая оттисков на журнале. Работа в одиночку – это практика международных разведчиков из соображения лёгкости проникновения, исчезновения и маскировки.
Итак, перед нами иностранец, который, разумеется, владеет русским языком, человек большого ума, железных нервов, значительной физической силы, высоких технических познаний, с неограниченным запасом советских денег и, несомненно, военный. Он имеет наводчика или наводчиков, работающих в Главуране, а точнее – в спецгруппе или спецчасти. Есть некоторые основания полагать, что шпионская кличка главного из них – Синий Тарантул. Напомню: «тарантул» – это ядовитый паук, опасный для человека.
Вот пока всё, что я могу вам сообщить. На этом позвольте закончить, – и Язин, закрыв чёрную папку, вновь положил на неё руки.
Вопросов ни у кого не было и, взглянув на часы, генерал Долгов сказал:
– Товарищи, истёк тот час, который мы могли отдать совещанию. Будем помнить, что наиболее трудная часть наших срочных, я это подчёркиваю, поисков – впереди. Через десять-двенадцать минут вы, товарищи, будете у себя в кабинетах. К тому времени наши курьеры доставят вам пакеты. В них мы изложили те виды помощи, которые хотелось бы получить от каждого из вас.
14. Память Сократа
Чернов, столь единодушно заподозренный, в помощи врагу, был человеком пылкой фантазии и самого холодного расчёта. С детства его влекли приключения отважных людей в неведомых странах, опалённых тропическим солнцем или покрытых мертвящим льдом. Маленький Юра Чернов запоем читал Оппенгейма, Брет Гарта, Майн-Рида, Жюля Верна, бредил похождениями знаменитых сыщиков – Дюпэна, Ник Картера, Пинкертона, Холмса, Франк Аллана. И уже тогда у него разгорелась мечта – попасть в Южную Америку, Египет, Индию, Африку, увидеть бриллиантовые россыпи Оранжевой реки и золотые колодцы Трансвааля. Юра дал себе слово – во что бы то ни стало побывать в этих местах, любой ценой, любыми средствами.
Рос он замкнутым и эгоистичным, держался в школе особняком и в пятнадцать лет получил кличку «Чайльд Гарольд». Мальчик готовил себя… в сыщики. Он развивал наблюдательность, подражая Кимболту Киплинга, тренировал память по системе Спельмана, приучал левую руку делать всё, что умеет правая. Его мать, вечно занятая учительница математики, знала об этом и, посмеиваясь, говорила:
– Пусть себе. Лучше, чем голубей гонять.
С годами память Юры и его способность подмечать детали развились чрезвычайно. Бледный подросток с тонкими, острыми чертами лица, серией точных логических умозаключений, исходя лишь из незаметных для обычного глаза мелочей, находил у людей такое, что отец называл его Пинкертоном. В совершенном восхищении сыном он рассказывал, как Юра «разоблачил», одного его знакомого:
– «Папа, – как-то заявляет мне Юра, ему тогда пятнадцатый год шёл, – Игорь Петрович, который был у нас вчера, играет на скрипке, и он левша.
– Откуда ты знаешь? – спрашиваю.
– Очень просто, папа. То, что он левша, сразу видно: спички зажигает левой, газету листает левой, по ступенькам ходит, сильнее отталкиваясь правой ногой. Так все левши делают.
– А почему он скрипач?
– А это узнать ещё легче. У него под подбородком шея сильно натёрта. Это оттого, что он этим местом скрипку держит. Кончики же пальцев у него в мозоликах: он пальцами струны прижимает.
– И понимаете, – восторгался Чернов-отец, снимая пенсне и мигая тёмно-голубыми глазами, – ведь Игорь-то и вправду скрипач! И вправду левша!»
Постепенно желание посетить страны, о которых Юра мечтал с детства, стало болезненным, граничащим с навязчивой идеей.
Вместе с тем Юра столкнулся с проблемой денег. Теперь в детективных романах его привлекали истории головокружительных обогащений, приключения неуловимых гангстеров, жаждущих золота. Все устремления его ещё не сформировавшейся натуры, испорченной безразличием родителей к его интересам и чтению, направились к стяжательству. Деньги стали двигателем его будущих планов, целью жизни.
Он подсчитал, что если иметь на срочном сберегательном вкладе 120 тысяч рублей, то можно ежемесячно получать 500 рублей процентов. Уже с 15 лет Юра начал копить, не брезгая ничем для умножения своего капитала. Он откладывал деньги, которые отец и мать давали ему на кино или театр, спекулировал тетрадями, покупал дефицитные товары, сбывая их затем втридорога. Он уговорил отца выплачивать ему жалование за хорошее ученье, а втайне от отца упросил мать давать ему ежемесячно 50 рублей – «на поездку в Крым»» Юра не стал комсомольцем, но ни отец, ни мать не укоряли его в этом. «Юра совсем взрослый, – говорили они. – Он знает, что делает».
Шли годы, сбережения его всё возрастали. Подавляя свои юношеские желания, Юра закалял и без того сильный характер. К началу войны он скопил почти пять тысяч рублей. Но росли и планы Юрия, он мечтал уже о 1 500 рублях процентов. В 17 лет он знал назубок цену билетов для проезда между городами СССР, между столицами Европы и всего мира, знал стоимость плавания на океанских лайнерах между портами 50 стран. И международная единица расчётов – доллар, с эквивалентом в 88 сотых грамма золота – всё более захватывала воображение Юры Чернова. Вытянувшийся, худой, неразговорчивый юноша, непременный участник всех воскресников и отличник ученья, был уже человеком без души. В его голове вращались только шестерни и рычаги счётной денежной машины.
В войну Чернова призвали и вскоре направили в тыловой штаб: Юрий умел молчать, и душа его оставалась неизвестной окружающим. Он продолжал спекулировать, но уже прячась за чужой спиной. После армии Чернов закончил финансово-экономический институт. Все годы внешняя сторона его жизни была безупречной. Этот сухой человек хорошо учился и работал, был активистом– общественником. И Чернова как талантливого статистика направили в министерство, где он быстро поднялся до главного управления. В 32 года его перевели в совершенно секретное учреждение – Главуран.
Студентом в декабре 1947 года Чернов пережил страшный для него удар: денежная реформа превратила его многолетние сбережения в 11 400 рублей!
Скрыв, озлобление, он продолжал копить, всё так же урезывая себя во всём. С бессильной завистью читал он о странах, где строят самые высокие небоскрёбы, где газеты выходят на десятках страниц с многокрасочными иллюстрациями, где деньги приносят почёт и власть. Но лишь в редких случаях, под влиянием винных паров, которых Чернов справедливо опасался, он высказывал свои взгляды.
Рано женившись, Чернов выжил из дому жену, за то что она осуждала его мечту о богатстве. Год из года он становился всё более замкнутым и необщительным. Сослуживцы объясняли это желанием уберечь тайны атомной металлургии, проходившие через его память, а также личной трагедией. Однако острый ум, сдержанность, молчаливость и быстрота, с которой Чернов овладевал самыми сложными разделами статистики, двигали его вперёд. Уже через два года его работы в Главуране Пургин считал его одним из трёх своих возможных заместителей.
Жил Чернов одиноко, редко выходил из дому, завтракал и ужинал у своей дальней родственницы – пожилой женщины, жившей в одном с ним доме. Вечерами Чернов обычно сидел на балконе в удобном бамбуковом кресле. По привычке тренируя свою память, он шёпотом перебирал цифры, имена людей, всё виденное, слышанное и замеченное им за день.
– Пургин, Аркадий Аркадьевич, – вполголоса говорил он, – среднего роста, признаки начинающейся астмы, глаза серо-голубые, брови короткие, нос прямой.
– Дневная добыча тория на Сухановском комбинат 112 граммов, – бежали с его губ цифры, в то время, как рука поглаживала редкие светлые волосы. – В последний месяц добыча возросла на 19 процентов, что равно сильно увеличению мощности комбината на один катализирующий агрегат.
– Вагин всё чаще работает с бериллием. Металлического бериллия в этом году добыто на фабрике имени Молотова, – тут Чернов делал паузу и начинал складывать в уме: – за январь 3 килограмма 290, февраль 4,371, итого 7,660. Март – 3,900, апрель – 3,200. Итого за 4 месяца… 14 килограммов 780.
Чувствовал Чернов себя в эти минуты легко и спокойно. Он и не подозревал, что с вечера 15 июля за ним стали наблюдать люди генерала Долгова. Этому дали повод особенности его характера и поведения.