Текст книги "Человек-ракета(изд.1947)"

Автор книги: Георгий Гуревич

Соавторы: Георгий Ясный
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

ЧЕЛОВЕК-РАКЕТА
Рисунки Л. СМЕХОВА

1

ЧЕЛОВЕК – РАКЕТА

1

Смеялись все! Студенты и студентки, смешливые и серьезные, даже физрук дядя Надя (Игнатий Федорович) посмеивался, для виду хмуря брови. Коля Казаков – ему бы следовало молчать: сам упустил! – грохотал раскатистым басом. Федя Федоренков сидел на полу, повизгивая от восторга; девушки плакали от смеха, повалившись друг другу на плечи. Одна Валя вежливо отвернулась к стене, но спина ее вздрагивала, и непрошеные смешки со стоном прорывались сквозь зубы.

Суббота всегда была тяжелым днем для Игоря. Накануне безмятежного воскресенья с шелестом любимых книг, с концертом или выставкой нужно было, вскочив поутру, бежать сломя голову… куда? В зал пыток.

Зал пыток Игоря, а для других просто физкультурный зал института, помещается на верхнем этаже, в стеклянном фонаре. По углам его прячутся страшные орудия с воинственным названием «снаряды»: турники, брусья, кольца. За ними живут страшные «звери» – необъезженные «кобылы» и «козлы», и среди них похаживает главный «укротитель» – дядя Надя, сурово поглядывая на Игоря.

И вырос же для чего-то Игорь наславу, стоит на самом виду, впереди всех мужчин, самый длинный, самый худой, с бледными руками, в коротенькой майке и широченных трусах.

Пытки начинаются не сразу. Сначала Игорь ходит вокруг зала, думая, сколько минут займет это хождение, затем под счет: раз, два, три, четыре, крутит поясницей и старательно балансирует на одной ноге, похожий на аиста (это называется «вольные движения»). Но неотвратимое наступает. Дядя Надя отсылает девушек под командой Вали Костровой на шведскую стенку, а сам с мужчинами направляется к брусьям.

Игорь с тоской смотрит на часы. Всё вместе – одевание и построение, пробежка и проминка – отдалило казнь только на четырнадцать минут. Ах, если бы у Игоря была температура, необязательно высокая – 38, или 37,7… Или хотя бы 37,4! Может быть, просто сослаться на простуду? Игорь робко глядит на дядю Надю. Но на лице старого спортсмена ни капли сочувствия – одна только брезгливость. Он, соперник самого Николая Васильева, личный друг Мельникова, тренер братьев Знаменских, вообще не считает Игоря за человека. На старости лет возиться с таким…

– Надеждин, к снаряду! Упражнение номер пять. Казаков, страхуйте!

Игорь берется за палки брусьев. На лице его – свирепая решимость, челюсти сжаты.

– Прыжок! – командует дядя Надя. – Выходите на прямые руки!

Игорь прыгает, взмахивает правой ногой, но руки подламываются, и, обдирая локти, он съезжает вниз. Товарищи смеются. Все они ждали выхода Игоря, как аттракциона, и заранее приготовились смеяться, хотя ничего забавного еще не случилось.

– Ну-ну, – говорит дядя Надя, – Смелее! Покажите им!

Игорь закусывает губы и со злостью берется за брусья. Страшным усилием воли ему удается вытащить тело наверх.

– Еще! – поощряет дядя Надя. – Замах!

Игорь покачивает ногами и чуть не срывается. Спасибо, Коля, поймав его за коленку, кладет правую ногу на брус.

– Вперед! – настаивает безжалостный инструктор. – Голову вниз! Разверните плечи! Кувырок! Ну! Смелее!

И вдруг руки у Игоря скользнули с брусьев, за ними плечи, голова, туловище.

Смеялись все! Повиснув вниз головой, Игорь видел только разинутые рты. Дядя Надя посмеивался, для виду хмуря брови. Коля Казаков, несмотря на то что сам упустил, грохоча басом, тащил и не мог вытащить застрявшее туловище товарища. Лицо Игоря наливалось кровью, он царапал пол руками, дрыгал ногами и не мог ничем помочь Коле. Федя Федоренков неистово повизгивал от восторга. Четверо товарищей с криком «Эй, ухнем!» тянули Игоря за ноги вверх. Девушки плакали на плечах друг у друга, а она, Валя, вежливо отвернулась к стенке, но спина ее вздрагивала, и сквозь зубы со стоном прорывались смешки.

Только сам Игорь не видел ничего смешного: «ну сорвался, ну застрял… Чему радоваться?! Тоже, взрослые люди!»

2

– «What is it? Что это? It is a classroom. Это классная комната. А это что? Это стол. Кто он? Он студент. Кто она? Она студентка. Учебник лежит на столе. Студент сидит за столом. Она учит свой английский урок. Он учит свой английский урок».

Лаконичные фразы из английского учебника казались Игорю преисполненными глубокой премудрости. Именно так и обстояло дело. Он был студентом. Он сидел за столом в кабинете английского языка. Рядом с ним сидела Валя. Она была студентка. Только напрасно учебник пренебрежительно отзывался о ней с неопределенным артиклем «а» – некая, какая-нибудь. Валя была не какая-нибудь, Валя была самой лучшей студенткой в институте и, по всей вероятности, лучшей девушкой в мире. И не один Игорь держался такого мнения.

Но можно привести о Вале и более объективные данные. Валя пробегала сто метров за тринадцать и одну десятую секунды и проплывала их вольным стилем за одну минуту тридцать четыре секунды. Она была капитаном первой волейбольной команды института, а в обществе «Медик» играла во второй. Кроме того, Вале было девятнадцать лет. У нее были удивительные пушистые волосы, которые казались золотистыми. Если посмотреть на свет, большие чистые светлоголубые глаза и скульптурная фигура настоящей спортсменки. А то, что Валя хорошо училась, знали все. У нее были пятерки по анатомии, биологии, физике, только по-английски четыре, и поэтому Валя сидела рядом с Игорем – бесспорным и круглым отличником, склонившись над одной книжкой, и пушистые волосы ее касались его щеки.

– «What are you going to do this Sunday? Что вы собираетесь делать в воскресенье?» – читает Валя.

– «In the Sunday I will be busy with sport. В воскресенье я буду заниматься спортом», – продолжает Игорь.

– Игорь, а почему бы тебе не заняться спортом?

Игорь насторожился.

– Почему обязательно спортом? Мало ли есть других занятий! Музыка, например, шахматы, книги…

– У-у! – Валя наморщила носик. – Ты, наверное дни и ночи зубришь. От этого ты и знаешь все, да?

Игорь в душе расцвел от похвалы, но счел нужным обидеться.

– Почему же «зубришь»? Я бываю в театрах, на выставках. Сейчас, например, чудесная выставка пейзажистов. Там есть один пейзаж. Ты бы посмотрела… Мглистый зимний день, оранжевое солнце, накатанная лыжня – и зайчики, зайчики от нее… Хочешь, пойдем со мной завтра, прямо с утра?

– Что ты, как можно завтра! Завтра же кросс! – напомнила Валя.

– А сегодня вечером? – настаивал Игорь. – У меня билеты в МХАТ на «Три сестры».

Валя замялась.

– Знаешь, Игорь, мне очень хочется пойти, но я не могу. Мама в доме отдыха. Я с отцом одна – главная хозяйка. Надо ужин приготовить, постирать отцу. Вы ведь ничего не умеете сами! – добавила она с гордой улыбкой человека, понимающего свое превосходство.

– Да… Конечно… Ужин, стирка… – уныло возразил Игорь. – Если бы хотела, нашла бы время.

Разговор принял опасный оборот. И Валя поспешила переменить тему.

– Но тебе надо быть на кроссе, – напомнила она.

Игорь нахмурился.

– Я не пойду на кросс, – сказал он. – Тебе нравится смеяться надо мной!

Валя вспомнила урок физкультуры и прикусила неуместную улыбку.

– Ну, Игорь, я же не нарочно… И потом, ты сам виноват. Почему ты не хочешь работать над собой? Вот начни завтра. Это же очень просто – лыжи. Встал и пошел. При твоем росте ты мог бы быть отличным лыжником. Или вратарем. Например… Или стайером.

– «Вратарем. Стайером»! – поморщился Игорь. – Миллионы людей понятия не имеют о стадионах, и все-таки они здоровы и счастливы и девушки их любят. Ты, скажем, могла бы полюбить не спортсмена?

– Во всяком случае, – задумчиво отвечала Валя, – он не должен быть односторонним человеком. Я хотела бы, чтобы это был и спортсмен и вообще сильный человек. Верный друг и товарищ, на которого можно опереться в трудную минуту.

– Очень мало портретного сходства! – мрачно пошутил Игорь. – Боюсь, что у меня Надежды невелики.

Раздался звонок. И Валя вскочила, обрывая рискованный разговор.

Коля Казаков, окончательно заблудившийся в дебрях английского правописания, сразу приободрился, с лихим щелканьем положил мел и устремился в коридор, отряхивая руки.

– Валя! – крикнул он на ходу. – Сегодня вечером в Станкине баскет. Приходи болеть.

– В Станкине? – воскликнула Валя. – Мы им покажем! А Вовку Горохова они не выставят?

– Мы тогда уйдем с поля, – сказал решительно Коля.

– И правильно! – Валя захлопала в ладоши. – Я буду. Я обязательно буду!

3

В в эти дни в институте только и говорили о предстоящем Всесоюзном лыжном кроссе. В извилистых коридорах, на лестнице, в шумной столовой, даже в сумрачной профессорской на все лады склонялось слово «кросс». Ученые деканы подсчитывали количество и шансы участников. Студенты сангигиенического ежедневно убеждали Колю перейти к ним на факультет, соблазняя летней практикой на стадионе «Динамо». Стенные газеты – те просто хватали за рукава студентов, убеждая, рекомендуя и требуя: «Становись на лыжи! Становись!» В вестибюле для этой же цели висел плакат, на котором девушка в кроваво-красном свитере скользила по ярко-голубому снегу.

В кабинете физподготовки, а проще сказать, в каморке дяди Нади, до поздней ночи гудел встревоженный улей. Не говоря о «мастерах» и штатных «болельщиках» у дяди Нади роилась туча так называемой спортивной «мелкоты». Мелкота шумела, спрашивала советов и давала их, важно обсуждала качества мазей и со знанием дела толковала о лыжном спорте, неимоверно путая годы, события, имена и достижения.

Издерганная Прасковья Ивановна – «спортивная баталерша» – устало отмахивалась от азартных любителей.

– Нет у меня сорок первых! Нет! Слышали?

– Но, Прасковья Ивановна, в советах начинающим…

– Не знаю, как у вас в советах, а у меня в кладовке нет.

– Прасковья Ивановна, шесть пар носков надел!

– Еще надень. Что у вас, ноги на один размер понатесаны?

– Прасковья Ивановна, одну пару! Самую последнюю.

Тут же за столом у дяди Нади среди физоргов сидел Петя Журавлев и, морща лоб, делил на бумажке сто на двадцать шесть.

– Беда, и только! – сокрушался он. – У всех физоргов сто процентов, а у меня одного девяносто шесть с дробью. Надо же такое несчастье – Надеждин в группе! Все показатели массовости портит. Один – а в нем три и восемьдесят пять сотых процента. Три целых! Восемьдесят пять сотых!

И вот настало утро кросса. Над городом, окутанным туманной пеленой, вставало оранжевое зимнее солнце. На свежем, чистом снегу красиво и четко печатались следы. Накатанные машинами ледяные полосы отражали радужных зайчиков.

Сокольники были в сильном возбуждении. Сверкающие автобусы, поезда метро и пестреющие трамваи выбрасывали все новые и новые группы участников. Шумные потоки разливались ручейками по снежным дорожкам парка. По наполовину занесенным снегом открытым летним павильонам. Цветной змейкой рассыпались они вокруг стартовой поляны. Кто уселся прямо на снег под запорошенную ель, накапливая силы, кто в десятый раз подтягивал крепление; «разминающиеся» мелькали между стволами, как разноцветные флажки. Вокруг бегали физорги с блокнотами. Выкликая фамилии. И вдруг:

– Ребята. Вот видение-то!

– Надеждин, собственной персоной! Давно ли в болельщиках?

– Игорь, ты кому лыжи несешь?

Игорь в сторонке сумрачно развязывал лыжи. К нему подошел Журавлев:

– Надеждин, вот тебе секундомер. Пойдешь с дядей Надей на дистанцию. Он тебе объяснит, где стоять и как своим давать время.

– Номер! – жестко сказал Игорь.

– Не нужно номера. Ты с дядей Надей будешь.

– Номер мне! – закричал Игорь. – Номер участника.

– Брось людей смешить! Завязнешь в сугробе – кому искать?

Но Игорь с неожиданной ловкостью схватил Журавлева за куртку и вырвал из его рук номер.

– И откуда берется? – бормотал вслед физорг. – Удивить он хочет кого, что ли? Думает, так просто, лыжный кросс… Ладно, мне безразлично. Во всяком случае, у меня сто процентов, остальное меня не касается.

– На старт! На ста-арт! – зазвенело по лесу.

Очередные четыре сотни лыжников выстроились по опушке большой поляны – цветная живая цепочка. Шапочки красные, желтые, белые, синие, зеленые, пестрые, шерстяные и матерчатые. Светлые и темные непокрытые головы с разноцветными наушниками. Свитеры и лыжные куртки; черные шерстяные майки заядлых гонщиков с круглыми вырезами у шей. Ботинки всех размеров, образцов и фасонов: тупорылые «американцы» с блестящими плоскими застежками; элегантные «скандинавы» с острыми носами – потомки финских пьекс; старомодные ботинки с загнутыми носами; наконец, практичные русские: ни тупые, ни острые, ни загнутые, ни опущенные – такие, как надо.

Бледный Игорь стоял во второй шеренге рядом с черноглазым бакинцем Гулиевым. Южанин, впервые в Москве увидевший лыжи, очень волновался, как бы не остаться последним, но, увидев рядом с собой Игоря в длинном, неудобном пиджаке, Гулиев понял, что избежал позора, и довольно улыбнулся.

– Держись за меня, друг, – сказал он Игорю. – Не пропадем!

4

Раздалась протяжная команда: «Приготовиться!..» Шеренги замерли и насторожились. «Внимание!» Палки чуть приподнялись, тела вытянулись вперед, готовясь к броску.

«Марш!» – хлыстом ударила команда. Разом упали стартовые флаги, судьи нажали головки секундомеров, и, точно стрелы, слетевшие с тетивы, рванулись лыжники вперед. Взлетела и осела снежная пыль, пестрый клин лыжников стал втягиваться в лес, и тогда все увидели Игоря, который запутался в лыжах и барахтался в снегу на старте.

Подхваченный общим порывом, он слишком сильно двинул лыжи, не удержался и упал навзничь, больно стукнувшись головой. Мучительный стыд залил краской его лицо. С трудом поднявшись, он двинулся через поляну, осторожно, еле двигая ногами, залепленный снегом и преследуемый насмешками. На старте оставались большей частью женщины, и, конечно, Валя среди них. Она все видела, она смеялась вместе со всеми, и в то же время ей обидно было за него.

– Отряхнись, «чемпион»! Отряхнись! – звенели девичьи голоса.

Уже никого не оставалось на поляне, даже маленький Гулиев исчез за деревьями, а Игорь все полз, не отрывая лыж от снега, судорожно цепляясь за палки, больше всего боясь снова упасть у всех на виду. «Почему все могут? – думал он. – Ведь это же примитивная ходьба. Как это там на плакате? Правая нога, левая рука. Левая нога, правая рука…»

Глядя Игорю вслед, Валя даже пожалела о своем вчерашнем совете. Зачем она уговаривала Игоря притти на кросс! Ему бы надо было тренироваться в сторонке, одному, понемногу увеличивать дистанцию. А все-таки он послушался ее. Никого не слушал, а ее – с первого слова. Это было приятно.

Наконец Игорь добрался до края поляны. Серый пиджак его слился со стволами.

Маленький Гулиев, упорно двигая ногами, семенил в хвосте колонны. Впереди был пологий спуск к реке, и разноцветные фигурки лыжников, приседая и отталкиваясь палками, проворно скользили вниз. Гулиев не терял бодрости. Надеждина он уже обогнал. Если бы не лыжи, он обогнал бы и очень многих. Какой смешной спорт придумали северяне – ходить по снегу, да еще волочить ногами деревянные палки! Жалко, что нельзя бросить лыжи и пуститься бежать по твердому насту лыжни. Но, во всяком случае, Гулиев надеялся: на второй половине пути, когда одного умения не хватит, лыжники начнут выдыхаться и он, Гулиев, возьмет свое. Силой возьмет, выносливостью, неослабным темпом. Раз-два, раз-два!

И вдруг сзади:

– Лыжню дай! Лыжню!

Гулиев и не подумал дать дорогу.

«Если ты ловкий такой, – решил он, – сам и сворачивай!»

Удар! Чья-то лыжа пролезает между ног Гулиева. Гулиев стремительно и неотвратимо начинает скользить под гору, цепляя палками за кусты. Лыжи несутся сами собой, ноги разъезжаются. Каскад снега – и Гулиев в глубоком сугробе.

И вдруг мимо него проносится… Кто же это? Надеждин! Он так же нелепо качается, как и Гулиев; зачем-то работает ногами на спуске. Но вот он скрывается за бугром, вот показывается внизу. Падает, вскакивает, бежит по реке – совсем маленький, совсем далеко…

Гулиев с тоской поглядел ему вслед, прикинул расстояние и, насупившись, стал расстегивать крепления. А Игорь уже догонял предпоследнего, заправски крича профессиональное:

– Лыжню дай! Лыжню!

5

Коля Казаков был доволен собой. Он шел как опытный лыжник. Не вел, не рвался вначале, а взял сразу тот темп, которым мог пройти всю дистанцию. И когда неопытные лидеры истощили силы в борьбе друг с другом, он, чуть сменив ход, начал медленно, настойчиво выдвигаться вперед. Те, кто были перед ним, теряли время, уступая ему лыжню. Коля уверенно вышел вперед и почти без сопротивления обошел ближайших соперников.

Теперь оставалось показать хорошее время, и на последних километрах Казаков прибавил темп. Он шел размашистым, широким шагом, далеко выкидывая палки, сам чувствуя, что идет хорошо.

Укатанные полосы настовой лыжни так и бежали из-под его ног, ровные кружочки от палок по бокам сливались в одну сплошную полоску.

Жаль только, он ничуть не устал к концу дистанции. Слишком много оставалось неистраченных сил. Может, напрасно пошел он со своим институтом – лучше бы с мастерами, чтобы было за кем тянуться. А здесь идешь чересчур уверенный в первом месте, и это расхолаживает.

– Лыжню дай! – донеслось сзади.

Казаков удивился. Кто бы это мог быть? Откуда? Нет, он не намерен давать лыжню. У него хватит сил побороться.

– Лыжню! – голос звучал заметно ближе.

Казаков оглянулся.

За ним был Игорь, бледный, с заиндевевшими бровями и ресницами. Он весь был в снегу; на растрепанных волосах – снег; низы штанин тащили на себе куски плотного снега. Но он настойчиво требовал дорогу.

Ну нет! Коле было не до шуток. Кросс – дело серьезное, и лыжня не для катающихся. Он пригнулся, рванулся в бешеном спурте, каким идут только на финише. Сотня метров, другая… Теперь этот смешной Надеждин должен быть позади.

– Лыжню! – срывающийся голос Игоря прозвучал совсем рядом.

Дисциплина спортсмена заставила Колю отпрыгнуть в сторону, и Игорь промчался мимо, пахнув холодным ветром.

Он шел каким-то нелепым, не спортивным стилем, короткими и быстрыми шагами, и руки у него работали не в лад, тыча палки куда попало; но была в его шагах какая-то неутомимая сила, ноги сменяли одна другую в безостановочном темпе, и этот темп был сильнее, гораздо сильнее, чем у Коли Казакова.

Обойдя Колю, Игорь оглянулся, потерял равновесие, смешно запрокинулся и оказался в канаве. Коля довольно улыбнулся и одним движением миновал Игоря, распутывавшего ноги.

Игорь опять увидел черную цифру «12» на Колиной спине и кинулся за ней вдогонку. Он не стал стряхивать снег. Снег был у него в рукавицах, в карманах, в ноздрях, во рту, лез в брюки и за спину. Холодные струйки текли по шее. Где-то на сучке повисла кепка. Он ни на что не обращал внимания, он видел цифру «12» и требовал лыжню.

Казаков ничего не понимал. Он еще прибавил шагу и сбился с темпа, ход его потерял эластичность, дыхание становилось неровным. Это было страшно… Каким образом Надеждин, беспомощный новичок, мелкота, обходит его? Казаков не уступал лыжню. Должен же был этот Надеждин задохнуться наконец!

И тогда, свернув с пути, Игорь обошел его сбоку, обошел легко, без напряжения, как будто бы Коля стоял на месте. Казаков сам увидел спину с номером, и хотя он выжимал из себя все силы, номер становился все меньше и меньше.

Но Казаков не сдался. «Посмотрим, – подумал он, – что ты на оврагах делать будешь!»

6

Оркестр, собравшись под натянутым между деревьями огромным плакатом с надписью «Финиш», ожидал появления победителя. Судьи держали в руках секундомеры, капельмейстер поднял палочку. И вот в глубине широкой садовой аллеи, усаженной по бокам аккуратными липами, показался первый лыжник. Блеснула медь труб. Оркестр грянул туш. Ряды зрителей заволновались, зааплодировали, зашумели.

– Великолепное время! – сказали судьи. – Кто это?

Дядя Надя, не утерпев, выскочил на дорогу, стал приглядываться из-под ладони.

Лыжник съехал с горки, взмахнул палками, ударил ими с силой. Левая палка застряла в снегу, позади гонщика. Видно было, как он беспомощно оглянулся и, отчаянно просунув оставшуюся палку между лыжами, покатился, словно на санках, по блестящей на солнце, наезженной аллее.

– Молодец! – сказали судьи. – Кто же это?

– Это Игорь! – воскликнула Валя, первая узнав победителя. «Он срезал дистанцию», подумала она.

Шум, смех, рукоплескания, звон оркестра – все смешалось в ушах Игоря. В шумном хороводе кружились руки, сорванные с голов шапочки, флажки, метровые буквы полотнища. Дядя Надя кинулся навстречу Игорю.

– Сюда! – крикнул он. – Влево! Проезжай сбоку!

Старик не хотел, чтобы ленточку порвал очковтиратель.

Но было уже поздно. Белая ленточка коснулась груди Игоря и упала, запутавшись в лыжах.

Толпа судей, зрителей, «болельщиков» окружила его тесным кольцом. Кто-то поздравлял, кто-то о чем-то спрашивал, Кто-то жал ему руки, кто-то что есть силы дружески хлопал по спине (Игорь никак не мог вспомнить этих друзей), а маленький человек в белом халате суетился вокруг него, то щупая пульс, то, становясь на цыпочки, смотрел в глаза. А Игорь стоял среди толпы, оглушенный, ошарашенный, в длинном потертом пиджаке, с ледяными пузырями на коленях, и все еще не понимал, что он победитель, чемпион, первый из первых.

Отставшие лыжники все еще прибывали, когда Игоря вновь позвали к судьям. Судьи сидели вокруг стола со строгими лицами. И среди них дядя Надя, с видом виноватым и растерянным.

Отставшие лыжники все еще прибывали, когда Игоря вновь позвали к судьям. Судьи сидели вокруг стола со строгими лицами. И среди них дядя Надя, с видом виноватым и растерянным.

– Где ты срезал дистанцию? – спросил дядя Надя.

– Я не срезал дистанции, – ответил Игорь.

– Но пойми, Надеждин, у тебя получилось немыслимое время! Ты не мог показать такое. Я же знаю тебя. Мы не засчитали твой результат.

– Хорошо! – сказали судьи. – Кто же победитель?

Дядя Надя помедлил с минуту и сказал с отчаянием:

– Пишите – Казаков Николай. За него я ручаюсь.

– А я? – настаивал Игорь.

– Надеждин, – произнес дядя Надя очень ласково; почти заискивающе, – мы засчитаем твой результат, если ты пройдешь еще раз. Не сегодня, конечно… Как-ннбудь еще, в другой раз.

– Я вообше не пойду больше никогда! – твердо сказал Игорь. – Вы не имеете права не засчитать мое время. Проверьте у контролеров мои контрольные листки. Спросите всех регулировщиков с флажками, проходил ли я мимо них.

Тогда судьи поддержали, Игоря.

– Товарищ формально прав, – сказали они. – У нас нет оснований сомневаться в показаниях контролеров. Это наши люди – мы за них отвечаем. Но Надеждин ваш, и вы за него отвечаете.

Дядя Надя схватился за голову.

– Пишите! – воскликнул он. – Пишите… Но за Надеждина я все-таки не отвечаю.