Текст книги "О, марсиане!"

Автор книги: Георгий Шах

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

А тут, скажу вам, престранная обстановочка, какой-то необъяснимый марсианский психоз.

– Да, влипли вы в историю.

– Кто влип? Это нахальство. Я вас вызволил из цепких лап закона и вместо благодарности выслушиваю грубости. – Марсианин, разволновавшись, свирепо затянулся, закашлялся.

– Вы бы не курили, – сказал ему грабитель. – На Марсе, между прочим, тоже табаком балуются?

– Теперь балуются.

– А скажите все-таки, коллега, почему вы именно ко мне привязались?

– Не мог допустить, чтобы у землян сложилось впечатление о нас, марсианах, как о грабителях и насильниках. Понятно, коллега? Как видите, своих мотивов я не скрываю. Вернемся к вам. Кто такой Сергей Сергеич?

– Заведующий местной лабораторией треста Морречрыбпром, где я состою научным сотрудником.

– Так это и есть ваш пресловутый шеф?

– Он, – угрюмо ответил грабитель.

– Ну и что же, третирует вас, плохо обращается?

– Ходу не дает. Пятнадцать лет я работаю на Морречрыб, не хвалясь, могу сказать, что вся лаборатория на мне одном держится. Так, между прочим, и в центре думают. А до сих пор сижу в младших. Да разве во мне дело? Поверьте, товарищ марсианин, я не гонюсь за лишней полсотней, хотя она и не повредит. Мой шеф не только хам, он еще и плут. Конечно, так, с ходу, к нему не подкопаешься, отчетность у нас в ажуре. А копни всерьез, такая картина откроется – ахнешь! Нормы занижаются, ставки завышаются, там приписки, здесь отписки… Что говорить, если он ухитрился за год сам себе шесть месячных окладов отвалить в качестве премий за сверхударный труд.

– Значит, он вор?

– Вор, может быть, и слишком сильно сказано, – засомневался грабитель, – но снять его надо бы.

– Однако, если в этом вашем тресте знают, что здесь творится, почему Сергей Сергеичу все сходит с рук?

– А потому, что у него рука есть.

– И у вас есть. Даже две.

– Эта рука в переносном смысле: дружок, покровитель.

– Очень любопытно! – Марсианин извлек из кармана малюсенький серебряный шарик, подержал его секунду перед носом грабителя и спрятал.

– Что это за штука? – поинтересовался тот.

– Портативный мыслезаписец. Еще один вопрос. Почему бы вам не вывести шефа на чистую воду или… как это у вас говорится… – Марсианин опять достал шарик. – Ага, выступить с принципиальной критикой в его адрес?

Грабитель молчал.

– Боитесь. Духу не хватает. Вы, товарищ, обыкновенный трус. Нечего удивляться, что и жена вас тюрей зовет. – Марсианин освоил это словечко и выговаривал его смачно, даже с некоторой лихостью. – И никакие дурацкие походы за спичками вам не помогут. Разве что попадетесь вторично и окончательно себя погубите. Вообще, уважаемый лжемарсианин, – прошу прощения, что вынужден вас так именовать, – вы представляете любопытный социальный феномен. Родители вас не били, друзья не предавали, нужды вы не знали. Вам ведь не приходится из последних сил добывать себе хлеб насущный, живете в достатке, не случайно столь равнодушно рассуждаете о прибавке в пятьдесят целковых – состояние для иного, вроде меня, грешного, вынужденного проживать на командировочные из расчета два шестьдесят в сутки. Установлено, кстати, по вашему стандарту, и никак не вдолбишь нашим твердолобым финансистам, что жизнь на чужой планете всегда дороже. Правда, есть еще гостиничные и представительские. Словом, вы баловень судьбы. Общество сделало все, чтобы вы жили достойно, как подобает человеку. Но вы не сумели им стать и пытаетесь превратиться в сверхчеловека – самое весомое свидетельство слабости духа. И не только у вас, на Земле, но и у нас, на Марсе, и на обитаемых планетах в созвездии Быка, и везде, где еще существует разумная жизнь. Слабость духа – вот источник всех бедствий, причина всех преступлений, питательная почва для всех несправедливостей.

«Каков демагог», – подумал грабитель не без зависти.

– Глупости, – уловил его мысленную реплику марсианин. – Слушайте, когда вам говорят правду, и постарайтесь, наконец, взяться за ум. Нет, я далеко не считаю вас злодеем. Напротив, весьма вероятно, что вы неплохой специалист, приносите даже какую-то пользу, добросовестно исполняя свои служебные обязанности. Но пренебрегаете главным – своим гражданским долгом. Отовсюду вас призывают бороться за правду, думать о народном благе, быть нетерпимым ко всякому безобразию. Как вы отвечаете на этот призыв? Никак. Вы маетесь, калькулируя каждый свой шаг с учетом того, как это отразится на вашей сытой, устроенной, хотя и нудноватой, но привычной и покойной жизни. Вы успешно потребляете свой кусок общественной справедливости, но не участвуете в ее расширенном воспроизводстве. И в этом смысле вы – социальный паразит!

– Вам бы лектором… – не удержался уязвленный грабитель.

– Почел бы за честь, – сухо ответил марсианин. Он давно уже поднялся со скамьи и произносил свой монолог, стоя перед собеседником, тыча ему под нос палец, разводя руками и жестикулируя иным образом. – Разумеется, земная цивилизация не погибнет от таких, как вы. За время моих скитаний по этой планете я встречал много славных, по-настоящему сильных духом людей и проникся к ним искренней симпатией. Скажу больше: вашему обществу предназначено большое будущее. Ресурсы Земли несравненно богаче ресурсов Марса, причем и материальные и духовные. Кто знает, может быть, нам удастся слить ко взаимной пользе две культуры, рожденные одним Солнцем. В этом, в конце концов, назначение и моей миссии.

«Я действительно истосковался по аудитории», – подумал марсианин. Ему привиделся храм науки в Марсополисе. Просторный актовый зал заполнен до отказа. Контрольные фонарики, аккумулирующие энергию мысли, излучают интенсивный поток света – студенты, аспиранты, профессора живо общаются. Но вот по сигналу ректора он усаживается в кресло, подключенное к мощному усилителю. С этого момента все настраиваются только на его разум, никто не в состоянии думать о чем-либо постороннем и, тем более, вступать в диалог.

Он в родном марсианском обличье, от которого почти отвык за год земной жизни. Волнуясь, начинает:

– Я избрал темой своей кандидатской диссертации психологическую сущность землян, их этику. Нет нужды говорить об актуальности этой проблемы сейчас, когда люди выходят в космос и ставится на повестку дня установление уже не одностороннего, а обоюдного контакта. Мною скрупулезно изучены труды крупнейших марсианских ученых, прежде всего академиков Ора, Дуя, Вия и Круя, членов-корреспондентов Зена, Мона, Ума. Более всего, однако, я обязан своему научному руководителю профессору Друпу. Хочу также поблагодарить всех моих коллег, которые благожелательным отношением и дружескими советами безмерно споспешествовали моей работе. Я сознаю, что вклад мой в исследование темы скромен, а некоторые выводы диссертации могут показаться спорными, поскольку не подкрепляются экспериментальным материалом.

Он помнил каждое свое слово, каждый взмах щупальцами. Вопросы, которые ему задавали, дружелюбные или ехидные реплики с мест и свои удачные ответы, не раз вызывавшие в аудитории дружный смех. Аплодисменты, торжественное вручение диплома, пирушку в окружении друзей и при участии членов ученого совета.

Особенно вспоминалась ему беседа у ректора Буя, который сказал: «Мы рекомендуем тебя в первую исследовательскую группу на Землю. Это – большая честь, постарайся быть ее достоин. Ты вместе с другими избранниками проложишь путь к слиянию двух культур, рожденных одним Солнцем». Горячо поблагодарив, он спросил, почему первая экспедиция на Землю должна быть секретной, ведь, идя с добром, от хозяев не прячутся? Ректор ответил: «Одни видят на Земле родственную цивилизацию, другие – природные богатства. От тебя теперь тоже зависит, какая идея возьмет верх. Будь праведен и силен духом».

«Вот проблема, – думал марсианин, отрешаясь от воспоминаний, – быть одновременно тем и другим. Не все праведники сильны духом, не все сильные духом – праведны. Хорошо, что землянин не способен читать мысли».

Он наклонился к грабителю, потрепал его по плечу, сказал, переходя на «ты»:

– Не поддавайся унынию. Может быть, я был излишне резок. В конце концов, у тебя есть желание одолеть свою слабость. А это уже кое-что.

– Прикажете благодарить за моральную поддержку? – задиристо возразил тот. – Я вот все гадаю, кто вы такой есть, какой у вас интерес ввязываться в мои дела и читать мне пошлые проповеди. И черта с два я поверил в эти бредни о марсианстве. Вы чревовещатель и гипнотизер, это точно.

Ублаженный собственным красноречием и высокими мыслями, марсианин не обратил внимания на грубый тон.

– Веришь ты или нет, – сказал он благодушно, – не имеет значения. Сейчас я сотру из твоей памяти все переживания этого вечера…

– Как сотрете? – встрепенулся грабитель. – Выходит, все насмарку!

– Успокойся. Вычеркиваются только факты, нравственный опыт остается. Если тебе действительно удалось переломить свою натуру, тогда… – он улыбнулся, – тогда, согласно нашему марсианскому девизу, вперед, и ни шагу назад!

В тот вечер Никодим Лутохин приплелся домой чуть ли не во втором часу ночи. Он слезно просил прощения у жены, ссылаясь на излишек принятого спиртного. Потом он строчил длинное, хорошо аргументированное заявление куда надо о противоправной деятельности своего шефа. Потом порвал его, выбросил в унитаз, аккуратно смыл и пошел спать.

БОРЬБА С МАРСИАНСТВОМ

По субботам Заборьевск обычно отсыпался за прошедшую неделю и за воскресенье вперед. На этот раз он поднялся до зари. Город был как потревоженный улей, все бегали за информацией к соседям, обзванивали родственников и сослуживцев, приняв сообщение, заслуживающее внимания, спешили немедленно передать его по кругу. Молва гуляла по домам и улицам беспрепятственно, поскольку остановить ее было некому: районная газета выходила четыре раза в неделю, а центральной прессе только и дела – следить за положением в Заборьевске.

Рассказывали, что в вокзальный ресторан ворвалась группа марсиан, находившихся в сильном подпитии, вели себя непотребно, скандалили, били посуду, досталось и официанту. На увещевание метрдотеля отвечали с вызовом: погоди, мол, высадится основной десант, не то еще будет. Потом, видимо по команде, разом исчезли. Не исключено, что передвигаются они методом радиотранспортировки: дезинтегрируются на атомы, передаваемые волнами в место назначения, а там реинтегрируются. По другим данным, дело обстояло проще: марсианские шлемы, оказывается, обладают свойствами шапки-неведимки.

По некоторым сведениям, за прошедшую ночь в городе было совершено не менее шести дерзких ограблений. Не обошлось и без жертв: одного смельчака, вступившего в борьбу с марсианином, тот аннигилировал. Изымались ценности, документы, предметы одежды, продовольствие и даже медикаменты. Отсюда напрашивалось заключение, что марсиане создают где-то в укромном месте базу, и реквизиции будут продолжены. Особо отмечалась охота марсиан за спичками – либо они намеревались заняться поджигательством, либо, напротив, хотели недопустить, чтобы заборьевцы, покидая оккупированный город, предали его огню.

Поступали, впрочем, и более утешительные вести: марсиан немного, они вовсе не агрессивны, а главное – милиция напала на их след, часть уже отсиживает, остальных выловят к исходу дня.

Особым успехом пользовались сведения о подвигах старшего лейтенанта Гвоздики, который, в одиночку схватившись с тремя пришельцами, отобрал бластеры и доставил троицу в отделение. Упоминалось также имя оперуполномоченного Стенькина, ухитрившегося распознать марсианина в совершенно нормальном на вид пассажире скорого поезда.

В кругах местной интеллигенции распространились вести, что сразу же после телепередачи в городе появился марсианин, официально предложивший установить контакт между двумя родственными цивилизациями. Перспектива эта сулила огромные выгоды, ибо в обмен на минеральное сырье марсиане предложили баснословную технику, вплоть до лицензий на производство машины времени, аппаратов, позволяющих за день выучить любой иностранный язык, а также таблеток, полностью излечивающих от пристрастия к алкоголю и табаку.

Возникали, правда, сомнения, почему руководство Красной планеты решило направить своего представителя не в одну из столиц, а именно в Заборьевск. Однако это мог быть тонкий дипломатический ход, рассчитанный на то, чтобы не порождать международных раздоров. Как бы то ни было, марсианское послание было немедленно передано в центр.

Цены на рынке изрядно подскочили. На вопрос покупателей, чем это вызвано, продавцы отзывались: что ты, мил человек, с луны свалился, не слыхал про марсиан? Когда же иной любопытствующий пытался уразуметь, почему появление инопланетчиков должно повлиять на механизм ценообразования, ему отвечали уклончиво.

И вообще горожане разделились на два сектора. Одни верили в марсиан, другие не верили. Последних было несравнимо больше, но на стороне первых было преимущество – вера. В спорах они брали верх. Что, в самом деле, можно возразить, когда оппонент божится, что вот этими самыми, собственными глазами видел, как марсианин грозился бластером с фамагустой? Тут и самый опытный полемист спасует. Да и невольно лезет на ум читанная в обилии научная фантастика, и думаешь: а что? А почему бы нет? Век-то у нас какой – стыкуемся в космосе, ходим по Луне, фотографируем Венеру. Когда-то ведь пришельцы должны объявиться!..

Явившись поутру в неосторожно вверенную ему школу,

Дубилов отложил все занятия, велел распустить ребятню, подкинув добавок к домашнему заданию, и назначил на 10.00 учительское собрание с участием родительского актива. Пока скликали народ, он, запершись в кабинете, спешно дописывал речь, над которой протрудился всю ночь.

Аудитория была встревожена экстренным характером собрания. Такое бывает не часто, и если уж бывает, то по веским причинам. «Ждут сенсации», – подумал Дубилов. Он широко расставил локти, вперился в зал, тянул минуту, чтобы нарастить напряжение, и начал эффектно:

– Есть ли у нас в коллективе марсиане?

Полуминутная пауза, на протяжении которой слушатели лихорадочно перебирают свое прошлое, пытаются припомнить, чем, когда не угодили докладчику. Инфарктная пауза.

– Вопрос ставлю в связи с создавшимся положением. И отвечаю уверенно: безусловно, нет!

Вздох облегчения.

– Я бы и не стал терпеть подобных лиц во вверенном мне учреждении.

Всеобщее ощущение чистоты и слитности.

– Но… – пауза на этот раз короче, предынфарктная, – скажем прямо, есть такие, кто увлекается марсианством, нет-нет да и поглядывает, образно говоря, в сторону Марса.

Внимание аудитории сконцентрировано предельно. Раздается чье-то нервическое сопение.

– Взять хотя бы… не буду называть фамилий… руководительницу шестого «Б» класса. Ведь это же факт, товарищи, что она попустительствует ученикам. Спрашивается, разве это метод воспитания полноценной смены – доверять подросткам самим выставлять друг другу оценки? Разве это есть у Макаренки, разве этому нас учил великий педагог? Нет, дорогие коллеги, так дело не пойдет… Или – возьмем опять же преподавателя физкультуры. За десять лет в школе не выращено ни одного мастера спорта. Видимо, ему не дорога честь коллектива. И как же товарищ объясняет свою нерадивость? Для нас, мол, главное, чтоб молодое поколение росло здоровым. Это – искусственное противопоставление, ошибочный, я бы даже сказал, вредный подход. Нам нужны и здоровье и мастерство.

Слушатели осмысливают молча.

– С подобными настроениями, – продолжает Дубилов, – Пора кончать, выкорчевать их, как сорную траву.

– А при чем тут марсианство? – неожиданно раздается из зала звучный родительский голос.

Но Дубилова так, с ходу, не возьмешь.

– Вот вам, товарищи, живой пример, – говорит он, разводя руками. – Нужно ли отвечать на этот вопрос?

Крик из зала:

– Нет!

Дубилов:

– Ну вот, аудитория выразила свое отношение.

Пока в школе таким образом разворачивалась борьба с марсианством, Гвоздика и Стенькин посвящали друг друга в события минувшей ночи.

Дежурный принес им по стакану чая.

Старший лейтенант взялся было за сахар, но, вспомнив, достал из кармана блестящую коробочку и протянул ее товарищу.

– Угощайся, – сказал он, нажимая кнопку, от чего крышка коробочки распахнулась.

Стенькин удивился:

– Вот уж не знал, что вы сластена, – и взял конфету.

– А ты знаешь, что сейчас ешь? Марсианский бластер.

Стенькин поперхнулся.

– С аннигилирующим устройством? – машинально спросил он.

– С аннигилирующим.

– А как же фамагуста?

– Есть такой городишко на Кипре. Пришло мне в голову, хотя и с опозданием, заглянуть в энциклопедический словарь.

– Дурачили, значит?

Гвоздика кивнул и, усмехнувшись, добавил:

– А ты как думал? Или вправду поверил в марсиан?

Стенькин покраснел.

– Я действовал по обстоятельствам. Тут такое творилось, не поверите… Инструкцией не предусмотрено.

– Ладно, не оправдывайся, давай сюда задержанных.

Через десять минут Сарафаненко и Будушкин были отпущены с миром и извинениями. На ковер вызвали Гудаутова.

Выйдя из милицейского участка, Сарафаненко обрушился на Будушкина:

– Это по вашей милости я впервые в жизни провел ночь в арестантской! Я, артист! Какой срам! Что будут говорить в филармонии!

– Пустяки. Подумаешь, одна ночь.

– Для вас, возможно, и пустяки, но для художника – потрясение. Ну что вы хотели сказать этой вашей идиотской фразой «Может быть, мы все марсиане»? Начитались своего Азимова, и туда же, умничать…

– Позвольте, – защищался Будушкин, – а кто поднял шум в ресторане, кто сказал, что Гудаутов марсианин?

– Гудаутов здесь ни при чем. Еще не доказано, что он не марсианин. Проявлять бдительность – наш гражданский долг.

– И потом, раз вы художник, так вам должно быть интересно испытать переживания арестованного.

Сарафаненко махнул рукой: о чем, мол, с ним говорить…

– У вас мозги набекрень от неорганизованного чтения. Советую прекратить это занятие, пока окончательно не свихнулись… Вот так, – сказал он, обращаясь уже к самому себе, – вступайся за общественный интерес, тебя же еще и сажают. – И, рассерженный, удалился.

Будушкин постоял секунду, пожал плечами и тоже пошел. Но едва он завернул за угол, как чья-то рука ухватила его за локоть. Оглянувшись, Будушкин увидел высокого худого человека в потертом твидовом костюме. В наружности незнакомца не было ничего примечательного, разве что длинные баки, крупный нос и отвисшая нижняя губа.

– Вы не из милиции? – спросил субъект.

– А что?

– Уделите мне минуты две, товарищ. Я – марсианин.

Вконец расстроенный перепалкой с гитаристом, Будушкин не выдержал и выругался.

– О, – воскликнул субъект, – этого выражения нет в моем словаре – видимо, сленг.

– Иди отсюда, – сказал Будушкин и подумал: «Вот еще привязался!»

– Я действительно к вам привязался, – сказал носатый, делая ударение на последнем слове, – и прошу нижайше меня извинить, но выслушать.

Будушкин готов был поклясться, что не произносил вслух слово «привязался». Уж не читает ли этот тип мысли?

– Вы угадали, я читаю мысли. Вот и доказательство, что я вас не обманываю.

– Положим, – возразил Будушкин, – это еще ничего не доказывает. Современная наука зарегистрировала несколько случаев чтения мыслей, внушения на расстоянии и тому подобное. Правда, есть сомнения в чистоте эксперимента, споры продолжаются, но…

– Не спорю, – перебил его незнакомец, – хотя и вижу, что сами вы до сих пор в это не верили. В любом случае на Земле речь идет пока об отдельных индивидах, чьи парапсихологические свойства имеют природное происхождение и должны рассматриваться как отклонение от правил, в известном смысле даже болезнь. На Марсе же телекинез, мысленное общение выработаны наукой, введены в генетический код и относятся ныне к разряду нормальных врожденных способностей.

– Любопытно. У меня нет оснований вам не верить, и я должен принести извинения за грубость.

– Мелочи жизни, – сказал марсианин. – Я даже остаюсь в выигрыше, поскольку смогу теперь пользоваться вашим сленгом. – Он протянул руку. – Давайте знакомиться.

– Охотно. Гена Будушкин, радиотехник.

– Меня зовут Зуй, – представился марсианин.

– А по батюшке?

– Увы, у меня нет определенного батюшки и матушки. На Марсе потомство выращивают искусственным способом.

– Вы считаете это прогрессивным?

– Мы находим такой метод деторождения рациональным. Что касается прогрессивности или регрессивности, то я не уверен, что всякое явление может оцениваться под углом зрения этих критериев.

– Я с вами решительно не согласен, Зуй, – с жаром возразил Будушкин. Он был на седьмом небе: надо же, такая удача – познакомиться с настоящим марсианином!

Продолжая дискуссию, они направились в диетическое кафе и заняли уютный столик. Геннадий заказал яичницу с поджаренной колбасой, а Зуй – пшенную кашу. Признавшись, не без смущения, что яичница ему не по карману, он твердо отклонил настойчивые попытки Будушкина взять на себя расходы, заявив, что на Марсе это не принято.

– Вы давно на Земле, Зуй? – спросил радиотехник, когда они покончили с едой и, закурив, ждали кофе.

– Около года.

– И какие впечатления?

– Я в восторге. Здесь еще столько неустроенности. Вам предстоит решить уйму проблем: предотвратить мировую атомную войну, добиться разоружения, покончить с голодом, искоренить болезни, преодолеть враждебность и разобщенность, утвердить общий язык, завершить вступление в Эру Единения, основанного на общем благе… Всего не перечислишь. Я не говорю о технических проблемах, во многих отношениях не менее сложных, – защите и восстановлении природной среды, овладении энергией ядерного синтеза и так далее.

– Побойтесь бога, Зуй, чем тут восторгаться?

Марсианин искренне удивился:

– Как чем? Подумайте, какое поле для борьбы и творчества, сколько возможностей для дерзания духа и нравственных подвигов! Эх, друг Геннадий, нам бы ваши заботы!

Будушкин улыбнулся:

– Выходит, на Марсе нет проблем?

– Ну, не то что уж и нет… – Зуй задумался. – Вот, к примеру, – оживился он, – сейчас в Марсополисе обсуждается вопрос: как быть с Землей?

– То есть?

– Природные ресурсы Марса практически исчерпаны. У нас нет трудностей с энергией, мы научились в любых количествах брать ее у Солнца. Хуже с металлами. Конечно, в девяноста случаях из ста им находят полноценные заменители, но потребность в них сохраняется. Металл остается каркасом нашей цивилизации; лишившись его, она была бы обречена на гибель…

– Постойте, Зуй, значит, то, что говорил ваш представитель по телевидению, было правдой и марсиане собираются колонизовать Землю? Это безумие! Предупреждаю, – Будушкин возбудился, чувствуя себя в этот момент уполномоченным от всей планеты, – предупреждаю, мы будем защищаться до последнего!

– Что вы, Геннадий, успокойтесь! Какая колонизация? На Марсе вот уже несколько столетий нет никакого оружия, если не считать средств защиты от хищных рептилий, вроде магнитного силового поля. Марс – мирная планета. Откровенно говоря, у нас побаиваются, как бы земляне не вознамерились покорить марсиан. В этом одна из причин решения законспирировать первую нашу экспедицию.

– Тот, что выступал по телевизору, говорил иначе.

Марсианин встал, явно взволнованный:

– Я официально заявляю вам, товарищ Будушкин, что ни

один марсианин не выступал на Земле с публичными заявлениями – это категорически запрещено инструкцией. Очевидно, здесь недоразумение.

– В чем же, однако, ваша проблема?

– Да все в том же: можно ли торговать и вообще сотрудничать с Землей, или это опасно и следует поискать то, что нам нужно, в другом месте?

– Можно торговать! – чуть ли не закричал Будушкин. – Можно сотрудничать, можно обмениваться идеями, можно дружить. Можно и нужно!

Какой-то посетитель строго посмотрел в их сторону, неодобрительно покачал головой и проворчал вполголоса, но достаточно громко, чтобы все могли услышать:

– Безобразие, даже в диеткафе ухитряются проносить водку, налижутся с утра и хулиганят.

Ворчун вдруг схватился за голову, секунду вращал бессмысленными глазами, потом вскочил и опрометью кинулся к выходу: ему чудилось, что вот-вот его накроет набегающая сзади морская волна.

– Знаете, Гена, – сказал марсианин, – и я склоняюсь к этому. Не скрою, однако, меня смущает, что кое-кто из ваших проявляет к марсианам… как лучше выразиться… нетерпимость, что ли. Да, именно нетерпимость. Это тем более непонятно, что вам о нас ничего не известно. Вы не установили пока даже факта нашего существования.

– Это верно. И я вам скажу, почему. Марс всегда был излюбленным объектом научной фантастики, и, за редкими исключениями, его обитателей изображали кровожадными монстрами, безжалостными конкистадорами и насильниками, да еще ползающими, да еще со щупальцами…

– Не забывайте, – улыбнулся Зуй, – что я принял земное обличье.

Разгоряченный Будушкин пропустил эту реплику мимо ушей.

– Да, да, – продолжал он, – именно со щупальцами. Словом, Марс стал в обыденном сознании олицетворением всего враждебного человеку, увеличенным отражением его страха, пороков чуждого ему общественного устройства. И выбор этот не случаен: цвет вашей планеты на земном небосклоне, Зуй, – это цвет крови.

Будушкин явно увлекся собственным красноречием. Оказывается, воодушевившись, он способен ораторствовать не хуже самого Звонского.

– Но ничего, все это поправимо. Мифы рушатся, сталкиваясь с фактами. Мы будем пропагандировать земно-марсианскую дружбу, мы разъясним, и все поймут… – Будушкин внезапно осекся, перед его глазами возникла раскрасневшаяся физиономия Сарафаненко, возбужденного предстоящей охотой на марсианина в привокзальном ресторане. – Разъясним, и все поймут, – вяло повторил он.

Зуй деликатно сделал вид, что не прочитал его мыслей.

– Будем надеяться на лучшее, – сказал он оптимистическим тоном. – Кстати, Геннадий, за нашей увлекательной беседой я забыл, с чем к вам обратился. У меня похитили чемоданчик с прибором, чрезвычайно ценным для исследований и небезопасным для людей, окажись он не в тех руках. В милиции чемоданчик, случайно, не попадался вам на глаза?

– Определенно нет. Там, правда, был один подозрительный тип, которого мы по дурости приняли за марсианина. Он сошел вчера с поезда.

– Ага. Каков он из себя?

– Смазливый брюнет с усиками. Я даже фамилию запомнил – Гудаутов.

– Вы оказали мне большую услугу. Однако мне надо поторапливаться. Дайте мне свой телефон, непременно свяжусь. Обещайте только сохранить нашу встречу в тайне.

У Будушкина вытянулось лицо.

– Я полагал… – начал было он, но оборвал себя. – Конечно, – сказал он сухо, – если вы требуете, я буду молчать.

– Не требую – прошу. Еще не настала пора для открытого контакта. Да я и не имею права вступать в него по своему почину. Это вопрос государственной важности, решать его должны в центре.

Они пожали друг другу руки и расстались.