Текст книги "Бегство из психушки"

Автор книги: Георгий Богач

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 2. Художник Антон Кошкарофф и его очередная муза

Трехэтажное здание автосервиса, построенное из бетона, стекла и металла, казалось, парило в воздухе над перекрестком трех дорог. Крышу здания, словно кокетливая шляпка, прикрывал плоский синий цилиндр, вокруг которого бежали ярко-желтые буквы: «Пока приводят в порядок ваш автомобиль, поднимитесь на второй этаж, чтобы увидеть портреты и пейзажи кисти русского художника Антона Кошкарофф и купить понравившуюся вам картину с автографом и пожеланиями самого мастера».

В ворота автосервиса въезжали автомобили разных марок, а их водители, сдав машины в ремонт, поднимались на вернисаж по наружной лестнице, зигзагом пересекающей боковую стену здания. Кто-то поднимался в зал из любопытства, кто-то – от скуки, а кто-то – с интересом.

Прозрачные стены выставочного зала, напоминающего аквариум, были залеплены разноцветными прямоугольниками картин.

Между посетителями лавировал худощавый мужчина выше среднего роста, в смокинге, с бабочкой в горошек. Его лицо с впавшими щеками обрамляли немного поседевшие темные волосы и столь же поседевшая темная бородка. Усы очерчивали чувственный рот, а брови – темно-карие глаза, сверлившие пространство. Мужчину держала под руку хозяйка автосервиса Катерина Анисимофф со следами пережитых страстей на еще красивом лице и призывными формами слегка располневшей фигуры.

Среди пришедших Катерина нашла взглядом нужного человека и, оставив своего спутника, устремилась к нему.

– Анатоль! Наконец-то вы приехали. Я уже стала беспокоиться. С чего вы начнете? Со снимков или с интервью? Антон готов ответить на любой ваш вопрос.

– Кэт, вы, как всегда, торопитесь. Сначала мне надо увидеть картины, публику, получить впечатления. Потом я осмыслю увиденное и составлю о нем мнение, после чего определю, что собой представляют картины вашего протеже – мазню, ширпотреб, серость или талант. А если это все-таки талант, то какой – явный, скрытый, молчаливый или кричащий. Я сделаю снимки картин и покажу их знатокам живописи, и уже их мнения повлияют на мой окончательный вывод и на тон статьи.

– Анатоль, я знаю вас много лет. Своим языком вы можете заговорить и свести с ума даже статую Свободы. Скажите прямо: сколько вам для начала надо?

– Кэт, зачем вы меня обижаете и унижаете? Я же не какой-нибудь продажный журналюга, готовый за тридцать серебреников оболгать невинного или обелить закоренелого преступника. Я получаю свои гонорары от редакций и издательств, а не от тех, о ком пишу. Брать деньги с людей, о которых пишешь, так же неэтично, как, скажем, давать советы тем, кто занимается любовью. Но знаете, Кэт, моя Эмили взяла в Филадельфийском банке кредит на небольшой автомобиль и зависла с ним, как компьютер. Одним словом, ей надо срочно внести в банк еще пять тысяч долларов, иначе набегут немалые проценты. Ха-ха-ха! – Анатоль заразительно рассмеялся.

– Так бы и сказали. Вот вам кредитка на семь тысяч наших вечнозеленых долларов, и пусть ваша Эмили сохранит свою репутацию перед банком. Иначе в следующем кредите ей просто-напросто откажут.

– Вы ставите меня в неловкое положение и некую зависимость.

– Нет, Анатоль, это я по-дружески помогаю вашей очаровательной Эмили из этого положения выйти. А вы настолько независимы, что вас не удержат даже кандалы, не то, что какая-то там кредитка. Просто я люблю помогать талантам. Между нами говоря, мужчина сексуален ровно настолько, насколько он талантлив, и я искренне завидую Эмили, что у нее такой сексуальный муж. Я тут набросала несколько фраз о художнике Кошкарофф, а вы их вставьте в статью о нем и усильте ее своими знаменитыми остротами и фотографиями. Вы же гениальный фотограф.

– Я прочитаю текст и решу, куда его лучше пристроить. Кстати, о художнике Кошкарофф можно было бы сделать неплохую передачу по семнадцатому каналу ТВ. Но там одна только видеозапись будет стоить больше ста тысяч баксов, не говоря уже о…

– Пусть вас не волнуют мои расходы, – Катерина ослепительно улыбнулась, невзначай коснулась Анатоля своим бюстом и протянула ему бумагу с текстом.

Анатоль отошел в сторонку и стал читать. Не дочитав текст до конца, он вернулся к Катерине и схватил ее за руку.

– Так что же вы молчали?! Ваш друг – художник-диссидент, которого держали в советской психушке?! С этого и надо было начинать! Этот материал пройдет «на ура» в любой редакции.

– Предупреждаю, что Антон вне политики и его интересует только живопись. Он обеспокоен лишь тем, как американская публика примет его картины.

– Она примет их восторженно, надо только ее на это настроить! Американцы наивны, доверчивы и внушаемы, как малые дети. Но для начала я сам должен посмотреть полотна художника Кошкарофф, – Анатоль решительно двинулся к картинам, висящим на стенах. – И не надо никаких денег! Когда дело касается нарушений прав человека, я работаю исключительно ради идеи! – с пафосом сказал Анатоль, но вернуть кредитку Катерине почему-то забыл.

Пока Катерина разговаривала с Анатолем, у нескольких полотен художника Кошкарофф разгорелись споры о технике его письма, о смысле написанного и о том, к какому направлению живописи оно принадлежит – к соцарту, соцреализму или сюрреализму. У картины «Мой врач» двое мужчин даже подрались, споря о том, что хотел отобразить художник на полотне – свое либидо, разбуженное лечащим врачом, женскую сущность врача, передаваемую ее полуобнаженным телом, или благодарность пациента за лечение, смешанную с проснувшейся в нем сексуальной тягой.

Никто не обращал внимания на невысокого, немолодого уже мужчину в джинсах, футболке и очках, который внимательно прислушивался к разговорам, ведущимся у картин, и делал их аудиозаписи. При этом он снимал картины фотоаппаратом с большим объективом.

Аппетитно сбитая дамочка в платье, больше похожем на длинную майку, надетую на голое тело, под которым проступало нечто вроде трусиков, остановилась у портрета, изображавшего изможденного человека, смотревшего во двор через зарешеченное окно. Двор перегораживала высокая стена с облупившейся штукатуркой. Взгляд человека упирался в эту стену и выражал безысходность. Подпись гласила: «Автопортрет. Второй год лечения моей вялотекущей шизофрении».

– Я покупаю этот портрет! – твердо сказала дамочка. – В нем есть трагизм, смешанный с какой-то таинственной силой во взгляде изображенного мужчины. Кажется, что этот взгляд вот-вот развалит стену на кирпичи. Сколько стоит этот портрет?

Кошкарофф подошел к дамочке, чтобы сказать ей, что полотно не продается. Но, подумав, он решил запугать ее ценой.

– Двести тысяч долларов, – с улыбкой сказал он. – Вряд ли этот портрет вам по карману.

Несколько раз посмотрев то на портрет, то на подошедшего к ней мужчину, дамочка сказала:

– Так вы и есть художник Кошкарофф?! Мне по карману вся ваша выставка. Я известный кинолог и занимаюсь выведением охранных собак. Я вывела уже три породы терьеров, смешанных с овчарками, бульдогами и догами. Только один мой щенок из последнего помета стоит шестнадцать тысяч долларов. У вас русский акцент, господин Кошкарофф. Откуда вы приехали?

– Я москвич.

– А мой друг Володя Бойчук приехал в Америку из Бершади. Он развелся здесь со своей женой Татьяной и женился на афроамериканке. Сейчас Татьяна работает лаборанткой в лечебнице для больных сифилисом. В советское время Бойчук женился на ней, убогой, слабоумной, потому что она была дочкой партийного функционера районного масштаба и такой брак открывал перед ним хоть какие-то перспективы. Он врач-гинеколог, кандидат медицинских наук. Я вас обязательно познакомлю. Меня зовут Шарлотта. Где я могу получить понравившийся мне портрет?

– Пойдемте в кабинет менеджера, и вам оформят покупку.

– А кто докажет мне подлинность этого полотна?

– Подлинность своего автопортрета докажу я, художник Кошкарофф. Надеюсь, экспертиза здесь уже не нужна?

– Остроумно. Вы, художники, такие остряки! В постели вы, наверное, тоже вытворяете всякие художества? Ну, признавайтесь!

– Все зависит от того, как вдохновит дама.

– Очень остроумно! Еще Фрейд сказал, что остроумие – главный признак мужской сексуальности.

Прислушавшись к их разговору, сзади подошла Катерина. Она обняла Антона за талию.

– Антоша, ты что, встретил свою старую знакомую?

– Мы познакомились только что, – ответила за Антона Шарлотта. – А вы, наверное, его мама? У вас талантливый сын.

У Катерины по-кошачьи сузились глаза и сжались губы. Но Антон знал, как остудить свою Катеньку.

– Шарлотта известный кинолог, и, ты уж меня прости, из уважения к ней я уступил ей свой автопортрет всего-навсего за двести тысяч долларов.

Названная сумма охладила Катерину, и она широко улыбнулась.

– Пойдемте оформим вашу покупку. Думаю, что ее надо отметить. Что вы предпочитаете – красное или белое вино? – спросила Катерина у Шарлотты. В глазах Катерины продолжали вспыхивать огоньки ревности.

– Думаю, что с русским художником надо пить русскую водку, – ответила Шарлотта, глядя на Антона.

Катерина перехватила этот взгляд, и ее глаза опять по-кошачьи сузились. Но двести тысяч долларов заставили ее промолчать. Для самоуспокоения она два раза глубоко вдохнула и выдохнула, как ее учил психоаналитик, и представила себе спокойное море с летающими над ним чайками.

Они поднялись в кабинет, расположенный на третьем этаже. Катерина нажала кнопку на мобильном телефоне, что-то тихо сказала, и в офис внесли картину.

Шарлотта достала из сумочки чековую книжку и выписала чек на двести тысяч долларов.

– Антон, вы писали этот автопортрет, находясь в психбольнице? – спросила Шарлотта.

– Я писал его по памяти. Все, что я написал в психбольнице, осталось в России.

– И много полотен вы оставили в России?

– Сотен пять рисунков, масла, акварелей, пастели.

Катерина раскрыла бар в виде глобуса и налила водку в три рюмки. Они выпили.

– Милая Катерина, приходите с Антоном в Дог-холл в следующее воскресенье на презентацию выведенной мной породы охранной собаки. Вначале я назвала ее овчаро-терьером, а теперь хочу назвать «антоний» в честь вашего сына.

– Мы бы с радостью пришли, но именно в это воскресенье у нас с Антошей помолвка. Он мой жених, – сказала Катерина.

– От всей души вас поздравляю, – натянуто улыбнулась Шарлота, взяла портрет и покинула кабинет.

– Эта дроченая сучка бесстыдно на тебя пялилась! Если ты хочешь стать настоящим американским художником, то тебе надо избавиться от дешевых московских богемных привычек! – прошипела Катерина.

– Просто я понравился этой даме, а поклонницы стимулируют творчество.

– Ты назвал эту шлюху дамой?! Тебя тянет только на уличных потаскух. Если так будет продолжаться и дальше, то я тоже начну флиртовать с мужчинами.

Антон подошел к Катерине, влепил ей звонкую пощечину и направился к двери. Катерина перегородила ему путь.

– Пропусти меня! Деньги за проданные картины можешь оставить себе как оплату твоих сексуальных услуг. А я поищу себе кого-нибудь подешевле. Ты мне не по карману. Ты даже обычный борщ сварить не умеешь! Вы тут, в Америке, помешались на полуфабрикатах, разогреваете их и считаете, что приготовили полноценный обед. Я не хочу травиться консервантами! Я хочу простой гречневой каши с домашними котлетами, накрученными на мясорубке, и квашеной капустой!

– Ты посмел меня ударить?!

– Скажи спасибо, что я не размазал тебя по стенке. Иди к своим американским шоферюгам, с которыми ты трахаешься прямо в машинах. Поэтому вместо парфюма от тебя постоянно несет бензином. Американская подстилка!

Внезапно в глазах Катерины появилось восхищение.

– Ты неотразим, когда злишься! Таким я хочу тебя еще больше, – Катерина начала срывать с себя одежду.

…Через час они мирно спали на подушках от софы, сброшенных на пол. Голова Катерины покоилась на волосатой груди Антона. Из бутылки в его руке вылился виски и пятном расползся по мятому смокингу.

Глава 3. Хозяин

Миронов подошел к высокому забору из металлопрофиля и нажал кнопку видеофона у металлической двери, украшенной коваными завитушками. Через несколько секунд прозвучало: «Проходи» – дверь открылась, и Миронов вошел во двор.

Максим Скворец в одних трусах сидел за столом в тени громадной липы и наливал в стаканы водку из бутылки, которую достал из ведерка со льдом.

– Встречаю тебя, Юра, как дорогого гостя, – он протянул Юрию Тимофеевичу запотевший стакан.

Оттопырив мизинец, Миронов осушил стакан, двумя пальцами взял с блюдца соленый огурец, хрустнул им, выдохнул и сел за стол напротив Скворца.

– А ты неплохо справился с задачей, Юра. Софья Николаевна за две минуты раскусила, что Валька Побеглый – симулянт, и прогнала его. Она даже не успела заметить, как Валька сфотографировал небольшой столик в углу ее кабинета. А на столике лежала неказистая пластмассовая коробочка с вделанным в нее стареньким амперметром и проводами, обмотанными изолентой. Весь секрет ее лечения – в этом аппарате. Я отослал хозяину фото этого приборчика по электронной почте, и за него мы получим неплохое вознаграждение.

– И сколько же хозяин отвалит нам за эту фотографию?

– Не нам, а мне. Вы с Валькой получите свои фиксированные суммы. Твоя сумма тебя устраивает?

– Вполне. Я даже присмотрел себе квартиру на Петроградке. Чувствуется, что наш хозяин богатенький. Он, кажется, москвич? – как бы невзначай спросил Миронов.

– Никогда больше не задавай мне подобных вопросов, – Скворец понизил голос. – Меньше знаешь – крепче спишь. С ним контактирую только я. Теперь твоя задача – узнать, как Валко воздействует этим приборчиком на мозг. За это ты получишь вот столько, – Скворец наклонился, нарисовал пальцем на песке цифру, а потом стер ее ладонью.

На лбу Миронова выступил пот. Он налил себе еще стакан водки и в три глотка его осушил.

– Если это серьезно, то мне надо знать о госпоже Валко побольше. Я не могу работать вслепую.

– В молодости Соня Валко занималась художественной гимнастикой и входила в сборную команду Санкт-Петербурга. Когда она стала вставлять в свои комбинации акробатические элементы, не свойственные художественной гимнастике, тренер попытался остудить ее пыл, но не смог: Сонечка была необыкновенно упряма. Она поссорилась с тренером, с Федерацией художественной гимнастики и ушла из спорта. Она училась тогда на третьем курсе Санкт-Петербургской педиатрической академии. На последних курсах она стала ходить в СНО – студенческое научное общество, увлеклась психиатрией, освоила технику гипноза, психоанализ, гештальт-терапию и на их основе стала создавать комбинированный метод лечения психозов и неврозов. После окончания академии она, вместо того чтобы поступить в аспирантуру, неожиданно для всех уехала работать в психиатрическую больницу – в глубинку Новгородской области. А уехала она туда, чтобы без посторонних глаз апробировать на больных свой метод лечения. Но там она была замешана в каком-то скандале с утопившимися диссидентами, страдающими вялотекущей шизофренией, и, подальше от греха, вернулась в Питер. Здесь она стала заниматься частной практикой и теперь лечит неврозы и психозы. Она буквально выворачивает подсознание человека наизнанку. После лечения у нее самоубийцы начинают думать о будущем, мизантропы – любить людей, а воры помогают бедным старушкам. Бездарность она превращает в талант, а труса – в отчаянного храбреца. Она перетасовывает сознание человека с его подсознанием, как игральные карты. Такое впечатление, что она настраивает мозг человека на нужную ей программу, словно компьютер. Ни хирургических вмешательств, ни психотропных средств, ни стрессовых воздействий, ни наркотиков в своей практике она не применяет. Кроме словесных установок она воздействует на мозг своих пациентов самодельным аппаратом, который сфотографировал Валька Побеглый. У Софьи Николаевны лечатся настолько серьезные и уважаемые люди, что ее никто не трогает, и она никого не боится. Перед нами поставлена задача разгадать секрет лечебной методики Софьи Валко. Так что действуй, Юра.

– Для начала я поеду в психбольницу, где работала Валко, и расспрошу о ней тамошних сотрудников.

– А вот этого делать нельзя. Хозяин категорически запретил нам туда соваться, потому что там уже работают его люди.

– Вот как! – Миронов задумчиво опустил глаза. – Кстати, над письменным столом Софьи Николаевны Валко висят портреты Луиджи Гальвани и Алессандро Вольта.

– Ну и что? – Скворец скептически хмыкнул. – А портрет Ленина над ее столом часом, не висит?

– Напрасно вы иронизируете. Над рабочим столом, за которым человек проводит большую часть своего времени, он вывешивает портреты либо самых близких, либо самых почитаемых людей. Гальвани по образованию был врачом. Он проводил физиологические опыты с лягушками, размещенными на железной пластине. Медный крючок, продетый через спинной мозг лягушки, он прижимал к железной пластине, на которой она была распластана. Лапки лягушки начинали дергаться, и Гальвани объяснял это «животным электричеством», появляющимся в ее мышцах. Известный физик Вольта не без насмешки над Гальвани доказал, что мышцы лягушки раздражает электричество, образующееся между двумя металлами – железом и медью. Но, как оказалось позже, правы были оба ученых. Сейчас даже школьнику известно, что каждая наша клетка – это маленький аккумулятор и все биохимические процессы в ней идут с выделением или поглощением электричества. Студентка Педиатрической академии Соня Валко научилась электростимуляцией восстанавливать и изменять работу ослабленных нервных клеток и тем самым корректировать психику человека. И нам надо только узнать, как она это делает.

– А может, просто выкупить у нее ее секреты? – сказал Скворец. – Хозяин денег не пожалеет.

– От подруги Сонечки, Дашеньки Якутян, я узнал много интересного. Например, понял, что купить Валко невозможно. Деньги для нее всего лишь расходный материал, как бензин для машины. Слава ей тоже не нужна, потому что она не признает прославленных авторитетов. Она считает, что большинство диссертаций наших профессоров высосаны из пальца, а их научные звания либо куплены, либо получены по блату. Она уверена, что настоящих талантов они к науке не подпускают, потому что те мешают им, бездарям, спокойно жить.

– У нее есть любовник?

– Есть, но она из тех женщин, которым доставляет удовольствие играть мужчинами, как кошка – мышкой. Как только очередной мужчина лежит у ее ног, он ей надоедает и она манит пальцем следующего. Красивая, стерва! – Юрий Тимофеевич поправил свои полуседые волосы. – Медицинский центр у нее богатый. Евроремонт, современное оборудование, охрана, обученный персонал. Чтобы содержать такой центр, немалые бабки нужны…

– И что же тебя смущает?

– А смущает меня то, что бабло она получает не от своих пациентов. С них она берет столько, сколько они могут заплатить. Многим делает скидки на лечение, бедных лечит за просто так. Ее интересуют сложные пациенты, а не их деньги. И чем сложнее клинический случай, тем ей интересней.

– Врач и должен быть таким.

– Конечно, конечно. Но у нее две квартиры в Питере, квартира в Москве, особняк в Репино. У нее две машины и катер, больше напоминающий яхту. На какие такие шиши?

– У такого красивого бабца могут быть богатенькие спонсоры.

– С кем попало она в постель не ляжет. Она брезглива, как домашняя кошка.

– Есть богатые люди, которые за излеченную жену или ребенка не пожалеют любых миллионов. Об этом ты думал?

– Думал. Богатые люди у нее лечатся, но я интуитивно чувствую, что у нее есть еще какой-то источник дохода. Надо бы покопать в этом направлении.

– Так копай. Кто тебе мешает?

– Да, я совсем забыл вам сказать, что в школьные годы Соня Валко увлекалась поэзией. Посылала свои стихи в редакции газет и журналов.

– Ну и что?

– Отовсюду получала отказы в публикации. Мол, вам еще надо поработать над словом, над рифмой, над ритмом, над тем, над этим, и вообще вы не по-женски пишете. В стихах должно быть поменьше философии и побольше чувств.

– От кого ты это узнал?

– От ее бывшего друга, редактора альманаха «Радуга». В «Радуге» была опубликована подборка ее стихов.

– А у тебя есть ее стихи?

– Я отсканировал целую стопку ее стихов. Для наших полупьяных поэтиков они слишком глубокомысленны. Такие рассуждения, как у нее, надо бы в прозу вкладывать, а не в стихи. – Миронов достал из карманчика льняной рубашки флешку и протянул ее Скворцу. – Здесь ее неопубликованные стихи. Почитайте на досуге. Чем-то напоминают стихи Михайло Ломоносова.

– А для чего ты мне все это говоришь?

– Думаю, что надо покопать и в этом направлении.

– Ха-ха-ха! Ты думаешь, что дама за тридцать лет продолжает писать стихи?

– Тот, кто в молодости писал стихи, нередко переходит на прозу. Кстати, у бывших поэтов проза мелодична и наполнена ритмами.

– И примеры можешь привести?

– Могу. Гоголь, Бунин, Довлатов. Хватит или еще кого-нибудь назвать?

– Нет, нет, не надо. Ты меня убедил. Кстати, ты не такой простачок, каким хочешь казаться.