Текст книги "Сыщики преисподней (сборник)"
Автор книги: Георгий Зотов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 51 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]
Малинин умирал от любопытства, но, как ни старался подальше высунуть голову из машины, не смог расслышать ни слова. После десяти минут «языка жестов» обе стороны пришли к согласию. Калашников приложил дрожащий палец к губам, дед в ответ лихим бандитским жестом провел рукой по горлу – дескать, могила. Обменявшись рукопожатиями, они разошлись – доктор вернулся в Учреждение, а его благородие направился к авто, отчего-то шатаясь, будто пьяный.
Не заметив предусмотрительно распахнутую дверь, Алексей на автомате сел в машину. Замерев на переднем сиденье подобно сфинксу, он минут двадцать молчал, тупо глядя сквозь забрызганное грязью лобовое стекло. Наконец, повернувшись в сторону уже привыкшего к зависаниям начальства унтер-офицера, Калашников левой рукой взял Малинина за плечо и тихо произнес бесцветным пластмассовым голосом:
– Не может быть. Этого просто не может быть.
– Чего не может быть, вашбродь? – не выдержал Малинин.
Калашников не ответил.
Глава 20Сто тысяч золотых
(11 часов 57 минут)
Сталин смачно откусил половину гигантского бутерброда, заботливо сооруженного гостеприимным хозяином квартиры. На скатерть посыпались мягкие хлебные крошки.
– Я здорово испугался, – дружелюбно заметил он. – Я уж думал, ты меня сдал.
Мюллер, поглаживая кружку, рассмеялся знакомым дребезжащим смехом.
– Коба, ты юморист. Ну ключ я забыл, что тут такого? Постучал тихо, чтобы внимание соседей не привлекать, ночь же на дворе… А ты в окошко полез – хорошо, что застрял. И куда бы ты, mein lieber, оттуда потом прыгал? Неужели забыл, на каком этаже я живу?
Сталин сконфуженно молчал. Ему и самому неприятно вспоминать, что, услышав вкрадчивый стук, он бросился искать выход и попытался пролезть в форточку, – к счастью, она оказалась слишком мала. Полчаса ушло на то, чтобы кое-как втиснуться обратно и увидеть, что дверь никто не ломал. Он подкрался, осторожно посмотрел в глазок и увидел одиноко сидящего на лестничной клетке Мюллера с бумажным пакетом, полным овощей.
Неловкую паузу прервало начало новостей по «ящику». Популярный в городе телеведущий Влад Кистьев, практически с нуля раскрутивший местное телевидение, заметно волновался, держа перед собой только что вылезший из факса листок.
– А сейчас, дорогие телезрители, вам предстоит услышать сенсацию. На днях из мест лишения свободы бежал опасный преступник, в 1953 году приговоренный Главным Судом к каторге в городских каменоломнях. Просим соблюдать бдительность – этот человек может находиться среди вас! Постарайтесь запомнить его внешность.
Телеэкран заполнило рябое усатое лицо с желтыми глазами, и Сталин закашлялся, подавившись огурцом. Перегнувшись через стол, Мюллер постучал его по спине.
– По неизвестным причинам власти решились объявить об этом только сейчас, – взахлеб продолжал Кистьев. – Имя сбежавшего – Иосиф Сталин, один из бывших лидеров Советского Союза, в прошлом крупнейшего евроазиатского государства. Если вы первым сообщите о его местонахождении и эта информация приведет к его аресту, то вам будет выплачено сто тысяч золотых дублонов наличными и бесплатно предоставлен грузовик для их транспортировки. Уважаемые горожане, не упустите свой шанс!
Кистьев неторопливо отложил листок и посмотрел в камеру пронзительным сверлящим взглядом – так, как будто он мог видеть распивающих чай приятелей.
– Иосиф… – вкрадчиво сказал Влад, и Сталина передернуло. – Если сейчас вы смотрите это сообщение – вам предлагается явка с повинной. Учреждение дает официальные гарантии, что вы не подвергнетесь наказанию. Просим телезрителей снова взглянуть на фото.
Шеф гестапо выжидательно уставился на оцепеневшего вождя народов. К тому медленно возвращались способности говорить. Остатки развалившегося бутерброда валялись на полу.
– Похоже, случилось что-то серьезное, – выплюнул огурец Сталин. – То ли у них дела идут очень хорошо, то ли напротив – очень плохо. Неспроста они на меня набросились.
Вслед за объявлением Кистьев плавно перешел к городским новостям. В телевизоре возникли фото какого-то урода и женщины с черными волосами, обрамленные золотом.
– Сегодня таинственный Ангел Смерти опять нанес огненный удар прямо под носом у правоохранительных органов, – услышал Сталин слова ведущего. – Среди бела дня, в присутствии тысяч людей, им был убит монстр, когда-то созданный доктором Франкенштейном. Но и этого киллеру показалось мало – через час жертвой Ангела Смерти пала египетская царица Клеопатра, в прошлом знаменитая своими любовными связями. Наш корреспондент Илья Веснин передает с места происшествия.
В кадре появился стильный молодой человек в очках от Диора, за спиной которого маячила масштабная толпа из мужчин различных национальностей, включая негров.
– Нам удалось собрать здесь лишь незначительную часть бывших любовников Клеопатры. Сейчас в прямом эфире эксклюзивный комментарий «любви всей ее жизни» – водителя городского 11785-го автобусного парка Юлия Цезаря. Скажите, пожалуйста, – тараторил молодой человек, буквально суя микрофон с эмблемой «101 канала» в рот лысому небритому мужику в грязной спецовке, – какие чувства вы испытываете?
– Ну, типа, мы с Клепой давно не общались, – шмыгнул носом лысый. – Пару тыщ лет назад была у нас страсть, я ей быстренько ноги раздвинул, типа, veni, vidi, vici[12]12
«Пришел, увидел, победил» (лат.) – знаменитое выражение Юлия Цезаря.
[Закрыть] гы-гы-гы, – загоготал интервьюируемый. – Так и что дальше? Прошла любовь, завяли tomatus. С сыном эта змея мне видеться не разрешила, телефон ее в городской справочной не дали, сказали – засекречено. И фигли тут? С врагом моим, который меня грохнул, она потом переспала. И че в итоге получается? Кошка она драная – вот что я скажу, мужики!
Толпа бурно взорвалась оглушительными аплодисментами.
– Теперь понятно, – вздохнул Сталин. – Эти придурки до сих пор никого не поймали. Хотят меня более детально допросить по поводу записки. Но это у них не получится.
– Скоро они начнут повальные обыски квартир, – мудро заметил опытный Мюллер. – Но с другой стороны, в городе этих квартир – миллиарды. Так что сиди и будь спокоен – у тебя еще полно времени. А может, все-таки передумаешь и сдашься?
Подобное предложение Сталину не очень понравилось.
– Генрих, почему же ты сам не явился с повинной, а предпочел отсиживаться в аргентинских джунглях? Уж я-то знаю, как это делается: ты обещаешь все что угодно, чтобы человек сдался. Но как только он придет – делай с ним что хочешь.
– Твоя правда, Коба, – покорно согласился шеф гестапо. – Но теперь не то что на улицу – даже к окну не подходи: сто штук золотом найдется много желающих заработать. Кто там тебя в кино играл? В ближайшее время всех актеров по доносам соседей похватают.
– Странно, что в городе никак не введут в обращение нормальные бумажные деньги, – облегченно рассмеялся вождь народов. – Шефа заело, что «люди гибнут за металл», и если и продают душу, то исключительно за золото: мол, это и есть самая дьявольская валюта. Да они душу за что угодно продадут – возьмут и банкнотами, и чеками, и натурой. Иногда появляется крамольная мысль, что Шеф человеческий род так до конца и не изучил.
– Это точно, – визгливо хихикнул Мюллер. – Я-то грешным делом рассчитывал, что если попаду сюда, так мои навыки по поводу людей Шефу пригодятся, но оказалось – таких специалистов, как я, здесь пруд пруди. Что же касается золота – к счастью, миллионеров тут практически нет, а то было бы страшное дело. Прикинь, если бы Рокфеллер, Вандербильд и Генри Форд свою зарплату каждый месяц на товарном поезде вывозили?
Оба расхохотались. Между тем телевизор уже показывал крупным планом панораму психушки, где сожгли Франкенштейна. Камера обозревала скромное больничное отделение, где, забившись под одеяло и поблескивая глазами, лежал худощавый человек с бородкой. Бедняга непрерывно дрожал, словно ему было очень холодно.
– Володя? – удивился Сталин. – Слушай, так он опять заболел, что ли? Совсем плохой стал. Вот видишь, и до него добрались. Повезло еще мужику, что цел остался.
– Да черт с ним, – осклабился Мюллер. – Главное, что мы не на его месте и уж тем более не на месте Франкенштейна с Клеопатрой. Помянем покойничков?
На бело-синей баварской скатерти появился литровый штоф с самодельным шнапсом.
Сталин собрался сказать, что в его возрасте много пить не стоит, но вспомнил ночные ужасы с мертвым лицом брата Ираклия и обреченно махнул рукой:
– Наливай.
В комнате раздался чарующий звон сдвинувшихся стопок.
Глава 21Опасный посетитель
(12 часов 15 минут)
Досмотрев новости до конца, офицер в зеленой форме выключил телевизор и расплылся в довольной улыбке. Была б его воля, он бы исполнителю орден на грудь повесил – работает парень не за страх, а за совесть. Ну что ж, это приближает день «икс»: осталось только два трупа, после чего все смогут расслабиться.
В ближайшие часы заказчик пришлет последнего курьера, и его участие на этом завершится. Можно будет просто сидеть в рабочем кабинете и ждать результатов. Смогут ли псы помешать? Уже вряд ли. Осталось так мало времени, что очевидно: они не смогут остановить исполнителя. Неплохо.
Если бы следующими стали Есенин и Айседора Дункан, так это было и вовсе отлично. К великой радости офицера, расфуфыренный поэтишка сегодня не болтается по коридору, благоухая спиртягой, не его смена. Иначе он бы уж точно не стерпел, запустил в его самодовольную рожу стаканом с карандашами. Сукин сын. Сочиняет ерунду для сопливых девочек и купается в славе – даже после смерти. А чего там ума требуется эту дебильную рифму составлять? Ботинки-полуботинки. И дурак сможет.
В коридоре уже с полчаса слышался непонятный шум. Он приложил ладонь к уху – различались отдельные слова с иностранным акцентом, сопровождаемые резким свистом воздуха, как будто работал пропеллер. До его слуха донеслись обрывки яростных фраз: «Да пустите меня наконец… это отвратительно… я буду жаловаться… канальи…»
Офицер какое-то время пробовал не обращать на шум внимания, но разборка не только не затихла, но даже усилилась. Человек за стеной перешел на крик – он просто орал в голос. Выматерившись, офицер распахнул дверь в коридор и тут же увидел, что имеет очевидный шанс спасти одного из коллег от полного уничтожения.
– Вы понимаете, в какое положение вы меня ставите? – верещал на капитана из отдела контрабанды мужик в цветастой рубашке с напомаженными щеками. – Мама мия, да вся моя семья по миру пойдет! Вы соображаете, на какие бабки я попал? Порсо маладетто!
Прижатый к стене коллега страдальчески закатывал покрасневшие глаза и пытался слабо сопротивляться, что-то хрипя. Офицер подошел вплотную, отпихнув его в сторону.
– Конфискация законна, господин Версаче, – произнес он бесстрастным тоном. – Вам прекрасно известно, что вы нарушили правила. В Аду категорически запрещены предметы роскоши. Вам волю дай – вся братва начнет костюмами от Версаче понтоваться.
– О, скажите, пожалуйста! – резко воздел руки вверх модельер, и офицер сообразил – свист исходит оттого, что итальянец чересчур активно машет конечностями. – И что мне делать прикажете? Чем заниматься? Я же не могу, как прописал ваш идиотский Главный Суд, круглые сутки пахать швеей на городской имитации фабрики «Большевичка»! Все руки уже иголкой исколол, вот, посмотрите, посмотрите! – он сунул под нос офицера надушенные пухлые ладони. – Мне нужен простор фантазии, я творческая личность, черт меня побери! А вы? Что делаете вы? Заставляете меня шить семейные трусы!
– Черт вас уже побрал, если вам неизвестно, – злобно заметил офицер. – Своим скандалом и глупыми оскорблениями вы ничего не добьетесь. Попрошу покинуть помещение и не мешать нашей работе. Красные пиджаки вам в любом случае не вернут.
– Мама мия! – снова театрально заломил холеные руки Джанни Версаче. – Подумать только – такой симпатичный мужчинка, и так катастрофически жесток! – Его накрашенные глаза слегка увлажнились. – Противный, а ты ведь мог бы быть со мной и чуточку поласковее… – он игриво прикоснулся к его шее, обтянутой зеленой тканью.
Офицера едва не стошнило от подобного проявления симпатии.
– Пошел вон, – сухо огрызнулся он. – Сексуальное домогательство официальных лиц карается шестьюстами годами каменоломни. Если вы сейчас же не уйдете, то я…
– Конечно, – Версаче нехотя убрал руку. – Вам бы только людей рядить в полосатые робы, жуткие костюмы, кошмарные кепки. Серая толпа вас только радует… Эти однотипные чудовища, клоны, которых никто не в состоянии различить, как в Северной Корее. Вы ужасный коммунист! – закричал он так, что в коридоре отдалось эхо.
– Уж лучше быть ужасным коммунистом, чем старым гомосеком, – пожал плечами офицер. – Беседа окончена. Раз уж вы не желаете по-хорошему…
– Я ухожу, – оскорбленно взвизгнул Версаче, поправив щегольскую рубашку. – Но вы за это еще ответите! Подумать только, превосходные пиджаки, кожаная обувь, парфюм – и все коту под хвост. Ну ничего, наших тут много. Вы знаете, КОМУ я буду жаловаться?
– Да хоть Рудольфу Нуриеву с Фредди Меркьюри, – окрысился человек в зеленой форме. – Они ваши расстройства наверняка поймут и оценят. До свидания, господин дизайнер.
Джанни Версаче не ответил на прощание – дернув подбородком, он направился в сторону выхода, распространяя вокруг себя запах дорогих контрабандных духов.
– Спасибо, – сдавленно сказал коллега.
– Не за что, – ответил офицер и вернулся на рабочее место.
…Он снова взглянул на стенные часы. Не терпится. Жаль, до ночи еще долго – забавно будет пообщаться с последним курьером. Такого сильного прилива адреналина он не испытывал давно. Существование в городе ужасно скучно. На Земле знаешь, что твоя жизнь постепенно меняется: детство, молодость, любовь, перепады в карьере, интриги, старость. Тут же всегда что-то вроде фильма «День сурка», только еще хуже. Чем ты умнее, тем меньше возможностей сделать карьеру. Чем богаче – тем беднее. Чем красивее – тем больше одиночества. Да гори оно все синим пламенем… Не жалко.
Он не смог себя сдержать, хотя отлично понимал, что прошло совсем немного времени: украдкой посмотрел на чуть-чуть продвинувшиеся вперед стрелки часов.
Скоро. Уже скоро.
Глава 22Элемент крови
(13 часов 08 минут)
Ситуация не менялась. Калашников продолжал рассматривать блокнот, шепча неразборчивые слова и кусая губы. Пару раз он порывался выйти из машины, но останавливался, наткнувшись на невидимое препятствие, и заваливался обратно на сиденье.
«Это с ним уже второй раз за сутки, – безрадостно констатировал терзавшийся паническими мыслями Малинин. – Видать, совсем кранты». На махание руками перед лицом Калашников не реагировал: лишь раскрывал рот, как аквариумная рыбка, и закрывал обратно. Малинин совсем отчаялся, но тут ему в голову пришла доходчивая идея, как следует разрядить обстановку. Он удивился, что не додумался до нее раньше – ЭТО помогало всегда.
Ловко отстегнув от пояса объемистую кожаную фляжку, он отвинтил от нее крышку в виде стопки, куда от души налил прозрачной жидкости. Пихнув безучастного Алексея в плечо, унтер-офицер участливо протянул ему импровизированный стакан.
– Хлебните, вашбродь. Может, оно и полегчает.
Если бы Калашников являлся по национальности немцем или каким-нибудь турком, малининский номер бы не прокатил. Но в данном случае пошло как по маслу. Жестом робота приняв протянутую емкость, Алексей осушил ее одним глотком. Он не закашлялся, как того злорадно ожидал Малинин, но его мутные глаза прояснились – во всяком случае, он посмотрел на унтер-офицера весьма осмысленным взглядом.
– Серега? А что ты-то тут делаешь?
– Ну здрассьте-пожалста. Вас жду, вашбродь. Как вы вчера мне и приказали.
Перед Алексеем отчетливо всплыла картина его выхода из Учреждения и краткой, но содержательной беседы с человеком в белом халате. Вздрогнув, он поглядел на открытый блокнот, и химические формулы расплылись у него в зрачках, образовывая черную паутину.
– Серега… – прошептал он еле слышным голосом, снова проваливаясь куда-то.
– Чё? – перепугался Малинин.
– Беда… Дай еще водки.
Вторая стопка также улетела в горло Калашникова без каких-либо задержек. Малинин попытался с ходу налить и третью, но Алексей отстранил его руку.
– Спасибо, оклемался. У Шефа еще и виски ахнул, в голове зашумело. Как бы не уснуть.
Посидев еще минуту, он в очередной раз уперся напряженным взглядом в страницы с формулами. Малинин привычно погрузился в ожидание.
– Похоже, у нас офигительные проблемы, братец, – обрел дар речи Калашников. – Объяснить не проси – я даже не знаю, как Шефу об этом докладывать. Надо поехать домой, чуть-чуть посидеть и не спеша все осмыслить. Как обухом только что по голове получил.
– Да скажите же мне! – слезно взмолился Малинин. – Чего вам этот дед в халате такого свистнул? Что в этом гребаном блокноте? Ё-моё, я ж теперича спать не смогу!
Лицо Калашникова сделалось жестким и даже в какой-то степени злобным.
– Если хоть одно слово по этому поводу кому-то вякнешь – тебе конец, – с хищным оскалом произнес он, больно стиснув малининское предплечье. – Лично добьюсь, чтобы тебя испепелили на первом же совещании у Шефа. Уборщица равнодушно сметет твой пепел в совок, и завтра никто тебя уже и не вспомнит. Надеюсь, все понятно?
– Вашбродь, да я… – захлебнулся Малинин. – Мать вашу, если надо, я землю есть буду…
– Короче, – прервал его заверения в верности Калашников. – Этот мужик в белом халате сказал, что в менделеевском блокноте записано следующее: вещество в качестве одного из основных элементов содержит натуральную крысиную кровь. Он в этом уверен точно так же, как и в том, что дважды два – четыре. Я его несколько раз переспросил, наорал даже, но он утверждает – нет, все правильно. Голова в момент закружилась, еле-еле в обморок не грохнулся, ноги ватные стали – не помню, как до машины дошел.
Он замолчал, предвкушая бурную реакцию Малинина. Однако тот лишь глупо хлопал глазами. Калашниковская сенсация с наполненными ватой ногами и доктором, почему-то знающим таблицу умножения, не произвела на него впечатления.
– Так ты не понял, что ли? – взбеленился Алексей.
– Нет, – честно ответил сбитый с толку Малинин.
– Кто бы сомневался! – забыв про свои недавние потрясения, заржал Калашников. – Так вот, умник, – где, в каком месте в целом городе ты хоть раз видел НАТУРАЛЬНУЮ кровь? У вампиров в квартале? Она вся сушеная, в виде порошка! Здесь крысы только мертвые, понимаешь? А эта кровь – настоящая! Ты хоть в курсе, что это означает?
Малинин уже понял, что следует подождать конца эффектной паузы, ибо начальство полностью пришло в себя. Через минуту ему все разложат, как на тарелочке.
– Не в курсе, – заключил Калашников после окончания паузы. – Ну хорошо – раз ты настолько тупой, я тебе сию сенсацию дословно объясню на пальцах. Это значит, что вещество, с помощью которого сожгли шесть городских знаменитостей, состоящее из нескольких элементов, в том числе и святой воды, сделано вовсе не в Аду, как мы с тобой наивно предполагали раньше. Ибо в городе спокон веку не существует ничего живого, все вокруг мертвое – и люди, и животные, разве что растения нормальные, но их мы в расчет не берем. А настоящих, живых крыс с натуральной кровью можно отыскать только исключительно в том мире, откуда когда-то сюда пришли и мы с тобой.
Малинин беззвучно приоткрыл рот, невольно превратившись в точный образец лица Калашникова десятиминутной давности. Однако Алексей уже не смотрел на него, продолжая увлеченно размахивать рукой с зажатым в ней блокнотом.
– Так вот, братец, – все время мы искали НЕ ТАМ. Мне это пришло в голову буквально через секунду после того, как химик сказал про формулу крысиной крови. Тот, кто планирует и осуществляет все убийства в Аду, сидит вовсе не в городе.
Последовала вторая эффектная пауза. Алексей наконец вспомнил о Малинине, который уже практически перестал шевелиться, и притянул его вплотную к себе.
– Он находится НА ЗЕМЛЕ.
Ответа Калашников не услышал. Раздался сухой деревянный стук – с размаху ударившись головой о поверхность обитого железом руля, Малинин потерял сознание.
Алексей не стал приводить его в чувство. Положив ноги на приборную доску, он просидел так еще минут сорок, думая о чем-то. Бесполезный теперь блокнот покоился на спине Малинина. Решение пришло к нему не слишком быстро, но все-таки пришло.
Наконец выудив мобильный телефон, Калашников включил его, после чего заглянул в раздел «Записная книжка». Почти сразу выбрав на дисплее знакомое ему имя из четырех букв, он нажал упругую зеленую кнопку.
После первого же гудка на другом конце провода сняли трубку.
– Алло. Здравствуйте.
– Добрый вечер. Мне нужен Вонг.
– Его нет, господина.
– А когда он будет?
– Не знаю, господина. Никому не сказал, уехал. Думаю, часов через пять. Что-то передать?
– Спасибо, – вежливо ответил Калашников. – Я перезвоню.