Текст книги "Смерть в ритме танго"

Автор книги: Георгий Ланской

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Здрасьте, – ехидно поздоровалась старуха. – Как делишки ваши?

– Спасибо, не жалуюсь, – ответил вежливый Эдик. – У вас как здоровье?

Может вызывать лифт? Нет, проще обогнать бабку и сбежать по лестнице. Но старуха явно нацелилась на долгую беседу.

– У вас еще и девушка теперь живет?

– Нет, у меня приятель остановился, – вежливо ответил Эдик, делая попытку обогнуть бабку с фланга. Но старуха, видимо во время войны служила в партизанах и на провокацию не поддалась.

– А кто ж тогда из вашей то квартиры выходил? Рыженькая такая девочка?

– А это, наверное, сестра Богдана, – обрадовался Эдик и ловко прошмыгнул мимо назойливой соседки. Вот зараза! Так и весь день проторчать на лестнице можно.

– И не она это совсем! – донеслось ему вслед, но Эдик не слушал. Вот еще, не хватало!

День был каким-то неудачным. Видать сглазила бабка! Во-первых, встречу с потенциальными поставщиками пришлось задержать. Какие-то странные неурядицы заставили обычно столь пунктуальных партнеров задержать поставку очередной партии уральских самоцветов. Донельзя раздраженная секретарша орала в трубку, что фирма вовсе не отменяла заказа, что это ошибка. Наконец, бедную девушку поняли и пообещали все выполнить. Но после обеда, когда переговоры были в самом разгаре, заявились представители пожарной охраны. Огромных трудов стоило выпроводить их вон за определенную мзду.

Вдобавок, личный компьютер Соловьева после выхода в Интернет, заразился на редкость въедливым вирусом. Техники ковырялись с ним в течении трех часов, а после их тестирования, Эдуард обнаружил, что зловредный вирус сожрал все текстовые документы. Папки с порнофотографиями, вирус отчего-то не тронул, впрочем, вирусы предпочитают питаться именно текстовыми документами, особенно им по вкусу те, что созданы в программе Word. Все бы ничего, но документы содержали информацию по последним сделкам. Правда, утеря этих данных была не смертельна, ее можно было восстановить, если не техническими средствами, то, попросту вновь набрав заново. Эдуард предусмотрительно распечатал нужные документы, спрятав у себя дома в сейф.

Решив порадовать себя, Эдуард позвонил Богдану домой. Однако тот трубку не снял. Мобильный тоже молчал, что было несколько необычно. С незалеченными синяками на теле Богдан не мог работать, а телефон отключал только когда ходил по «языку» или позировал перед фотографами. Но он вполне мог лежать в ванне или быть в туалете. Туда он телефон не брал.

Однако к телефону он не подошел и через полчаса, и через час. Эдуард почувствовал накипающее раздражение. В голове вновь мелькнула мутная мысль сделать очередную гадость. Но вот объекта для этого вблизи как назло не было.

Однако, хамство следовало наказывать. Плюнув на оставшиеся дела, Эдуард выскочил из офиса, и понесся к своему джипу. Мальчик заигрался. Следовало проучить его еще раз, чтобы он знал свое место. Мало было того раза…

Джип с ревом рванул с места и в ту же минуту раздался короткий вскрик, и что-то скрюченное метнулось прямо под колеса. Перепуганный Эдуард выскочил из автомобиля. На асфальте полулежал молоденький паренек, державшийся за коленку.

– Ты чего, дурак, под колеса лезешь! – напустился на него Соловьев. – Жить надоело?!!

– Да я нечаянно, – попытался оправдаться паренек и попытался встать, – Ой, больно, блин.

Мальчонка всхлипнул и беспомощно посмотрел на Эдуарда. Тот злобно сплюнул и присел рядом с ним.

– Давай в больницу отвезу.

– Ой, не надо в больницу, – испугался паренек. – Я и не сломал ничего, ударился только. Идти больно, а так ничего страшного. Я посижу, и все пройдет.

Эдуард пожал плечами и сел в машину. Парень отполз в сторону и присел на бордюрчик. Лицо у него было самое что ни на есть мученическое. Он закатал штанину и внимательно осмотрел ногу, на которой не было видно особых следов происшествия. Соловьев вновь завел мотор и тронулся с места. В зеркальце заднего вида, Эдуард увидел, как паренек встал и, отчаянно хромая, направился в противоположную сторону. Идти ему, наверное, было тяжело и больно, поскольку буквально через несколько шагов он остановился и присел. Эдуард остановился, а потом развернулся и подъехал к парню.

– Может все-таки в больницу? – произнес он, подъехав к несчастному страдальцу.

– Не, – протянул паренек, – мне домой надо. Собака не кормленная, а предки на дежурстве, завтра только заявятся.

Прозвучало это как то двусмысленно. Эдуард подумал минутку, а потом решительно распахнул дверцу машины.

– Садись, домой отвезу. Голодный пес, это уже серьезно.

Парень недолго колебался и даже хотел было отказаться, но неловко наступил на ногу и болезненно скривился. А потом, махнув рукой, сел в джип.

– Где живешь-то? – спросил Соловьев.

– По Мичурина, в самом конце, – пояснил парень.

– Это что ж, частные дома? – спросил Эдуард.

– Ага.

Это было не совсем по пути, но мальчик был такой молоденький, такой смазливенький, что Эдуард почувствовал сладкое возбуждение. В конце концов, день все равно испорчен. Почему бы ни прокатиться? Эдуард рванул с места так, что парень невольно вцепился в сидение, а потом пристегнулся ремнем безопасности.

– Не боись, солдат ребенка не обидит, – усмехнулся Эдик. Паренек криво ухмыльнулся.

– Как зовут-то тебя? – поинтересовался Соловьев.

– Толик, – робко ответил паренек и умильно посмотрел на бизнесмена.

– Ну, показывай, Толик, куда ехать, – произнес Соловьев.

Руководимый пареньком, Эдуард уже примерно через тридцать минут подрулил к дому Толика. Оглядевшись вокруг, он улицезрел безрадостную картину. Толик жил в нищете. Покосившийся домик, принадлежащий ему, был ободранным и самым непритязательным из всех стоящих. Одна половинка ворот была распахнута, другая отсутствовала. Часть стекол была выбита и заколочена фанерой. Во дворе глухо лаял облезлый пес. Эдик обозрел окрестности. М-да, это не Рио де Жанейро!

Пес завилял хвостом. Тональность лая сменилась. Теперь это был уже полувопросительный, полупросительный визг. «Голодает животина», – по хозяйски подумал Эдуард.

– Сейчас, сейчас, – засуетился Толик, выползая из джипа. Неловко наступив на больную ногу, он ойкнул и покачнулся, схватившись за Соловьева, чтобы не упасть. Эдуард поддержал его, как бы ненароком проведя рукой по ягодицам. Толик смущенно улыбнулся.

– Вы не могли бы помочь мне войти?

Эдуард выразил согласие. Толик с трудом вошел во двор, где его с повизгиванием встретил пес, сидящий на цепи. Из принесенного с собой пакета Толик вывалил в собачью миску какие-то обрезки мяса, кости, куски хлеба. Пес жадно накинулся на еду, глотая все без разбора, зарываясь в чашку носом по самые уши.

– Ты один живешь? – спросил Соловьев.

– Нет, с бабушкой. Только она в больнице сейчас. А я вот в ресторане подрабатываю, официантом, – ответил Толик. – Помогите мне в дом войти.

Эдуард, ухмыльнувшись, вошел в дом, придерживая парня за плечи. Волна желания захлестнула его с головой. Едва они вошли в крохотную комнатку, как Соловьев с рычанием толкнул Толика на диван, одним рывком сдернул с того спортивные штаны, и ринулся в атаку. Толик слабо пискнул и попытался было сопротивляться, но Эдуард навалился на него своей тушей.

Эдуард провел в крохотном домике всю ночь. Толик поначалу всхлипывал, а потом вроде бы даже вошел во вкус и позволял делать с собой все, что угодно. Бесстрастное лицо Богдана растворилось где-то вдали.

Рано утром, когда Толик еще спал, Соловьев сунул под подушку несколько смятых зеленых купюр, оделся и поехал домой. В конце концов, мальчик это заработал. Может быть он когда-нибудь еще навестит его.

Жажда секса была утолена. Теперь все выходки Богдана не казались такими уж странными. Теперь все будет иначе…

* * *

Последняя бутылка была допита. Девушка, покачиваясь, пошла к дверям, мутно оглядывая окрестности. Ее колючий взгляд натолкнулся на плакат, на котором обнималась красивая пара. Слишком красивая, чтобы быть настоящей.

Ей было больно. Когда-то лицо, которое мило улыбалось на бумаге, принадлежало ей. Другое лицо было слишком дорого, чтобы позволить себе забыть его. Слишком дорого, чтобы позволить себе разделить его с кем-либо еще.

Она замышляла убийство. Не то чтобы сразу. Может быть, он еще передумает.

Шансы были невелики.

Она это понимала.

Девушка отправилась на кухню, вынула из ящика стола длинный нож и, спрятав его под одеждой, вышла на улицу, не удосужившись закрыть за собой дверь. Впрочем, красть там было нечего. Старый матрац на полу и несколько глянцевых журналов, да еще этот плакат на стене.

Если бы Богдан Тихомиров знал о визите дамы, в голове которой сквозь дымку алкоголя пульсировало всего одно желание – желание убить его, он очень бы удивился.

Но он этого не мог даже представить.

* * *

Игорь Чернов, разогнав свой джип до предельно допустимой скорости, мчался по пустынному шоссе. У него была причина торопиться, и причина весьма и весьма неприятная.

Вчера у него состоялся весьма странный разговор с Богданом, который словно с цепи сорвался. В его словах был резон, но выслушивать подобные вещи ему было не по нутру. Особенно после такого замечательного отдыха с его сестрой.

Мальчишка позволил себе лишнее. То, что он брат Милены еще не оправдывало его.

Игорю срочно позвонили и вызвали обратно прямо с пляжа. Поставщики задумали редкостную гадость, решив кинуть своих партнеров на хорошие деньги. Бизнес требовал срочного присутствия. Игорь вылетел сразу же, Милена осталась в Египте. По приезду в родной город, Игорь снял трубку зазвонившего телефона и услышал от брата своей любимой кучу гадостей. Это было слишком неприятно. И теперь, когда Игорь несся на своем джипе по пустынному шоссе, он думал о Богдане.

Богдану Тихомирову совершенно не было в этот момент дела до мыслей Игоря Чернова.

И совершенно напрасно.

* * *

Соседка Эдуарда Соловьева услышала леденящий душу крик примерно в половине второго ночи. Женщине не спалось. Ей предстояло приготовить серьезный доклад в аспирантуре. Она готовилась и поэтому еще не ложилась.

Крик оборвался странным звуком, похожим на выстрел. Потом была тишина. Тишина, от которой кровь замерзала.

Но крики раздавались в квартире соседа и раньше. Однажды она все-таки вызвала милицию, а потом, когда сосед откупился от ментов толстой пачкой «зеленых», кто-то регулярно стал поджигать ей дверь и резать автомобильные покрышки. Женщина предпочла не связываться, хотя крик напугал ее.

Если бы она поняла, что в квартире напротив только что убили человека, она перепугалась бы до смерти.

Но она готовила доклад. Через пять минут она забыла о крике.

* * *

У Кирилла Миронова была примета: если день начинался с подгоревшей яичницы, то хорошего ждать не приходилось. После вчерашнего распития водки в компании своих коллег милиционеров башка трещала, как орех, немилосердно прихлопнутый дверью. Туго соображая, он поднялся по будильнику, сходил в туалет, принял душ, побрился и отправился на кухню готовить завтрак. Жена была в ночной смене, соответственно, никто не встал с утра и не приготовил ему завтрак. Пока на сковороде жарились три яйца, Кирилл одевался и смотрел новости. В очередной раз передавали сводку из Чечни. Новости были интересными. Кирилл засмотрелся и опомнился только тогда, когда из кухни потянуло паленым. Яичница не просто подогрела. Снизу она покрылась угольно-черной коркой и премерзко воняла. Раздраженный Кирилл выбросил еду в мусорное ведро и, удовольствовавшись бутербродом, поехал на работу. Помимо яичницы, ему дважды наступили на ногу в автобусе, в ларьке не оказалось его любимых сигарет, да еще и какая-то собака облаяла прямо перед отделением. После такого точно ничего хорошего не приходилось ждать. В отделении начальник распекал местного Пикассо, который намалевал плакат на проходной. На шедевре художника, гласящей, что на входе нужно предъявить пропуск, была изображена схематичная фигура человеческого существа с кроваво-красным маникюром и симпатичным перстеньком, держащая в руках служебное удостоверение. С фотографии удостоверения на мир хмуро взирал мужчина в форме, анкетные данные тоже были мужскими. Самое поганое, что плакат провисел пару дней и никому в голову не пришло, что нормальным мужикам как-то не свойственно красить ногти красным лаком. А сегодня с утра проныры-журналисты, узнавшие об убийстве раньше милиции явились в отделение и подняли ментов на смех. Начальник, на секунду прервавший свое увлекательное занятие нелюбезно посмотрел на Кирилла и ткнул ему пальцем в направлении дежурки. Кирилл тяжело вздохнул и открыл двери, пытаясь предугадать, что его ждет сегодня и удастся ли ему отвертеться малой кровью.

Малой кровью отделаться не удалось. Первый же вызов оказался «мокрухой». В квартире одного известного в городе бизнесмена Эдуарда Соловьева был найден труп не менее известного манекенщика Богдана Тихомирова. В милиции Соловьева прекрасно знали за его пристрастия к молоденьким мальчикам. Однако попытки завести на него дело за растление малолетних терпели фиаско. Какими пружинами пользовался Соловьев, было неизвестно, но ни одно дело до суда не дошло. О Тихомирове никто ничего не знал, помимо красивого лица, частенько мелькавшего на экранах телевизора и рекламных плакатов. Ни приводов, ни нарушений. До омерзения законопослушная жизнь.

Судя по всему, Тихомиров тоже стал жертвой Мясника или Убийцы голубых, как окрестили его местные журналисты. Особенно старались двое – не известный Кириллу Никита Шмелев, и местная звезда прессы Вера Гаврилова, мерзкая баба с дефектами речи. Эта сладкая парочка умудрялась влезать везде и всюду. Шмелев был более корректен, Гаврилова же мешала ментов с грязью, защищала «голубых», крича, что каждый вправе жить так, как захочет. И эта паршивка умудрялась таки печататься едва ли не в каждом номере с новой «расчлененкой», подробно описывая все детали.

Впрочем, милиция все-таки блюла тайну. Прессе подкинули кое-какие детали, не соответствующие действительности. С момента, когда в городе начал орудовать маньяк, очень много шизиков хотело взять на себя его грехи. Они регулярно приходили сдаваться, описывая, как потрошили гомиков, вырезали им на груди распятье. И ни один из них ни словом не обмолвился об отрубленные мизинцы и безымянные пальцы. Каждого такого психа тщательно проверяли, а потом либо отпускали, либо отправляли лечиться. Так или иначе, маньяком занимались все, даже кто не имел к нему никакого отношения. Счет трупов уже зашкалил за первый десяток.

Когда Кирилл появился в квартире Соловьева, там уже вовсю орудовали эксперты. Где-то за дверью глухо рычала собака. В спальне, поперек кровати, лежал труп молодого парня с кровавым месивом вместо лица. Судя по всему, ему выстрелили в голову с очень близкого расстояния. В квартире царил умеренный беспорядок. В ванной выла собака. В другой комнате оперуполномоченный Иван Патрушев допрашивал какую-то чрезвычайно ухоженную бабульку с внешностью Шапокляк. В кухне вместе с участковым сидела молодая девушка с бледным помертвевшим лицом. Участковый что-то тихо бубнил, но девушка абсолютно не реагировала. Кирилл мотнул головой, и участковый, досадливо крякнув, вышел к нему. Они обменялись рукопожатиями.

– Сестра евойная, – процедил сквозь зубы участковый. – Она труп нашла. Вы уж сами с ней поговорите, только поаккуратнее, а то она еле на ногах держится…

– Соловьеву сообщили?

– Едет.

Кирилл отошел к эксперту, возившемуся рядом с трупом. Краем глаза он заметил полустертую татуировку на плече покойника. Плечо было залито кровью, которая стекала струйкой на светлый ковер, и так засыхала, становясь почти черной.

– Что тут у нас? – спросил он. Эксперт хмуро посмотрел на него.

– Выстрел в лицо с близкого расстояния. Кроме того, в наличии разрезы по телу острым предметом. Очень похоже на недавние случаи.

– Наш «Мясник»?

– Не могу сказать определенно, но сильно смахивает на имитатора. Рука другая.

Этого только не хватало. Не так давно по телевизору показывали голливудский триллер с трогательным названием «Имитатор» с Сигурни Уивер в главной роли. Там убийца-имитатор ради спортивного интереса покрошил в мелкий винегрет несколько человек. Видимо начитался этой дряни, что пишут журналисты. Чертовы газетчики! Как им удавалось все узнать раньше всех? Не успел маньяк появиться в городе, все газеты уже растрепали довольно много информации, и ложной и правдивой. Где только что откопали?..

Кирилл вошел в кухню и сел рядом с девушкой. Она подняла на него глаза. Никаких эмоций на этом красивом лице не возникло. Больше всего оно напоминало застывшую восковую маску.

– Как вас зовут? – тихо спросил Кирилл.

– Милена, – ответила она. Голос ее был глухим и тусклым.

– Вы его сестра?

– Да.

Милена судорожно вздохнула.

– Можно мне воды? Там у меня в сумке бутылка минералки… – попросила она. Кирилл принес из прихожей изящную кожаную сумочку и потянул девушке. Она вынула из нее початую бутылочку минералки и жадно сделала несколько глотков. После того, как Милена утолила жажду, ее глаза оживились.

– Когда вы обнаружили тело? – спросил Кирилл. Милену явственно передернуло, но она попыталась взять себя в руки.

– Где-то с час назад. Я прилетела из Египта и к нему первому поехала, сувенирчики всякие ему приготовила…

Голос Милены сорвался. Она схватила бутылочку и жадно допила ее содержимое.

– Продолжайте, пожалуйста, – попросил Кирилл. Лучше бы она плакала, тогда это немое отчаяние не было бы таким страшным. Если бы она выплакалась, ей было бы легче, но она старалась сдержать слезы, что неминуемо привело бы к нервному срыву. Кирилл со страхом ждал, что она сорвется в любой момент.

– Я приехала, позвонила в дверь. Никто не открывал. Я подумала, что его нет дома, и решила оставить записку. Написала ее и хотела сунуть в щель, а дверь открылась. Она заперта не была. Я вошла осторожненько, тут пес выскочил, и рычать стал. Я минуту постояла, подождала, пока пес успокоится и обнюхает меня, а потом вошла. И увидела его в спальне…

Милена задохнулась и схватилась рукой за горло. Слезы рекой заструились из ее глаз.

– Милена, вы часто бывали в квартире?

Она кивнула, не в силах ответить.

– Вы не могли бы посмотреть, может что-то не так?

Она без всякого выражения посмотрела ему в глаза.

– Это ведь не моя квартира, и не квартира Богдана. Но я, конечно, посмотрю. – Милене явно не сиделось на месте. Ее лицо бледнело все сильнее. Кирилл встал и помог ей выйти в зал. Невидимая собака за дверью выла в голос. Судя по басу, пес был крупный.

– Компьютера нет, – сразу сказала она. – Он обычно здесь стоял на столе, но он может быть где-нибудь стоит зачехленный. Ноутбук черного цвета, марку не помню. Драгоценности он хранил в столе в деревянной шкатулке.

– Какие драгоценности? – спросил Кирилл.

– В основном золото. Эдуард много дарил ему всякой мишуры.

Кирилл открыл стол. Деревянная шкатулка была пуста.

– Где ваш брат хранил деньги?

– Не знаю. У него всегда было мало наличности, все в основном на кредитках.

Милена двинулась в сторону спальни словно зачарованная. Кирилл открыл рот и хотел было попросить ее не входить туда, но не успел. Милена остановилась на пороге. Ее фигура застыла, а потом подломилась, точно тряпичная. Кирилл не успел подхватить ее. Девушка рухнула на пол без единого звука, ударившись головой о косяк. Кирилл и давешний участковый кинулись к ней, подняли и положили на диван. Врач «скорой помощи», бесцельно слонявшийся по квартире, бросился к девушке и стал приводить ее в чувство.

Дверь бахнула, в прихожей началась перепалка одного из оперативников и какого-то мужчины. Тяжелый бас перекрыл неуверенные протесты милиционера. В комнату ворвался крупный высокий мужчина. Кирилл понял, что появился хозяин.

Бросив взгляд на лежащую без сознания Милену, Соловьев ринулся в спальню.

– Туда нельзя, – попытался остановить его Кирилл, но Соловьев не слышал его. Оттеснив Кирилла, Эдуард летел в спальню. Глаза его мгновенно вылезли из орбит, когда он увидел бездыханное тело Богдана. Схватившись за сердце, он попятился, и задом вышел из комнаты. Его розовые щеки мгновенно посерели, глаза ввалились. Прежде чем Кирилл успел задать ему хоть один вопрос, Эдуард зарыдал, уткнувшись лицом в подлокотник кресла.

* * *

Соловьев с трудом успокаивался, жадно глотая коньяк. Кирилл смотрел на него, с трудом сдерживая презрение. Там, в соседней комнате, лежала бесчувственная девушка, которая не владела собой от горя, а скорбь Эдуарда казалась плохо разыгранным спектаклем. Слезы, правда, лились у него самые настоящие, но кто знает отчего? Кириллу по роду службы приходилось сталкиваться с самыми разными людьми. Однажды он допрашивал мамашу, утопившую в ванне двухлетнюю дочку, потому что та «орала, как резаная, и не затыкалась». Эмоций мамаша вообще не проявляла. А как часто подозреваемый в пустяковой краже начинал рыдать и бить себя кулаками в грудь, причем слезы лились точно такие же: тоже из глаз, и тоже соленые. А спустя какое-то время, тот же самый воришка, осужденный условно, попадался вновь и снова бил себя кулаками в грудь и рыдал, как крокодил. Соловьев тоже напоминал крокодила, сытого, но не менее опасного. Кирилл даже хмыкнул, представив, как затаившийся в засаде плоский и зеленый Соловьев, перекусывает очередного конкурента. «Эх, взять бы автомат и разрядить бы атмосферу!», – подумал Кирилл. Соловьев ему не нравился. Очень не нравился, если быть точнее.

Дабы отвлечься от этого зрелища, Кирилл принялся оглядывать комнату. Хоромы были царскими, хотя не могли похвастаться обилием мебели. Однако именно в этом и был определенный смысл. В комнате стоял письменный стол с навороченным компьютером, который демонстративно повернул к Кириллу свой плоский, как блин, монитор. Пол был застлан пушистым бежевым ковром. Кроме всего прочего в комнате находился громадная система домашнего кинотеатра – невероятно сложный агрегат, с большим количеством кнопочек, лампочек и прочей лабуды. На полу стоял здоровенный музыкальный центр. Прямо на ковре были рассыпаны с полдесятка дисков. Еще несколько стояли аккуратной стопочкой в специальном футляре там же. Диван и два кресла, оббитые коричневой кожей, с царственным величием стояли у стены.

На столе стояла прозрачная выгнутая рамочка с фотографией Богдана. Несмотря на профессию убитого, фото в рамке было любительским и не блистало четкостью. Очевидно, Богдана снимали простой «мыльницей». На фотографии он сидел на корточках рядом с каким-то водоемом. На нем были обрезанные джинсы и тельняшка. На первый план назойливо лезла татуировка. Кирилл вспомнил, что полустертую картинку невиданного дракона он лично лицезрел на плече трупа. Очевидно, Богдан предпочитал переводные картинки настоящим тату, хотя, может быть, в агентстве не приветствовалось, когда их работники делали себе татуаж. Это обстоятельство следовало уточнить.

Вздохнув, Кирилл начал допрос Соловьева. Тот театрально хватался за голову, но, по мнению Кирилла слегка пережимал.

– Кем доводился вам убитый? – спросил Кирилл, получив точные анкетные данные Соловьева.

– Другом, – ответил он после короткой заминки.

– А если точнее?

Соловьев схватился за сигареты, и, сунув одну из них в рот, старательно раскурил фильтр. Кирилл поморщился: сыграно было совсем уж паршиво.

– Любовником, – наконец ответил Соловьев. – Но надеюсь, что вы понимаете…

– Разумеется, – скучным голосом ответил Кирилл, тщательно записывая ответы Эдуарда. – Как давно вы знакомы?

– Не слишком давно… Пару месяцев.

– При каких обстоятельствах вы познакомились? Где?

Соловьев занудно принялся рассказывать встречу в ресторане, где отмечалось назначение Милены на новую должность. Кирилл старательно записывал свидетелей, уточнял адреса и данные, присутствовавших на том вечере. Краем глаза он отметил, что опер, протоколирующий показания Шапокляк, замаячил за спиной, не желая, впрочем, отрывать Кирилла от работы.

– В каких вы были отношениях, я имею в виду, кроме интимных? Ссорились часто?

– Что вы, – вспыхнул Соловьев. – Вообще не ссорились. Жили душа в душу.

– Может быть, вы слышали о каких-либо неприятностях у Тихомирова на работе или в семье?

– Нет, – отрицательно покачал головой Эдуард. – Богдан был очень закрытым человеком и о себе мало рассказывал.

Кирилл задавал общие вопросы, нутром чувствуя, что Соловьев врет, как сивый мерин, однако годы бизнеса делали свое дело, и изворачивался Соловьев мастерски. Следовало вызвать его повесткой и как следует нажать уже там, в отделении, а не здесь, в этой милой квартирке, где Соловьев чувствует себя хозяином, хотя в соседней комнате лежит труп его любовника. С каждой минутой Эдуард становился все более уверенным в себе. На вопросы он давал все более уклончивые и расплывчатые ответы. Кирилл начал злиться.

– Посмотрите, пожалуйста, что пропало в квартире, – попросил он. Соловьева сорвало с места, и он полетел к шкафам. Кирилл следовал за ним. Эдуард покосился на полулежащую Милену, которая мутно глядела в потолок, нюхая нашатырь. Соловьев не ринулся выворачивать ящики наизнанку, он сразу кинулся к встроенному в шкаф сейфу, который был абсолютно незаметен. Лицо его заметно побледнело, когда он увидел, что полки железного агрегата девственно чисты.

– Денег нет, – беспомощно произнес он. – И кредитка тут лежала.

Кирилл повернулся к эксперту:

– Сейф взломан?

– Открыт, и, похоже, покойным собственноручно. Более точно скажу после дактилоскопии, – ответил эксперт, оглядывая в лупу что-то неразличимое простым взглядом. Кирилл повернулся к Соловьеву.

– Тихомиров знал код?

– Конечно. Он ведь там и свои деньги хранил, – ответил Эдуард. – Ничего не понимаю, как он мог?

– А вам не приходит в голову, что его могли заставить это сделать, – неожиданно зло произнесла Милена. Кирилл и Эдуард обернулись на голос. Девушка уже пришла в себя и буравила взглядом Соловьева. Кирилл бросил суровый взгляд на оперативника, и тот быстро вывел девушку из комнаты. Милена упиралась, словно желала присутствовать при их разговоре.

– Что еще пропало? – спросил Кирилл.

– Видика нет, – буркнул Соловьев, хмуро оглядывая комнату. – Ноутбука не вижу… А ваши люди не находили такой черный дипломат с кодовым замком?

Кирилл повернулся к эксперту. Тот пожал плечами и кивнул на одного из своих помощников. Тот отрицательно покачал головой.

– Не было.

– А что там было? – спросил Кирилл.

– Документы, – глухо ответил Эдуард, – деловые бумаги, счета… Очень важные документы. Но главное – кредитка…

– На ней было много денег?

– Да. Погодите, я должен позвонить в банк и заблокировать счет.

Соловьев долго дозванивался в банк, что-то бурчал вполголоса, потом и вовсе вышел на балкон. Когда он вернулся, его щеки были не просто бледными, а синими.

– Кто-то перевел все деньги на другой счет. На карте ничего не осталось… – произнес Эдуард и рухнул в кресло. На остальные вопросы, задаваемые ему Кириллом для проформы, Соловьев отвечал вяло. Видимо, судьба утраченных денег его сильно взволновала. Впрочем, сумму, хранимую на счету, он назвать отказался. Передав Эдуарда молоденькому сержанту, который списывал анкетные данные Соловьева, Кирилл вышел к оперативнику, нетерпеливо топтавшемуся около двери.

– Ну что? – быстро спросил Кирилл, ловко вытягивая сигарету из предложенной ему пачки.

– Тут бабулька-вахтерша какую-то девицу видела странную. Вроде знакомая, а вроде, как и нет.

Кирилл вышел на улицу и увидел на скамейке пожилую даму, достаточно обычного вида. По дороге он увидел громадный джип, стоящий прямо на клумбе.

– Соловьева? – спросил он. Опер кивнул и направился к машине, где крутился милицейский шофер и куча подростков. Кирилл подошел к старушке и вежливо поздоровался.

– Расскажите, пожалуйста, кого вы видели ночью?

Старушка охотно открыла рот.

– Дак я и говорю, поздно уже было. Сижу я на вахте. Ходики как раз три часа пробили…

– Вы так поздно сидели на вахте? – перебил Кирилл. Старушка слегка смутилась.

– Дак кот у меня… Гулена, а не кот. Ушел вечером, я в одиннадцать домой пошла, дверь заперла честь по чести. Потом каждый час вставала, спускалась и кота звала. Кот у меня шибко красивый, еще скрадут. Зову, зову… Не идет, зараза. А в три часа спустилась, слышу – орет где-то рядом. Я покричала, прибег. Взяла я, значит, его на руки, и домой, а тут она и спускается, да тихо так, напугала меня. Поравнялась, значит со мной и говорит: «Здрасте, баба Маня!». Я говорю: «Здравствуй!», а кто такая – не признаю. А уж я-то всех в доме знаю. Я тут почитай сорок лет живу. Дом-то у нас сталинский, охотников на него всегда было много, а мне как передовику производства, квартирку дали, правда на первом этаже…

– Как она выглядела? – быстро спросил Кирилл, опасаясь, что старушка пустится в воспоминания своей юности.

– Кто? Деваха? Высокая, каблучищи вот такие! Как копыто лошадиное, прости господи, – охотно пояснила старушка, почему-то перекрестив живот. – Здоровая такая как копна, а платьице – до коленок не достает. Волосья рыжие, длинные, накрашена, как светофор, прости господи… И колготки в клеточку. От их дверей шла. Я ж рядышком живу, всегда всех вижу.

– А девушку, что сейчас выходила отсюда, вы видели? Не она? – спросил Кирилл.

– Не-е, – замотала головой старуха. – Эту-то я знаю. Милка Тихомирова, сестра его. Она частенько здесь бывала. Кот у меня как-то на дерево залез и орал благим матом, дак она его оттудова снимала. Я поначалу тоже думала – она, похожа вроде, да только Милка девка больно тощенькая, плечики тоненькие, сама аккуратненькая. Та крупнее была, только пахать на такой. И шла, задницей виляла, как шалава. Милка не так ходит. Не-е, не она это. Та другая была. Хотя…

Старушка глубоко задумалась и с подозрением уставилась на переулок, в котором скрылась Милена.

– Девица то эта ведь накануне приходила и из ихней квартиры вышла. Я и Эдуарду Николаевичу сказала, что мол, у вас девушка в квартире живет? А он мне – сестра это… А какая сестра, если Милка совсем другая.

– А больше вы никого не видели? – спросил Кирилл, сильно подозревая, что эта глазастая бабулька просто бесценный свидетель. Старушка пошамкала губами, а потом хитро посмотрела на Кирилла.

– А ведь твоя правда, сынок. Я когда за котом выходила, мужичонку видела во дворе, возле песочницы. Он меня увидел и спрятался. Я, признаться, побоялась еще раз во двор выходить. Кота из дверей кликала.

– А мужчина как выглядел?

– Да вшивенько, ни рыба, ни мясо. Плюгавенький такой, в очках, лысоватый, в курточке серенькой и штанах бархатных.

– Вы так хорошо его разглядели? – удивился Кирилл. Старушка рассмеялась.

– Дак я дальнозоркая. Другие-то бабки в моем возрасте близорукие, а я наоборот. А он тамочки стоял, как раз под фонарем.